Русская литература - что прочитать?

[Vishenka]

Лев Аннинский. Как откликается душа…
--------------------------------------------------------------------------------
07.09 04:42 pm | NRS.com
--------------------------------------------------------------------------------
Недавним гостем литературной программы "Переплет" на радиостанции "Народная волна" (Нью-Йорк) (ведущие Ирина Лейкина, Олег Сулькин, Михаил Фрейдлин) был московский литературный критик, кинокритик и эссеист Лев Аннинский.

Лев Аннинский родился в 1934 году в Ростове-на-Дону. Окончив школу с золотой медалью, поступил на филфак МГУ. Сразу по окончании МГУ стал работать в "Литературной газете", потом перешел в журнал "Знамя". Из литературной печати Аннинский был вынужден уйти после того, как подписал письмо в защиту своего университетского учителя Синявского. В начале 1970-х его приняли в журнал "Дружба народов". С 1990-х гг Лев Аннинский сотрудничает со многими газетами и журналами. Автор более чем двадцати книг о современном кино, театре, писателях и кинорежиссерах.

О.С. – Когда Лев Александрович о чем-то пишет, он придает даже не очень удачной книге некую эстетическую легитимность. Его критика порой выше и важнее собственно литературы. Лев Александрович, учитываете ли вы то, что поднимаете в глазах читателя даже средненькую литературу, посвящая ей свое время и свои строки?

– Нет, это непроизвольный эффект. Я не выбираю книжки для рецензирования и не чувствую себя литературным критиком. Если читаю что-то, и у меня возникает внутренняя связь с текстом, то это уже не критика, а, собственно говоря, диалог. А кого я при этом поднял или уронил, меня уже не интересует.

О.С.: – Вас больше провоцирует на откровения то, что нравится, или то, что раздражает?

– Если что-то против души, то я и пишу так, как откликается душа. Я истолковываю не текст, а факт появления этого текста в моей жизни.

И.Л. – Виктор Пелевин недавно стал очередным лауреатом ежегодной российской премии "Национальный бестселлер". После прохановского "Господина Гексогена" в сознании читателей сложился некий стереотип, что с этой премией обязательно должен быть связан скандал, хотя на самом деле другие присуждения прошли почти незамеченными. На этот раз "нацбестом" избран роман Виктора Пелевина "ДПП нн". Что вы думаете об этой премии и об этой книге?

– Я не только никогда не думаю о таком понятии, как премия, но даже когда слышу слово "премия", у меня возникает лихорадочное желание отключиться от этой темы. А на Пелевина у меня есть своя точка зрения. Пелевин – один самых читаемых сейчас авторов, который претендует на серьезное к себе отношение. Есть авторы, которых широко читают, но на серьезное отношение они не претендуют. Например, Маринина однажды сказала: "Я вам не Достоевский". А Донцова как-то попросила меня и вовсе не читать ее книг. Но Виктор Ерофеев, Владимир Сорокин и Виктор Пелевин претендуют на серьезное отношение к себе. Все трое мыслят человека по-новому, чем и объясняется интерес к ним. Я думаю, что Виктор Ерофеев мыслит человека как носителя спермы, Сорокин как носителя экскрементов, а Пелевин как носителя наркоты или какой-то другой субстанции. Поэтому все трое мне не очень близки, хотя я и писал о них и попытался выяснить их концепцию человека. Я думаю о человеке нечто другое, нежели они.

О.С.: – Эта "ноша", как я понимаю, очень важна для вас и определяет ваше отношение к тому или иному создателю литературных произведений. Какое содержание вы считаете полноценным?

– Естественно, духовное. Я атеист, воспитанный в православной традиции, – так я отвечаю, когда меня спрашивают, что я мыслю о человеке. Но это абсолютно христианская традиция: интерес к взаимоотношениям духа и тела как двух самостоятельных субстанций. Природа связана с плотью, а дух противостоит ей. Следовательно, всякая власть духа внутри человека – это борьба с природой, попытка ее укротить. Поэтому содержание человека определяется не столько плотью, сколько тем, как он, наделенный душой и духом, относится к своей плоти. Легко понять, кто из писателей мне ближе. Мне даже Шолохов бесконечно ближе: он описал яростный дух. И Толстой мне намного ближе. А что говорить о Пелевине? Извините. Пусть получает свои премии.

