Брысины рассказы

[Ren]

Так получилось, что рассказы продолжают писаться.

Приглашаю всех в эту новую тему, где я буду публиковать - ри-гулярно, как сказала бы Брыся - написанные мной новые тексты.

Огромная просьба ко всем: если у вас вдруг появится доброе слово (которое и Брысе приятно), пишите в ЛЯ. Если будет конструктивная критика - тоже пишите а ЛЯ. Отвечу всем. Обещаю.

Не хотелось бы, чтобы эта тема была закрыта или перенесена туда, где ей не место

Так что прошу всех соблюдать правила. Согласны? Тогда поехали!

[Ren]

Пролог.

Весна наступила совершенно неожиданно. Соскучившаяся по солнцу Франция напоминала кота, попавшего с мороза в домашнее тепло: лица светились от удовольствия, наряды играли красками, природа заспускала - как салют - цветы на городских клумбах и щебетала на разные голоса.

Охотничий сезон кончился, и бесстрашные лани забредали в сады с целью попробовать каких-нибудь деликатесов. Чаще всего это были розы, и тогда возмущенные владельцы применяли против разбойниц отпугиватели-аэрозоли. Они, как правило, не действовали, поэтому поедание роз обещало стать главным сюжетом разговоров в местных кафе.

К нам часто приходили гости, многие оставались ночевать. Брыся придумала новую игру - в привидение. Поскольку она играла одна, то и правил было немного: первым и единственным было «безутешное, приглушенное завывание два раза за ночь». По утрам гости задавали странные вопросы: например, не на кладбище ли построен наш дом или не видели ли мы призраков. Мы смеялись, но чувствовали себя неловко.

Когда вопросы приобрели систематический характер, я решила объявить призракам войну. Брыся окончательно переехала в нашу комнату, и, поскольку пугать нас было совершенно неинтересно, она опять спала по ночам. Днем она продумывала новые стратегические ходы: как, например, забраться под одеяло гостя и выпрыгнуть на него в тот самый момент, когда он уже погасит свет, но еще не ляжет в кровать?

Брысины шутки пользовались бешеным успехом у тех, кто ценил подобный юмор, и, в конце концов, среди гостей произошел естественный отбор. Теперь ночевать у нас оставались самые стойкие, и Брыся с самого утра бродила с загадочным выражением лица, предвкушая, видимо, вечерние развлечения. ЖЛ даже прозвал ее «черной мамбой» за быстроту нападения и точность хватки, чем Брыся чрезвычайно гордилась.

- А вот скажи, - спрашивала она меня, - если бы я была этой самой мамбой, то я, наверное, была бы жутко ядовитой?

- Не знаю, Брыся, - пожимала я плечами. - В любом случае, нам страшно повезло, что ты – не мамба. Не думаю, что ЖЛ согласился бы держать в доме змею.

- Он совершенно неправ! – возмущалась в ответ Брыся. – После собаки, змея – самый нужный в доме зверь! Они тоже мышей ловят! Мне об этом Тай сказал.

Тай – это наш сосед-шарпей. Он учит Брысю созерцанию и дает ей исчерпывающие справки на разные темы. Как-то раз я называла его «Ходячей Энциклопедией», что чрезвычайно польстило его самолюбию, но ненадолго: Брыся тут же переделала его в «Бродячую Циклопедию», и Тай попросил его больше так не называть.

Той весной в нашей жизни произошло много разных событий: ЖЛ повысили в должности, я уволилась с работы и проводила много времени с Брысей, а еще мы решили построить дом, где я собиралась открыть кабинет психотерапии. Перемены были глобальными и радостными, но количество забот тоже увеличилось в несколько раз.

- Чур, я буду ман-голию сажать! - стонала от восторга Брыся, едва мы заводили речь о выборе участка. – Главное, чтобы сад был большой! Я там охотиться буду...

- Главное – это большой гараж! – озабоченно хмурился ЖЛ. – Там будет моя мастерская и мотоциклы!

- Нет уж, - горячилась я, - главное - это прачечная! Я там сделаю высокую ванну для Брыси, а то от моей спины уже ничего не осталось!

- Ну, уж нет! – возмущалась Брыся. – Если тебе будет удобно меня мыть, то ты будешь это делать гораздо чаще!

- Так-то оно так, - соглашалась я, - но даже если я тебя буду мыть крайне редко, то спина все равно будет болеть!

- Будет, - соглашалась Брыся, - но, может, без ванной все-таки обойдемся? Ты мне лучше прудик в саду вырой и рыбок туда запусти, как у Байи...

Байя, новая подружка Брыси, жила в огромном доме с садом, который являлся предметом Брысиной зависти. Там было много кустарников и, главное, мелкий водоем, который хозяйка Байи гордо называла прудом. В нем жили золотые рыбки, регулярно обновляемые по весне.

Наконец участок был найден. Он был именно таким, как нам хотелось: огромный, вытянутый в длину участок упирался в поле, за которым начинался лес. И, главное, он располагался совсем рядом с домом, где остались Брысины друзья – бигль Энди и маленький йорк Робин. Брыся этому чрезвычайно обрадовалась.

- Покупаем! – заорала она, едва выпрыгнув из машины. – Вон там будет прудик! Мы туда будем по очереди прыгать! Энди, Робин, а потом я, сверху! А вон там я яму выкопаю! Для ман-голии!

- Покупаем! – кивнул ЖЛ. – Участок большой, можно огромный гараж построить!

- И прачечную! – бодро добавила я.

Мы решительно подписали документы и стали искать застройщика. Им оказался молодой парень, Оливье, который тут же пригласил нас к себе, чтобы наглядно продемонстрировать, как он умеет строить дома. Брыся первым делом огляделась и разочарованно замотала головой.

- Не пойдет! – мрачно изрекла она. – Если бы он был хороший строитель, то у него наверняка был бы пруд!

- Брыся, - улыбнулась я, - пруд мы сами выкопаем. Застройщик будет строить, а не копать.

Дом Оливье нам понравился. Это было именно то, что мы искали. Оливье гордился своим творением и подробно рассказывал про материалы и разные технические уловки. ЖЛ обсудил с ним размеры гаража, а я внесла в план прачечную. Брыся, сидя под столом, громко требовала пруд. Больше всего ее интересовала глубина.

На следующий же день мы подготовили необходимые документы и стали ждать разрешения на строительство. Его должна была выдать нам мэрия, которой должна была разрешить региональная дирекция, которой тоже кто-то должен был разрешить. Административная конструкция напоминала «дом, который построил Джек».

В ожидании ответа администрации, наши разговоры были посвящены только будущему дому. Мы с ЖЛ горячо обсуждали плитку и паркет, а Брыся – с неменьшей страстью – разрабатывала план будущего пруда. Она уже решила, что он будет глубоким, и теперь ее интересовала живность, которую можно будет туда запустить.

- Тай, – спрашивала она, - а лягушек можно посадить вместе с рыбами? Пусть квакают! А то ночью там очень тихо.

- Можно, - кивал тот.

- Класс! – подхватывала Байя. – Жаль я не могу попросить маму купить мне лягушек. Может, ты попросишь? – обращалась она ко мне.

Я представляла себе лицо хозяйки Байи и отрицательно мотала головой.

- А может, мамбу заведем? – мечатательно закатывала глаза Брыся. – Выходишь утром в сад, а там – хлоп! Змея! Я тогда буду играть в мангусту, мне Тай расказывал!

- Нет, Брыся, - говорила я, - змею мы заводить точно не будем. По пруд мы тебе выроем.

- Ура! – вопила Брыся. – Побежали рыбок покупать!

- Брыся, - говорила я, - строительство еще не начато, да и разрешение на него не получено. Так что придется подождать...

Ожидание затянулось на три долгих месяца. На участке вскоре заколосилась высокая трава и начали цвести дикие маки. Как только истекал очередной срок, документы, как по волшебству, возвращались в мэрию, где от нас требовали все новых и новых бумаг.

ЖЛ пропадал по командировкам. Он колесил по всей Франции, возвращаясь из странствий с мешочком грязного белья. Когда его машина подъезжала к дому, Брыся бросалась с размаху на дверь и начинала колотиться в нее всем телом. «Ура! Папа приехал! – визжала она между бросками.- Папуля! Родненький!..».

Жаль, что люди не понимают, что говорят собаки, думала я. Ведь собака – это единственное существо на свете, которое в течение всей своей жизни так встречает нас. Как можно потом его бросить? Наверное, потому и бросают, заключала я. Потому что не понимают...

Я готовилась к открытию собственного кабинета. Идея стать самой себе хозяйкой давно соблазняла меня, но теперь я вплотную подошла к вопросу ее реализации. От ощущения неизвестности и риска кружилась голова и замирало сердце.

- А где буду я, когда ты будешь принимать клиентов? – беспокоилась Брыся. – Можно я буду сидеть под столом и слушать?

- Нельзя, Брыся, - отвечала я, - сеансы психологической работы – это секрет. А раз ты все понимаешь, то получается, что я нарушаю деонтологические правила.

- Это как? – переспрашивала Брыся.

- Это значит – морально-этические правила профессии.

- А я тогда слушать не буду, а только глазами смотреть! – предлагала Брыся. – Чтобы твои маральнатические правила не нарушать. Можно?
Она смешно таращилась, чтобы показать мне, как именно она будет смотреть глазами.

- Нельзя, Брыся! – вздыхала я. – Ты же будешь мне вопросы задавать. Не удержишься!

- Не буду! – убежденно говорила Брыся. – Буду молчать как мамба! А если ты меня не пустишь в каби-нет, то я буду выть снаружи как привидение. Что выбираешь? Мамбу или привидение? Привидение или мамбу?

Хотя она довольно хихикала, крутя хвостом, я понимала, что Брыся совсем не шутит.

- Ладно! – наконец сдалась я. – Выбираю мамбу. Будешь сидеть под столом, и чтоб – ни звука!

- Ни одного! – заорала собака и повисла у меня на шее. – Никогда! Ни за что! Я буду самой молчаливой мамбой в истории существования мамб!..

Вот так началось лето.

[Ren]

1. Мишель.

- Ой, сколько мяса! – заверещала Брыся, засовывая нос в сумку, которую я только что принесла из магазина. – Это все – мне?!

- Нет, не тебе! А всем! – улыбнулась я. – Мы вечером едем на шашлыки!

- Куда это? – забеспокоилась она. – Это что за саш-лыки? Или шас-лыки?

- В гости, мясо есть, проще говоря! – рассмеялась я.

- А-а-а! – обрадовалась Брыся. – Ну раз мясо есть, то тогда, конечно, едем! А кто эти гости? И почему мы туда с мясом едем?

- Как бы тебе объяснить... – задумалась я. – Это даже не гости, а гость. С ним папа раньше вместе работал. А потом его выгнали с работы за большую глупость. И вот теперь он совсем один. Живет в деревне, брошенный всеми.

- За какую глупость? – заволновалась Брыся. – Это же бесчеловечно! Он что – погрыз чужие туфли? Или писал в коридоре ри-гулярно?

Я представила себе Мишеля, грызущего ботинок директора и писающего в коридоре банка.

- Нет, Брыся, людей с работы выгоняют за глупости другого рода, – вздохнула я. – Впрочем, это дела не меняет. Он остался один, денег у него нет, и на работу его не берут. Оказывается, он провел зиму без отопления и горячей воды. Иногда ему нечего было есть, и он даже воровал еду на рынке. К сожалению, мы об этом узнали всего пару недель назад. Закупка еды для него уже организована, счета за горячую воду и газ оплачены, и теперь бывшие коллеги едут к нему на пикник, чтобы поднять настроение.

- Ничего себе... – покрутила головой Брыся. – Я думала, такое только с собаками бывает!

- Увы, Брыся, в мире очень много несчастных людей.

- Ужас, – вздохнула она. – А почему вы об этом так поздно узнали?

- Потому что ему было стыдно об этом говорить, – пожала плечами я. – Люди не любят просить о помощи. Тем более, такие как Мишель. Еще три года назад он за одним столом с министрами сидел!

- Ну, с собакой такое тоже может произойти! Сегодня за одним столом с министром, а завтра – хлоп! И в приют! – вздохнула Брыся. – А что, друзей у него нет? Только бывшие калеки?

- Коллеги, - поправила я. – А друзья... Нет... Но у него две кошки есть.

- Ну, кошки – это не друзья! – возмутилась она. – Вот собака – это друг! Собака всегда выслушает, что на сердце накопилось! И все поймет! А кошка разве будет слушать? Она, как поест, так сразу убегает, а если и останется, то урчит, как вин-ти-лятор. Она же не слышит ничего, когда урчит! А мы туда гитары возьмем, кстати? Пусть папа фла-менку сыграет, а я буду плясать! Вот Мишель твой посмеется! Пусть увидит, что собака – это гораздо лучше кошки!

Мы сложили еду в сумки, захватили бутылку рома и гитару и поехали к Мишелю. Жил он в малюсенькой деревн, в получасе езды. Дом был совсем крошечный, поэтому стол был накрыт во дворе. Нужда заставила его переехать сюда из роскошной квартиры. Мишель сколотил стол из досок, что валялись у него в подвале: он принимал гостей впервые за последний год. Выглядел он неважно. Это были последствия плохого питания, отсутствия горячей воды и депрессии.

Едва войдя в дом, Брыся первым делом громко заорала, предупреждая о своем появлении:

- Собаки – это лучшее средство от ди-прессии!

Две тостые кошки, спавшие на диване, одновременно взлетели на шкаф. Брыся победно посмотрела на меня, утвердительно гавкнула и побежала во двор проверять, не накрыт ли аперитив.

- Мама! – позвала она, просовывая голову обратно на кухню. – А можно мне пи-сташек?

– Можно! Но немного! – машинально ответила я. - И не писташек, а фисташек.

- Без разницы! – возмутилась Брыся. – Но если бы я могла их сама достать, я бы уже съела все давно!

- Сейчас, – кивнула я. - Сумки разгружу и дам тебе фисташек.

- Смелая, - улыбнулся Мишель, - кошек распугала.

- Ты бы видел ее год назад – не поверил бы, что об одной и той же собаке говорим.

- А мне бы кто сказал три года назад, что со мной случится... - вздохнул Мишель.

- А почему ты нам не позвонил-то? – возмутился ЖЛ. - Мы же не знали!

- Эх... – сказал Мишель. – Понимаешь...

Мы молча кивнули. Мы понимали.

Приехали коллеги. Они привезли пирожные, сыр и вино. За дружеской болтовней и обменом новостями время летело совершенно незаметно. Наконец, когда мясо начало издавать аппетитный запах, мы уселись за стол.

- За солидарность! – торжественно провозгласил Мишель, подняв пластиковый стаканчик.

- Да ну тебя, - замахали руками коллеги, - это не солидарность, а черти что. Если бы мы раньше узнали...

- Интересно, а почему столько людей живет рядом, и никто не знал? – вдруг спросила Брыся из-под стола.

Я пожала плечами:

- Знаешь, люди очень часто не знают о том, что происходит прямо под их носом. Или предпочитают не знать. Это позволяет не задавать себе лишних вопросов.

- Каких вопросов? – мрачно спросила Брыся. – Например, «если не мы, то кто?».

- Примерно, – кивнула я. – Ладно, иди лучше танцуй, а то папа гитару подключил. Не будем о грустном. Хорошо, что мы хоть что-то сделали. А то, представляешь, всю зиму без горячей воды и еды...

Праздник длился до полуночи. Мишель веселился от души, Брыся носилась как сумасшедшая. Все хохотали, наблюдая за ней. ЖЛ играл хиты мирового рока, я пела русские песни. Словом, праздник удался. Под конец, когда мы присели не дорожку, Мишель взял Брысю на руки.

