Эмигранты

[Яна]

Да и не вторичен он, а хорош сам по себе, но вот мне Пеле больше по душе...

Золотые слова, Георгий, жалко, что Вы раньше их не сказали (а были поводы :о)) ).

Оля, я думаю, что никто и спорить не станет с тем. что можно любить РАЗНЫЕ книги, мы как раз об этом по-моему всё время и говорим.
Нравится или не нравится Коэльо, нравится или не нравится роман Агеева - дело вкуса и литературных пристрастий, но не думаю, что они становятся в некоторую оппозицию (у Золушки это был просто пример полного несовпадения вкусов с подружкой).

Про "Роман с кокаином" я сказать "нравится" не могу, это каким-то другим словом нужно обозначить. Но вот чего-чего, а уж ощущения надуманности, театральности, искусственности как раз не возникло. Скорее наоборот, ощущение искренности - которой даже чересчур, слишком много, не вынести. И, кстати, наверное поэтому было не оторваться - как будто, если отложу книгу, то словно подтолкну героя к той бездне, куда он всё равно скатится. Странное ощущение - мерзкий он, вроде и сочувствия не заслуживает, а вот бросить его (если книгу брошу) не могу...

Оля и все-все, а вдруг-вдруг (надежда получить ответ примерно такая же, как у Георгия, вопрошающего о Бразиллаке) кто-то слышал про писательницу Виолетту Ледюк (Violette Leduc). Только, если не слышали, не ищите ничего в сети, я вам расскажу сама и объясню почему (прекрасно понимаю, что это всё равно, что просить не думать о белой обезьяне :о)) ) Вот ещё одно случайно открытое имя, а место ей в "главном" списке. И никто, никто не знает...



(Отредактировал(а) Яна - 21:58 - 5 Ноября, 2002)

[Olala]

Яна, ваше восприятие "Романа с кокаином" некоторым парадоксальным образом пересекается с моим Объясню, что имею в виду. Читая роман, я, конечно, не забывала о том, кому приписывается авторство. И я, хотела того или нет, пыталась "узнать" руку упомянутого мной выше и нелюбимого Мастера. Временами казалось, что узнаю... И это только усиливало ощущение надуманности и т.д., ибо именно так я воспринимаю Набокова. Однако, дочитав до конца, я все же пришла к убеждению, что автор романа - не Набоков. Почему - даже не могу сказать. Не он, и все тут! Теперь я понимаю, что читала с некоторым предубеждением, которое, возможно, и помешало мне воспринять книгу такой, какая она есть. Хорошо ничего не знать об авторе!
Ваши ощущения от чтения романа Агеева - для меня еще одно подтверждение того, что автор - не Набоков. (Хотя я, конечно, понимаю, что мы с вами можем совершенно по-разному "читать" Набокова!)

Я действительно ничего не знаю про Виолетту Ледюк. Жду с нетерпением вашего рассказа!

[Георгий]

Яна: "Золотые слова, Георгий, жалко, что Вы раньше их не сказали (а были поводы :о)) ). "

Хм? О чем? О том, что мне Коэльо не нравится? Ну, я же не призывал к его запрету, хотя для меня он хорош лишь тем, что кого-то всё же трогает, и слава богу.

Или Кортасара тоже не люблю? Ну, я же признаю его заслуги, хотя спорны они. Я понимаю, что игра в слова интересна (у Кортасара целые главы можно читать справа налево - будет отдельное произведение, но в переводе это, разумеется, не передать, так что игра только испаноязычная). Но это литература?

Но всегда подчеркиваю, что моё личное мнение - это оно, моё... Оно не означает, что кто-то обязан маршировать под мою музыку.

А про Бразилака я получил убедительый ответ, Яна...

Если бы его знали и читали, то люди бы упомянули о нем. Следовательно, не знают. Честно говоря, купил его совершенно случайно, на сдачу в букинистическом отделе. 70 центов кан (15 рублей)! А то бы и сам не знал.

А про Виолету Ледюк (украинка? :-)), расскажите, а?

[Яна]

Вот-вот, Виолетта Ледюк - не украинка, но моя реакция была такая же: что это за писательница никому не известная да ещё с таким "неписательским " именем? Поэтому, наверное, запомнила, а потом когда слчайно книжка попалась (даже не в буке, а на развале каком-то случайном), купила. Я расскажу отдельно.

А про Бразиллака (не там пишу, где следовало, пардон) я, например, действительно не слышала. Когда прочла Вашу тему - посмотрела в сборниках-антологиях, нигде нет. И совершенно случайно выпал у меня из рук один том, где я Бразиллака и не искала, и открылся на странице Remerciements. И там в числе прочих благодарят издательство, предоставившее текст Бразиллака. Ну я его отыскала. Вот что про него пишут:
Robert Brasillach (1909-1945)
Cet auteur brillant, ce romancier doue, ce critique exceptionnel aurait pu avoir une destinee litteraire exemplaire. Malheureusement, il adhera au fascisme et se fit remarquer par ses prises de positions antisemites. Malgre une petition signee par les plus grands ecrivains francais, de Gaulle refusa de revenir sur le jugement qui le condamnait a mort. Le 6 fevrier 1945, il fut fusille au fort de Montrouge. (ктой-то там у нас живёт неподалёку? :о))

Il a ecrit pendant son incarceration les emouvants Poemes de Fresnes.

Bijoux

Je n'ai jamais eu de bijoux,
Ni bagues, ni chaine aux poignets
Ce sont choses mal vues chez nous:
Mais on m'a mis la chaine aux pieds.

On dit que ce n'est pas viril,
Les bijoux sont faits pour des filles:
Aujourd'hui comment se fait-il
Qu'on m'ait mis la chaine aux chevilles?

Il faut connaitre toutes choses,
Etre curieux du nouveau:
Etrange est l'habit qu'on m'impose
Et bizzare ce double anneau.

Le mur est froid, la soupe est maigre
Mais je marche, ma foi, tres fier
Tout resonnant comme un roi negre
Pare de ces bijoux de fer.

Пока я всё это печатала, мой муж пришёл (выгонять меня из-за компьютера, видно :о)), велел говорить Бразийак, а не Бразиллак, потом прочёл и удивился: я, говорит, фамилию такую слышал, всегда знал, что он был фашист, но не знал, что писатель.
Потоммы посмотрели в словарях. Бразийак упоминается в Quid'e.
Там названы его литературные произведения:
l'Enfant de la nuit (1934)
Comme le temps passe (1937)
les Sept Couleurs (1937)
Notre avant-guerre (1941)
la Conquerante (1943)
les Quatre Jeudis (1944)
Ecrit a Fresne (poemes, 1944)
les cCaptifs
la Reine de Cesaree (пьеса, постановка была осуществлена в 1957)

А в биогр. данных:
Отец Бразийака был офицером, убит в Марокко в 1914 году. Жил с матерью в Париже. 1928 - Эколь Нормаль Сюперьер, 1930 - критик в Аксьон Франсез, в 1937-1943 - главный редактор Je suis partout, ультра-правого издания, в 1940 примкнувшего к нацистам.

[Георгий]

Яна, примерно то же написано и в предисловии к книге, и на сайтах, что я посмотрел. Любопытно, что прошло почти 60 лет, а Франция, видимо, не простила... В "Семи цветах" ничего мерзко-политического нет. Есть интересно изложенная история любви на фоне политики в Германии, Франции, Испании, Италии и развития взглядов героев, объяснение их прихода к фашизму (такому, каким он был в тридцатые годы - Муссолини, как вождь и т.д.). Интересный взгляд "с той стороны" на события в Испании, причем ничего карикатурного, кроме, наверно, одного упоминания, что, разумеется, республиканские интернационалисты в массе своей отрабатывали деньги Саудовской Ара.. ой, ... деньги Москвы. Но даже и тут Бразийяк признает, что были среди них и "идеалисты".

С точки зрения литературы - семь разных стилей, от пьесы до романа в письмах (надо читать, чтобы понять), тоже очень привлекательно.
Я не помню другого такого романа в таком стиле, точнее, в таких стилях.

А про Виолету Ледовую Герцогиню ждем-с...

[Vishenka]

Разговор так далеко отшатнулся от заявленной темы, а я вот прочла впервые Газданова - Вечер у Клэр - не в восторге, а вот Полет и Ночные дороги - очень и очень. Набокова очень не люблю из-за снобизма, а чего-то подобного Газданову ждала еще с катаевской книжки "Алмазный мой венец"(?), где он цитировал русских, но не советских. Газданов лично мне приятен погруженностью в жизнь, тем, что как и я должен заботиться о хлебе насущном (даждь нам днесь), а не о бабочках и не литературных салонах.

[Золушка]

Да, я безусловно сгоряча сказала, что Набоков и Газданов похожи. Совсем разные люди. Набоков наблюдает, рассматривает, иногда брезгливо, но всегда отстраненно. Газданов - совсем наоборот - всем проникается сам. Поспешила я, каюсь. Уж больно мне нравится и у Набокова, и у Газданова их красивый русский язык.

Вчера в книжном на Тверской видела чудо - новое издание Романа с кокаином, красивая такая книжечка в хорошем переплете. А на обложке написано большими буквами - МАРК Агеев, "Роман с кокаином".

[IrinaS]

Уважаемы форумчане, я почему-то в последнее время могу читать (вернее, мне доставляет удовольствие) книги совремных авторов. Может кто-нибудь поделится информацией о том, какие сейчас есть совремнные авторы в эмигрантской литературе и что стоит почитать. Только Аксенова прошу не предлагать, по-моему, он совсем исписался. Лимонов - то наверное недостаточно изысканное чтиво для данного форума. Так кто же еще?

[Vishenka]

Если Вам, Ирина, не обязательно, чтобы автор разделял наш советский опыт, то Нина Берберова, не знаю только, насколько она Вам покажется современной. "Курсив мой"
Андрей Макин упоминался в топиках - я-то его не читала, не владею французским.
Дина Рубина - современно, эмигранцки, просто хорошо пишет, на мой вкус немного многовато экзотических израильских реалий в рассказах, хотя я ее немного читала.
У Аксенова, несмотря на Ваш суровый приговор, Московская сага мне понравилась и В поисках грустного беби я тоже с удовольствием читала.
Лимонов - не боясь показаться старомодной ханжой - я не могу и не хочу через себя
переступать.
Более современного я ничего не знаю, прошу прощения, а каковы Ваши рамки современности?

Золушка, spasibo za ponimanie, prijatno

[IrinaS]

Я как раз не "Москвовскую сагу" имела ввиду.
А Лимонова, как ни странно, прочитала моя бабушка почти восьмидесяти лет, и сказала "Душевно пишет!"

[Vishenka]

"Душевно пишет!" -

[IrinaS]

Она имела в виду его мысли о ностальгии, одиночестве в большом городе, тоске, и абстрагировалась от полупорнографических описаний сцен с неграми и т.д.

[zalessky]

В выходные купил очередное произведение Носика "Прогулки по французской ривьере" Начал читать, пока забавно. Думаю, многие, кто планирует поездку на Средиземноморье, найдут для себя много полезных адресов, связанных с русскими и не только именами.

[Miel]

Завидую,zalessky

Насчет эмигрантской литературы, я перечитала множество. То, что запомнилось: Ирина Одоевцева "На берегах Невы", "На берегах Сены", захватывающе пишет, хотя многое перевирала (как потом читала у других о ней), Тэффи "Воспоминания", Бунин "Окаянные дни", проза Марины Цветаевой, воспоминания ее сестры Анастасии Цветаевой (она не уезжала)

[Zina]

Вчера в книжном на Тверской видела чудо - новое издание Романа с кокаином, красивая такая книжечка в хорошем переплете. А на обложке написано большими буквами - МАРК Агеев, "Роман с кокаином".

Да, да! Я ещё зимой видела ЭТО издание. Ну как же так можно?! Не понимаю! И ведь это книгоиздатели!

[Zina]

"Окаянные дни" Бунина прочитала несколько лет назад. Впечатления живы до сих пор.
А вот "Воспоминания" Тэффи закончила читать пару дней назад. Читала с удовольствием. Очень красочный язык. Я смаковала почти каждую фразу.
Вообще, на мой взгляд, вся эмигрантская литература отличается красивостью русского языка. И особенно больно становится, когда вот этим красивым языком описывается вся дурь, весь кошмар послереволюционной России.

