Дом тишины (детектив)

[Ева9]

Глава 1. Дневник. Первая запись

Здравствуй, дорогой дневник. Я решила, что начну тебя сейчас, так как без наивности полагаю, что другой, более подходящей возможности у меня не будет. Тебя мне подарил мой двоюродный брат, он хотел, чтобы ты стал утешением и безмолвным хранителем моих мыслей и грез. Но если когда-нибудь этот дневник кто-то найдет и прочитает, то я хочу, чтобы этот человек знал обо мне всё.

Меня зовут Жешка Файнзильбер, мне шестнадцать лет, и всю свою жизнь я прожила на юге Франции, на чудесном берегу Лионского залива в Марселе. Это самый лучший город на свете, я всегда так думала, надеюсь, моя память о нем не изменится, и когда-нибудь я обязательно туда вернусь. Только в Марселе можно почувствовать, что такое жизнь, потому что на его улицах сплошные ароматы моря, там всё совсем по-другому.

Я часто вспоминаю Марсель и свой дом. Дорогой дневник, у нас очень красивый дом! Если бы ты знал, как он прекрасен в лучах закатного солнца, особенно, когда тонет в зелени листвы. Его построил мой отец со своими братьями, и для нашей семьи никогда не было ничего прекраснее.

Говорят, дома безлики. Говорят, что они не меняются от того, какие люди их населяют - плохие или хорошие. Наверное, так говорят те люди, которые никогда не видели войну, кому никогда не приходилось видеть смерть домов. Дома умирают, когда умирают их владельцы.

Первым умер дом в начале нашей улицы, это было самое начало сорок второго года, тогда многие евреи, как и мы, еще наивно полагали, будто фашистская пропаганда нас не затронет. Мы были слишком беспечны, даже когда город заполонили беженцы, эти беглые евреи, говорившие, как тогда казалось, на всех языках мира. Некоторые из них пытались сесть на корабль до Турции, у некоторых из них это даже получалось. Это была дикая картина всеобщей паники, я не знаю, как это вообще можно описать.

Мой отец, бывало, говорил, что "эти евреи ведут себя не как евреи". Он не видел проблемы и опасности, в которой мы находились, он был очень спокоен. Как я уже писала, мой милый дневник, первое убийство случилось в доме в начале улицы. Я знала, чей это дом, потому что нас с сестрой часто отводили туда, когда мама или папа уезжали по делам. Они держали единственную аптеку в округе, это были хорошие люди, я не понимаю, за что их убили. Но после их смерти наша улица продолжала жить. Никто не верил, что "это" снова произойдет. Мы были хорошими евреями, будто кого-то это заботило.

Моя сестра умерла от скарлатины буквально через месяц после смерти наших соседей-аптекарей. Наверное, есть в этом какая-то связь, потому что она бы не умерла, получи вовремя лекарство, а лекарств почему-то не было нигде. Мы остались в анклаве, мой отец перестал ездить на работу к себе в пекарню, а моя мать перестала шить в своем ателье. А я осталась одна.

Моей единственной отрадой было посещение классов, там можно было отвлечься от всего и заняться учебой. Но с каждым днем классы всё больше пустели - сначала нас оставалось десять, потом девять, потом пять, а потом мама забрала меня, и я больше ни разу там не появлялась.

Я помню всё запахами, вкусами - это был вкус наполеона и нежнейших эклеров, это были запахи хлопка, шелковых ниток и меди, и это было безумием, нашей еврейской агонией. Нам было очень плохо, нас вели по улицам и увозили куда-то целыми семьями, в то время как в пекарнях пекли хлеб и ели пирожные. Как мы, остальные, так спокойно жили, пока других грузили и отвозили в неизвестность? Я не знаю.

Нас не трогали, у нас не проверяли документы, меня вообще ни разу не остановили. Никогда. Мама говорит, что это из-за моей внешности, я не похожа на еврейку, но меня выдает мое поведение и манера речи. Я не похожа на еврейку, но еврейка до мозга костей. И я горжусь этим!

Мой милый дневник, то, о чем я пишу сейчас, всё это было с нами как будто в другой жизни. Хотя всего полгода прошло от меня той до меня этой. И эти полгода - самое худшее, что я пережила. Не знаю, будет ли еще что-то хуже, но тебе суждено хранить это, когда как я желаю всё это забыть. Я начала забывать иврит, я почти забыла многие вкусы, например, вкус свежих фруктов, вкус супов и морской рыбы, правда, я не помню всего этого, зато помню, как увозили мою маму.

Помню, как пришли к нам домой, это были красивые высокие солдаты, у них была очень красивая форма и чистые сапоги. Они говорили на французском, и их интересовал мой отец. Они были очень любезны с нами. Никто не кричал и не угрожал нам. После их ухода моя мама долго плакала, а отец заперся в своем кабинете. Дорогой дневник, я даже не представляла себе весь ужас того, что надвигалось на нашу семью. Я не знала, что прячется за личиной тех солдат.

Сейчас я завидую своей сестре, она умерла раньше, чем увидела этот черный грузовик. Моя семья попала в самое жерло облавы «Вель д’Ив», я помню, как их забрали прямо из нашего дома, без криков, без угроз, без выстрелов, с тех пор, я не знаю, что с ними, но очень надеюсь, что они живы и здоровы. Меня одну оставили в доме, я не знаю, почему, для меня это загадка. Солдаты не могли знать об Ирен Боте, о том, что она и её семья вскоре выберут наш дом в качестве места для временного отдыха, прежде чем отправиться в концлагерь на "работу". Тогда этого никто не знал, но об этом я расскажу тебе позже, мой дорогой дневник. Если я лягу спать слишком поздно, они поймут, что со мной что-то не так, и меня убьют.

[Ren]

Моя семья попала в самое жерло облавы «Вель д’Ив», я помню, как их забрали прямо из нашего дома, без криков, без угроз, без выстрелов, с тех пор, я не знаю, что с ними, но очень надеюсь, что они живы и здоровы. Меня одну оставили в доме, я не знаю, почему, для меня это загадка.

Vel d'Hiv происходила в Париже. В Марселе была другая облава, в январе 43. Евреи уже как полгода носили желтые звезды, поэтому :

Всё больше я стала встречать и таких, как я, евреев, не похожих на евреев. Мы узнавали друг друга на улицах, в продуктовых лавках, на рынках, и это было очень странно - в основном, каждый такой, не похожий на себя еврей, уже потерял семью, детей, мужа или жену, и я прекрасно понимала их затравленный взгляд и этот маскарад. Когда есть даже самая минимальная возможность выжить, ты цепляешься за нее, словно за спасательный круг.

Этого быть особенно не могло. Либо у них были звезды уже, либо их прятали по подвалам. В Марселе была французская полиция, все знали всех, кто еврей, кто нет.

Не очень понятно пока, как ваш роман связан с реальными историческими событиями, какова хронология.... ?

[Ева9]

Vel d'Hiv происходила в Париже. В Марселе была другая облава, в январе 43. Евреи уже как полгода носили желтые звезды, поэтому :




Этого быть особенно не могло. Либо у них были звезды уже, либо их прятали по подвалам. В Марселе была французская полиция, все знали всех, кто еврей, кто нет.

Не очень понятно пока, как ваш роман связан с реальными историческими событиями, какова хронология.... ?

Спасибо за дополнения и пояснения по пробелах в моих знаниях.
История выдумана, разумеется, реальных личностей там нет.