- Какая хорошая собака! – сказал он расстроганно. – Общается со всеми, шалит...

Брыся лизнула его в нос и зыркнула в сторону кошек:

– Собака – это лучшее средство от ди-прессии!

Вскоре мы добрались до дома. В машине Брыся залезла на колени к ЖЛ и стала его старательно вылизывать. Тот попытался было сопротивляться, но Брыся упорствовала.

- Брыся, - наконец вмешалась я, - что это на тебя нашло?

- Это я ему говорю, - оторвалась Брыся от шеи ЖЛ, - что я его не брошу, если его выгонят с работы за глупость.

- А-а-а! – рассмеялась я. – Его не выгонят, потому что он глупостей не делает, смею тебя заверить!

- Правда? – расстроилась Брыся. – А как же тогда я смогу ему показать, что я его не брошу?

- Это самое сложное, – вздохнула я. – Но, боюсь, если ты будешь вылизывать ему шею, то он точно не поймет.

- Жаль... – вздохнула Брыся, свернулась клубочком и стала наблюдать в окно за тенями, мелькавшими в свете фар по обочинам ночной дороги.

[Ren]

2. Ретт.

В конце июня был построен уже целый этаж: жаркая и сухая погода способствовала быстрой сушке бетона. Брыся, наоборот, не радовалась, а слонялась по дому в поисках прохлады. Она была похожа на зимнюю муху.

- Я – не зимняя муха, а летняя собака, - возражала Брыся. – Прудик бы... Я бы из него не вылезала!

- Будет тебе прудик, но только следующим летом, - утешала ее я. – Пойди, с Таем поиграй.

- Да ну, жарко, - мотала головой Брыся, - я лучше пойду в ванной полежу, там пол холодный.

Я иногда окатывала ее из садового шланга, но этого хватало совсем ненадолго. Наконец, устав от этой полусонной маяты, мы решили поехать в Ардеш, к нашим друзьям, у которых был огромный дом в горах. Кроме дома, у Марка и его жены, Софи, было два лабрадора - Драй и Мартини. Больше всего они любили играть вокруг бассейна, иногда падая туда как бы невзначай. Брыся чрезвычайно обрадовалась такой перспективе и всю дорогу трещала как сорока, выспрашивая подробности про бассейн и лабрадоров.

Мы подъехали к дому в девятом часу вечера. Супруги уже поджидали нас у ворот.

- Как раз к аперитиву! – дружно сказали они вместо приветствия.

- Всем пр-р-р-р-ривет! – заорала Брыся, выпрыгивая из машины. – А где Мартини-Драй?

- Тут мы! – басом отозвались лабрадоры из-под огромного стола, на котором уже были расставлены пиалки с орешками и чипсами. – А ты кто?

- Брыся я! – воскликнула Брыся и понеслась по двору кругами. – Я ноги разминаю! Играть будем? Кто со мной?!

- Не-е-е... – сказал Драй. – Мы подождем. Вот дадут писташек, тогда и разомнем твои ноги!

- Не писташек, а фисташек! – заметила Брыся назидательно. – И потом, нас же обязательно позовут! Может, поиграем? А то я с самого утра в машине сижу!

- Ну, тебя может быть и позовут, - заметила Мартини, - а мы лучше тут подождем. Если заиграемся, то все пропустим.

- Ладно! – легко согласилась Брыся. – А вы мне покажете, где тут вода? Мне мама сказала!

- Покажем! – кивнули лабрадоры. – Можем даже показать, как правильно туда падать, чтобы побольше брызгов было!

- Нет уж, - замотала головой Брыся, - бр-р-р-р, я туда не полезу. Вот вокруг вашего пруда гонки устроить – это пожалуйста, это я люблю!

- У нас не пруд! – возмутился Драй. - У нас бассейн! Мы туда ныряем. Пока никто не видит.

- Как это? – ужаснулась Брыся. – Под воду?!...

- Конечно! – закивала Мартини. – С головой! Знаешь, как весело!

- Не-е-е... – протянула Брыся. – Я с головой не полезу... Я плавать даже толком не умею. А вы – нырять!

- А мы тебя научим! – замахали хвостами лабрадоры. – Только поедим!

Мы разместились вокруг стола и стали обмениваться новостями. Собаки сидели перед столом и соревновались в изображении как-можно-более-грустного-выражения-лица. Брыся выразительно скорбела, Драй смотрел искоса, положив голову на стол, а Мартини застенчиво трогала лапой колено хозяина. Иногда кто-то из нас давал ту или иную команду, и тогда собаки наперегонки ее исполняли. Больше всех старалась Брыся: услышав «Лежать!», она взмахивала передними лапами вверх и бросалась всем телом на землю. Лабрадоры же с невозмутимым видом выполняли то, что от них просили. Правила получения вознаграждения они уяснили с детства, поэтому были уверены, что даже если медленно и с достоинством опустятся на землю, то все равно получат заслуженное угощение.

Наконец, нас позвали за стол, Софи приготовила чудесный ужин. Мы расположились на террасе. Было тепло и приятно: солнце еще не село, на небе не было ни облачка. Свежий горный ветер гулял по верхушкам деревьев, нежно перебирая свежую листву. Брыся резвилась с новыми друзьями неподалеку.

За ужином время летело незаметно. Вдруг я заметила, что собаки пропали из виду. Заерзав на стуле, я вопросительно посмотрела на Марка. Он махнул рукой и сказал, что беспокоиться не надо. Но я, извинившись, все же вышла из-за стола...

Собак в саду было теперь не трое, а четверо. Брыся, Мартини и Драй кружили вокруг незнакомого английского сеттера. Он был молодой, красивый, но чрезвычайно худой: крестец выпирал наружу, ребра торчали из-под тусклой шерсти. Я подумала, что это собака кого-то из соседей, и уже готова была возмутиться тем, в каком состоянии они содержат животное, как вдруг, проведя ладонью по его голове, я почувствовала, что она прямо-таки нашпигована клещами. Раздвинув шерсть, я с ужасом обнаружила крепко присосавшихся кровопийц – их было так много, что я непроизвольно отдернула руку.

- Ты кто? – настороженно спросила Брыся.

- Я – Ретт, – представился незваный гость и улыбнулся. – А чего вы так на меня все уставились?

- Ты бродячий? Или потерялся? – не ответив на вопрос, спросил Драй.

- Я сначала потерялся, а теперь брожу! – гордо ответил тот. – Может, кто к себе возьмет? Впрочем, если не возьмет, то и не надо! Мне и так хорошо! Клещи вот только замучили...

- Как это «ну и не надо»?! – возмутилась Брыся. – Ты когда ел-то в последний раз?

- Позавчера, – вздохнул сеттер и сглотнул слюну. – А у вас ничего нет... случайно?

- Есть, конечно! – кивнула Брыся и требовательно посмотрела на меня. – Мама, что у нас есть?

- Найдем что-нибудь, - ответила я. – Пойду спрошу Софи.

Я пошла и попросила, что не жалко. Узнав о пришельце, Софи всполошилась и тут же побежала за мной, захватив пакет мясных обрезков и несколько молочных йогуртов. Ретт смирно сидел в центре и, ожидая еду, радостно колотил хвостом. Собаки стояли вокруг.

- Вот, на, - Софи поставила перед ним пакет с обрезками, - а йогурты - на десерт.

- Спасибо, – поблагодарил Ретт и деликатно взял первый кусок.

Собаки с завистью смотрели, как он ест. Софи ушла предупредить мужа о незваном госте. Ретт жадно хватал кусок за куском, едва успевая проглатывать.

Брыся сглотнула слюну:

- Вот бы мне потеряться! – мечтательно сказала она.

- Ты что! – замахала руками я. – Я же с ума сойду!

- Так я же найдусь! – возразила Брыся. – А ты пока обрезки приготовь! Я даже могу просто под креслом потеряться ненадолго!

- Не выдумывай, Брыся, - сказала я специальным педагогическим голосом. – Теряться – это очень опасно. Я тебе лучше просто так обрезков куплю...

Ретт доел мясо и облизнулся.

- Вкусно! – сказал он, - Вот бы каждый день так! А йогурты можно?...

Я открыла йогурты и вытряхнула их на пакет из-под мяса. Он вылизал все дочиста.

- И что нам с тобой делать? – спросила я. - Не можем же мы тебя бросить тут одного?

- Мама! – тут же заныла Брыся. – А давай его к себе возьмем! Мы тогда сможем вместе играть в потерявшихся собак! А ты нам будешь давать обрезки и йогурты! Как Мишелю твоему!

- Мысль! – кивнула Мартини. – Но, может, его хозяин ищет? И кто такой этот Мишель? Собака?

- Человек! – гордо сказала Брыся. – Его тоже все бросили!

- Надо же, - протянул Драй, - я думал, такое только с собаками... А люди, оказывается, тоже...

- Не-а! – замотала головой Брыся. – Я сама видела! Он худой, как Ретт! Только без клещей! А так – не отличишь прямо! Одно лицо!

- Пойду поговорю насчет тебя, Ретт, - подытожила я. – а ты останься, пожалуйста, пока мы не решим, что с тобой делать.

Ретт вопросительно посмотрел на Брысю.

- Делай, что мама говорит! – кивнула она. – Может, мы тебя к себе заберем! Только без клещей.

Я вернулась за стол, где Софи и Марк решали, что делать с сеттером. Оставить его у себя они не могли – через несколько дней они уезжали в отпуск. Наконец, они решили позвонить одному из друзей. Он пообещал помочь.

Стемнело. Собаки наигрались и вернулись к нам. Они сели вокруг столика и стали делиться происшедшим.

- А мне показали бассейн! – сказала Брыся. – Я туда чуть-чуть не прыгнула! Но испугалась.

- «Чуть-чуть» не считается. Но завтра прыгнешь! – пообещал Драй. – Прямо с утра побежим. Или лучше после обеда, когда все спать залягут!

- Точно! – подтвердила Мартини. – Мы тебя плавать научим! Пока никто не видит!

- А можно, мы Ретта себе возьмем? – вдруг спросила меня Брыся как ни в чем не бывало. – Только без клещей!

- Я пока не знаю, - сказала я, - но если его никто не возьмет, то мы его не бросим, обещаю.

Тут раздался шорох шин. Во двор въехал маленький груховик. Из него выпрыгнул загорелый худощавый мужчина и легкой походкой направился к нам. Я догадалась, что это и был друг Софи и Марка.

- Дидье! – представила его нам хозяйка дома. Затем она представила нас и кивнула в сторону сеттера.

- Вот он! Красивый парень, правда?

- Правда, – кивнул Дидье. – А мы с вами что-то давно не виделись. Если бы не этот страдалец...

- Как у тебя дела-то? – спросил его Марк. – Мы тебя в гости зовем, зовем, а ты все не идешь. А как про собаку узнал, так сразуи приехал!

- Ну... Собака – она же в беде. А со мной... Все в порядке, – сказал он и улыбнулся. – Развожусь.

- Ну и правильно! – сказала Софи.

Мы с ЖЛ непонимающе переглянулись.

- У него жена – ведьма, - пояснил Марк. – Злая, как в сказках.

- Потому что несчастная, - тут же вставила Брыся.

- А тебя она из дома с собакой не выгонит? До развода? – спросил Марк.

- Лучший подарок к разводу – это собака! – тут же возразила Брыся. – Кстати, а что такое «развод»?

– Даже если и выгонит, вдвоем веселее. Правда, парень? – обратился Дидье к Ретту. – Пойдешь со мной?

Ретт положил ему голову на колени.

- Он согласен! – радостно заорала Брыся. – Он больше не бродячий!

- Назови его Ретт... - предложила я.

Остаток вечера мы провели обсуждении развода Дидье. Затем он попрощался, и довольный Ретт грациозно потрусил, как ни в чем ни бывало, за своим новым хозяином. Он лишь кивнул нам на прощанье.

Поговорив еще немного, мы пошли спать. Перед сном, расчесывая Брысю, я вспоминала руками худобу Ретта и полчища клещей на его голове. Брыся словно прочитала мои мысли:

- Интересно, - спросила она, - а его настоящий хозяин найдется?

- Кто знает... – махнула рукой я. – На нем татуировки, кстати, не было.

- А на мне есть туи-ровка! – гордо сказала Брыся. – На животе! А зачем она нужна?

- Чтобы можно было хозяина найти, если потеряешься. – ответила я. – Каждой собаке нужно иметь татуировку! На всякий случай!

- А почему у тебя тогда на плече туи-ровка? – спросила Брыся. – Чтобы, если ты потеряешься, тебя легко найти можно было?

- Ох, Брыся, это совсем другая история... – вздохнула я. - Я тебе потом расскажу...

- И про развод тоже... – напомнила Брыся. – Только завтра! После бассейна. А то я уже сплю...

[Ren]

3. О правах личности, удовольствии и счастье.

На следующее утро, сразу после завтрака, мы расположились у бассейна. Я читала новый роман и краем глаза наблюдала за Брысей. Она быстро бегала вокруг бассейна, разглядывая свое отражение в воде.

- Мама! – прочла она мои мысли. – А если прыгнуть в бассейн с разбегу... То будет много брызг?

- Даже не думай! – отозвалась я. – Собакам запрещено. А с разбегу – тем более.

- Ну, мама-а-а! – тут же заныла Брыся. – Можно я хотя бы там поплаваю минуточку? Вдоль стенки? А то я от жары прямо помираю!

- Нет, Брыся, - сказала я специальным педагогическим голосом, - если тебе жарко, то я могу тебя водой окатить из шланга! Но в бассейн лазить - строго запрещено.

- А давай тогда ты сама полезешь, - начала торговаться Брыся, - а я тебя буду как бы спасать! Заодно и поплаваю!

- Нет уж, - возразила я, - тогда нас обеих выгонят из бассейна. Не полезу!

Пока мы спорили, к бассейну прибежали лабрадоры. Вид у них был довольный – видимо, они только что поели. Не откладывая дела в долгий ящик, Драй сразу же стал ловить Брысю, а Мартини заняла стратегическую позицию на краю бассейна, чтобы поудачнее спихнуть ее в воду. Брыся визжала от восторга. Все с интересом смотрели, что будет дальше.

Наконец, Мартини удалось сделать особенно удачный бросок, и Брыся, махая лапами, с визгом полетела в бассейн. Раздался тихий всплеск: она ушла под воду с головой. Не успела я и глазом моргнуть, как следом, с радостным лаем, в бассейн прыгнули оба лабрадора.

- Спасите! – орала всплывшая Брыся, колотя по воде лапами.

Я особенно не торопилась, потому что ее глаза выражали полный восторг от того, что она, во-первых, упала в бассейн, а во-вторых, нарушила мой запрет. Наконец, ЖЛ взял ее за шкирку и поставил на бортик. Лабрадоры вылезли следом.

Брыся громко отряхнулась и победно посмотрела вокруг:

- А под водой совсем не страшно, – заорала она. – только вода в уши затекла! Не слышу ничего!

- Это пройдет, - сказала я укоризненно, - но кто тебе разрешил лезть в бассейн? И вам тоже? – спросила я лабрадоров.

- Я не лезла, я упала, – тут же уточнила Брыся.

- А хозяева не видят! – поддакнул Драй. – Может, еще разок сыграем? А то мы ее еще нырять не научили, чтобы побольше брызг было!..

- Нет, - сказала я как можно строже, - сидите на берегу. Один раз еще сойдет за случайность, но если будет два, то я пожалуюсь вашим хозяевам.

Брыся улеглась сохнуть на солнце, а лабрадоры послушно расположились рядом и стали грызть остатки мячика, который они принесли с собой.