[Miel]

Да нет, тоже есть довольно нудные вещи, как воспоминания Чулкова. Почитайте, если не читали, Анатолия Аверченко (типа Тэффи).

[Miel]

Еще интересны воспоминания Корнея Чуковского и Эренбурга.

[Zina]

Miel, спасибо за рекомендации.
Вряд ли воспоминания Чуковского и Эренбурга можно отнести к эмигрантской литературе.

Согласна, что не все авторы интересны. Так это в любой литературе так. Не только в эмигрантской. Мне, значит, пока везло.

(Отредактировал(а) Zina - 15:49 - 15 Июля, 2003)

[Miel]

Конечно, не к эмигрантской, но Эренбург часто бывал за границей и встречался с эмигрантами, к примеру...

[Vishenka]

По нью-йоркскому русскому радио слышала передачу о замечательной эмигрантке, которая сейчас живет в Бостоне, Маргарите Ивановне Зарудной-Фриман. Ей 95 лет, она написала мемуары и сейчас ищет издателя для них. Когда ей было 12 лет, мать ее расстреляли чекисты в Омске за контрреволюционную деятельность, отец в это время был уже в Харбине, куда эта девочка с помощью няни и привезла своих младших сестричек.
В США она попала лет 70 назад, математик по профессии, в последнее время преподавала русский язык в одном из многочисленных бостонских колледжей. В 40-е или 50-е годы она рвалась в Советский Союз (с трудом отговорил отец) на волне жалости к своему столько перенесшему народу и отвечая на призывы Сталина и Советского правительства. Сейчас говорит, что все, тогда приехавшие, в той или иной мере подверглись репрессиям, в основном в виде лагерей, мало кто выжил.
95 лет - и четкая дикция, твердая речь, ясная голова, цели, замыслы! Чего и всем нам желаю
Еще одного 90-летнего человека слышала там же - Тихону Хренникову исполнилось 90.
Бодрый, слегка сожалеющий о настоящем человек (раньше было лучше).

[Leonetti]

Тоже люблю Газданова. Особенно "Призрак Александра Вольфа".
"Вечер у Клэр" так и не дочитала. Нудновато показалось.

[Яна]

Прошу прощения, что вклеиваю такую длинную статью. Я нашла её случайно в интернетовском журнале НЛО, когда искала в русском Интернете ссылки на Егора Грана (про которого не знала ничего, только книгу его последнюю читала), прочла с большим интересом.
Цифры в тексте – см. ссылки в конце статьи.
Упомянутое Приложение 1 не вклеиваю в целях экономии места, если интересно, его можно почитать по ссылке:

http://nlo.magazine.ru/dog/gent/main19.html

Андрей Лебедев
СОВРЕМЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА
РУССКОЙ ДИАСПОРЫ ВО ФРАНЦИИ?
Инвентаризация


Литература русской диаспоры во Франции переживает с недавних пор принципиальные изменения. Суть этих изменений сводится к тому, что сам факт ее сегодняшнего существования может быть поставлен под сомнение. Цементируемое пока еще словесно, понятие "современная литература русской диаспоры во Франции" расползается по всем швам в реальности.
Вот почему автор решился пересмотреть содержание общих понятий, посредством которых обозначен предмет статьи. За внешней амбициозностью замысла кроется глубокая растерянность перед значимостью происходящего. Отсюда особенности нашего подхода, отсюда - особенности стиля. Автору очень хотелось бы выдержать объективизирующую предмет его размышлений дистанцию, однако он прекрасно отдает себе отчет в том, что собственная вовлеченность в описываемые события не может не сказаться на созданной им картине. Мы заранее просим прощения у всех тех лиц, чьи амбиции так или иначе будут задеты в статье. Нам остается лишь надеяться на то, что некоторая субъективность написанного сделала ее менее скучной для чтения.
В работе над статьей нам очень помогли ответы на анкету, с которой мы обратились к русским авторам, издателям, критикам, живущим во Франции. Всем откликнувшимся на анкету - большое спасибо. Их ответы помещены в Приложении 1.
Литература
Для традиционного литературоведения центральным является понятие произведения. Литературоведы любят живописать то, как его сразу же оценила восторженная критика и благодарный критике, всегда анонимный читатель. Или то, как оно долго ждало своего часа, прежде чем престарелый автор (увы, к тому времени более озабоченный регулярным приемом медикаментов) на больничном одре дрожащими руками принял наконец запоздавшие лавры. Оно могло также сначала вызвать восторг масс, но быть неодобренным каким-нибудь старшим научным сотрудником соответствующего института в очерке для очередной истории литературы век спустя.
Но все это служит лишь преамбулой к анализу самого произведения. Его место в иерархии ценностей более не обсуждается и оговорено в бумагах, с которыми автор предстанет перед Всевышним Редактором в день Страшного Литературного Суда.
Такой подход, чрезвычайно удобный для работы с "хорошо выдержанными" произведениями (hors Йge, как пишут на этикетках со старым арманьяком), оказывается малопродуктивным в случае с современной литературой. Мы способны видеть сейчас скорее процесс, чем результат.
Вот почему при описании современной словесности акцент должен быть перенесен с произведения на его производителей. Поэтому определяющим для нас будет являться понятие совместного труда - авторского, посреднического, читательского - по превращению текста в произведение, или в вещь, на профессиональном языке вовлеченных в этот процесс.
Современность
Еще в начале девяностых годов специалисты по современной русской литературе метрополии могли расходиться во мнениях относительно ее нижней временной границы, считая таковой или хрущевскую оттепель, или даже окончание Второй мировой войны.
Периодизация литературы диаспоры делалась по "волновому" принципу, согласно которому, современной считалась прежде всего литература третьей волны русской эмиграции (с начала семидесятых годов).
Так или иначе, но счет шел на десятилетия.
Новизна ситуации, которую переживает современная литература в России, заключается в том, что ей всего не более десятка лет. При этом подавляющее большинство ее участников вошло в литературу или по меньшей мере воспитывало свое представление о ней в предшествующий период. С тех пор принципиально изменился автор, текст, читатель, посредник, а в результате - и сама словесность. Те, что не изменились, - оказались (или остались) маргиналами.
Перемены, произошедшие в России, имеют решающее влияние на литературную ситуацию в русской диаспоре и, в частности, во Франции. Финансовый и символический капитал, которым обладала эмигрантская литература, обеспечивался ей за счет России. Финансовый - так как она существовала в основном на средства западных правительственных и частных организаций, рассматривавших поддержку ее как одно из средств борьбы с советской властью. Символический - ибо слово тамиздата было словом людей, решившихся на конфликт с режимом, пострадавших в этом конфликте и тем самым героизировавших свое слово, покинувших Советский Союз и обретших возможность тиражирования этого слова, поселившихся на Западе и получивших возможность свбодных и неограниченных контактов с мировой культурой.
Терминология, определяющая перемены, которые произошли в России с конца 1980-х годов и особенно с момента распада СССР (рубеж 1991-1992), еще находится в процессе становления. В зависимости от позиции наблюдателя речь может идти и о "крушении империи зла", и о "стадии первоначального накопления капитала", и о создании "клептократии" (власти воров) и "мафиозного государства" и т.д. Так или иначе, в результате этих перемен современная литература русской эмиграции своих прежних капиталов лишилась. Эффект утраты оказался настолько шокирующим, что авторы ответов на нашу анкету, знавшие лучшие времена, утверждают, что ее просто не существует, во всяком случае во Франции, а большая часть остальных говорит о ее существовании с весьма серьезными оговорками.
Диаспора
В современном русском языке "диаспора" входит в достаточно объемную группу синонимов, которая включает в себя также "зарубежье", "изгнание", "иммиграцию", "рассеяние", "эмиграцию" 1. Договоримся о терминах.
Эмиграция определяется отъездом из страны, который становится стигматом, "шрамом прошлого" (Дм. Савицкий). В нашем случае эмигрантство как психическое состояние свойственно представителям старшего поколения респондентов 2. Само слово "эмиграция" отсутствует в ответах на анкету более молодых авторов 3. Ему предпочитаются "диаспора" (Соловьев), нейтральная описательная конструкция "россияне, живущие в Париже" (Козлов) или вовсе молчание относительно своего самоопределения 4.
К "эмиграции" примыкают "зарубежье" и "изгнание", также отсылающие к покинутой родине. Ведь "эмигрируют", "изгоняются" прежде всего из, но не в. И живут за рубежом, границей прежнего отечества.
Подобно "эмиграции" и "изгнанию", "иммиграция" есть перемещение в пространстве. Однако, в отличие от первых двух случаев, иммигрируют в, а не из, с мыслью об устройстве в новой стране.
И лишь "диаспора" ("рассеяние") подразумевает не движение, не переезд, а жизнь на месте - именно нормальную жизнь, а не мученическое житие.
Вот почему понятия "автор (посредник, читатель)-эмигрант", "-иммигрант", "-член диаспоры" одинаково имеют право на существование, означая при этом отнюдь не одно и то же. И интересовать нас будут в первую очередь не эмигрантские попытки возвращения на родину в своих книгах (гробах) и не иммигрантские стратегии вписывания в новую среду, а способность современной русской диаспоры во Франции создать достаточно автономную структуру литературного производства - структуру, рассчитанную не на экспорт и не на импорт, но на непосредственное удовлетворение собственных культурных потребностей. У диаспоры имеются свои церкви, детские летние лагеря, спортивные клубы, дома для престарелых и пр. Есть ли у нее литература?
Русскость
Что дает основания рассматривать текст в качестве произведения - в нашем случае русской - диаспоры? Тот факт, что его производители являются жителями диаспоры. Проблема, однако, заключается в том, что, в отличие от жителя метрополии, житель диаспоры существует в ситуации двукультурья, причем его диаспорная культура объективно является подчиненной культуре аборигенского большинства.
Особенно остро это двукультурье переживается эмигрантом, которому свойственно подчеркнутое, по сравнению с жителем метрополии, самоотождествление с национально-культурными ценностями родины. Иностранное окружение порождает в нем страх утраты привычной самоидентификации и актуализирует для первого то, что второму кажется само собой разумеющимся.
В свою очередь, иммигрантство может проявляться прямо противоположным образом: через подчеркнутый отказ от ценностей родины в пользу новой страны обитания, настойчивое декларирование причастности новой культуре, что, в свою очередь, отличает его уже от нормального жителя заграницы. Но и в этом случае, проблематизируя то, что аборигену кажется банальным, приезжий остается чужаком, "чукчей" (Гладилин) 5.
Эти соображения должны помочь нам лучше понять случай Андрея Макина, на который указывают двое из наших респондентов 6. Вопрос стоит так: является ли роман "Французское завещание" произведением литературы русской диаспоры? Мы обращаемся к этой книге, потому что именно она принесла Макину колоссальный успех во Франции.
Согласно предложенным нами критериям, нет. Роман издан во Франции, медиатизирован французскими критиками и журналистами, его большой тираж обеспечен французским читателем.
Необычность ситуации, принесшей книге успех, заключается в авторской стратегии. Макин радикально меняет привычную оппозицию "аборигены/эмиграция"; в его книге повествователь-чужак (и ассоциирующийся с ним автор 7) не противопоставляет себя первым, но подчеркнуто манифестирует свое желание стать одним из аборигенов 8. Маугли покидает джунгли, оказавшись в результате не просто белым человеком, но к тому же еще и французом.
Такая стратегия как нельзя лучше отвечает потребностям дня. Бывшая колониальная держава, Франция переживает серьезные проблемы, связанные с иммигрантским вопросом, прежде всего с массовой иммиграцией в эту страну жителей ее бывших африканских колоний. Будучи западным государством, она вынуждена определиться в своем отношении к переменам, происходящим в странах Восточной Европы, также поставляющим во Францию большое количество иммигрантов. Считающую себя страной культуры par excellence, ее сотрясают взрывы антиамериканизма, выражающегося, например, в попытках введения квоты на англоязычные песни в радиоэфире, ритуальных нападениях на рестораны Макдональда или привозе группой французских фермеров двухсот двадцати килограммов рокфора на совещание Мировой организации по торговле в Сиэтле. И если в период холодной войны выигрышным был образ чужака-эмигранта, полусвятого-полуколдуна, пришедшего из восточных лесов и степей и привносящего немного разнообразия в пресноватую западную жизнь (аккуратная макинская бородка не идет ни в какое сравнение с роскошными брадами Солженицына, Синявского, Копелева), то теперь требуется ровно противоположное.
Показательно в этом отношении равнодушие, с которым был принят роман Макина в России. Несмотря на усилия некоторых критиков и журналистов, он так и не был востребован широким читателем. И интересовавшие еще недавно Запад авторы-эмигранты, и Макин использовали "эмиграцию как прием" (выражение Зиновия Зиника). Однако смысл этого приема принципиально изменился. Писатель-эмигрант, уехав из России, продолжает обращаться к русскому читателю; писатель-иммигрант, приехав за границу, думает о читателе местном.
Опираясь на собственные наблюдения, отметим, что в эмиграции мнения по поводу книги разделились: одни приняли с восхищением, другие, наоборот, - с враждебностью, явной или тайной. Общим же явилось отсутствие разговора по существу, т.е. о литературных качествах произведения. Он заменялся бесконечной устной дискуссией по двум вопросам: 1) А была ли бабушка? 2) На каком языке написан роман в оригинале? Причем если относительно существования реального прототипа родственницы повествователя мнения еще разделялись, то по второму вопросу абсолютное большинство оказывалось сторонниками "русской" версии.
Франция
Определяющими факторами современного существования русской диаспоры во Франции являются, на наш взгляд, следующие:
1) мощное культурное прошлое;
2) практически непреодолимые бюрократические трудности, которые испытывает современный рядовой эмигрант из России при попытке официально обосноваться во Франции 9;
3) сугубая столичность французской жизни, в том числе русской диаспорной. Париж далеко опережает любой другой французский город по демографическим, промышленным, культурным и прочим показателям.
Взятый сам по себе, первый фактор, без сомнения, является благоприятным для культуры диаспоры. Однако в сочетании со вторым он приводит к тому, что свежих сил, необходимых для развития этой культуры, в том числе литературы, чрезвычайно мало. В этом отношении значимость Франции на культурной карте современной русской диаспоры куда меньшая по сравнению с Израилем, США, Германией, в большом количестве принимающих эмигрантов из бывшего Советского Союза 10.
Русский Париж превратился для России в город-некрополь, город-архив, куда ездят за сбором материалов для очередной статьи о Бунине, Цветаевой, Мережковском. На их фоне современные русские авторы, живущие в Париже, напоминают то ли бомжующих на шикарном кладбище самозванцев, то ли бедных родственников покойного, пришедших со скромным букетом на его похороны, но застрявших в юбилейной толпе по случаю пятидесятилетия со дня его кончины.
Что касается "парижецентризма", то этот фактор, как нетрудно догадаться, с одной стороны, активному взаимодействию живущих здесь творческих личностей, но, с другой, затрудняет их выявление и развитие в провинции 11.
Авторы
Главным критерием, позволяющим относить пишущего к этой группе, являлось для нас его достаточно активное участие в литературной жизни, а именно издание своих текстов, публичные выступления, внимание посредников и признание читателей. К сожалению, никакого справочного пособия, посвященного современным русским авторам, живущим во Франции и традиционно считающимся авторами местной русской диаспоры, не существует 12. Составляя их перечень, мы вынуждены были руководствоваться главным образом собственными наблюдениями.
В качестве прозаиков нам известны: Нина Божидарова, Николай Боков, Дмитрий Бортников, Анатолий Гладилин, Алексей Ивин-Конь, Андрей Лебедев, Юрий Мамлеев, Борис Носик, Владимир Репин, Дмитрий Савицкий, Кира Сапгир, Сергей Соловьев, Евгений Терновский, Анаит Топчян.
Список известных нам поэтов составляют такие имена, как Василий Бетаки, Наталья Горбаневская, Владимир Загреба, Кристина Зейтунян-Белоус, Виолетта Иверни, Кароль К., Антон Козлов, Борис Лежен, Любовь Молоденкова, Галина Погожева, Александр Радашкевич, Николай Сарафанников.
В качестве драматурга укажем Юрия Юрченко.
Отдельно назовем имена Михаила Богатырева (поэзия, проза) и Алексея Хвостенко (поэзия, драма).
Кроме того, в период, который мы предлагаем считать современным, ушли из жизни писатели Владимир Максимов (1995) и Абрам Терц (1997), поэты Манук Жажоян (1997) и Вадим Козовой (1999).