О.С.: – Я видел по русскому телевидению, как вы полемизировали с крупным чином КГБ...

– Я полемизировал с ним не как с чином КГБ, а просто как с человеком.

О.С.: – В любом случае – меня поразило, что символ шестидесятничества, романтик, нонконформист и человек честнейших убеждений Лев Аннинский горячо защищал Проханова и его "Гексоген". Если говорить о "ноше" Проханова, то его можно обозначить как носителя взрывчатки. А чин КГБ в это время ругал Проханова. Я подумал: как же поменялись полюса в российской жизни!

– Олег, если вы уловили, что чин КГБ ругает Проханова, можете себе представить цену этих убеждений. Меня же специально пригласили на роль защитника. Но я не чувствовал, что горячо защищал Проханова, я просто высказал концепцию. Я сравнил Проханова с Юлианом Семеновым и показал, что Проханов, как и Семенов, внутренне протестует против хаотического состояния реальности. И "лечит" он ее теориями заговоров: вот вам заговор кагэбэшников, вот вам заговор либералов, вот вам заговор находящихся у власти бюрократов. А если запись была отредактирована так, что получилось, будто я защищаю "Гексоген", – извините.

Что я думаю о Проханове? Это прекрасный острый журналист с убеждениями имперского человека. Как писатель он переносит свой журналистский темперамент в прозу. Его интересно читать как свидетеля. "Дерево в центре Кабула" – это то, что он знает, пишет очень ярко и остро и яростно защищает свою линию. Я могу сказать, в чем не согласен с ним. Он считает, что можно возродить советскую и российскую империю механически. Я вырос в этой империи, я внутренне всегда был за то, чтобы она была сильной. Для меня распад СССР был личной драмой. Но я думаю, что механически империю восстановить невозможно, поскольку мы вошли в совершенно другую мировую ситуацию, в которой нужно определяться заново.

О.С.: – Я упомянул шестидесятничество, с которым ваше имя, безусловно, ассоциируется и будет ассоциироваться много лет. Как вы сейчас оцениваете весь этот пласт жизни, культуры и идеологии?

– В 7-м номере журнала "Дружба народов" публикуется моя статья на эту тему под названием "Дутая жвачка". Это выражает мое отношение к тому, что шестидесятники якобы должны были символизировать путь России на много лет вперед. Ничего подобного. Мы были детьми ситуации. Мы дети отцов, которые умирали на фронте, и мы получили страну, которая претендовала на то, чтобы изменить природу человека. Главный урок, который мы извлекли: изменить природу человека невозможно. В этом вся драма. Не мы создали человека. Человека создал Бог или То, что в отсутствие Бога его заменяет. Кстати, слово "шестидесятники" – неудачная кличка. Я чувствую себя человеком, вышедшим из 50-х годов. "Последние идеалисты" – вот правильное определение. Слово "шестидесятники" запустил Рассадин, и он, по-моему, сам не рад.

О.С.: – С Рассадиным мы говорили на эту тему. Он действительно не очень рад.
М.Ф.: – Я хотел бы упомянуть вашу книгу "Барды". Мне кажется, вы писали ее с удовольствием.

– Я получал удовольствие, когда пел и слушал эти песни. Естественно, и писал с удовольствием. Я вообще получаю удовольствие, когда пишу.

И.Л.: – А я люблю вашу книгу "Серебро и чернь" – о Серебряном веке. Она тоже явно в ряду книг, которые вы писали с удовольствием.

– Конечно.

О.С.: – А мы, скажу я, подытоживая наш разговор, с удовольствием читаем критику, эссеистику и замечательную прозу Льва Аннинского.