- Не знаете, как там Ретт? – спросила я их.

- Знаем! – сказала Мартини, не отрываясь от мячика. – Клещей вынули, хозяина нашли. Его ветеринар опознал. Еще сказали, что хозяину штраф влепили.

- Какой штраф? – включилась Брыся. – Куда прилепили?

- Большой! Хозяину! – сказал Драй. – Наши сказали, что в стоимость целой собаки!

- Нет, это что – штраф? – спросила Брыся. – И куда его прилепляют?

- Это значит, - пояснила я, - что хозяин Ретта выплатил большую сумму. Это наказание за то, что его собака бродила несколько недель.

- Кому выплатил? – вытаращила глаза Брыся. – Ретту?

- Совсем глупая! – захихикал Драй. – Зачем Ретту деньги?

- Вот я тоже думаю, зачем? – пожала плечами Брыся. – Так кому?

- Государству, – ответила я.

- А зачем? – удивилась Брыся. – При чем тут гу-сударство?

- Ну, понимаешь, - начала объяснять я, - эти деньги пойдут на оплату содержания потерявшихся собак, на приюты, на лечение... Этим занимается государство.

- Это хорошо! – согласилась Брыся. – Но чтобы содержать приюты, надо же много этих штрафов! Тогда надо все время терять собак, чтобы хозяева их платили! Мама-а-а-а! – тут же заныла она. – А давай ты меня все-таки потеряешь ненадолго, потом мне – обрезков, а гу-сударству – штраф! И все довольны!

Лабрадоры захихикали, в восторге от Брысиной идеи.

- Точно! – добавила Мартини. – Можно тогда всем вместе теряться. Стаей! Чем больше стая, тем выше штраф!

- Нет уж, - твердо сказала я. – Лучше будем, как прежде, посылки слать в приюты. Но чтобы теряться - я не согласна!

- А обрезки?..- с надеждой спросила Брыся.

- Ладно, сдаюсь, - вздохнула я, - куплю тебе обрезков! Поехали в магазин, а то ведь не известно, что тебе в голову придет!

- И нам! – хором сказали лабрадоры.

Я предупредила ЖЛ, что скоро вернусь, и мы с Брысей поехали к мяснику. Узкая асфальтированная дорога петляла между скал, вокруг не было ни души. Брыся высунула голову в окно и стала кусать ветер. Потом ей это надоело, и она спросила:

- Ты обещала про туи-ровку рассказать! Зачем тебе?

- Понимаешь, Брыся, - сказала я, вглядываясь в дорогу, - у меня в жизни недавно была такая ситуация, которая привела меня к мысли сделать татуировку.

- Какая? – тут же переспросила Брыся, не удовлетворившись моим ответом.

- Один человек долго вымещал на мне свое плохое настроение, я мне было ужасно обидно, – объяснила я. – Я думала, что ничего не могла с этим поделать. А когда все закончилась, я решила сделать татуировку. Теперь я смотрю на нее и вспоминаю, что не обязана терпеть несправедливое к себе отношение.

- Здорово! – восхитилась Брыся. – И эта туи-ровка отличает тебя от других?

- В чем-то – да, - улыбнулась я.

- Здорово-о-о... – повторила Брыся. – Про несправедливое отношение – это в точку! Даже собака не обязана его терпеть!

- Да, это одно из прав личности.

- Ух ты! – восхитилась Брыся. – А у личности, оказывается, есть права?! Расскажи, а? Я тогда тоже буду с правами! Ведь я – личность?

- Личность, – улыбнулась я.

- Тогда рассказывай! – взмолилась Брыся и устроилась поудобнее в кресле. – А то страсть как хочется знать о моих правах! И все равно пока делать нечего.

- У личности есть много прав, - начала я, - например, иногда ставить себя на первое место.

- Это я умею! – тут же согласилась Брыся. – Ради смеха. А иногда – из вредности.

- Потом, у личности есть право просить о помощи и эмоциональной поддержке.

- Это я тоже умею, - хихикнула она. – Мне поддержка иногда очень нужна. Особенно по ночам!

- Личность также имеет право протестовать против несправедливого обращения или критики.

- О!!! – заорала она. – Я протестую против критики!

- Так я тебя не критикую совсем, - возмутилась я, - ты против чего протестуешь-то?

- А если вдруг начнешь? Я - на всякий случай!

- Когда начну, тогда и посмотрим, - сказала я. – Еще личность имеет право предоставлять людям право самим решать свои пробелемы.

- А мои? – забеспокоилась Брыся. – Кто тогда мои будет решать?

- Я, конечно! А еще личность имеет право говорить «Нет». Но лучше всего, если она говорит «Спасибо, нет». Так получается гораздо вежливее!

- О! – обрадовалась Брыся. – Подходит! Представляешь, ты меня – в ванну, а я тебе – «Спасибо, нет»!

- Не представляю! - нахмурилась я. - Может, дальше не стоит?..

- Стоит-стоит! – страстно закивала Брыся. – Может, там еще что-то полезное для меня есть!

- Личность имеет право не обращать внимания на советы окружающих и следовать своим собственным.

- Опять подходит! Раз это право моей личности, то я теперь смогу себе самой советы давать хоть каждый день! Например, «Брыся, я тебе очень советую сегодня... украсть колбасу!».

- У тебя живот потом заболит! – ужаснулась я.

- Не-а! – замотала головой Брыся. – От краденой никогда не болит! Я проверяла!

- Ладно, идем дальше. Еще личность имеет право на свои собственные чувства, независимо от того, понимают ли их окружающие.

- Это тоже пойдет! – радостно воскликнула Брыся. – Например, я не люблю, когда мне моют уши! Даже если ты этого не понимаешь!

- Смею тебя заверить, - ответила я, - когда мне мыли уши в детстве, я тоже этого не любила. Так что ты имеешь полное право это не любить, но мыть я их тебе все равно не перестану.

- Жаль, - вздохнула Брыся, - я так и думала, что чувствами дело и ограничится...

- А еще личность не обязана делать приятное неприятным ей людям.

- Вот видишь! – тут же отозвалась Брыся. – Значит, когда я гостей за икры щипала – это было правом моей личности!

- Брыся, ты все перепутала! – воскликнула я. – Ты имеешь право не делать им приятное! Но зачем неприятное-то делать?

- А какая разница? – удивилась она. – По мне так одно и то же... Если я не хочу его облизывать?! То я его за пятку укушу!

- Брыся, пойми! – возмутилась я. – Гость же не хочет быть укушенным! И это его право!

- И что? – нагло захихикала Брыся. – Ты же сама сказала, что у него есть право на собственные чувства, даже если я их не разделяю!..

Мы купили обрезков и мяса на шашлыки и поехали обратно. Собака, положив голову мне на колено, о чем-то думала.

- А вот объясни мне, - вдруг сказала она, - получается, что если бы не мы, то Ретт и Мишель так и остались бы брошенными?

- Нет, конечно, - пожала плечами я, - кто-нибудь да помог бы. Недаром говорят – «Мир не без добрых людей».

- А их разве много? – усомнилась Брыся. – Добрых людей?

- Больше, чем ты думаешь, - улыбнулась я и потрепала ее по ушам. – И уж точно больше, чем злых и жестоких.

- То есть, получается, что они все – счастливые? – спросила Брыся. – Так?

- Не так! – рассмеялась я. – Есть очень добрые люди, которые видели много горя и которые несчастны.

- Ух, как все запутано... – расстроилась Брыся. – Проще было бы так: счастливый человек - добрый, а несчастный – злой. Но если несчастные могут быть добрыми, то почему счастливые не могут быть злыми?

- Потому что настоящее счастье, это когда ты кому-то нужен и кому-то можешь помочь, - твердо ответила я. – И злоба с этим совершенно несовместима.

- А я, например, счастлива, когда ты мне новую игрушку покупаешь! Или обрезков! – возразила Брыся.

- Потому что, Брыся, это не счастье, а удовольствие.

- А-а-а... – протянула она и покрутила головой. – А как различить?

- А ты просто запомни, - посоветовала я. – Если для себя – то удовольствие, а если для других – то счастье.

- Здорово! – восхитилась Брыся. – Значит, если я тебе нужна, то я - счастливая собака! А когда ты мне покупаешь обрезков, то ты – счастливая мама!

Она стала скакать по сиденьям, выражая свой восторг. Я улыбалась, глядя на дорогу, и думала о том, как мало иногда нужно, чтобы почувствовать себя счастливым.

[zebra]

Так получилось, что рассказы продолжают писаться.

Приглашаю всех в эту новую тему, где я буду публиковать - ри-гулярно, как сказала бы Брыся - написанные мной новые тексты.

!

с новосельем!!!

ура!!!

[Ren]

4. Робин.

Наконец, дом был достроен. Вокруг него красовались неразровненные горы земли, которые Брыся использовала для игры в горную козу. Мы пока еще не переехали, и каждый день я выполняла какую-то часть работы в новом доме: красила стены, убирала строительный мусор, подстригала траву, сажала деревья и цветы. Работы было много.

Пока я занималась домом, Брыся носилась по участку и возвращалась с новыми идеями. Ее пруд пока не был готов: проект претерпел изменения, и, замахнувшись на целую речку, мы не торопились перекапывать участок. Узнав о речке, Брыся впала в экстаз: она решила устраивать там разные соревнования. Пока у нее было всего три идеи: бег в воде, бег вокруг воды и ловля лягушек.

Как-то раз, закончив работу пораньше, я предложила Брысе навестить ее старых друзей – Энди и Робина. Нас от них отделяло всего несколько домов. Брыся с радостью согласилась. Ей не терпелось рассказать им о том, какие развлечения ждут их в ее новом доме. Пока мы шли, она морщила лоб, стараясь не забыть все важные подробности.

Едва завидев забор, за которым мелькал знакомый золотистый клубочек, Брыся, не выдержав, заорала:

- Ро-о-о-обин! Смотри, кто пришел!

Маленький йорк остановился как вкопанный, и, не веря своим ушам, медленно повернулся в нашу сторону. Почуяв знакомый запах, он бросился со всех ног к забору.

- Брыся-я-я-я! – визжал он. – Как долго тебя не было! А у нас тут такое, такое....

Подбежав к прутьям, он просунул в дырку нос и запричитал, скребя передними лапками по металлической сетке:

- Как бы мне к вам выбраться-то... Вот беда-то... Надо опять копать!.. А я уже не надеялся... Как же мне к вам пролезть-то!..

- Ладно, потом выкопаешь! – утешила его Брыся. – Пока так поговорим. А у нас новость! Мы обратно переезжаем! Жить будем вон там – она кивнула в сторону нашего будущего дома. - Мы там красим! Как докрасим, так сразу переедем!

- Мы – это кто? – возмутилась я. – Я-то крашу, а ты гуляешь.

- Я не гуляю! – возмутилась в ответ Брыся. – Я планирую! Речку и пруд с рыбами!

- Здорово! – обрадовался йорк. – Как здорово, что вы обратно переезжаете! А то я тут один и совсем не знаю, что делать...

- А где Энди? – удивилась Брыся. – Куда он делся?

- Его хозяев перевели куда-то, и они съехали, - грустно сказал Робин. – Но дело даже не в этом.

- А в чем? – спросили мы хором.

- В дом Энди и в ваш въехали две новые собаки! – выпалил он. – Это прямо ужас какой-то!

- Большие? Кусаются? – испугалась Брыся.

- Нет, наоборот! – замахал лапками йорк. - Они безобидные совсем! Как я! Но я-то хоть на рукаве виснуть умею и рычать! И крыс не боюсь! А они – совсем какие-то... декоративные... Я пытался их научить хоть чему-нибудь собачьему, а они даже не понимают, зачем это надо! Вспоминаю, как нам тут весело было – и прятки, и салочки, и крысу ловили, и на рукаве висеть можно было, сколько хочешь... А с ними – прямо беда какая-то. Я им объясняю, объясняю, а они – «А зачем?», «А почему?»...

- Да уж... – Брыся задумчиво поскребла за ухом. – А как их хоть зовут-то?

- Та, что в вашем доме живет – Лотта, она голая, из Мексики, говорит. А тот, что в доме Энди поселился – Микки. Он вообще чих... – вздохнул Робин и совсем сник.

- Странно, - сказала я. – Голые мексиканские – собаки активные!

- Да там странная история такая... - сказал Робин. – Она сама сказала, что глупостей никогда не делает. Только с разрешения. Даже обувь грызет с разрешения, представляете? Скука с ними смертная. Я как-то предложил им на мышей поохотиться. А они мне – «А зачем?». Разве нормальная собака такой вопрос задаст?

- Конечно, нет! – возмутилась Брыся. – В самом деле!

- Вот я поэтому так и обрадовался, когда тебя увидел! – воскликнул Робин. - Мы с тобой вдвоем ими займемся! Вы когда опять придете?

- Через три дня, в обед, - сказала я.

- Ладно! – кивнул Робин. - Я их подготовлю пока. А заодно и лаз выкопаю. Наружу.

Мы договорились встретиться в лесу, на том месте, где выпустили крысу. Он пообщал привести с собой обоих – Лотту и Микки.

Попрощавшись с довольным Робином, мы с Брысей пошли обратно.

- Да... – задумчиво сказала Брыся. – Первый раз в жизни такое вижу. Как это так? Собаки, которые не хотят быть настоящими собаками! Ладно, гальго! У них доверия к людям не было! И травмы. Но у этих-то что?

- Не знаю, Брыся, – вздохнула я. – Вот встретимся с ними и спросим...

В прошлом году Брыся блестяще справилась с очень трудной задачей. Она мастерски вернула к полноценной собачьей жизни трех покалеченных испанских борзых, гальго, заставив их бегать с ней наперегонки. Гордые испанки не смогли смириться с тем, что какая-то мелюзга способна их обогнать. Однажды включившись в игру, они с тех пор тренировались каждый день, постепенно улучшая результаты. У них появилась цель: доказать всем, что они, по-прежнему, способны на многое.

- Слушай, - вдруг сказала Брыся, - а если они не понимают, зачем нужно охотиться на мышей, то, может, сначала им нужно будет рассказать о мышах?

- Теоретически? – переспросила я. – Без демонстрации?

- Ага, - кивнула Брыся. – Монстров показывать не будем. Может, они просто не знают, как выглядят мыши и боятся? Чих-то небось совсем мелкий. Размером с крупную мышь. Или мелкую крысу.

- Хорошая идея, - кивнула я. - А потом посмотрим, что они скажут. Но учти, что рассказывать надо интересно! А то если им будет скучно, то никакая мышь не спасет.

- Ага. – опять кивнула Брыся. – Ты крась пока, а я пойду речь репетировать, про мышей...

Я послушно собрала инструменты и перешла в следующую, пока непокрашенную комнату. Для нее у меня была заготовлена краска нежно-лавандового цвета. Через окно я видела, как Брыся влезла на кучу земли и начала что-то декламировать. До меня доносились лишь отдельные звуки, но я ничего не могла разобрать. Наконец, она прибежала хвастаться результатом.

- Готово! – торжественно произнесла она, вскарабкиваясь на невысокую стремянку. – Дорогие слушатели! Сегодня я расскажу вам о мышах. Знаете ли вы, кто такие мыши?

Она обвела взглядом комнату и замолчала, ожидая ответа аудитории.

- Нет! - сказала я, включаясь в игру.

- Жаль! – как можно радостнее воскликнула Брыся. – Мыши – это такие очень маленькие существа! Они живут в норках и дырках, а питаются - объедками. Мыши очень быстро бегают, поэтому являются лучшим объектом охоты даже для самых маленьких собак! Любая собака может совершенно самостоятельно, без посторонней помощи, поймать мышь. Наверное, вы спросите меня «А зачем?».