ПосредникиВ Диаспоре нам известно четыре издательства-посредника, выпускающих русскую художественную литературу: Издательство Николая Дронникова, ИМКА-Пресс, "Русский болтун" 13, "Синтаксис" 14.
Русская литература печатается на страницах журналов "Вестник РХД", "Русская литература/Lettres russes", "Синтаксис", "Стетоскоп", а также газеты "Русская мысль".
Литературные вечера с участием Авторов проходят в русском парижском клубе "Симпозион", работой которого руководит Алексей Хвостенко, при русском отделении Сорбонны (прежде всего благодаря усилиям профессора Вероники Лосской), а также организуются журналом "Стетоскоп".
В Париже (что является в нашем случае синонимом Франции) существует два книжных магазина, в которых можно найти сочинения Авторов: "Les Oditeurs rOunis" и "Globe". Kpoмe того, сочинения Авторов продаются на литературных вечерах с их участием.
Существует одна общедоступная русская библиотека - Тургеневская. Кроме того, некоторые сочинения Авторов имеются в библиотеках французских высших учебных заведений, где изучается русский язык 15.
Критические материалы об Авторах помещаются на страницах "Русской мысли".
Интервью с ними транслируются Международным французским радио (русская редакция) и Свободным радио французских анархистов (ежевоскресная двухчасовая передача на русском языке "Голос труда"; ведущий Александр Чукаев).
Замечательная картина! Но что кроется за ней в действительности? Посмотрим конкретно, как обстоят дела с главными формами посреднической деятельности: издательской, журнальной, книготорговой.
Издательства
За период с 1992 г. из всех указанных издательств-посредников книги Авторов не вышли ни в одном.
Само понятие "издательство-посредник" может показаться плеоназмом. Мы используем его для того, чтобы разграничить издательства, реально берущие на себя труд посредника между авторами и читателями, и авторов, которые выпускают свои книги на собственные средства под выдуманной ими издательской маркой, имитируя тем самым нормальный литературно-производственный процесс. Примерами таких "издательств" являются "Стетоскоп" (Митрич и Богатырь 16), "Maison "Quatorze" (A. Ивин-Конь)", Victor" (H. Сарафанников) и некоторые другие. Тираж выпускаемых ими книг колеблется от нескольких экземпляров 17 до двухсот-трехсот 18. Чаще же всего Авторы предпочитают издавать свои книги в России.
Таким образом, на сегодняшний день в русской диаспоре во Франции нет ни одного настоящего издательства, выпускающего сочинения ее авторов.
Периодика
Авторов печатают три периодических издания: "Русская литература/Lettres russes", "Русская мысль", "Стетоскоп".
Журнал "Русская литература/Lettres russes" (тираж 600 экземпляров) печатает и включает в число своих подписчиков представителей Диаспоры, однако смысл своей деятельности видит отнюдь не только в обслуживании их интересов 19.
При более чем полувековом существовании и тираже 50 тысяч экземпляров "Русская мысль" традиционно считается самым представительным периодическим изданием русской диаспоры во Франции. Не случайно, что именно к этой газете предъявляют серьезные претензии трое из наших респондентов 20. Суть их упреков заключается в том, что она перестала быть печатным органом эмиграции, который объективно отражал бы ее интересы.
Нас, впрочем, интересует здесь чисто технический вопрос: можно ли, даже в случае самого внимательного отношения "Русской мысли" к современным русским авторам, живущим во Франции, считать ее литературно-художественным периодическим изданием? Очевидно, что нет. Традиционной формой такого издания является "толстый" литературный журнал, но никак не газета, основные жанры которой - информационные сообщения и аналитические статьи.
Итак, единственным периодическим литературным изданием современной Диаспоры является журнал "Стетоскоп", печатающийся на черно-белом ксероксе средним объемом 60 страниц и тиражом 70 экземпляров 21.
Книжная торговля
Работая над статьей, мы специально побывали в указанных выше книжных магазинах с тем, чтобы понять, как представлены в них сочинения Авторов.
В "Globe" имелись книги трех Авторов 22. На вопрос о том, что еще можно приобрести из книг Авторов, нам ответили: "Те, что распространяются через "Международную книгу". Учитывая то, что немалая часть этих книг либо выходит только во Франции, либо вывозится сюда из России самими авторами 23, апелляция к этой организации звучит весьма риторически.
В отличие от "Globe", в "Les Editeurs re'unis" Авторы оказались представлены достаточно хорошо 24. Нам, однако, заметили, что никакой коммерческой выгоды торговля их книгами магазину не приносит, так как покупаются они по одному-два экземпляра книги в год или не покупаются вообще 25. В магазин книги попадают, как правило, через самих Авторов, которые сдают их на комиссию.
Из вышесказанного можно заключить, что сейчас на территории Франции имеется один книжный магазин, в котором реально представлены сочинения современных русских авторов, живущих в этой стране.
О продаже изданий на литературных вечерах, по свидетельству самих Авторов, говорить почти не приходится. Что касается "Стетоскопа", то редакции удается продавать в целом не более двадцати экземпляров одного номера (включая подписку за границей).
Читатели
Мы не располагаем точными сведениями о количестве жителей Диаспоры. Тем не менее есть основания рассматривать в качестве минимальной цифру 120 тысяч 26.
Цифра весьма солидная. Однако четверо из наших респондентов говорят об отсутствии читателя в современной Диаспоре 27. Что же тогда читают русские жители Франции? И читают ли вообще? 28
В полном объеме ответы на эти вопросы не входят в задачи нашего исследования. Поэтому ограничимся попыткой понять, что представляют из себя читатели Авторов.
Таковые могут быть разбиты на четыре группы:
1) читатели русской диаспоры во Франции;
2) читатели-французы, владеющие русским языком;
3) читатели диаспоры и иностранцы, владеющие русским языком, вне Франции;
4) читатели метрополии.
Из них непосредственный интерес представляют для нас первые.
Главной формой манифестации читателя является покупка им сочинений автора. Только таким образом он становится настоящим читателем-производителем, а не остается фигурой пассивной (читатель библиотеки) или страдательной (друзья автора, а также потенциальные литературные посредники, получающие от него сочинения в дар). Функция денег в данном случае близка функции денег в психоанализе, как функция чтения - психоаналитическому курсу 29. Как известно, плата за сеанс, и обычно весьма высокая, является непременным условием курса. В противном случае пациент (читатель) не заинтересован в реальном результате работы и предпочитает оставаться в фантазматическом пространстве ложного представления о себе: пациент - как существа психически нормального, читатель - как существа высококультурного.
Основные данные, которые следует учитывать при обсуждении вопроса о существовании читателя в современной литературе русской диаспоры во Франции, - это данные о продаже книг Авторов и единственного литературного журнала в единственном книжном магазине и на литературных вечерах 30. Данные эти приведены выше. Приведенные цифры смехотворны. Поэтому мы вынуждены считать справедливым мнение тех наших респондентов, которые отрицают существование такого читателя.
Произведения
Критерием, лежащим в основе предлагаемой нами классификации произведений, является степень участия тех или иных литературных производителей в создании произведения. С этой точки зрения произведения современных русских авторов, живущих во Франции, делятся на две группы:
1) произведения французской литературы. Кроме произведений Андрея Макина, чей случай мы проанализировали выше, отнесем к этой группе произведения Владимира Волкова, Егора Грана, Габриэля Мацнева, Анри Труайа 31.
Считая их авторами Диаспоры, мы исходим из того, что все они, живя во Франции, родились и/или воспитывались в семьях выходцев из России 32 и продолжают поддерживать отношения с Диаспорой на личном уровне. Считая их сочинения произведениями французской литературы, мы принимаем во внимание то, что они были написаны по-французски, изданы и медиатизированы во Франции, их писательский успех был обеспечен признанием французского читателя. Поэтому в основной список Авторов они не включены;
2) произведения русской метропольной литературы.
Наиболее известны из них произведения таких Авторов, как Василий Бетаки, Анатолий Гладилин, Наталья Горбаневская, Владимир Максимов, Юрий Мамлеев, Дмитрий Савицкий, Абрам Терц, Алексей Хвостенко33.
Все они представители третьей волны эмиграции, сложившиеся как литераторы задолго до 1992 г.
Кроме того, выделим в отдельную группу тексты, не преодолевшие стадию "автор - посредник" или "автор - читатель". Щадя самолюбие литературного ближнего, не называем здесь конкретных имен.
* * *
Итак, исходя из всего вышесказанного, можно ли говорить о существовании современной литературы русской диаспоры во Франции? На наш взгляд, как, впрочем, и на взгляд большинства наших респондентов, нет.
За последние восемь лет, составляющие новый период в истории русской культуры, как минимум, стодвадцатитысячная русская диаспора во Франции не создала ни одного литературного произведения.
Главными причинами такого положения дел являются утрата русской эмиграцией своего финансового и символического капитала, активная литературная жизнь в метрополии, а также чрезвычайно ограниченные возможности, имеющиеся у современного русского эмигранта для того, чтобы обосноваться во Франции.
Можно ли рассчитывать на возрождение литературы русской диаспоры во Франции в ближайшие годы? Считаем, что нет. При наличии авторов здесь практически отсутствуют заинтересованные в ее появлении посредники и читатели, и реальных причин, способствующих возникновению этого интереса, в настоящий момент не предвидится.
1 В анкете "эмиграция" и однокоренные ему слова употреблены 10 раз (Гладилин (5), Носик (2), Амурский (2), Бетаки (1)), "диаспора" и его руссская калька "рассеяние" - 4 (Савицкий (2), Соловьев (2)); "зарубежье" - 1 (Савицкий); "иммигранты" - 1 (он же).
2 См., например, у Носика: "...Хотя я и "не уезжал", чувствую себя в последнее время все больше эмигрантом, т. к. старые московские друзья уходят - "одни в никуда, а другие в князья"..."
3 Самому юному из них, Дмитрию Бортникову, 31 год, самому старшему, Сергею Соловьеву, 43 года.
4 Из известных авторов третьей волны попытка дедраматизации и банализации эмиграции делалась Иосифом Бродским: "В этом опыте [эмиграции, изгнания] нет ничего особенного в сравнении с многочисленными перемещенными лицами в мире - с гастабайтерами, с арабами, ищущими работу во всех странах. Если вспомнить вьетнамцев, сотнями тысяч переезжающих с места на место, если подумать обо всех людях, которые оказались в изгнании, то писателю говорить о его личных условиях в изгнании просто неприлично" ("Никакой мелодрамы...": Беседа с Иосифом Бродским // Амурский В. Запечатленные голоса: Парижские беседы с русскими писателями и поэтами. М., 1998. С. 5).
Остается, однако, вопросом, как истолковывать в свете сказанного последовательно декларировавшийся отказ поэта посетить Петербург в постсоветские годы ("переехать с места на место"): как полную атрофию привязанности к родному городу, неоднократно воспетому Бродским в стихах, как желание подчеркнуть собственную исключительность гения-одиночки, всегда нарушавшего об-
щепринятые нормы, или как проявление все той же эмигрантской болезненности по отношению к родине? Сам Бродский объяснял это тем, что город, который он покинул, больше не существует.
В любом случае высказывание Бродского из интервью Амурскому необычно для авторов-эмигрантов его поколения.
5 Если к типично эмигрантским заявлениям относятся "суки" в адрес аборигенов (Гладилин), то иммигрантов, наоборот, характеризует настаивание на том, что "мы, вообще-то, с русскими почти не общаемся". Эта черта иммигранской психологии точно подмечена Сергеем Довлатовым. Среди его персонажей, нередко кочующих из одного произведения в другое, есть молодая пара - Фима и Лора ("Иностранка"), они же Алик и Лора ("Третий поворот налево"). В "Иностранке" сакраментальная фраза вложена в уста Фимы: "С русскими мы практически не общаемся..." (Сергей Довлатов. Собрание прозы: В 3 т. СПб., 1995. Т. 3. С. 34). Иронический смысл этому высказыванию придает то, что Фима делает его по поводу района, в котором находится купленный ими домик: "Жили здесь в основном корейцы, индусы, арабы", - уточняет автор. В "Третьем повороте налево" ирония усилена: "Жили здесь в основном американские евреи, поляки и китайцы. Русских здесь не было совершенно. Алик говорил: "С русскими мы практически не общаемся..." (Малоизвестный Довлатов. СПб., 1996. С. 199). Общаясь или нет с русскими, герои не сливаются с аборигенами.
6 Гладилин, Савицкий.
7 "Французское завещание" написано от первого лица.
8 См. в Анкете проницательное суждение Савицкого, цитирующего по этому поводу известные строки Мандельштама о Франции.
9 За исключением случаев брака.
10 Пример, иллюстрирующий такое положение вещей, - проведение концертов авторской песни в Париже. Как правило, русские барды не едут сюда прямо из России, а заезжают во французскую столицу из Германии, где имеются хорошо отлаженная система КСП и достаточная публика, способные обеспечить бардам финансово оправданное турне по нескольким немецким городам.
11 Так, из 33 авторов, указанных ниже в главе "Авторы", лишь двое (Ивин-Конь, Соловьев) могут рассматриваться как непарижские.
12 Далее также: "Авторы", "Диаспора". Единственное известное нам пособие, в котором можно найти некоторые сведения на этот счет: Казак Вольфганг. Лексикон русской литературы ХХ века. М., 1996.
13 Оно же "Колобок" и "Русь"; издатель - Виталий Стацинский.
14 Отдельно укажем "Альбатрос", издательство французского русиста и коллекционера русского искусства Ренэ Герра.
15 Мы не включаем в этот список небольшие библиотеки при русских приходах во Франции, в которых хранятся главным образом старые книги.
16 "Богатырь" - псевдоним Михаила Богатырева. Что касается Митрича, то в "Стетоскопе" нам представили о нем следующую информацию: "Митрич - художник, издатель. Родился в 1946 г. в Ленинграде. В 1993-м уехал в Париж; с 1997 г. живет в Бургундии. Публикует свои творения в издаваемом им журнале "Стетоскоп" - его работы можно найти во всех выпусках журнала, а также в журналах "Стетоскоп Forever" (Санкт-Петербург) и "Черновик" (Нью-Йорк); главные журнальные публикации: "Докладные записки Масштаба Масштабовича", "Шары и брусья", "Кванты наивности". В издательстве "Стетоскоп" вышел альбом "Бутылочка туши", книга "СТЕНА и Я", брошюра "Пушкинские чтения" (совместно с Богатырем). В настоящее время, параллельно с созданием высокохудожественных полотен маслом, в поте лица трудится над серией "Книги о художниках": подготовлены к изданию "Книга А", "Книга Ы" и "Книга Ъ"".
Следует сказать, что за последние пять лет, в течение которых мы посещаем культурные акции "Стетоскопа", Митрич (согласно псевдониму и описанию, лицо мужского пола, примерно пятидесяти лет, поклонник "Москвы-Петушков") ни разу не был представлен публике. Скорее всего, "Митрич" - или вымышленное лицо, или псевдоним одного из редакторов журнала.
17 Ивин-Конь Алексей. Тетрадь 18. Из книги № 1. День первый. "Maison "Quatorze"", 2000; тираж 7 экз.
18 Книги стихов Сарафанникова.
19 См., например, специальный, 22-й, номер журнала, вышедший в 1997 г. и целиком посвященный творчеству современных русских писателей и поэтов, живущих в Париже. Номер богато иллюстрирован графикой местных русских художников.
Вот что ответила нам на вопрос "Как бы Вы могли определить сегодняшнюю программу журнала, на какого читателя он рассчитан?" его главный редактор Кристина Зейтунян-Белоус: "Русская литература/Lettres russes" является одновременно как собственно литературным журналом, так и журналом художественного перевода. Наши основные читатели - это французы, интересующиеся русской литературой, которые когда-то изучали русский язык и хотят поддерживать знание языка; это эмигранты, которые хотят быть в курсе того, что пишется сейчас в России и в русском зарубежье (а мы публикуем теперь и авторов диаспоры); это преподаватели-русисты, изучающие русский язык, - журнал рассылается по всем французским университетам, где есть русская кафедра; журнал выписывают также преподаватели средней школы, которые используют публикуемые в нем тексты как учебные пособия".
20 Амурский, Гладилин, Савицкий.
21 Редакторы: Михаил Богатырев и Ольга Платонова. Отдавая себе отчет в символической значимости "Стетоскопа", мы посвятили ему две статьи: Митрич и Бодрийар. Русская мысль. № 4169. 1997. С. 12 (перепечатана без ссылки на "Русскую мысль" в: Литературный европеец. № 2. 1998. С. 12); Сказ о "Стетоскопе". - см. Приложение 2 к настоящей статье.
22 По одной книге Юрия Мамлеева и Абрама Терца, а также три книги Николая Сарафанникова, одна из которых вышла до 1992 г.
23 "На собственном больном горбу" (из разговора с поэтессой Х).
24 Из 33 Авторов, начиная с 1992 г., книги вышли у 29 (нет книг у Нины Божидаровой, Дмитрия Бортникова, Киры Сапгир; единственный сборник стихов Антона Козлова вышел в 1988 г.). В магазине имелись книги 16 авторов. Кроме того, там продавались все вышеназванные периодические издания.
25 Исключение составляют Борис Носик и Абрам Терц. Что касается Носика, то имелись в виду не его собственно художественные сочинения, а такие книги, как биография Набокова, "Прогулки по Парижу" и "Русские тайны Парижа".
26 В авторитетном гиде по Парижу сообщается, что на 1995 г. в столице Франции русскую диаспору представляло примерно 60 тысяч человек, принадлежащих к разным волнам эмиграции (Paris. Guides Bleus. Hachette Livre, 1994, texte re'vise' en 1995, p. 63). Допустим, что при французском "парижецентризме" на остальной территории Франции живет еще хотя бы 60 тысяч. Таким образом, можно считать, что во всей Франции сегодня постоянно проживает минимум 120 тысяч русских.
27 Гладилин, Ивин-Конь, Козлов, Платонова.
28 Так, по мнению того же Антона Козлова, автора нескольких работ, посвященных русской организованной преступности, "россияне, живущие в Париже, как правило, малограмотны; многие из них находятся в розыске - так что им не до чтения".
29 Отождествляя свою речь с авторской, читатель стремится выявить свои скрытые желания и комплексы или "понять тайны своей души".
30 Приобретая книгу автора диаспоры в России, где она стоит заметно дешевле, читатель участвует в литературно-производственном процессе метрополии, но никак не диаспоры.
31 Этот список может быть продолжен. Называем лишь самые заметные имена.
32 А. Макин эмигрировал во Францию самостоятельно.
33 Мы не включили в список Эдуарда Лимонова, т. к. с 1992 г. он живет и издается в России.