Она опять обвела взглядом комнату.

- Зачем? – подыграла я.

- А затем! – радостно заорала Брыся. – Фокус в том, что надо один раз попробовать, чтобы понять, зачем! Тиа-ритически – не получится!

И, соскочив со стремянки, она запрыгала по комнате, в восторге от собственной речи.

- Знаешь, Брыся, - сказала я тоном опытного критика, - твоя речь прекрасна, но ей не хватает интерактивности.

- Ничего себе! – возмутилась Брыся. – А очень активно себя веду! На лесенку вон влезла! По комнате прыгаю!

- Не активности, а интерактивности. Если ты хочешь, чтобы твои слушатели удерживали внимание на сюжете, то тебе нужно с ними, например, во что-нибудь поиграть!

- Да? – разочарованно спросила Брыся. – А во что играть, если мышь мы еще не поймали?

- Задай им какой-нибудь вопрос о мышах, и пусть они тебе дают ответы.

- Так если они не знают, кто такие мыши, то как они мне ответят-то? – усомнилась собака.

- Ну как... – пожала плечами я. – Придумай что-нибудь. У тебя же воображение гораздо богаче, чем у меня...

Брыся поскребла за ухом, покрутила головой и задумалась.

- Придумала! – вдруг заорала она. – Но я тебе не скажу! Пусть будет сюрприз!

Наконец, я докрасила комнату, и мы, довольные результатами своей деятельности, поехали домой. Брыся, лежа на полке под задним стеклом, что-то бормотала про мышей, а я думала о том, что через каких-то пару месяцев я повешу на своей двери золотистую табличку: «Ирина Андрющенко, психолог-психотерапевт». Мне было, конечно, страшно, но я бодрилась, вспоминая, как тяжко пришлось Брысе, когда она приехала во Францию...

[Ren]

5. Микки и Лотта.

Наконец, день встречи наступил. С утра мы с Брысей поехали докрашивать дом. Пока я старательно водила меховым роликом по стенам, Брыся сидела на стремянке и ныла:

- Ну когда пойдем? Ну, когда?..

- Как докрашу, так сразу и пойдем, - успокаивала я ее. – Ты только не ной.

- Я не ною! – возмущалась Брыся. - Я просто считаю, что ты очень медленно красишь! Поэтому и создаю тебе мати-вацию!

Наконец, я закончила очередную стену и вытерла руки о тряпку. Брыся тут же заорала «Шиссот!» и кубарем скатилась со стремянки. Подскочив, как мячик, она с радостным визгом пронеслась мимо меня и вылетела за ворота.

Мы двинулись в лесную чащу и вскоре вышли к полянке, где в прошлом году Брыся, Энди, Робин и Чарли выпустили пойманную ими крысу, приговорив ее к ссылке. Брыся неслась впереди, ее хвост развевался как флаг.

На полянке она огляделась по сторонам:

- Помнишь, как здорово было крысу ловить? Надо же, а мы опять тут жить будем... Может, еще и не то придумаем с Робином и новенькими, даже поинтереснее!

Словно в ответ, в кустах послышался шорох, и на поляне появился Робин. За ним несмело вышли еще две собаки. Действительно, это были голая мексиканская собака и чихуа-хуа, который несмело выглядывал из-за плеча Робина.

- Не бойся! – заметив чиха, как можно громче заорала Брыся. - Меня зовут Брыся!

- Он не боится, - заметила мексиканка, - он стесняется. Его зовут Микки, а меня – Лотта.

- А меня – Ирина, - вставила я.

- А ты что, нас понимаешь? – удивилась Лотта.

- А что тут удивительного? – пожала плечами я. – Нужен же кто-то, кто бы мог вас понимать. Почему не я?

- Логично! – пискнул чих. – Может, начнем наше собрание? А то мне обедать пора.

Брыся кивнула, но сначала подошла к Лотте и понюхала ее голую, серую кожу.

- Везет же, чесать не надо, - протянула она с плохо скрываемой завистью, - а тебе не холодно?

- Не-а, - гордо ответила Лотта, - у меня одежды модной полно, и температура тела выше! Об меня можно даже руки греть!

- Может, начнем? – сказал Микки. – Потом поговорите о своем, о женском!

Брыся тут же взобралась на пенек и начала торжественным тоном:

- Дорогие Микки и Лотта! Сегодня я расскажу вам о мышах. Вы, наверное, спросите меня «Зачем?».

Она замолчала, упиваясь замешательством своих новых знакомых.

- Действительно, зачем? – спросила Лотта.

- Затем, чтобы вы могли рассказать об этом своим будущим друзьям! – доверительным тоном сказала Брыся. – Это ужасно укрепляет авторитет, если вы знаете то, чего не знают другие!

- Логично! – опять пискнул Микки.

- Так вот, - продолжала Брыся, помахивая хвостом, – для начала я вам предложу сыграть в одну интересную игру. Мама сказала, что так вы не потеряете внимание к нашему сюжету. А какой у нас сюжет? – спросила она Робина, хитро прищурившись.

- Мы-мы-ши! – захихикал Робин, которому очень понравилась новая Брысина затея.

- Игра заключается в том, - торжественно сказала Брыся, - чтобы искать слова, в которых есть мышь! Например, слово «мыш-цы»! Робин, продолжай!

- Мышонок! – подхватил Робин.

- Бр-р-рраво! – воскликнула Брыся. – Кто следующий?

- Можно я? – застенчиво спросил Микки. – У меня тоже, кажется, есть слово.

- Давай! – сказали мы хором.

- Под-мыш-ка! – выговорил он по слогам. – Меня под ней носят!

- Кла-а-асс! – восхищенно протянула Брыся. – Кто продолжит?

- А я песню знаю, где есть мышь! – гордо сказала Лотта. – Спеть?

- Спой! - закивали мы одобрительно.

- Шу-мел-ка-мышь, дере-е-е-вья гну-у-улись... – взвыла мексиканка, раскачиваясь в такт. - Только я не знаю, что такое «шумелка». Наверное, то, что шумит?

- Во дает! – потрясенно сказала Брыся. – Шумелка-мышь! Надо это выучить!

- Лотта, а откуда ты эту песню знаешь? – ностальгически вздохнув, спросила я.

- Слышала где-то... – неопределенно махнула лапкой Лотта. – Не помню...

- Ладно, поехали дальше. Моя очередь! – объявила Брыся. – У меня - целых два слова: «за-мыш-ляешь» и «раз-мыш-ляешь»!

- А какая разница? – удивилась Лотта. – По мне, так одно и то же!

- Ты что! – возмутилась Брыся. – Когда я только планирую поймать мышь, мама говорит – «Что это ты там замышляешь?». А когда я уже поймала и думаю, что с ней сделать, она меня спрашивает: «Над чем ты там размышляешь?». Большая разница!

- А у меня еще одно слово есть! – сказала Лотта. - Мыши-нально!

- Какое хорошее слово! – одобрила Брыся. – А что оно означает?

- Не знаю! – пожала плечами Лотта. – Слышала дома. Я жевала листок какого-то растения, а мама спросила «Зачем ты жуешь, это же невкусно?!», а папа ответил, что я жую мыши-нально...

- Это означает, - вставила я, - что действие осуществляется атоматически, безсознательно.

- Ух ты! – восхитилась Брыся. – В следующий раз, когда я мышь поймаю, я скажу, что я мыши-нально действовала! Само получилось!

Я посмотрела на нее специальным педагогическим взглядом. Мыши были основным предметом наших споров: Брыся ловила их повсюду, невзирая на мои запреты. Иногда мне даже казалось, что у меня живет кошка, а не собака.

- У кого есть еще какие-нибудь мыши? – ловко увела тему в сторону Брыся.

- Вроде нет, - пожала плечами Лотта.

- И у меня нет! – пискнул Микки.

- И у меня! – сказал Робин.

- Тогда перейдем к настоящим мышам!

Она с выражением произнесла заготовленную дома речь и, закончив, обвела взглядом свою немногочисленную аудиторию.

- Интересно, - задумчиво сказала Лотта, - значит, каждая собака должна ловить мышей, если ей предоставляется такая возможность?

- Конечно! – как можно убедительнее сказала Брыся. – Если собака мышей не ловит, то она не может называться собакой!

- Брыся, - сказала я, - это не совсем так.

- Как же! – возмутилась Брыся. – Я же собака? Я же мышей повсюду ловлю? Значит, все настоящие собаки должны ловить мышей!

- Нет, Брыся, - улыбнулась я, - все собаки разные. Есть те, кто любит ловить мышей, а есть те, кто любит, например, плавать в пруду. Вот, например, Чарли!

- Ага, - кивнула Брыся, - он оттуда ни за какие коврижки не вылезет. А я не люблю плавать. Я падать в воду люблю. Чтоб брызги были.

- Ну вот, видишь! А Чарли сказал бы, что настоящая собака должна любить много плавать и оставаться в воде часами. Вот как бы ты сама к этому отнеслась?

Брыся с озадаченным видом поскребла себя за ухом.

- А как же быть? – сказала она озадаченно. – Если они не хотят ловить мышей, то как можно их сделать настоящими собаками?

- Я думаю, - сказала я, - нужно спросить, хотят ли они для начала стать настоящими собаками. А потом узнать, что им нравится делать. И разработать коллективный план, который отвечал бы интересам всех участников.

- Ладно, - согласилась Брыся. – Так что, вы хотите стать настоящими собаками?

- Мы-то, может, и хотим, - ответила Лотта. – Но у нас породы же декоративные! Нас на выставках «декорашками» все называют. Мы же украшаем просто!

- Ис-тытически! – пискнул Микки.

- И никто нам никаких дел не доверяет, - вздохнула Лотта. – Если наши хозяева нас за настоящих собак не считают, то как мы можем сами стать настоящими собаками?

- Ничего подобного! – возмутился Робин. – Я вот, например, тоже декоративный! Но у меня теперь есть настоящее дело – я крыс гоняю, когда они к нам в дом забредают! Потому что не боюсь их! Нисколечки!

- Нет уж, крыс ловить я не буду! – сказала Лотта. – У меня смелости не хватит.

- И у меня! – добавил чих. – Вот придумать бы какое-то дело, чтобы польза была и чтобы не так страшно было.

- Ага! – кивула Лотта. – Я согласна с Микки. Нужно дело, но чтобы не рисковать.

- Надо подумать... – протянула Брыся. – А что вам нравится делать?

- Мне нравится прятаться, - оживился Микки, - чтобы никто найти не мог! И я могу пролезть в самую маленькую дырку!

- А мне – нюхать! – радостно подхватила Лотта. – Я запах могу различить, даже если вещь давно убрали. Я, бывает, хожу по дому и нюхаю. Пользы, правда, нет от этого. Зато – развлечение.

- Ясно, Микки любит прятаться, а Лотта – нюхать, - подытожила Брыся. – На сегодня хватит! Обедать, наверное, пора?!

- Точно! – воскликнул Микки. – Я уже проголодался!

- И я! – кивнул Робин.

- И я! – добавила Лотта.

- И я! – сказала Брыся. – Тогда пошли обедать. Встретимся через неделю на этом же месте. А пока пусть каждый из вас думает, какое дело мы можем делать вместе. Чтоб не страшно было. И чтоб вы настоящими собаками себя, наконец, почувствовали!

- Договорились! – сказали хором новые Брысины друзья и, следуя за Робином, скрылись в кустах.

Мы пошли обратно.

- А вот скажи, - задумчиво произнесла Брыся. – А зачем вывели декоративных?

- Чтобы украшать, - честно ответила я.

- Но ты же сама говорила, что каждый человек в жизни должен делать свое дело?

- Да, - ответила я, не понимая, к чему она клонит.

- А собака? – спросила Брыся. – У каждой собаки есть предназначение, так? Охотничьи – охотятся, сторожевые – охраняют... Это же как профессии у людей, так? А декоративные? Разве есть такой человек, делом которого было бы просто «украшать»?

- Есть, конечно, - кивнула я, - например, фотомодели. Это же потрясающе красивые люди. Ими все любуются. И быть фотомоделью совсем не так просто, как тебе кажется.

- А-а-а, - протянула Брыся. – А я думала, такой профессии нет. Но они же настоящие люди?

- Конечно! – кивнула я. – Но, помимо профессии, у них есть жизнь.

- А у Лотты и Микки, похоже, нет, - вздохнула Брыся.

- Если хозяин не считает, что его собака должна жить настоящей собачьей жизнью, то у нее не будет настоящей жизни, - грустно заметила я. - Все зависит от хозяина...

Брыся молча семенила рядом. Она думала о том же, о чем и я...

[Ren]

6. Фред и Амели

За работой в доме время летело совершенно незаметно. Воздух стал по-осеннему прозрачен, листва постепенно меняла цвет, и редкие во Франции клены пламенеющими факелами вспыхивали по обочинам дорог. С отделкой дома надо было торопиться. Переезд планировался на Новый Год.

По вечерам мы по-прежнему делали шашлыки на террасе. Там было неуютно и шумно. Дом, который мы снимали, стоял, как в сказке, к лесу передом, но к дороге, по которой до поздней ночи сновали машины, задом. «Пикник на обочине» - шутил ЖЛ. Несмотря на неудобства, к нам часто приезжали друзья.

Однажды, когда мы размышляли над тем, кого бы пригласить на ужин, раздался телефонный звонок. ЖЛ удивленно воскликнул что-то вроде «Сколько лет, сколько зим!» и ровно через минуту, сказав решительное «Приезжай прямо сейчас», повесил трубку.

Мы с Брысей переглянулись. Я достала еще одну тарелку и поставила ее на стол. ЖЛ пошел разжигать мангал.

- Это кто? – спросила я, выходя на террасу следом.

- Фред. – коротко ответил ЖЛ. – Вечер обещает быть интересным.

- ?

- Он в депрессии.

- Супер-класс! – тут же радостно заорала Брыся. – Наконец-то хоть кто-то в ди-прессии!

Я бросила на нее специальный педагогический взгляд.

- А что случилось?

- От него жена собирается уходить.

- Она что - тоже ведьма?! – опять заорала Брыся. – Пусть он собаку себе купит к разводу!

- Ладно, рассказывай быстрее, – сказала я, не обращая внимания на Брысины вопли. – Судя по вашему разговору, он будет здесь с минуты на минуту.

- Мы с Фредом вместе работали на нескольких проектах, - объяснил ЖЛ. – Ему за сорок, трое детей, дом с бассейном в престижном месте, и так далее. Фред очень хорошо зарабатывает и один обеспечивает семью. Если честно, я не понял, почему жена решила от него уходить – у нее есть все, что она пожелает! – добавил он обиженно.

- Значит, не так все хорошо у твоего приятеля, - сказала я. - Чего-то ей не хватает, раз она собирается уходить.

- Я знаю, чего! – тут же заорала Брыся. – Мати-вации ей не хватает! Шиссот!

- Брыся, пожалуйста, говори потише, - попросила я. – Ты вот сейчас напугаешь Фреда своими воплями, а ему и так плохо. Если будешь орать, я тебя в сад отправлю.

- Не буду орать! – страстно закивала Брыся. – Я лучше сяду ему на ногу и буду сочувствующе заглядывать в глаза. Вот так!

И она изобразила, как именно она будет это делать.

- Смотри, не переусердствуй! – заметила я. – А то он подумает, что ты над ним издеваешься.

Она яростно помотала головой, сплясала неизвестный танец и побежала к калитке караулить Фреда.

Не успели угли прогореть, как перед нашим домом остановилась роскошная машина. Из нее вышел невысокий мужчина в черной кожаной куртке и джинсах. Он был весь какой-то маленький и хрупкий, из тех, что боишься случайно толкнуть. На его лице лежала печать глубоких внутренних переживаний, а взгляд был направлен внутрь. В руках он сжимал бутылку вина.

Сидевшая у забора Брыся, как и обещала, не лаяла и заглядывала ему в глаза с таким сочувстствием, как-будто это был ее самый близкий друг, только что перенесший глубокую утрату. Фред погладил ее по голове, и Брыся, всхлипнув от переполнявших ее чувств, лизнула его в нос и дала лапу. Он пожал ее с чувством благодарности и наконец заметил нас.

- Обожаю спаниелей! – сказал он вместо приветствия. – Такие спокойные и ласковые собаки! Меня зовут Фред.

- Ирина, – представилась я. – Приятно познакомиться...

ЖЛ пошел за мясом, я быстро накрыла стол на террасе. Брыся примостилась рядом с Фредом и положила ему голову на колени, продолжая выражать сочувствие всеми доступными ей способами. Разлив по бокалам белое вино, мы перешли прямо к делу: обмен любезностями о погоде был совершенно неуместен.

- Не знаю, что делать, - сказал Фред, - Амели собралась уходить...

Он замолчал, в воздухе повисла тяжелая пауза.

- В никуда? – осторожно спросила я. – Или к кому-то?

- К кому-то, – усмехнулся Фред. – Вы будете смеяться, но это ее школьная любовь. Они недавно встретились в интернете, на сайте «Старые Друзья».

- Смеяться не будем, - сказала я, - рассказывай.

- Все ужасно банально, - начал он. - Жили мы душа в душу, трое детей, Амели никогда не работала... И вот – нате вам! Собралась уходить. Причем, к кому?!...

Фред рассказал, как недавно обнаружил на письменном столе написанное Амели эссе для известного психологического журнала. Она иногда участвовала в литературных конкурсах, поэтому Фред не удивился. Эссе называлось «Пропасть». В нем подробно описывались душевные переживания замужней женщины, которая встретила в интернете свою школьную любовь и теперь тайком встречалась с предметом былой страсти. Судя по силе текста, Амели переживала все это в реальности, да и рассказ был написан в настоящем времени.

Дочитав до конца, Фред попытался было объяснить себе происходящее с помощью простой логики. Он несколько раз повторил себе, что это просто рассказ, литературное произведение. Получилось неубедительно. Потом он вдруг заметил, как Амели отвечала на чьи-то смс-ки и нежно улыбалась. Потом она уехала в Париж, сказав, что будет после обеда, а он не решился спросить, что за дело у нее в Париже...

Питая отвращение к самому себе, Фред заглянул в ее почтовый ящик, пароль от которого Амели ни от кого не скрывала. Обнаружив там переписку, больше не оставляющую ни малейших сомнений в реальности происходящего, Фред потребовал от жены объяснений.

Амели не стала ничего отрицать. Она сказала лишь, что возьмет время на раздумья и решит, что будет делать дальше. Это было месяц назад.
Фред был в депрессии. В его глазах стояли слезы, речь прерывалась, руки дрожали. Тысячи вопросов найзойливо роились в его голове: должен ли он подать на развод? С кем останутся дети? Простит ли он жену, если она решит остаться с ним?

Самым ужасным было ожидание: как только дети были развезены по школам, Амели исчезала из дома. Она, конечно, отвечала на телефон, но голос ее был таким холодным, что Фред теперь боялся ей звонить. Она замкнулась в себе и жила своей жизнью, не желая видеть того, что сердце мужа готово было разорваться совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. На все вопросы она давала уклончивые ответы, не говорила ни «да», ни «нет», и Фред, в ожидании приговора, совсем потерял сон и аппетит. Когда пиджаки начали свободно болтаться на его и так нешироких плечах, а брюки - грозить падением, он предложил жене развестись, чтобы не мучить ни детей, которые о чем-то догадывались, ни себя, ни ее.

Как ни странно, Амели ответила на его предложение бурной истерикой, и тогда Фред понял, что без посторонней помощи им не обойтись. Поскольку самые близкие друзья во всем его поддерживали, то от них помощи было мало: они лишь ругали Амели на чем свет стоит. Тогда Фред решил найти независимого арбитра и позвонил ЖЛ, с которым его не связывали настоящие дружеские узы. К тому же, когда Фред узнал, что я – психолог, он незамедлительно выехал к нам.

- На чем вы расстались сегодня? – спросила я. – Она сейчас дома?

- Дома, - вздохнул Фред.

- Не переживай, - сказал ЖЛ, - может, все еще наладится? А он кто, этот герой юности и похититель жен?

- Ученый! – почему-то возмущенно воскликнул Фред. – И у него самого двое детей! Блажь в голову ударила, а результат – две разрушенных семьи, шестеро несчастных детей и двое взрослых. Ничего себе роман...

- И что ты хочешь делать? – спросила я осторожно. – У тебя есть какой-то план?

- Не знаю, - пожал плечами Фред, - я боюсь ее решения, а она – моего. Кажется, мы совсем запутались. Может, ты с ней поговоришь? Как психолог? Чтобы понять, чего она хочет. Или не хочет...

- Если она сама захочет, то поговорю, – сказала я. – Не знаю, что из этого выйдет, но попробовать можно. А в чем проблема между вами?

- А между нами нет проблем! – гордо сказал Фред. – Я ее люблю, детей обожаю, содержу семью. Я и в магазины хожу, и всей домашней бухгалтерией занимаюсь! Она даже готовить не умеет! Потому что готовлю я.

- Ничего себе-е-е-е....- протянула Брыся из-под стола. – А что она тогда делает-то?

- Действительно, - кивнула я, - а что она делает?

- Она детей растит! – гордо сказал Фред. – Вы бы видели, какие у меня дети! Старшему – восемнадцать, среднему – десять, а младшей – шесть!

- Ничего себе-е-е... – опять протянула Брыся. – Если бы я восемнадцать лет только щенками занималась, то от скуки померла бы, наверное...

- Фред, - сказала я, - дай ей мой телефон. Если она захочет, то пусть позвонит. А потом мы с тобой поговорим...

Пока мы обсуждали семейную катастрофу Фреда и Амели, ЖЛ приготовил мясо и выложил его на красивые тарелки. Я сделала салат и открыла бутылку принесенного Фредом вина. Вечерело, на террасу медленно наползали тени. Брыся резвилась в саду.

Мы пили вино и говорили о том, как мало и, одновременно, много нужно иметь для счастья человеку: крепкую семью, дом, детей, здоровье... И еще - собаку, - думала я, - которая умеет весело щелкать зубами и ловить мотыльков в лучах заходящего солнца...

[Ren]

7. Амели.

Следующим утром, ровно в девять часов, раздался телефонный звонок. Тонкий, дрожащий голосок в трубке произнес:

- Здравствуй, Ирина, это Амели...

- Привет! – бодро отозвалась я. – Как дела?

- Плохо... – расплакался голосок. – Фред сказал, что ты можешь мне помочь.

- Не знаю, может, и не смогу, – сказала я. – Если хочешь, приезжай, поговорим.

- А можно прямо сейчас? – робко спросила Амели.

Она пообещала приехать через полчаса. Я включила кофеварку и начала пылесосить гостиную.

- Мама! – заглушая пылесос, тут же заорала Брыся, - а можно я ей вопрос задам!

- Брыся, - сказала я, - ты же мне обещала, что ты будешь молчать, как мамба. Но если у тебя действительно есть вопросы, я могу их записать и задать Амели. Только пылесосить закончу.

Брыся взлетела на спинку дивана и начала бегать по ней туда-обратно, что-то бормоча себе под нос. Я закончила уборку и взяла блокнот:

- Что там у тебя за вопросы?

- Во-первых, - возмущенно начала Брыся, - почему она его мучает? Он теперь худой и в депрессии! Это же жестоко! Лучше бы выкинула на улицу, чем мучила... Может, он себе другого кого-то нашел!

Я послушно записала.

- Во-вторых, - тем же тоном продолжила она, - почему она его не любит? Он же ее любит, так? Любая собака бы на ее месте...

- Брыся, - заметила я мягко, - она не собака. У людей все гораздо сложнее.

- Оно и видно, что не собака! – фыркнула Брыся, пропуская мимо ушей конец фразы. - А в-третьих... Нет, хватит пока двух. Записала?

- Да. – кивнула я. – Если будет возможно, то задам твои вопросы. Вон она приехала, кстати!

К дому подъехал крошечный кабриолет. Из него вышла миниатюрная блондинка, похожая, как две капли воды, на известную французскую актрису. Она позвонила в калитку и Брыся, громко лая, начала скакать за забором, показывая всем своим видом, что она на стороне Фреда. Я показала ей кулак. Она притихла, но продолжала неодобрительно ворчать, глядя на приближающуюся к нам Амели.

- Привет, – сказала она своим детским голоском. – А собака не кусается?

- Кусаюсь я! – заорала обиженная подозрениями Брыся. – И сейчас покажу, как!

- Брыся, - сказала я специальным педагогическим голосом, - я тебя в саду оставлю и дверь запру.

- Ладно, - неохотно проворчала собака, - не буду. А то самое интересное пропущу.

- Ну что, пошли кофе пить? – ободряюще спросила я.

- А курить у вас можно? А то я без сигареты не могу...

Я пошла искать пепельницу. Амели забилась в самый дальний угол дивана, подобрав под себя ноги, как маленькая девочка. Брыся заняла свое место на спинке дивана и теперь хищно рассматривала ее сверху, как ворон – добычу.

- Брыся, - сказала я, - иди под стол.

- А мне отсюда лучше видно! – заупрямилась собака, но я пригрозила ей пальцем, и она нехотя пролезла куда сказали.

Я разлила кофе. Амели зажгла сигарету. В воздухе повисла долгая пауза.

- С чего начнем? – спросила я, чтобы начать разговор. – Фред мне вкратце рассказал, в чем проблема.

- Кажется, мне нужна помощь... – сказала Амели, опустив глаза. – Я совсем запуталась.

- Спроси ее, почему она его мучит? – взвыла из-под стола Брыся. – Это она запуталась, а он-то тут причем?

Я пихнула ее ногой.

- В чем ты запуталась? – спросила я.

- В чувствах, – вздохнула Амели. - Не знаю, что я чувствую, и хочу разобраться.

- К кому?

- К Фреду, к Лорану, к себе, к детям...

- Лоран – это твой друг детства?*

- Да...

– А что тебе мешает понять твои чувства без посторонней помощи?

- Много всего, - пожала плечами Амели, - например, мне теперь кажется, что я все эти годы любила Лорана, а с Фредом мне было просто удобно...

Амели рассказала мне свое видение событий. Они познакомились с Фредом двадцать лет назад. У нее тогда закончился весьма тяжелый роман, и Амели была в депрессии. Кроме того, ей пришлось вернуться обратно к родителям.

Ее познакомили с Фредом, и он тут же влюбился в нее без памяти. Она же сохраняла дистанцию: у нее просто не было сил на то, чтобы влюбиться снова. Время шло, и, в конце концов, лед растаял: Фред делал для этого все возможое и невозможое...

Они решили пожениться. Когда родился Пьер, Фред сошел с ума от счастья и теперь заботился о своей семье, которая ни в чем не знала отказа. Амели окончательно ушла с работы. Жалеть ей было особенно не о чем: она закончила всего пару курсов университета и бросила его, когда ей предложили работу. После рождения первого ребенка она так и не вернулась в университет.

Шли годы, появился второй ребенок, Александр. Фред уверенно поднимался по карьерной лестнице, Амели, по-прежнему, сидела дома. Она так много занималась детьми, что родственники и друзья всерьез называли ее «образцовой матерью».

Хотя Амели и гордилась этим, но все же завидовала тем, кто вел активную жизнь и мечтала о том, что однажды сможет тоже чего-то добиться в жизни. Когда родилась дочка, она нашла университет, куда ее бы зачислили без конкурса.

Оставался вопрос логистики: по утрам она отвозила детей в школу, каждого – в свою. Жили они в маленькой, но престижной, деревне, дорога до школ занимала сорок минут. Зная, что она не сможет успеть повсюду, Амели предложила Фреду найти дом в городе и переехать, но он выслушал ее предложение без особого энтузиазма: финансово переезд был невыгоден, но еще Фред обожал их дом – старинную перестроенную ферму, с огромным садом и бассейном.

Амели стала каждый вечер подсовывать Фреду распечатанные объявления с фотографиями. Дом они искали долго. Все, что предлагалось, было либо недоступно по цене, либо маленьким, либо не в их вкусе. Наконец, чудо свершилось: после полугода поисков, нужный дом, наконец, нашелся. Он был идеален – в центре города, рядом со школами, большой, удобный, с огромным садом и без ремонта. Амели летала от радости.

Фред сделал расчеты, и был приятно удивлен: сделка оказалась даже выгоднее, чем он ожидал. Он даже был готов расстаться с бассейном. Супруги подписали предшествующие сделке документы, и Амели тут же записалась в университет.

Далее случилась катастрофа: агент по недвижимости что-то напортачил и сделка сорвалась. Фред был ужасно разочарован, а Амели впала в отчаянье. Она сразу же бросилась искать новый дом, но Фред теперь был против: «Это, наверное, знак свыше, – говорил он. - В любом случае, такого дома больше не будет. Останемся жить там, где живем».

С тех пор Амели плакала каждый день. Она чувствовала себя преданной и брошенной всеми. Двери в университет были для нее закрыты.

Жизнь потекла своим чередом. Как-то утром она сидела в интернете, перелистывая сайты об успешных женщинах, которые всего в жизни добиваются сами. Краем глаза заметив рекламу сайта «Старые друзья», она неожиданно вспомнила юность, мечты, первую любовь. Лоран... Она нажала на баннер.

В тот же вечер Лоран отозвался нежным письмом, где предложил встретиться и вспомнить былое. Она что-то наврала мужу и, через пару дней, поехала в Париж на встречу. Они проговорили несколько часов.
У Лорана тоже было трое детей, но с женой он жил, как он выразился, «по привычке». Амели же была смертельно обижена на Фреда за историю с домом и убитые мечты. Им было что обсудить...

Через неделю они опять встретились. Потом еще раз, а потом - еще. Ее все больше и больше затягивало в беззаботный мир, где ее новый поклонник находил ее красивой и умной, как в семнадцать лет. Мир, где не было детей и связанной с ними ответственности, где не было огромного, как золотая клетка, дома, где грубый холст будущего был расписан исключительно разноцветными мечтами. Она часто смотрелась в зеркало, так, чтобы «гусиные лапки» не были особенно заметны.

Идиллия длилась ровно месяц. Возвращаясь домой, Амели и Лоран страдали от непонимания супругов и, тайком перечитывая нежные смс-ки, мечтали о свободе. Страсти постепенно накалялись, и, наконец, слово «развод» было произнесено. Воспитанные в жестких католических рамках, Лоран и Амели не смогли бы поддерживать романтические отношения вне своих браков.

Первым речь о разводе завел Лоран. Ему уже давно предлагали работу в другом городе, но жена тянула, говоря, что не хочет срывать с места детей. Теперь «срывать» никого больше не было необходимости: Лоран звал с собой Амели. Но она была то согласна, то нет, и не знала, как начать разговор с мужем. Чтобы разобраться в собственных чувствах, она написала эссе, которое и нашел Фред.

Конечно, Амели понимала, что развязка была уже близко, поэтому даже с облегчением выслушала упреки и вопросы мужа. Но когда Фред произнес слово «развод», она вдруг осознала, что в ее дальнейшей жизни не было места либо для Лорана, либо для мужа.