[Francesca]

ochen' mnogoe dlya cebya pocherpnula iz vashey becedi i cdelala cebe zametki o tom chtob prochitat' Gazdanova. Mne ochen' nravitcya Dovlatov - xoroshiy yazik, zamechatel'noe chuvctvo yumora i chasto ochen' cozvuchnoe moemu vocpriyatie amerikanckoy deyctvitel'nocti.
Mne toje OCHEN' ponravilac' kniga Vacil'eva "Kracota v izgnanii." Ya ee uje zdec' kupila i delala po ney doklad v Univercitete, davala mnogim chitat', a teper' ona u menya kak "coffe table book" xranitcya na vidnom mecte. Mne tak povezlo i ya vctretilac' c Vacil'evim let 7 nazad v Mockve, na bol'shom yubilee rucckoy avtora knigi po ictorii koctuma, kotoriy otmechali v Orujeynoy Palate Kremlya i kuda Vacil'ev privez ogromnuyu korobku iz Parija c 80 (!) rozami. On deyctvitel'no neveroyatno erudirovanniy, cvetckiy, rafinirovanniy i ochen' intelligentniy i "Kracota v Izgnanii" - rezul'tat dlitel'nogo truda i coderjit unikal'nie materiali iz chastnix cobraniy. Ochen' poznavatel'naya i xorosho izdannaay kniga.