Амели впала в депрессию, так как это было для нее самым простым способом не принимать никакого решения. Теперь она опять плакала каждый день.

Рассказывая свою историю, Амели всхлипывала и то и дело нервно прикуривала очередную сигарету, которую потом оставляла дымиться в пепельнице. Сигарета тлела там сама по себе, и, когда уже начинал неприятно пахнуть фильтр, Амели, спохватываясь, гасила ее, особенно не беспокоясь о том, что она может обжечь пальцы...

Когда пепельница наконец наполнилась трупиками недокуренных сигарет, я поинтересовалась:

- А ты все время так куришь?

- Да, - грустно ответила Амели, - меня Фред все время за это ругает. Говорит, что лучше бы я совсем не курила.

Брыся под столом громко чихнула.

- Правильно ругает! - недовольно пробурчала она. - Сама прикуривает и бросает, а остальные пусть дышат!

- А почему так? – спросила я, незаметно пихнув Брысю ногой.

- Не знаю... – пожала плечами Амели. – Мне нравится закуривать сигарету... Но я за здоровье свое боюсь. Вот и бросаю, не докуриваю.

- А почему тогда не гасишь? – спросила я. – Зачем оставлять их в пепельнице тлеть?

- Наверное, чтобы не закуривать новую сигарету каждые несколько секунд? – предположила Амели. – Если бы я их гасила, то мне приходилось бы тут же закуривать другую?

- Вот-вот, - опять буркнула Брыся, - только о себе и думает.

- Ты знаешь... - сказала я, выбирая правильный тон, - мне почему-то кажется, что твои сигареты – это как твои проекты. Тебе нравится что-то начинать, но до конца ты это не доводишь. А они потом тлеют, сами по себе...

- Не согласна! – покачала головой Амели. – Например, я нашла дом, и если бы агент все сделал бы правильно, то сейчас мы жили бы уже в новом доме, и я бы училась в университете! И не было бы всей этой истории с Лораном!

- А что тебе мешает опять начать искать новый дом? – спросила я.

- Но Фред же сказал... – пожала плечами Амели. – Что мы не будем переезжать.

- Ну и что, что «Фред сказал»? – возразила я. – Ты что, права голоса совсем не имеешь?

- Ну как.. – протянула она, закуривая очередную сигарету. – Он все в доме решает. А я... В любом случае, теперь уже поздно. Я хочу уйти от него, и это мне помог осознать Лоран.

- Вот-вот, - буркнула Брыся из-под стола, - бросит Фреда, как сигарету, и дело с концом!..

Мы долго говорили про детство Амели, про то, как она сбежала из дома с первым встречным, потому что у нее не было сил выносить жесткую систему правил, установленную авторитарными родителями. Как она вернулась домой, когда ее бросил этот первый встречный и как опять сбежала оттуда с Фредом, который пришел за ней, как прекрасный принц...

Получалось, что Амели совершенно не умела устанавливать партнерские отношения, и если кто-то брал на себя роль лидера, отказывалась от попыток ему противоречить. Если условия жизни становилось по какой-то причине для нее невыносимыми, она сбегала с очередным спасителем...

- Вот как-то так... – сказала я, рисуя на бумажке треугольник. – Вот тут - палач, тут – жертва, а тут - спаситель. Проблема в том, что ты, ставя себя на место жертвы, определяешь для оставшихся участников свободные места. Кто-то в твоей жизни обязательно должен быть палачом, а кто-то спасителем. Что, собственно, сейчас и происходит...

Амели долго молчала. Она смотрела на нарисованный мной треугольник со смешными рисунками бедной жертвы, свирепого палача и довольного спасителя и теребила пустую пачку сигарет.

Я терпеливо ждала ее ответа.

- И что теперь делать? – наконец спросила она.

- Я знаю! – тут же заорала Брыся. - Перестать поджимать хвост! Надо его, наоборот, задрать! И научиться лаять! Хочешь, я тебя научу?

Она выскочила из-под стола, встала в боевую стойку и залаяла, глядя куда-то во двор.

- Вот так, поняла?! – она повернулась к Амели. – Если поджимаешь хвост, то тебе его обязательно оторвут!

Амели посмотрела на меня, не понимая.

- Почему она лает? Там кто-то есть?

- Может, и есть... – кивнула я, не желая вдаваться в подробности. - И она говорит этому кому-то, что даже если она и маленькая, здесь - ее дом, и она будет защищать его до последнего вздоха. И что она никого не боится и не предаст свои убеждения.

- Ясно... – грустно кивнула Амели. – Мне бы так...

- А что мешает научиться? – спросила я.

- Действительно, что?.. – спросила, глядя в пространство, Амели. – Просто так продолжать нельзя. Взрослая женщина, а от проблем, получается, бегаю, как цыпленок...

- Давай об этом в следующий раз поговорим, - предложила я, - а то нам пора по делам.

Мы попрощались, и она уехала. Мы смотрели ей вслед, пока она не скрылась за поворотом.

- Интересно, - сказала Брыся, - а вот если она бы опять сбежала, то чем бы закончилось?

- Тем же, - пожала плечами я, - только в этот раз более трагично. Шесть детей, все-таки...

[Ren]

Продолжение следует через несколько дней.

[Ren]

Нормандия

- А куда это мы едем? – навострила уши Брыся, увидев, что я достала из подвала Большой Чемодан и положила туда ее полотенца и расческу.

Большой Чемодан служил для очень дальних путешествий, куда обычно собаку с собой не брали. Но сегодня был исключительный день: мы ехали в Нормандию, оттуда – в Лилль, а из Лилля – в Брюссель. Путешествие было рассчитано на четыре дня.

- А что мы будем делать в этой Мандии? – спросила Брыся, удивленно покрутив головой от обилия новой информации.

- Бродить по пляжам, - сказала я, - а потом - есть свежую рыбу и сидеть у камина вечером.

- А на пляжах есть собаки? – заинтересовалась Брыся. – Ну, какие-нибудь местные. Чтоб бегать. А то если не за кем бегать на пляже – то это совсем неинтересно.

- Может, будут, - пожала плечами я, - в любом случае, на пляжах полно чаек, можно их, например, гонять. И потом, там будет прибой, в него можно прыгать.

- А если он меня прибьет? – испугалась Брыся. – Ну его! А то мало ли, как прыгнешь в прибой твой, а он тебя по голове как треснет! Полетят клочки по закоулочкам!

- Посмотрим, Брыся, - сказала я, высматривая вещи, которые могли бы нам понадобиться в путешествии, - в любом случае, если будет опасно, то я тебе обязательно скажу.

Брыся кивнула и помчалась искать свою новую игрушку, резиновую мышь-пищалку. Она называла ее «шумелкой» после того, как услышала песню «Шумелка-мышь, деревья гнулись» в исполнении своей новой знакомой, голой мексиканки Лотты.

В час дня мы выехали в Нормандию. Ехать нам предстояло четыре часа. В багажнике лежал большой чемодан, Брысина клетка-переноска, коробка с кормом и ноутбук. Мы ехали в гости к матери одного из наших друзей, у которой была частная гостиница в каком-то затерянном уголке. ЖЛ останавливался там каждый раз, когда ехал в командировку в Кан (Caen).

Мы договорились встретиться в доме у Ингрид вечером, после шести. ЖЛ вручил мне навигатор, куда были введены точные координаты местечка. Иначе найти ее дом было бы невозможно.

- Постарайся запомнить дорогу, потому что в следующий раз я тебе навигатор не дам, - уточнил ЖЛ. – Он мне самому нужен, а то приходится кружить по деревням, и я на совещания опаздываю...

Едва мы выехали, я предложила Брысе поспать на заднем сиденье, но она сказала, что будет мне помогать запоминать дорогу.

- Тогда тебе надо искать особые приметы, - сказала я, кивнув на дорогу. – Видишь, например, водокачка? Она красиво раскрашена, ее легко запомнить!

- Ага! – подхватила Брыся. – Смотри, а вон - корова! Очень красивая! Овцы! Тоже красиво раскрашены! Настоящие особые предметы!

Таким образом она развлекалась еще примерно час, потом ей надоело, и она решила поспать. Часа через два я ее разбудила, и мы перекусили булочкой. Брыся принялась опять запоминать коров, но их было так мало, что она опять заснула.

Когда, наконец, по обочинам замелькали дома с черными балками, я облегченно вздохнула: оставалось ехать совсем недолго – постараться пересечь Руан до образования традиционной вечерней пробки и потом еще час кружить по сельским дорогам, точно следуя указаниям механического голоса...

Наконец, из-за очередного поворота вырос нужный нам дом. Во дворе бегало три огромных курицы. Брыся тут же навострила уши.

- Ура! Дичь! – заорала она. – Открой дверь! Пойду их поймаю!

С тех пор, как Брыся набралась смелости и научилась гонять ворон в компьеньском дворцовом парке, она считала всех птиц дичью и преследовала их при первой же возможности.

- Никакая это не дичь, Брыся, - возмутилась я. – Это куры. Они яйца несут. Ловить их - запрещено.

- Да? Жаль.... – разочарованно сказала она. – Но, может, разочек...

- Никаких разочков, - строго сказала я, - сейчас я попрошу Ингрид запереть их в курятник. Можешь любоваться на них, но издали, через сетку.

Я взяла Брысю на поводок и вышла из машины. На пороге появилась сама Ингрид, высокая, в шортах и майке. На руках у нее были надеты испачканные чем-то зеленым садовые печатки. Седые волосы были небрежно подколоты, на глаза падала густая челка.

- Привет! – сказала я. – Я – Ирина, а это – Брыся. А ЖЛ приедет через час.

- Привет! – сказала Ингрид. – А я грецкие орехи чищу...

Мы проследовали за ней в салон, оглядываясь с любопытством по сторонам. Дом был наполнен старинными вещицами, картинами и мебелью.

- Ух ты! – восхитилась Брыся, взлетев на спинку кожаного дивана. – Тут даже повыше, чем у нас, будет!

- Брыся, - прошипела я, - слезь сейчас же! Тебе никто не разрешал по диванам лазить!

- Пусть бегает, - царственно махнула рукой Ингрид. – Ничего страшного.

- Вот видишь! – заорала Брыся, показала мне язык и унеслась в сад, махнув хвостом.

Я выглянула в окно. Собака, визжа от восторга, неслась по направлению к загону, где стояло огромное корыто с кормом. Не успела я что-либо сказать, как она с разбегу нырнула под балки, и сунула морду в корыто.

- Там два пони и два осла живут, - невозмутимо сказала Ингрид, проследив взглядом траекторию полета. – Скажи ей, чтобы вышла, а то дадут копытом.

- Назад! – заорала я, тут же заметив выглянувшую из загона серую морду.

Брыся едва обернулась на мой крик. Она уже что-то сосредоточенно жевала. В этот момент черно-белый пони выбежал из загона и понесся по направлению к кормушке. К счастью, Брыся услышала стук копыт и, подскочив на месте, как пружинка, метнулась обратно к балкам. Пони побежал за ней, в его намерения явно входило прибить чем-нибудь нахальную собаку. Брыся, сделав круг по загону, пролетела между балками и изо всех сил помчалась к нам.

- Я тебе уже когда-то говорила, - прошипела я, - на ферме надо сначала спрашивать! Он мог тебя по голове копытом треснуть.

- Ужас, да? – пискнула Брыся. – За мной никогда такие огромные животные не бегали! Кроме тебя, конечно.

- Успокойся лучше, - попросила я ее, - пойди на кур посмотри, их уже в загон посадили.

Брыся кивнула и понеслась по направлению к курятику. Она села у сетки и стала наблюдать за курами. Потом до меня донослось: «Огро-о-омный... Как даст копытом! А я его... Как помчится!».

Куры толпились у сетки и внимательно слушали.

Тут раздался шум шин, и во двор въехала машина. Это был ЖЛ. После приветствий и выражения Брысей бурного восторга по поводу сбора семьи в месте, которое, по мнению Брыси, ужасно тяжело было найти, мы расположились в гостиной, у камина.

Ингрид налила нам настоящего нормандского сидра и насыпала в пиалки орешков. Брыся тут же села ей на ногу и стала выразительно моргать. Наконец, Ингрид сдалась и протянула ей целую горсть. Брысе больше всех понравились грецкие.

На ужин Ингрид приготовила мидий в белом вине.

- Это малюськи! - заорала Брыся, почувствовав знакомый запах. - А мне дадут?!

- Какая она у вас говорливая, - восхитилась Ингрид, - прямо рот не закрывает!

[Ren]

За ужином Ингрид рассказывала про свою бурную молодость и карьеру фотомодели. Немка, рожденная в Чехословакии, она много путешествовала по миру, водилась с сильными мира сего, посещала модных знаменитостей.

Когда она переехала в Нормандию с очередным приятелем, ей было уже за пятьдесят. Дети выросли, появились внуки. Ей нравилось жить в сонной глуши, где утром неизменно был туман, а вечером солнце, падая за лес, давало длинные тени. Ингрид купила себе пару ослов и пони для компании, кур для яиц и кроликов для продажи.

А еще она ходила по антикварным рынкам и магазинам, где покупала картины. «Я их спасаю, - объясняла Ингрид, - если они того заслуживают...». И царственно махала рукой с изящным маникюром, облокотившись на спинку старинного дивана. В этом году ей исполнилось семьдесят...

Мы пили кальвадос и завидовали. ЖЛ – ее внутренней свободе, я – образу жизни, а Брыся – наличию большого количества разных животных.

- Посмотреть бы на кролика! – говорила она. – Хоть бы одним глазком!

- У нее больше кроликов нет, - говорила я, - она продала всех.

- Эх... – отвечала Брыся, - если бы у меня были собственные кролики, то я бы их ни за что бы не продала. Я их гоняла бы целыми днями! Такое развлечение!

Потом на небе как-то незаметно появился месяц, и мы, недолго полюбовавшись на рассыпавшиеся звезды, решили идти спать. Брыся нырнула в клетку-переноску, и, буквально через минуту, оттуда донеслось ее негромкое похрапывание.

Мы выключили свет. За окном ухала сова.

Утро началось со звонка будильника, ЖЛ надо было собираться на работу. Он выпил кофе с Ингрид, одел костюм, поцеловал меня в щеку и убежал. Я решила немного подремать и опять провалилась в сон.

Проснулась я от того, что кто-то прыгал по мне козлом и орал: «Ослов – на мыло!».

- Брыся! – укоризненно сказала я, пытаясь прикрыться подушкой.

– Ну при чем тут ослы?

- А чего они с пони дружат?! – возмущенно заорала Брыся прямо мне в ухо, перебираясь на подушку. – Вот если бы они со мной дружили, то мы пони наподдали бы! Вместе!

- Ясно, - рассмеялась я, - то есть, ты думаешь, что если ты к ним опять в загон полезешь, то они тебе вместе наподдадут? Так?

- Ага! – кивнула Брыся, устраиваясь поудобнее в ямке. – Значит, ослов – на мыло. А то они объединятся.

- А ты к ним не лезь, - посоветовала я, - и тогда тебе никто не наподдаст. Ни пони, ни ослы.

Брыся удивленно покрутила головой и ответила, что о таком развитии событий она даже не задумывалась. После долгих прений на тему ослов и пони, мы решили пойти позавтракать.

Спустившись вниз, я обнаружила на кухонном столе приготовленные йогурты, свежий хлеб, варенье масло и кофе в термосе. Покончив с завтраком и отдав Брысе стаканчик из-под вишневого йогурта, я вышла во двор.

Ингрид возилась в саду, привязывая к подпоркам какие-то хитрые растения, которые никак не хотели ползти в нужном ей направлении. Подробно расспросив меня о том, как я спала и завтракала, она предложила съездить на пляж.

- Ура! Напляш! – заорала Брыся, подскочив на месте пружинкой. – Там чайники!

- Там чайки, - поправила я.

- И чайники, – возразила Брыся. – Это ихние самцы!

Ингрид вывела из гаража свою старенькую машину, и мы поехали на пляж. До него было всего минут пятнадцать. Ингрид мне показывала окрестности, а Брыся запоминала особые приметы.

- Смотри, какие куры! – орала она, высовывая голову из окна. – Может, захватим парочку с собой? Представляешь, приезжаем мы напляш, а там чайки с чайниками и я с курами! Будет, чем похвастаться!

Не обращая внимания на Брысины мечты, мы продолжали разговор. Ингрид показала мне дом, где жил ее близкий друг. Другу было пятьдесят пять. У него было триста овец и самая лучшая коллекция Марии Каллас в регионе. Я уважительно посмотрела на Ингрид. Эти нормандцы, право, были совсем не простыми людьми.

Ингрид предложила купить свежей рыбы на обед и ужин. Брыся с восторгом согласилась: ей нравилось пока все без исключения в Нормандии.

Мы заехали на набережную, где стояло несколько палаток. Прилавки ломились от утреннего улова. Рыба была свежайшая и пахла морем. Мы выбрали трех некрупных скумбрий на обед и каких-то неизвестных мне рыб на ужин. Брыся скакала вокруг сумки и пыталась откусить торчавший наружу хвост. Мы положили рыбу в багажник и пошли на море.

Пляжи Нормандии – это тонкий белый песок, пересыпанный ракушками и водорослями. В воздухе пахнет йодом и глиной. В глине часто находят похожих на инопланетян трилобитов, окаменевших свидетелей отделения Англии от материка.

Отстегнув поводок, я показала Брысе, в каком направлении бежать. Она рванула к морю, изо всех сил отталкиваясь лапами от тяжелого, сырого песка.

Было время отлива. Песок был покрыт яркой зеленью оторванных прибоем водорослей и ракушками, которые хрустели под ногами. Мы двинулись вдоль кромки моря.

Вода то убегала, то возвращалась, вновь и вновь повторяя движения, которым было несколько миллиардов лет. В каждой руке я держала по трилобиту и размышляла, как Дикобраз, о тщете всего сущего.

Брыся гонялась за чайками. Они лениво взлетали и опускались на небольшие, выступающие из воды, скалы в нескольких метрах от берега. Тогда Брыся бросалась в воду и отважно прыгала через прибой. Когда ее накрывало какой-нибудь неожиданно высокой волной, она вылезала на песок, отряхивалась и опять бросалась на чаек, которые к тому времени успевали приземлиться на берегу. Со стороны это выглядело как игра, но все было гораздо более прозаично: Брыся мешала чайкам обедать оставленными отливом моллюсками.

Наконец, чайкам надоела эта беготня, и они агрессивно пошли в атаку. Брыся со всех ног ринулась к нам, визжа, что она не дичь, и что чайники все перепутали. Чайки, немного покружив на безопасном для Брыси расстоянии, вернулись берег и начали спокойно поедать свой обед.

- Жаль! - громко сказала Брыся, семеня рядом со мной. - Жаль, что нет еще какой-нибудь собаки! Мы тогда хвосты бы им повырывали!

- Брыся, - сказала я, - чайки — птицы серьезные. Боюсь, что даже если бы тут была еще одна собака, то это они бы вам скорее хвосты бы повырывали.

- Ничего подобного! - возмутилась Брыся. - Когда собаки две, то чайки против нас — что комары! Мы их в песок закопали бы, вместе с их чайниками!

Так она ворчала всю дорогу, пока мы с Ингрид расказывали друг другу о том, как мы провели последние тридцать пять лет. Я начала примерно с рождения, а она - с моего нынешнего возраста. Высокая, стройная, спортивная, она казалась мне вечной. Верить в ее семьдесят лет мозг отказывался.

- Когда мы жили в Колумбии, - говорила она, - у нас было четыре собаки. Самым старшим был кобель немецкой овчарки, которого отец привез прямо из Берлина. Все остальные были дворняги, они слушались его беспрекословно. А он беспрекословно слушался меня... Знаешь, местные не боятся ничего, кроме собак. И когда на дом европейцев среди бела дня совершается вообруженный налет, то нет ничего надежнее, чем пара крупных собак, чтобы защитить имущество хозяев. Я даже в банк с ними ходила. Захожу в агентство, деньги снять со счета, а за мной вся четверка... Выразительно смотрит на прохожих. Никто не осмеливался подойти...

- Я тоже могу выразительно смотреть, правда, мама? - спрашивала Брыся, семеня рядом. - И могу за икры кусать! Давай теперь в банк вместе ходить?

- Ох, Брыся, - отвечала я, - боюсь, французы нас с тобой не очень поймут. Тем более, на нас никто не нападает...

Я не хотела ей рассказывать, как однажды, ровно за год до ее рождения, наш дом ограбили. И что там находилась моя старая собака, Юджи, и что она провела целые сутки одна, выходя в сад пописать через вышибленную грабителями дверь.

И, хотя в саду не было калитки, а в заборе - полно дыр, она оставалась в доме. То ли из-за того, что ей некуда было идти, то ли из-за того, что она верила, что я вернусь... Я тогда не могла говорить с собаками. Эта история, конечно, не прошла для собаки бесследно.

С тех пор, как только в доме или рядом раздавался громкий звук, Юджи мочилась под себя. Это вызывало неприятие окружающих. ЖЛ, который тогда совсем не понимал собак, недовольно ворчал.

Я водила ее по врачам, но это не помогало. «Собака старая, - говорили они, - кроме антидепрессантов, ничто не поможет...». Собака психолога в депрессии. Скверная шутка судьбы...

Я тогда клала ее себе на живот и подолгу гладила, объясняя, что я не могу, просто не могу оставаться с ней весь день. Но это не помогало.

В тот последний год ее жизни я стирала подстилки каждый день. Юджи переживала, думая, что то, что она делает — это ужасно. А мне не удавалось ее переубедить. С этим чувством я живу и по сей день: когда на расстоянии вытянутой руки близкое тебе существо страдает, но не в твоих силах ему объяснить, что его проблемы — это полная чепуха по сравнению с его смертью.

И хотя стоимость украденного имущества была щедро компенсирована страховкой, я приняла решение больше никогда не оставлять дом без надзора. Брыся была предупреждена, что если вдруг заорет сигнализация, то ей надлежит со всех ног бежать в нашу комнату и прятаться под кровать. В любом случае, мне очень хотелось верить в то, что она выполнит мои инструкции...

[Ren]

Не могу не повесить иллюстрации:

Ингрид и ЖЛ:



Молодость Ингрид:



Напляш!



По следу чайников:



А он копытом как треснет!



Ослов - на мыло!



Прибой!



Где мои орехи?



Хвосты им повырывать всем!

[Николай-СПб]

Ура! Снова вижу Брысю! Пошел читать...
....

Первое впечатление - по сравнению с первой книгой стало "меньше" хозяйки.
Очень понравилось что есть отступления "про жизнь"

[Boris]

Огромная просьба ко всем: если у вас вдруг появится доброе слово (которое и Брысе приятно), пишите в ЛЯ. Если будет конструктивная критика - тоже пишите а ЛЯ. Отвечу всем. Обещаю.

Я не совсем понял, почему читательское мнение должно быть страшным секретом, сообщаемым только автору романа о Брысе? Ведь форум по определению является местом, где люди публично обмениваются своими точками зрения по любым вопросам.

Странно, что автор сам ставит такие ограничения на форуме, правила которого уже давно определены.

Почему-то вспомнилось, как в свое время в советской печати появлялись только положительные отзывы о романе века "Малая Земля". Таково было мудрое решение родной партии. Она всё решала за народ.

[Boris]

варежка, я не к вам обращался. И то, что вы тут быстренько "ответили", вовсе никакой не ответ. Несерьезно это, извините.

[Ren]

Я прошу всех участников этой темы высказываться в рамках, в которой тема была создана по согласованию с командой.

Прошу не вступать в ненужные разговоры, могущими повлечь за собой закрытие темы или очередной публичный скандал.

Писать в этой теме ПО ТЕМЕ я никому не запрещаю.

Всем спасибо.

[Boris]

прошу всех участников этой темы высказываться в рамках, в которой тема была создана по согласованию с командой.

Прошу меня извинить, Рен, но я тоже член команды: посмотрите на значок возле ника и на мой титул арт-директора. Кому же, как нe арт-директору, интересоваться публикациями художественных произведений на форуме Инфранс. Однако меня никто не оповестил о новых, нетрадиционных правилах публикации любительской прозы.

В принципе я ничего против ваших текстов не имею и обсуждать (а тем более осуждать) их не собирался. Просто мне было бы интересно прочитать отзывы других форумчан, только и всего. Но оказывается, и с этим проблематично.

Приятных вам отзывов!

[Ren]

Приятных вам отзывов!

Спасибо.

Приятного вам чтения.

[Ren]

За мысом висел в дымке соседний город Онфлёр, где в городском парке стояла моя любимая скульптура. Она называлась «Всем жертвам любви» и изображала легендарную Муму. У Муму был русалочий хвост и обрывок веревки на шее. Глядя на скульптуру, я часто размышляла над тем, кто же на самом деле был в той истории жертвой любви.

Брыся кружила по песку, высматривая моллюсков. Внезапно над нашими головами что-то прошелестело и на берег опустилась огромная черная птица.

- Ой, корморан! – воскликнула Ингрид. – Они сюда редко залетают!

- По-русски называется «баклан», - вставила я, - но вживую - впервые вижу!

- И я впервые вижу! – заорала Брыся и кинулась к баклану.

Тот неспеша перелетел поближе к молу. Брыся ринулась за ним, но птица опять взлетела и приземлилась уже на самом краю. Остановившись на полдороги, Брыся оглянулась на меня. Я покачала головой, зная, какими скользкими бывают края морских молов...

Вдруг баклан распахнул свои широкие крылья, отряхнулся, как собака, и начал выкусывать что-то крючковатым клювом у себя под мышкой. Потом сложил крылья, нахохлился и замер, показывая всем своим видом, что больше не намерен никуда лететь.

Не успела я моргнуть, как Брыся, радостно визжа, бросилась на птицу. Как и ожидалось, та взмыла в воздух, а Брыся щелкнула зубами и упала в море.

- Она нырять недавно научилась, в Ардеше, - сказала я перепуганной Ингрид. – Выплывет, не волнуйся...

И точно: Брыся уже яростно работала лапами, гребя к берегу. От нее до нас было метров пять.

- Тьфу, соленая! - пробурчала она, вылезая на берег и старательно отряхиваясь. – Вот если бы он летал чуть-чуть помедленнее... Но я зато до самого дна донырнула! Как Мартини!

- Ты, Брыся, будь поаккуратнее в следующий раз, - попросила я, - а то вода в Нормандии уже холодная, я туда не полезу.

- Да ладно, - пожала плечами Брыся, - я и одна могу нырять. В Нырляндии твоей...

Мы вернулись к машине. Ингрид достала из багажника старые полотенца, и я завернула в них Брысю, которая начала дрожать от холода.

- Бр-р-р-р... – бормотала она, сидя у меня на коленях. - Взял – и улетел! А я – хлоп! И в море! Им хорошо... они не мокнут...

Когда мы приехали домой, Брыся совсем замерзла, и я засунула ее под горячий душ. Согревшись, она вскоре перестала клацать зубами и дрожать. Я завернула ее в сухие полотенца и положила на диван перед камином.

- Поставить вам Каллас? – спросила меня Ингрид. – Юбер дал мне настоящий раритет – запись 1953 года...

Пока Ингрид готовила скумбрий, мы с Брысей, слушая Каллас, завороженно смотрели на огонь.

- Интересно, - сказала Брыся, - а вот если поймать баклана, то его можно подселить к курам?

- Не думаю, - сказала я, - баклан – птица морская, дикая. Он умрет в курятнике.

- Правда? – нахмурилась Брыся. – А кроме курятника, его и посадить-то некуда. Тогда я его ловить не буду... Зачем мне мертвый баклан?

- Брыся, - сказала я, - ты лучше придумай что-нибудь менее опасное для тебя и вредное для окружающей среды. Например, ты можешь помочь мне собрать коллекцию трилобитов. Их нужно выкапывать из глины и отмывать в воде.

- А они быстро бегают? – тут же заинтересовалась Брыся.

- Они не бегают, они окаменели давно. Это такие доисторические членистоногие, они жили много миллионов лет назад.

- Ладно, раз окаменели – то и бегать меньше придется, - вздохнула она. – А они что – правда стоногие? И почему они исторические?

- Они до-исторические, то есть, относятся к тому периоду, когда на Земле еще не было письменности. А «членистоногие» они потому, что их ножки были устроены из члеников. И усики тоже.

- Какая гадость! – фыркнула Брыся. – Давай лучше из мышей коллекцию сделаем! «Коллекция исторических мышей»! Это гораздо лучше звучит. И ножки с усиками у них гораздо симпатичнее... толстенькие, мягонькие...

Наконец, Ингрид позвала меня обедать.

- Ты только остатки не выбрасывай, я их потом курам отдам, - сказала она.

- А мне? – тут же встряла заснувшая было Брыся. – Я тоже голодная.

- У тебя есть крокеты, - сказала я, - вон, миска полная!

- А может, я тоже рыбы хочу? – возмутилась Брыся. – Вместе ходили, вместе покупали! Теперь вы все сами съедите, а остатки - курам. Нет уж! Я не согласна.

- Ладно, дам тебе шкурок, - кивнула я, - ты сядь только под стол, как подобает хорошо воспитанной собаке.

Брыся тут же юркнула под стол. Мы неспеша разделались с тремя рыбками, запив их бокалом белого сухого вина. Брыся получила свои шкурки, а курам мы собрали миску голов, хребтов и внутренностей.

- Тебе все равно нельзя, - уточнила я, - кость может в горле застрять или желудок продырявить.

За сыром, кофе и десертами Ингрид рассказывала мне про своего приятеля. Оказывается, у него раньше были спаниели, а теперь жил бордер-колли, он пас овец.

- Настоящая рабочая собака! – гордо сказала Ингрид. – Только женщин кусает почему-то.

- Наверное, с овцами путает, - пробурчала Брыся, обиженная на то, что курам досталось гораздо больше рыбных объедков, чем ей...

[Ren]

[zebra]

интересно наблюдать, как меняется характер главной героини. Она взрослеет и становится более самостоятельной.
понравилось, что появляются познавательные вставки (Каллас, трилобиты ит.д.).
может бытЬ, в познавательной части давать более научно информацию. Научно-популярно, так сказать...Хотя мне, как человеку с геологическим образованием, очень понравилось объяснение трилобитов - жили до возникновения письменности, членистоногие, потому все, даже усики из члеников. Очень объемное представление времени получилось.

[Ren]

Незаметно наступил вечер. Вернулся ЖЛ, и мы рассказали ему о событиях сегодняшнего дня: я описывала нашу прогулку, а Брыся скакала вокруг и громко настаивала на той или иной подробности.

- Скажи ему, что я до дна донырнула! – орала она, бегая по спинке застеленного старинным гобеленом дивана, - Пусть гордится и всем рассказывает!

Ингрид предложила нам пойти посмотреть заброшенный сарай, в котором монахи, владевшие раньше ее домом и пристройками, производили сидр.