[Vishenka]

Русский француз
Беседовал Никита АЛЕКСЕЕВ (N34 от 15.09.2003) Inostranec
РЕВОЛЮЦИЯ И ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА – ЭТО БЫЛО УЖЕ ТАК ДАВНО. НО ПОТОМКИ ПЕРВОЙ ВОЛНЫ ЭМИГРАЦИИ ДО СИХ ПОР ПОМНЯТ О СВОИХ КОРНЯХ И БЕРЕГУТ РУССКИЙ ЯЗЫК. ПОЧЕМУ?
Гавриил СИМОНОВ, дальний родственник советского писателя Константина Симонова, родился в 1930 году в Париже в семье потомственных военных. Крупный ученый-физик, работал в лаборатории Ирен Жолио-Кюри в Париже и в Калифорнийском университете, у лауреата Нобелевской премии Сиборга. Защитил первую во Франции докторскую диссертацию в области высоких энергий, основатель лаборатории ядерных исследований в Бордо. Автор нескольких книг по физике и биологии, в том числе посвященных проблемам старения. Кавалер Ордена Почетного легиона и других наград. В 1993 году основал Общество друзей И. А. Бунина, а в этом году ему удалось выкупить виллу «Бельведер» в городке Грассе, где великий писатель провел последние годы жизни. Совсем недавно в московском издательстве «МИК» вышла его книга «В ХХ веке. 21 рассказ русского француза» – сборник очень простых и очень ясных воспоминаний.


ЖИЗНЬ, СЕЛЕН И ЭМИГРАЦИЯ
– Гавриил Николаевич, прежде всего позвольте вас поздравить с выходом книги. На мой взгляд, она удачна. И прежде всего своей беспретенциозностью, скромностью, тем, с какой теплотой вам удалось рассказать о том, что отдаляется и легко может быть забыто. Это ваш первый литературный опыт?
– Спасибо. Да, это первое, что я написал по-русски. Раньше я писал статьи и эссе на научные темы, и по-французски. А это – первая литературная работа. Я не знаю, будет книга иметь успех или нет, и это для меня не так важно. Мне просто хотелось ее написать, хотелось вспомнить. Сейчас я закончил хронику эмигрантской семьи – но по-французски. Несколько лет назад в издательстве Grasset вышла моя книга «Как дожить до 120 лет, или Новая вечность», переведена она не несколько языков, напечатана по-русски издательством «Радуга». Это популярная книга о проблемах старения и долгожительства.
– Вы – ученый-физик. Какая связь между физикой и биологией, физиологией?
– Проблемой старения я занялся уже в конце моей научной карьеры. Физикой я интенсивно и много лет занимался во Франции и в Америке. И я заметил, что в физике есть многие инструменты, приложимые к биологии, причем они позволяют проводить более точные и требовательные исследования, чем обычно. Эту идею мне подсказала моя жена Моника – она доктор химических и медицинских наук. Мы заинтересовались химическим элементом селеном. Он играет очень большую роль в очищении клеток от загрязнения. Если я вас спрошу: почему мы стареем, что вы ответите?
– Наверно, ответов может быть много.
– Нет. Мы стареем потому, что мы дышим. А дышим мы для того, чтобы получать энергию из пищи, которую потребляем. С помощью кислорода эта пища сгорает. Но после сгорания появляются остатки, загрязняющие наш организм. Мы с женой на аппаратуре моей лаборатории провели более десяти тысяч экспериментов по поводу роли селена в очищении клеток и написали научную книгу «Селен и жизнь», за что получили звания лауреатов Французской медицинской академии. Этой наградой я горжусь больше других: не будучи доктором, я стал лауреатом медицинской академии. А после этого мне позвонили из Grasset и предложили написать книгу для широкой публики. Мы поговорили с женой, она сказала, что ее это не интересует. А я согласился. Написал книгу, к сожалению, у нее неудачное название. Не мое, это в издательстве придумали. Вы же знаете издателей – наверно, чтобы лучше продавалась. И книга пошла очень хорошо. Так вот, недавно я написал эту хронику семьи, «Лабиринт истории» и предложил ее Grasset. Их это не заинтересовало. Вообще, надо сказать, во Франции тема эмиграции успехом не пользуется. Она надоела. Столько эмигрантов – африканцев, арабов, кого угодно, что французы перестают интересоваться эмигрантской тематикой, в том числе и русской. Возможно, русским эта книга была бы интересна. И я мог бы ее сам перевести, но это так скучно – переводить собственную книгу!


ЭМИГРАЦИЮ СПАСЛИ ЖЕНЩИНЫ
– Меня всегда интересовал вопрос – как и почему люди сохраняют привязанность к своим корням? Ведь сейчас на Западе живут люди, являющиеся внуками и правнуками тех, кто вынужден был эмигрировать из России. Они часто мало знают о России, не говорят по-русски, но продолжают помнить о своем русском происхождении.
– Знаете, это очень интересно. Эти молодые люди попадали именно в Россию, а не в Советский Союз. Для меня Советы были как бы в кавычках. Я в сюда приехал впервые в 1993 году. А этот молодняк сразу попадал в Россию. Странную, но менее странную, чем СССР. Так что, если хотите, у них с Россией больше связей, чем у людей моего поколения. Например, знаменитый русский танцор Владимир Скуратов, мой компаньон, родился в 25-м году. В детстве он хорошо говорил по-русски, потом забыл язык. Сейчас говорит очень плохо, и мы с ним общаемся по-французски. Но, естественно, он себя считает русским.
– Я знал по Парижу одного человека из очень аристократической семьи, внука эмигрантов. По-русски он не говорил совершенно. Знал две фразы, усвоенные не то от отца, не то от деда. Первая – «гулять собачка». Вторая совсем странная – «жопа – ноги». Употреблял их кстати и некстати. И, будучи, по-моему, совершеннейшим французом, настаивал на своей русскости.
– Какой он русский, если ничего не знает по-русски? А титулованные, аристократы – это особая статья. И во времена Империи-то многие титулованные по-русски толком не говорили. Только по-французски, по-немецки, по-английски. С кем им было говорить по-русски? С крестьянами? Они их в глаза не видывали. Так что у вас неудачный пример.
– Другой пример. Однажды я попал на Пасху в одну из парижских русских церквей. И заметил, что люди старшего поколения между собой разговаривали по-русски. А более младшие общались по-французски, за службой же следили при помощи специальных книжечек, где церковно-славянские молитвы были напечатаны латиницей. То есть они не знали даже русского алфавита.
– Это третье и четвертое поколение. Мое поколение говорило по-русски. Повторяю, именно говорило. Теперь многие уже не говорят. Они полностью вошли во французское общество, по-русски не общаются и не читают. Меня-то спасло то, что я читал. Я когда-то надолго оказался в Америке. Там совершенно не было русского круга общения. В Париже все-таки можно было поговорить с кем—то по-русски. В церковь пойти, в русский книжный магазин, в русский ресторан... А в Америке я вспомнил совет, который мне когда-то дал Бунин и начал читать.
– Вы были знакомы с Буниным?
– Я был с ним знаком одну минуту. Я его видел, но знаком не был. Понимаете – знание языка зависит от желания его знать. У меня жена француженка, я вращался в основном во французских кругах, но всегда искал и находил возможность говорить по-русски. Но что обидно, знаете? Самые толковые из эмигрантов быстрее адаптировались, чем не толковые. Они динамичнее, культурнее, они быстрее входили в общество и делали карьеру. Я вам расскажу такой случай. Во Франции было так называемое министерство исследований. Я в нем был председателем одной из комиссий. У этой комиссии была важная функция – распределение очень больших сумм на научные исследования. И кто были членами этой комиссии? Люди с фамилиями Беркалов, Курганов, Меркуров и Симонов. Прилично говорил по-русски только я.
Так что сохранение языка зависит от желания. А также, разумеется, от семьи и от окружения. Я до пяти лет говорил только по-русски. В городке Кламар под Парижем, где мы жили, была большая русская колония. И дети между собой, естественно, говорили по-русски. Когда я пошел во французскую школу, то не знал ни слова по-французски.
– Вам тяжело пришлось?
– Да нет! Уже к Рождеству я хорошо говорил по-французски, а на Пасху был первым учеником в классе. Так вот, часто русские быстро теряли язык, если попадали в какую-то трущобу или глушь, где ни одного русского не было. Но в Париже это просто смешно. И, конечно, язык часто уходил в смешанных браках, когда мать – француженка. Ребенок ведь схватывает язык матери.
– Но есть другая опасность. В Париже я встречал эмигрантов третьей волны, очень интеллигентных. Например, Синявского. Прожив пятнадцать лет во Франции, они знали язык на уровне, нужном, чтобы что—то купить в магазине. В лучшем случае – чтобы понять хоть как—то, что говорят в новостях по телевизору.
– Это ужасно. Если вы живете в стране и не знаете языка – вы ничто. Позволить себе не знать язык могут только художники или писатели, да и то уже известные. Синявский, возможно, это мог себе позволить. Иначе вы – шофер такси или рабочий на конвейере. Вот мой отец был шофером такси...
– Он совсем не говорил по-французски?
– Говорил кое—как. Мать говорила лучше. А отец был военным и хорошо говорил по-немецки: среди военных немецкий был более распространен. Отец неплохо зарабатывал, но в социальном смысле ничего не добился.
– Это миф, что люди вашего поколения русской эмиграции, несмотря на тяжелые условия в детстве и в юности, в основном достигли успеха?
– Я вам уже частично ответил. К сожалению, добились в основном те, кто не женился на русских девицах. А эмиграцию спасли русские женщины. В эмиграции, конечно, оказались самые разные люди. Но в большинстве случаев это были военные. А военные – они «рад стараться!». Если вы ими командуете – прекрасно. Они готовы выполнить любой приказ. Но инициативу в жизни они проявлять не умеют. В нашей семье командовала мать. Мой отец был очень энергичным и работоспособным человеком. Мы неплохо жили – он здорово зарабатывал. У него была собственная машина, работал он ночью. Он ничего не боялся, а ночью – двойной тариф. Мы построили большой, по тем временам, дом. Это был первый дом с центральным отоплением во всей округе, люди приходили на него смотреть.
Катастрофа с отцом случилась во время войны. Такси не работали – не было бензина. Отец начал ругаться, хандрить, совершенно сник. А тут скончалась моя мама. Она хотела, чтобы после школы я занялся богословием. Я был под ее влиянием, готов был последовать ее желанию, может, что-нибудь и получилось бы... Но она умерла, время было очень тяжелое, послевоенное. Отец был совершенно растерян. И я понял, что надо быть самостоятельным. Пошел на физико-математический факультет. Почему? Точные науки мне нравились, но главное – на этом факультете были самые высокие стипендии. Я неплохо жил на эти деньги. Был самостоятельным. И в конце концов, я считаю, все вышло неплохо. Вот даже Орден Почетного легиона десять лет назад получил... Не жалуюсь.


КОНТРОЛЕРЫ УВАЖАЮТ
– Вы кавалер Почетного легиона за достижения в физике?
– Формулировка – «за достижения в науке». В том числе – в медицине. Кроме того, я офицер ордена Академических пальм, есть орден «За заслуги». Вообще-то, в Почетный легион меня должны были принять намного раньше, но по политическим причинам это не происходило. Все знали, что я правых убеждений, а академической среде во Франции преобладают левые взгляды. В 85-м году президентом был выбран Миттеран. Была собрана комиссия по поводу развития науки, пришел такой Шевенеман, левый социалист, он был тогда министром. Потом он из—за коррупции и политического мошенничества кончил очень плохо. Сейчас он вообще неизвестно где. И этот Шевенеман начал нести какую-то околесицу. Я открыто оспаривал его мнения. После этого собрания двое кандидатов в Почетный легион были выбраны, а я нет. Только в 92-м меня выбрали – я уже даже и не думал об этом. Что происходило – я догадываюсь. Думаю, что многие из людей, выдвигающих в Почетный легион, меня уважают. И сказали: «Слушайте, уже просто неприлично с Симоновым выходит».
– А какие-нибудь привилегии Почетный легион дает?
– С привилегиями не густо. Я ношу на лацкане розетку Почетного легиона, это полагается делать. Если мимо меня проходит какой-нибудь солдат или унтер-офицер, то должен, увидев ее, встать смирно и отдать честь. Но сейчас солдат очень мало. В поезде ко мне контролер с большим уважением относится. Вот такие привилегии... Но все же – в общественном смысле Почетный легион это престижная штука. Ах да, еще у меня есть Сельскохозяйственный орден за то, что я вырастил кобылу, потом получившую приз. Им я очень горжусь!


ОБЕД С ПУТИНЫМ
– С 93-го года вы в Россию приезжаете в девятый раз. Как я знаю, немало ездили по стране, побывали в русской провинции, в бунинских местах. В какой степени Россия вам показалась похожей или непохожей на то, что вы ожидали?
– В экономическом смысле – я нахожу несомненные улучшения. Сейчас принимаются более или менее правильные меры. Это видно даже на поверхностном уровне. Лучше стали дороги. Даже в провинции. Люди одеты получше. Но глубоко мне судить трудно – я ведь не живу здесь, а приезжаю ненадолго. Как на самом деле происходит с коррупцией? – это же страшная болезнь. Улучшается ситуация или нет? Вообще-то коррупция была и при империи, так что это не новость. Но Советы много потрудились для того, чтобы она стала еще опаснее. Путин? Я с ним обедал, хотя это громко сказано. Он недавно приезжал в Бордо, в пригороде которого я живу, и меня пригласили на официальный обед. Я сидел недалеко от него. Мы обменялись двумя-тремя фразами. Безусловно, он умный человек, хотя в произнесенной им речи ничего особенного не было. Но вполне прилично. И это не Ельцин, который был никудышным представителем России. Так что к Путину я отношусь с уважением.
Но чтобы Россия достигла уровня развитых стран, надо как минимум лет двадцать. И не стоит слишком радоваться, что везет с ценами на нефть. Была сделана огромная ошибка после переворота 91-го года. Была взята никудышная экономическая политика. Деньги, взятые взаймы на Западе, вкладывались не в промышленность, а в закупки. Причем закупали ерунду, которая была нам не нужна. Потом все это съели, а долги остались. Вспомните Германию, когда она оказалась в еще худшем положении после войны. Там ни сантима не тратили на ширпотреб, все вкладывали в промышленность. И три года спустя начался мощный рост. А тут потеряли десять лет. И я считаю, что новая Россия началась только три года назад. А насчет олигархов – я деталей не знаю. Но если правда, что эти люди вывозили колоссальные деньги куда-то в Швейцарию, а швейцарцы от этих денег богатели, то правильно, что Путин борется с олигархами. Конечно, нельзя, чтобы в России установился авторитарный режим. Но если параллельно с укреплением экономики преследуют воров – то так и надо.
А оправдывает мои надежды Россия или нет – ответить не могу. Естественно, я не видел дореволюционную Россию, Советы – тоже. Так что современная Россия – для меня данность.


А КТО ТАКОЙ БУНИН?
– Перейдем наконец к Обществу друзей Бунина. Как возникла его идея?
– Очень просто. И постепенно. Как я вам уже сказал, долго работая в Америке, я начал много читать по-русски. В том числе, Бунина. Потом вернулся во Францию, хотя американцы очень хотели, чтобы я остался, продолжал заниматься наукой. Ах да, надо же вам рассказать, как я «в кавычках» познакомился с Буниным! Готовясь к аттестату зрелости, я в школе учил английский, немецкий и итальянский языки. Но я хотел на экзамене получить большую отметку и потому в качестве первого языка взял еще и русский – довольно редкий язык во Франции. Приходит экзамен, и надо перевести часть рассказа Бунина «Смарагд». Я тогда слово «смарагд» не знал, не знал, что это то же самое, что «изумруд». И из десяти учеников (все – русского происхождения, только один настоящий француз) никто не знал. Тем не менее, я получил лучшую отметку. Но не ту, на которую рассчитывал. Вернулся домой, ругаюсь: «Паршивый Бунин!». А родители говорят – мы тебя с ним познакомим. Как раз на днях должно было состояться одно из последних чтений Бунина. Мы пришли, я послушал – читал он действительно очень хорошо. У родителей с Буниным были общие знакомые, они ему заранее что—то рассказали, как я срезался на «Смарагде», так что подводят меня к нему после чтения. Он говорит: «Я знаю, что вы хорошо учитесь. Но читайте, надо больше читать!». И пожал мне руку. Вот и все. А в Америке я его слова вспомнил. И стал много читать Бунина. Я не всегда согласен с тем, что он писал. Но как он это писал! Я понял, что это непревзойденный мастер русского языка.
Потом я вернулся, был очень занят. Но в сентябре 93-го мы с женой отдыхали в Ментоне и я сказал: «Давай на минутку остановимся в Грассе, я хотел бы посмотреть виллу «Бельведер», где жил Бунин». Приехали в Грасс, я захожу в городское бюро туризма. Спрашиваю: «Вы не могли бы мне сказать, где находится вилла «Бельведер», в которой жил Бунин?». Ответ: «А кто такой Бунин?». Я говорю: «Русский писатель, получивший Нобелевскую премию – А, да, где—то здесь такая есть...». Я потратил полдня, чтобы ее отыскать. И, конечно, ничего не увидел. Так, через забор – все было заперто. Вернувшись домой, я написал мэру Грасса. И он мне ответил очень любезным письмом, в котором сообщил, что готов мне помочь, если я на самом деле очень интересуюсь Буниным и хочу что—то сделать в его память в Грассе. Дело в том, что у него тоже русские корни. Я начал разговаривать с профессорами из русских эмигрантов, преподававшими русскую литературу во французских университетах.
Надо сказать, что Бунин был не в фаворе. До 93-го года не было защищено ни одной диссертации по Бунину. Но я нашел одну молодую аспирантку, как раз готовившую эту диссертацию. С ее помощью мы постепенно создали наше Общество, у нас собралось около восьмидесяти членов. К сожалению, по большей части не очень энергичные люди...
– Много ли текстов Бунина переведено на французский?
– В том и проблема. Не очень. А старые, довоенные переводы – очень плохие. Но при поддержке нашего общества была переведена «Жизнь Арсеньева», и книга пошла неплохо. Интеллигентные французы Бунина начинают узнавать.
– Но он до сих пор не входит в обязательный набор «Толстой – Достоевский – Тургенев – Чехов»?
– Пока нет. Но мы сейчас надеемся, что он будет издан в самой престижной книжной серии «Плеяды». Он до сих пор, как ни странно, в нее не вошел. Бунина в какой-то момент совершенно забыли во Франции. Частично в этом его вина. Его очень не любили в эмиграции. Никто никогда не сказал бы, что он плохой писатель, но его не любили. Критиковали за образ жизни, за индивидуализм. И во время сталинской «амнистии» для эмигрантов он себя повел двояко. Известен случай, когда он пошел на ужин в советское посольство. После этого большинство эмигрантов его еще больше невзлюбило. Зачем он туда пошел? Может, по глупости, возможно от дурного характера, может быть, какой-то вызов советским хотел сделать: «Хочу прихожу, хочу – нет, говорю что захочу». Он был очень сложным человеком. Какие у него были соображения – не знаю. Частое мнение о Бунине: «Большой писатель. Но жестокий человек». И отношение к нему до сих пор двусмысленное. Смотрите – Тургенев в Париже бывал наездами и все время жил по разным адресам. Но на всех домах висят памятные доски. Бунин прожил больше двадцати лет в доме на улице Жака Оффенбаха, но до 1995 года, когда моими трудами там была установлена памятная доска, никто и не интересовался. То же самое – в Грассе. Там, правда, в 73-м стараниями одной русской дамы, Муравьевой-Логиновой, была поставлена на дорожке, ведущей к вилле, маленькая дощечка. Говорят, что она была немножко любовницей Бунина... А в 2000 в парке недалеко от виллы Бунина нашими трудами и мэрии был поставлен его бюст.
– Вилла «Бельведер» сдавалась внаем?
– Да. Теоретически Бунины снимали виллу на восемь месяцев. Фондаминский, издатель, богач и очень уважаемый человек, погибший в нацистском концлагере, фактически оплачивал за Бунина аренду. Бунин же вечно сидел без денег. На что он жил? Когда он из России через Константинополь добирался до Парижа, его в Белграде принял будущий король, а тогда регент Александр. Потом в Праге он был принят президентом Фомой Масариком. И они лет десять ему оказывали финансовую поддержку. Это не надо забывать. Но не надо забывать и то, что половину своей Нобелевской премии он отдал на нужды бедным русским детям.
Итак, мне в конце концов удалось встретиться с владелицей виллы «Бельведер», пожилой дамой. Видимо, я ей немного понравился. Она хорошо помнит Бунина.
– Вилла принадлежала ей всегда?
– Сперва ее отцу, который ее построил в 1903 году. Но она очень крепкая, простоит долго. Отец виллу сдавал, это же делала его дочь. Я ее спросил – не собирается ли она когда-нибудь виллу продать? Впрочем, денег у меня тогда, семь лет назад, не было. Но деньги всегда можно найти. Она сказала – нет—нет! А потом вдруг говорит: «Если я когда-нибудь решу продавать, то вы будете первым, кого я извещу». Ее, наверно, покорил мой интерес к Бунину. Она рассказала мне кое-какие детали о нем, например, что не видела его одетым иначе, чем в белый костюм, и даже подарила мне оригинал контракта между Буниным и ее отцом об аренде виллы. Я каждый год пару раз приезжал ненадолго в Грасс, звонил ей. И тут в декабре прошлого года получаю от нее письмо. «Мой квартирант съехал, я уже старенькая, решила виллу продавать. И вас первым об этом извещаю». Я сразу полетел в Грасс, мы быстро договорились о цене. Я ее только попросил, чтобы она мне дала срок до 31 марта.
Денег у меня было недостаточно. Пришлось продать маленький домишко в Кламаре. Он принадлежал когда-то старым эмигрантам, не имевшим детей, но знавшим и любившим меня с пеленок. И когда они почувствовали, что скоро уходить, они мне этот домик фиктивно продали. То есть – просто подарили. Я его берег как память. Никому не хотел сдавать. Сперва я часто в нем бывал. Но потом – чтобы оттуда ехать в Париж – такие заторы! Так что в последние годы я приезжал только чтобы скосить траву на лужайке. Как ни странно, этот домик больше всего любила моя жена – она из деревни, из мелкой местной аристократии, обожает землю и все, что с ней связано. Она была против продажи. Но я все равно продал. Наверно, дешевле, чем мог бы, но я торопился. Ну и Скуратов мне помог деньгами. В общем, 26 марта я все заплатил. Дрожащими руками взял купчую крепость...
А первый раз я ведь дом увидел в ноябре прошлого года, когда приехал сговариваться с этой мадам Берно о цене: ее сын повел меня смотреть виллу. Там было совершенно пусто. Квартирант, съезжая, вывез всю мебель. Но она все равно не была старой. А вот интерьеры с бунинских времен не менялись. Ну, мелкие, ерундовские вещи надо было починить: одна дверь плохо закрывалась, один кран тек.
– Вилла «Бельведер» сейчас частная собственность и вы ей владеете единолично?
– Ей владеет наше акционерное общество, societe civil d'immobilier. Так удобнее для налогов. Главный акционер – моя жена, она моложе меня. А мой младший партнер – Владимир Скуратов.
– Что будет в вилле «Бельведер»?
– Это будет дом-памятник. Не музей. Музей можно сделать где угодно. А дом-памятник – это там, где жил человек. В нем будут две комнаты, посвященные исключительно Бунину.
– Он будет открыт для публики?
– Нет. Он будет приоткрыт. Это частная собственность, а Бунин стал существенной частью моей жизни. Мне совершенно не хочется, чтобы по дому слонялись орды досужих приезжих, которым до Бунина дела нет. Я буду пускать тех, кого хочу – людей, на самом деле интересующихся Буниным и связанным с ним. И, естественно, мы будем устраивать семинары и конференции, посвященные Бунину. Тем более, что рядом, в Ницце, есть Университетский средиземноморский центр, где имеется кафедра руссистики. В будущем году там пройдет год Чехова по поводу ста лет со дня его кончины. И мы вместе устроим конференцию «Бунин и Чехов». Частично она пройдет в Ницце, частично – в Грассе. Но, честно сказать, меня, как ученого в точных науках, озадачивают «буниноведы». Они читают Бунина, считают, сколько раз у него повторяется какое-то слово, а по-настоящему его прочитать, по-моему, не умеют.

[Золушка]

Многое у меня вызвало ассоциации с судьбой Газданова. Тоже был ночным шофером, тоже остался без работы во время войны и тоже хотел вернуться в СССР и даже просил помощи у Горького. Все время о нем думала пока читала.

(Отредактировал(а) Золушка - 9:05 - 29 Сент., 2003)

[Zina]

Друзья, я вчера в "Независимой газете" прочитала любопытнейший материал, касающийся Газданова.
Спешу поделиться с вами.

РАЗЫСКАННЫЙ РАССКАЗ
К 100-летию со дня рождения Гайто Газданова
Георгий Азатов

Гайто Газданов родился в 1903 году в Санкт-Петербурге, юность провел в Харькове, откуда ушел на Гражданскую войну. Большую часть жизни провел в Париже, написал 9 романов, 40 рассказов, принимал во время Второй мировой войны участие в Сопротивлении в составе группы "Русский патриот". В 1945 году написал повесть о подвигах советских партизан во Франции. С середины 1950-х вел передачи на Радио "Свобода" под псевдонимом Черкасов. Умер в 1971 году, в Мюнхене. Похоронен на кладбище Сен-Женевьев де Буа в пригороде Парижа. Творчество его только в последние годы нашло путь на родину, в Россию. Предлагаемая публикация - дань памяти писателю и подарок всем любителям творчества Газданова. Рассказ публикуется впервые в России.
**********************************************
В 1930 г., в возрасте 27 лет, Гайто Газданов составил план своего "Полного собрания сочинений". Второй том должен был включать его самые ранние рассказы; среди них значится "Шпион". Ласло Диенеш, опубликовавший эти сведения в своей книге о Газданове, по поводу этого (и другого неразысканного газдановского рассказа, "Кладбище зарытых собак") пишет: "В этом списке только два последних названия были нам прежде неизвестны. "Шпион", также очень короткий рассказ, скорее всего скрыт от нас в одной из эмигрантских газет или ее воскресном приложении" (Л.Диенеш. "Гайто Газданов. Жизнь и творчество". Владикавказ, 1995, с. 120.)

Рассказ отыскался в парижском журнале "Звено", # 221, 24 апр. 1927 г., среди рассказов, присланных на литературный конкурс. По условиям конкурса он опубликован анонимно и под девизом - "Англичане называют их stormy petrel". В итоге среди 11 номинированных рассказов "Шпион" занял 10-е место, собрав 6 голосов. А победил рассказ Б.Тимирязева (Ю.П. Анненкова) "Любовь Сеньки Пупсика".

Из материалов редакции "Звена", хранящихся в РГАЛИ, устанавливается, что "Шпион" поступил в редакцию 11.02.1927 (РГАЛИ, ф. 2475, опись 1, дело 8, л. 3). В журнальной табели он получил три "плюса" (Мочульский, Бахтин, Адамович), один знак вопроса (Кантор) и один "минус" (Г.Лозинский) (Там же, л. 7). Рассказ был квалифицирован как произведение дилетанта (Там же, л. 12); вообще из всех опубликованных конкурсных рассказов только два были признаны редколлегией произведениями профессиональных литераторов - уже упоминавшаяся "Любовь Сеньки Пупсика" и "У моря" Ивана Савина.

Необходимо сказать, что "Шпион" не был первым рассказом, присланным Газдановым на литературный конкурс "Звена". Еще в 1925 г. он послал на первый конкурс, объявленный тогда еще газетой "Звено", рассказ под названием "Аскет" (см. С.Р. Федякин "Неразгаданный Газданов", "EX-libris НГ", 1998, # 47). Рассказ напечатан не был; среди неопубликованных рассказов в фонде "Звена" в РГАЛИ его нет, но кое-какие следы остались. "Аскет" поступил на конкурс под девизом "A l"improviste" (то есть неожиданно). В журнальной табели он значится под номером 54 и имеет три "плюса" (Винавер, Кантор, Мочульский), один знак "сомнительно" (Адамович) и один "минус" (опять же - Лозинский); против названия рукою написано - "сомнит." (РГАЛИ, ф. 2475, о. 1, д. 4, л. 7.2е). 6 апреля 1925 г. в 114 # "Звена" "Аскет" значится в списке из 171 сочинения, присланного на конкурс.

Подводя итоги первого конкурса, редакция обращалась к участникам: "Редакция решила, как уже сообщалось, обратиться кроме того к авторам некоторых ненапечатанных рассказов с просьбой разрешить вскрыть их конверты - для того, чтобы вступись с ними в переписку по поводу литературного сотрудничества… Редакция просит потому авторов рассказов с девизами (далее перечисляются девизы, в т.ч. "A l"improviste") - сообщить редакции, разрешают ли они вскрыть их конверты". ("Звено", # 129, 20 июля 1925). Судя по всему, Газданов откликнулся на это предложение, так как по материалам дела видно, что его конверт вскрыт (Там же, д. 5, л. 33, 36. Здесь же написанный рукой Газданова его адрес: 3, rue Desaugiers (Paris (16e). Адрес Газданова в 1927 г. - 4 rue Prineessee, Paris (VI) - л.16). Кроме того, незадолго до смерти в 1971 г. в интервью Газданов говорил, что в 1926-1927 гг. посещал литературные вечера при журнале "Звено". Что касается рассказа "Аскет", то, надо полагать, - это "Смерть пингвина", третья новелла из "Рассказов о свободном времени", там один из персонажей носит прозвище Аскет. Косвенно это подтверждается девизом ко второму его рассказу на конкурс "Звена". Stormy petrel - значит "буревестник", как бы в продолжение "птичьей" темы. Пингвин есть в горьковской "Песни о Буревестнике"; быть может, по мысли автора, Буревестник в отличие от "бескрылого" пингвина, фигурирующего в первом рассказе, должен был принести рассказу "Шпион" удачу в конкурсе.

Из известных нам произведений Газданова только два, "Гостиница грядущего" и "Рассказы о свободном времени", появились в печати раньше, чем "Шпион". В этом значение рассказа, позволяющего полнее представить картину первых шагов писателя на литературном поприще. Но что интересно и что делает рассказ важным для изучения творчества (и, может быть, жизни) Газданова в целом, это то, что рассказ этот содержит зерно замысла такого крупного произведения Газданова, как роман "Призрак Александра Вольфа" (1947). Происшествие, составляющее мучительное воспоминание рассказчика, от лица которого ведется повествование в романе, чрезвычайно напоминает начало рассказа. "Поднявшись на ноги, я обернулся и увидел, что не очень далеко за мной тяжелым и медленным, как мне показалось, карьером ехал всадник на огромном белом коне". ("Призрак Александра Вольфа"). Разнятся детали (масть лошади), но остается неизменной, к примеру, такая важная вещь, как модель оружия - парабеллум. Это наводит на мысль, что в основе этого эпизода лежит реальное воспоминание времен Гражданской войны. Не то чтобы Газданов кого-то убил или в кого-то стрелял (хотя это, конечно, допустимо, если человек воевал), но, может быть, просто неожиданная встреча, уже в эмиграции, с кем-то, кого он помнил головорезом на войне, в мирной жизни превратившимся в обывателя, подобно партизанскому атаману, зарабатывающему ремеслом слесаря в "Великом музыканте". Но вот каким его рисует память рассказчика: "…вспомнил - маленький город южной России и его, атамана; он ехал по улице на громадной, тяжелой лошади…" И тут же следует описание субъекта, встреченного в притоне, со шрамом на лице (как у Роберта, переквалифицировавшегося в половые). Впрочем, все-таки существенным моментом является то, что герой рассказа стреляет в "шпиона". Тема убийства или покушения на тайного агента варьируется в ранних рассказах Газданова: убийство тайного агента полиции ("Общество восьмерки пик"), покушение на французского агента ("Мэтр Рай") - с последующим раскаянием, изменяющим всю жизнь персонажа… Если какая-то темная история, связанная с агентом, и была в юности Газданова, трудно сказать, как это происходило в действительности; примерно так, как это представлено в "Обществе восьмерки пик" (и, быть может, в "Воспоминании"), как в "Мэтр Рай", или ближе к версии публикуемого рассказа и романа "Призрак Александра Вольфа"? Даже то, что Газданов спустя много лет воспроизводит в романе очень точно ситуацию, описанную в одном из первых его литературных опытов, еще не есть решающий аргумент в пользу последнего предположения. Газданов, похоже, принимаясь за роман, разыскал этот маленький рассказик: уж очень много совпадает деталей. В романе есть мулатки, рассказчик употребляет выражение "темное и пустое пространство" (из монолога Роберта), бомба, взорванная Робертом, превращается в разбитую вазу, не говоря уж о том, что Вольф - непременно английский писатель…

Александр Вольф в романе Газданова - никак не шпион, но, похоже, и ему "по наследству" передалось что-то от шпиона. Как это можно показать? В романе рассказывается, что Вольф отбил у своего боевого товарища, Вознесенского, цыганку Марину. Странное для цыганки имя - Марина, - видимо, дано не без намека на Цветаеву, автора "Цыганской свадьбы". Сборник "Версты", куда входит это стихотворение, имеет эпиграф:

"В их телегах походных заря

Мариулы, Марины…

Стихи моей дочери"

В самой "Цыганской свадьбе" есть строка: "Кто-то завыл как волк" (то есть уже возможна ассоциация с Вольфом).

Из того немногого, что нам известно из воспоминаний и журнальных отчетов в "Воле России" о встречах Газданова и Марины Цветаевой на литературных собраниях "Кочевье", можно сделать вывод, что их отношения были неприязненные, по крайней мере со стороны Цветаевой. Ее муж, Сергей Эфрон, имел репутацию большевистского агента. Когда писался роман, он уже давно вернулся в СССР и был расстрелян, но имел ли он репутацию "шпиона" уже в 1927 г.?

В рассказе "Шпион" фигурирует пляшущая в кафе сербка; если вдуматься, это похоже на какой-то эвфемизм. Если это так, зачем Газданову потребовалось "травестировать" национальность танцовщицы, не с тем ли, чтобы не был слишком явным намек на некоего женатого шпиона? Во втором номере журнала "Благонамеренный" за 1926 г. Эфрон поместил рассказ "Тыл", весьма критический по отношению к Добровольческой армии. Случайно ли, что там тоже ищут какого-то Семенова? В этом же номере (журнал, кстати, выходил в Брюсселе; возможно, Эфрону было затруднительно печататься в Париже) помещено и стихотворение Марины Ивановны "Старинное благоговенье" с примечанием: "Стихи, представленные на конкурс "Звена" и не удостоенные помещения". В 1926 г. это вызвало маленький скандал и было известно всему русскому литературному Парижу…


РАССКАЗ.

Шпион

Гайто Газданов

Худой высокий мерин, на котором я проскакал четыре версты, был убит пулей, попавшей ему в голову, когда я сворачивал вправо, въезжая с вязкой, намокшей пахоты на твердую дорогу. Он рухнул на землю: я успел высвободить ноги из стремян, но, падая, сломал шпору. Когда через минуту я очнулся, я увидел лишь силуэты наших солдат, успевших уйти далеко. С проклятиями и ругательствами, прихрамывая на левую ногу, я пошел вслед за ними. И, пройдя несколько шагов, обернулся.

Всадник на громадной вороной лошади тяжело и медленно скакал за мной. Я увидел, как он забросил за спину винтовку и выдернул из ножен шашку. Он был один: за ним никто не следовал.

Я вытащил револьвер, массивный парабеллум, и когда всадника отделяли от меня два десятка шагов, выстрелил: лошадь сразу дернулась в сторону и его сбросило с седла. Левая нога, запутавшаяся в стремени, мешала ему упасть. Я подошел к остановившемуся коню, снял человека и, положив его на землю, заглянул ему в лицо.

Под солдатским картузом с красной звездой на околыше я узнал Роберта, студента, с которым был знаком года два: он всегда отличался отчаянной храбростью и слыл за хорошего товарища. По национальности он был француз.

На горизонте появилось несколько конных. Ухватившись за луку седла, я последний раз посмотрел на Роберта. На губах его выступала кровь, он открыл глаза.

- Vous n"avez pas de chance, Robert! - сказал я, нагибаясь к нему.

* * *

Оборванные солдаты белой армии пересекали пространства южной России. Пьяные прапорщики пели, фальшивя, опереточные арии; кавалеристы, нанюхавшиеся кокаина, покачивались в седлах; проститутки и сутенеры, мародеры и коммерсанты шли по пятам наступающих.

В городе, занятом белыми, я снова встретил Роберта. Он был в форме казачьего офицера: веки его глаз покраснели и распухли. Он подошел ко мне.

- Я должен вас предупредить: моя служба у красных была миссией, которую мне поручило мое начальство. Я вас предостерегаю от ложных выводов. Я думаю, мы будем считать этот инцидент исчерпанным. Я патриот, мы спасаем родину.

- Значит, вы выздоровели? - сказал я, подумав.

И в тот же вечер Роберт пришел в мою квартиру. Он был в штатском костюме и с фальшивой бородой; на правом виске его появился шрам. Горничной он сказал, что разыскивает дезертира Семенова.

Я вышел в переднюю и, повернув выключатель, сразу узнал Роберта. Горничная смотрела на нас с изумлением.

- Что это значит, Роберт? - спросил я по-французски.

- Вы ошибаетесь, - сказал он. - Вы принимаете меня за кого-то другого. Я не говорю по-французски. Я разыскиваю дезертира Семенова, я агент…

Входная дверь открылась, и оттуда выглянула чья-то голова в зеленой армейской фуражке. За ней показалась вторая. Роберт не кончил фразы и обернулся.

- Бросай, Васька, бомбу! - закричал отчаянный голос. - Черт с ним, пускай потолок завалится!

Горничная в ужасе шарахнулась в сторону. Роберт бросился к двери. В ту же секунду ахнул взрыв.

Мы остались невредимы: Роберт куда-то исчез.

* * *

Город Севастополь не так плох, в конце концов. В последний год гражданской войны там впервые появились беспризорные. Эта шайка, собранная со всех концов южной России, жила кражами, просила милостыню и питалась объедками.

Я заметил одного мальчишку, более смышленого, чем остальные. Мне показалось, что раза два я видел его в городе - в чистом костюме, умытого и совсем не похожего на своих товарищей, ходивших в лохмотьях. Однажды я издали видел, как он говорил с французским матросом: это меня удивило.

Как-то я вновь обратил внимание на его невысокую фигурку: на Приморском бульваре он подошел к англичанину, которого я сразу узнал, взглянув на его затылок. Это был Роберт.

- Вон того, в кепке, - сказал его голос. - Только адрес, больше ничего.

И Роберт прошел мимо меня, не улыбаясь и делая вид, что он меня не узнает.

Я его не остановил.

Другой раз в том же городе я снова встретил Роберта: он шагал по Нахимовскому проспекту: женщина в грубой нижней рубашке и босиком бежала вслед за ним. Через каждые пять секунд она выкрикивала "убийца" и высовывала Роберту язык. Он не оборачивался.

- Что такое? - спросил я товарища, с которым шел. - Кто она такая?

- Старуха слабо соображает, - презрительно ответил он. - Разве ты ее не узнаешь? Это севастопольская сумасшедшая, Феня. А он, этот субъект в английской форме, - шпион.

* * *

Прошло несколько лет, несколько летописей, свернувшихся в трубочки. Я видел эту неправдоподобность, сочетание строгости и хаоса, эту смену эффектов, цирк, где время жонглирует жизнью и жизнь - человеческими лицами. За равномерными движениями дней и судорогами вечеров я искал спрятанные лица галлюцинаций. Я шел, не замечая места, - и вот, озадаченный, я оглянулся - это происходило на окраине Парижа, - и я вошел в дымное маленькое кафе. Пьяная сербка танцевала под дуэт граммофона и гармоники; дребезжал ровный строй бутылок; свирепое, покрытое шрамами лицо мужчины в синем переднике и рубахе без воротничка, внезапно появилось перед моими глазами.

- D"la biere, du pinard? - закричал он в упор.

- Старые трюки, - сказал я. - Дайте мне черного кофе.

- A la gare avec ca! J"suis pas oblige de connaitre toutes les langues du monde. Q"on parle francais quand on est en France.

- Вы слишком усердствуете, - и я остановился на секунду. - Во-первых, я совершенно отчетливо слышу ваш акцент, хоть вы и француз. Россия не прошла безнаказанно для вашего французского языка. Во-вторых, черт возьми, Роберт, здесь нет ни одного шпиона, кроме вас. Вы можете спокойно говорить по-русски. Вы слишком привыкли к этой мнимо трагической роли человека, ежеминутно рискующего жизнью. Я держу пари, что за вашу голову никто не даст даже ста франков. Мне надоело вас узнавать, Роберт. Я бы повесился от скуки, если бы вся моя загадочность заключалась в фальшивой бороде, десятке костюмов, дюжине шрамов и посредственном знании трех языков.

- Я предпочитаю мою работу вашей, - ответил Роберт. - В пустое пространство, которое вы сделали из вашей жизни, вы вписываете десяток этюдов в иронической интерпретации. Вы не знаете опасности, вы не признаете фатальности. Вы не любите карт, так как не понимаете азарта. Вы ненавидите артистов, вы предпочитаете сумасшедших ремесленников. Вы не понимаете подвига… И если я вам скажу, что мое существование состоит из комбинации вдохновения и расчета, то вы мне, конечно, не поверите, потому что это вам органически чуждо, так же, как вам чуждо чувство родины, которой я служу, и войны, которой я отдал все мое время.

- Я подумаю на досуге о философии дилетантов в шпионаже, - сказал я. - Это я вам обещаю. Сейчас же я хотел бы подчеркнуть, что я далек от мысли давать советы. Я хочу только напомнить вам, что военные выходят из моды. Мы живем в век штатских. Вам, героям с солдатских лубков и спасителям родины, мы сохраним места в пожарных командах. Voala mon vieux. Следующий раз я встречу вас, наверное, в Сингапуре, если вы радикально не перемените взглядов и вместо вашей хлопотливой и совершенно ненужной профессии не возьметесь за скромное ремесло репортера.

И я замолчал, медленно глотая кофе. Все-таки Роберт был мечтателем и посвятил свою жизнь опасности с такой же легкостью, с какой я посвятил бы рассказ кому-нибудь из знакомых.

И вдруг за одним из столиков я увидел накрашенную женщину в глубоком трауре. Кровь бросилась мне в лицо.

Граммофон продолжал греметь и сербка не прекращала свой дикий и глупый пляс - в этом ободранном проклятом притоне. И в первый раз в жизни, забыв о себе, о скользких, продажных кроватях, о холодной пропасти подвала, в котором я жил, - в первый раз поняв, что слово печаль можно писать без кавычек, - я сказал этой женщине в трауре:

- Разве ты похоронила свою профессию, моя дорогая? Или ты ищешь богатого клиента, падкого на оригинальность?

Я встретился с ее глазами. Сколько раз на мутных перекрестках Парижа от меня ускользал этот презрительный взгляд!

Я поднял тяжелые веки. В отчаянии я вспомнил о городе, в котором родился, о мертвом величии Петербурга.

Улыбающееся лицо Роберта вновь очутилось на уровне моих глаз.

- Позвольте вас познакомить, - сказал он. - Это Варвара Владимировна, моя жена. В России была буржуйкой, здесь занимается шитьем.

- Вы испортили мне рассказ, Роберт.

И ей:

- Будем знакомы, сударыня.

* * *

Я вернулся домой. Мулат, живший в соседней комнате, оскаливаясь от усилия, играл на виолончели свои гаммы.

[Vishenka]

Благодаря вот этой теме я прочла уже второго автора (первым был Газданов) - "Роман с кокаином" М. Агеева. Книга вызвала во мне неоднозначные чувства и неоднозначную оценку. Прочла я ее в рекордные сроки - два дня, при этом ходя на службу и только слегка пренебрегая домашними делами. Прекрасный литературный язык, хорошее владение материалом, темой, сюжетом (редактор или изощренный читатель, которых скорее всего не было у Агеева, не помешал бы. Слово "шибко" встречается не реже, чем на каждой третьей странице, что верно подметила вдова Набокова) - да, книга не графоманская. Эта книга - факт литературы.

Теперь об отрицательных чувствах. Дело не в том, что я считаю, что литература должна радовать или "отдыхать". Я с юношества, после прочтения в дремучих 70-х годах мемуаров Авдотьи Панаевой не любила Некрасова. Но вот теперь, задумавшись над романом Агеева, поняла, что мне близок его тезис "Сейте разумное, доброе, вечное, Сейте, спасибо вам скажет сердечное..." Мне затруднительно было бы сформулировать, исходя из некрасовского принципа, высокую цель книги Агеева. "Не ходите, дети, в Африку гулять?" А если вместо "не ходите" так понравится, что попробовать захотят? Я бы остереглась рекомендовать ее молодому неокрепшему организму . С другой стороны, у любимого Эрика Клаптона есть песня с таким же названием "Кокаин". Я же не запрещаю ее слушать, хотя из-за британского акцента плохо разбираю слова (может, она и не про кокаин вовсе?)

Просто кстати - вспомнилась книга Валентина Катаева "Алмазный мой венец", которая в поздние 70-е (или раньше?) вызвала ажиотаж среди интересующихся тематикой эмигрантской русской литературы 30-х - 40-х годов. Там, однако, больше про поэтов, вроде, было.

А еще раньше, в конце 60-х была пластинка-гигант Марка Бернеса, на которой он пел песню про неприкаянного эмигранта: "Давно на чужбину заброшенный Все бродит он, Все бродит он...и родины нет у него...", а в конце жизнеутверждающе: "...но родина есть у него!" Для меня, пожалуй, это было первое столкновение с темой эмигрантов. После этого были "Судьба..." и "Ошибка резидента": "Я в весеннем лесу Пил березовый сок. С ненаглядной певуньей В стогу ночевал", на эту песню недавно слышала очень смешной перепев. Такое вот отражение эмигрантской темы в советской поп-культуре.

[Золушка]

Я бы остереглась рекомендовать ее молодому неокрепшему организму

А у нас, представьте себе, в Российском молодежном театре - это тот, что рядом с Большим театром, не все наверное его знают - идет уже пару лет спектакль по книге Роман с кокаином.

Из писателей-эмигрантов я на прошлой неделе впервые прочла два романа Марка Алданова. Тепеть вот вынесла у тетки целое собрание его сочинений. У него исторические романы с большими вкраплениями философских рассуждений о природе человека, об устройстве жизни-власти-общества. Супер! Говорят, Алданов был в свое время гораздо популярнее Набокова и многих других знаменитых эмигрантов, но постепенно о нем подзабыли.

[Золушка]

Вышла нереально интересная книга "Из Москвы в Москву через Париж и Воркуту" Александра Угримова. Александр Угримов - сын знаменитого ученого-агронома Угримова, высланного из России на философском пароходе. После войны вернулся в СССР, попал в лагеря. Его сестра Вера тоже вернулась и тоже пострадала - она была одной из героинь фильма "Не будем проклинать изгнание" на Культуре на прошлой неделе, может кто-то видел.
На Свободе обсуждают книгу-эмиграцию-Угримова http://rfe.svoboda.org/programs/Live...ved.080905.asp
Если кто надумает купить, то имейте в виду, вообще-то она дорогая, купить подешевле можно на Таганке в магазине Русское зарубежье - 320 рублей.