- Там лежат орудия производства – огромный пресс и бочки, - уточнила она, - думаю вот, что с ними делать. Старинное все, восемнадцатый век. Жалко так оставлять: либо сгниет, либо мыши все испортят...

- Побежали в сарай! – тут же воодушевилась Брыся. – Не дадим пропасть имуществу!

- Брыся, - сказала я специальным педагогическим голосом, - там, наверное, в полу куча дыр, и если ты куда-нибудь провалишься, то тебя чрезвычайно трудно будет достать.

- Ты всегда говоришь, что выход можно найти из любой ситуации! –захихикала Брыся, - Я же могу на тебя рассчитывать?

Я вздохнула и пожала плечами. Конечно же, она могла на меня рассчитывать.

Ингрид привела нас к «сараю». Это было огромное строение с дырами в стенах и полусгнившими дверьми, которые болтались на ржавых петлях.

- Ух ты! – восхитился ЖЛ. – Представляю, сколько будет стоить его реконструкция.

- Боюсь, не представляешь, - вздохнула Ингрид. – Я узнавала, это очень дорого...

Она приоткрыла одну из дверей и предложила нам войти внутрь. Не теряя ни минуты драгоценного времени, Брыся бросилась искать мышей, а мы восхищенно замерли посреди открывшегося нам содержимого.

Через дыры в стенах просачивался свет заходящего солнца, и сарай был весь пронизан лучами, как-будто так и было задумано. Возле одной из стен стоял огромный яблочный пресс. Oт него был отведен желоб к огромной бочке.

- Он из цельного дуба сделан, - пояснила Ингрид. - вот сюда засыпались яблоки, а это - ворот, с помощью которого их давили. Вот сюда лошадей запрягали, они и крутили ворот... В этот «канал» потом лился сок, затем он попадал в бочку, и там - настаивался. И становился сидром. Или из него еще кальвадос делали.

Пока мы слушали Ингрид, Брыся шастала по сараю и засовывала нос в самые дальние углы.

- Мышами пахнет! – стонала она. – Поймать бы хоть одну! Может, мне на ночь тут остаться?

- Даже не мечтай, - отвечала я, - я же уснуть не смогу, если ты будешь одна в сарае, ночью...

- Эх... не видать мне мышей... – вздыхала Брыся. – как собственных ушей...

- Не расстраивайся, - говорила я, - может, тебе еще повезет...

Наша экскурсия закончилась, и мы пошли обратно. Брыся семенила впереди, разочарованно повесив хвост. Ингрид сказала, что сегодня на ужин придет Юбер.

- С собакой? – насторожилась Брыся. – Мало ли, еще кусит тебя! Или меня! Или Ингрид! Папе-то повезло – он не женщина...

Я спросила Ингрид.

- Нет, без собаки, - улыбнулась она, - а то мало ли...

Мы вернулись домой. Ингрид начала готовить ужин, а Брыся побежала проверять, доели ли куры рыбьи остатки.

- Миска пустая! – сообщила она, вернувшись. – Они ее дочиста вылизали!

Я сходила за миской. Действительно, она была абсолютно чистой.

- Как после собаки! – восхитилась Брыся. – А давай кур заведем! Можно будет соревнования устраивать! Команда собак против команды куриц! Нам – объедков, и им – объедков! Кто быстрее и чище вылижет!

Тут раздался вежливый стук, и в дверь вошел Юбер. От неожиданности Брыся громко залаяла.

- О! – сказал Юбер. – Надо же! Кокер!

- Думай о контексте! – прошипела я. – Разве можно лаять на гостей?!

Брыся смущенно замолчала.

- А у меня тоже кокер был, - сказал Юбер, склоняясь над Брысей, - мы с ним охотились. Хорошая рабочая собака была, дичь приносила – только стреляй. А вот отцу не повезло. У него тоже был кокер, но дурак-дураком. Вместо дичи – гильзы носил. Мы его учили-учили... Но все зря!

- Может, он был против охоты? – обиженно фыркнула Брыся. – По маральнатическим соображениям!

- Морально-этическим, - поправила я.

- Без разницы! – возмутилась Брыся. – Но дураком называть, не разобравшись, нельзя! Ему-то самому было бы, небось, не слишком приятно, если бы его дураком назвали, не поняв, что к чему!

- Но как понять-то, - спросила я, - если с собаку спросить нельзя?

- А не просить того, что собака делать отказывается, - буркнула Брыся. - Дураком-то назвать - проще простого!

- Ладно, перестань ворчать, - улыбнулась я, - вечер только начался, может, дадим Юберу шанс?

- Дадим, – согласилась Брыся. – Только ты его попроси собак дураками больше не называть, особенно, в моем присутствии. А то я его за ногу укушу!

[Ren]

[Ren]

- Ладно, перестань ворчать, - улыбнулась я, - вечер только начался, может, дадим Юберу шанс?

- Дадим. – согласилась Брыся. – Только ты скажи ему собак дураками больше не называть, особенно, в моем присутствии. А то я его за ногу укушу!

Настало время аперитива. Мы залегли в низкие кресла вокруг журнального столика. Ингрид разлила белое вино в бокалы на кривых ножках, которые она недавно купила на блошином рынке.

- Начало двадцатого! - сказала она с гордостью, - Буквально за копейки...

Мы с ЖЛ понимающе кивнули, чокнулись и зачерпнули по горсти фисташек.

- А мне? – тут же встряла Брыся.

- Брыся, - сказала я специальным педагогическим голосом, - во-первых, ты уже ела, а во вторых, фисташки собакам вредны.

- Пьющая мать – горе в семье! – невозмутимо возразила Брыся, косясь на мой бокал.

- Ну, ты даешь! – расхохоталась я, - Откуда взяла?!

- Я еще и не то знаю! - захихикала Брыся. – Например: «В спокойном доме отдыхают нервы!».

- А это откуда?!

- Не знаю! – радостно отозвалась Брыся. – Само лезет!

- Ладно, - сдалась я, - дам тебе фисташек, если у тебя еще что-нибудь такое есть!

- Про меня! – тут же заорала Брыся, бросаясь мне на шею, - «Догнать и перегнать!»

Я дала Брысе обещанных фисташек, она начала их быстро-быстро поедать. Мы сосредоточились на обсуждении творчества Шагала. Юбер подробно пересказывал нам малоизвестные периоды его жизни. Признаться, это был один из самых познавательных аперитивов в моей жизни.

- К столу! – наконец-то провозгласила Ингрид, внося дымящуюся кастрюлю.

- Малюськи! С чесноком! – обрадовалась Брыся. – А мне?

- А что в обмен?!

Она закатила глаза к потолку.

- Чистота – залог здоровья!

Я сунула ей несколько очищенных мидий. Брыся проглотила их, щурясь от удовольствия.

Мы продолжили разговор о французской жизни Шагала и прочих оригинальных превратностях судьбы.

- А я знаю интересую историю! – сказала я. - Хотите?

- Хотим! – хором потребовали все, включая Брысю.

Я сделала паузу и обвела взглядом мою немногочисленную аудиторию. Собака начала нетерпеливо переминаться с ноги на ногу.

- Представляете... – начала я как можно более загадочным тоном. – В Бельгии есть такой город под названием Гелль. Туда стекались со всей Европы психические больные, и в городе существовала традиция принимать их на время лечения... у себя дома!

- Ничего себе... – протянул ЖЛ. – Приходишь с работы, а у тебя дома - псих на постое!

- А что тут такого? – тут же встряла Брыся. – Собственный псих дома – это даже очень интересно! Я сама психованной была, когда всех боялась! И поэтому кусалась! Но нам же было весело?

- Так-то оно так, - ответила я, - но с психом жить чрезвычайно трудно, особенно, если ты не можешь его понять, а он тебя тоже не очень-то понимает.

- А как же тогда быть? – спросила Ингрид.

- В этом-то весь и фокус! - улыбнулась я, - Жители города Гелль включали больных во все домашние дела, они выполняли свою часть семейной работы. И установка с ними нормальных семейных отношений постепенно делала свое дело. Люди оставались годами в семьях жителей, и их состояние улучшалось. Получатся, что психическое заболевание в большой степени обусловно контекстом!

- Точно! – хихикнула Брыся. – Я так и думала! Чем как-текст враждебней, тем больше психи кусаются. По себе знаю!

- Чем он кажется враждебнее, - поправила я. – Это субъективно. Иначе мы все без исключения были бы психами.

- Интересно, - вздохнул Юбер, - а сейчас там как обстоят дела? В Гелле?

- Сейчас больные живут лишь в каждого десятого, - ответила я, - а до войны жили в каждой второй семье. Но, все равно, в Гелле - это традиция.

- Интересно, - кивнула Ингрид, - а вот от чего зависит, что один человек сходит с ума, а другой – нет?

- От как-текста! – хихикнула Брыся. – В спокойном доме отдыхают нервы!

- Не только от контекста, - улыбнулась я, - но, согласно некоторым теориям, и от него тоже.

- А я как-то стажировку проходил в монастыре, у буддийских монахов, - сказал ЖЛ. – Целую неделю! Так вот, там было запрещено разговаривать, но надо было как-то договариваться про разделение труда – кому мыть посуду, кому готовить еду, кому подметать пол...

- И как вы делали? – спросил Юбер. – Трудно было договориться?

- Да нет, - пожал плечами ЖЛ, - мы писали мелом на специальной доске, кто что будет сегодня делать. Те, кто оказывался в конце, брал на себя то, что оставалось. Никаких споров, кстати, не было. На следующий день последние имели право первого выбора. Надо будет как-нибудь туда всем вместе выбраться. Замечательный опыт!

- А я читать не умею, - насупилась Брыся. – И писать! Значит, мне никаких дел не достанется.

- Тебя в монастырь вообще не возьмут, - улыбнулась я, - потому что там молчать надо.

- А я как раз могу иногда молчать! – тут же возмутилась Брыся. – Когда я сплю, я же, например, молчу? Или когда ем.

- Хорошая система, кстати, – продолжил ЖЛ. - Вот бы так работу по дому распределять. Поставил доску, на ней мелом написал, что будешь делать – и готово! А оставшееся возьмут на себя остальные члены семьи.

- Фигушки! – опять возмутилась Брыся. – Вдруг ты первым захочешь мышей ловить? А мне что достанется? Я пол мыть, между прочим, не умею! Но посуду, например, смогу вылизать.

И она довольно захихикала.

Я живо представила себе доску, на которой мелом было написано: «3 ноября: ЖЛ – ловля мышей, Брыся – вылизывание посуды».

- Жаль, что мы живем не в Гелле, - сказала я, - любому психу у нас было бы очень интересно.

- Во-во! – закивала Брыся. – Мы бы ему поручили, например...

[Ren]

Вопрос: что бы поручила Брыся психу?

[zebra]

Вопрос: что бы поручила Брыся психу?

закапывать вырытые ею ямки в саду.

[Ren]

Я живо представила себе доску, на которой мелом написано: «ЖЛ – ловля мышей», «Брыся – вылизывание посуды».

- Жаль, что мы живем не в Гелле, - сказала я, - любому психу у нас было бы очень интересно.

- Во-во! – закивала Брыся. – Мы, например, ему бы поручили...

Она глубоко задумалась и поскребла за ухом.

- Копать ямы а саду? – предположила я.

Брыся помотала головой:

- Это я и сама могу! Но, впрочем, могу ему уступить вторую половину участка. Будем соревнования устраивать – кто больше наловит!

- Чего наловит? – напряглась я.

- Не чего, а кого! – захихикала Брыся. – Червяков, конечно! Они там тусуются. В земле. Красненькие, толстенькие!

- Какая гадость! Зачем они тебе?! – возмутилась я.

- А что такого?! – как ни в чем ни бывало ответила она. – Ты вон малюсек с чесноком жаришь?! А тут даже на море не надо ездить! Те же малюськи, но прямо под окном!

Я живо представила себе, как Брыся с психом сначала наперегонки копают ямы, потом ловят червяков, а потом я жарю их с чесноком и подаю на ужин.

- Ага, - вздохнула я, - и нас с тобой самих отправят на лечение в Гелль. Их – сюда, а нас – туда. Чем не культурный обмен?

- Класс! – обрадовалась Брыся и запрыгала по дивану. – Некультурный обмен! А что у нас еще некультурного? В обмен?

- А правда, - спросила я у всех, пропуская мимо ушей Брысин вопрос, - что бы мы поручили психу? Есть предложения?

- Я бы поручила ему чистить курятник, - сказала Ингрид, - я это не люблю.

- А я бы поручил ему административные дела – счета, фактуры... - сказал ЖЛ. - А иногда он мог бы отвозить мусор на помойку...

- А я бы... - сказала я, на секунду задумавшись, - поручила бы ему ездить за продуктами в супермаркет. Ненавижу магазины.

- А я, - закончил Юбер, - поручил ему ходить вместо меня на заседания в кооператив. Ужасно скучное занятие.

- Так не честно! – вдруг возмущенно воскликнула Брыся. – Свалите на бедного психа самые противные дела! Он и так несчастный, а вы ему еще добавите! Пусть лучше делает то, что нравится - ловит мышей там или копает червяков! Я уступлю! Или, например, может научиться сидеть в клетке за мати-вацию! Шиссот! А вашими факдурами я и сама могу заняться! И остальным! Не запомнила только, где там сидеть надо было.

Я представила себе Брысю на заседании сельского кооператива и рассмеялась:

- Точно, как только кто-то может помочь по хозяйству, так сразу для него находятся самые неприятные дела. Это, и правда, нечестно. А вот что мы могли бы предложить ему из приятного?

Повисла долгая пауза.

- Ну... – начал ЖЛ. – Я бы его научил играть фламенко...

- Но это же для удовольствия, то есть - досуг! – возразила Ингрид. – А у нас речь о домашних обязанностях!

- Это смотря как повернуть! – тут же вставила Брыся. – Играть на праздниках – это обязанность! А когда один – то досуг!

- А я бы... – сказала я. – Я бы поручила ему мыть Брысю!

- Ничего себе! – возмущенно заорала Брыся. – Это уж точно приятный досуг! Не пойдет! Вдруг ему так понравится, что он будет меня мыть каждый день?! Нет уж, придумай что-нибудь другое, а то я не хочу, чтобы у него на мое мытье мати-вация выработалась!

- Ладно, - улыбнулась я, - тогда пусть цветы сажает вокруг нового дома. Я как раз семян купила, целых двадцать пакетов. Плюс луковицы. Пусть сеет.

- Пойдет! – удовлетворенно кивнула Брыся. – Я могу ему ямки копать.

- А я бы... – задумчиво произнесла Ингрид, - я бы поручила ему собирать хворост для камина. Ведь так приятно греться вечером возле настоящего огня! И знать, что это именно ты, как доисторический человек, сам собрал для него ветки в лесу.

- А я, - сказал Юбер, - поручил бы ему готовить десерт. Пусть шоколадный мусс делает. Или миндальное печенье.

- Точно! – одобрительно закивала Брыся. – Это приятная обязанность, потому что когда готовишь, то можно сразу это есть. Или облизывать. Я, например, очень в борще люблю участвовать: сначала – свекла, потом – морковка, потом – капуста, а потом – жилки. Или даже кость перепадает. Люблю готовить! Шиссот!

- Итак, - подытожила я, - наш псих с утра собирал бы ветки для камина, днем бы пек печенье, потом сажал бы цветы и вечером играл бы на гитаре для гостей. Это гораздо лучше звучит, чем чистить курятник, разбирать счета, ездить в супермаркет и заседать в кооперативе. А на Новый Год ему можно было поручать мыть Брысю.

Собака кинула было на меня сердитый взгляд, но, довольная проектом реабилитации, быстро закивала:

- Он так бы очень быстро выздоровел! А если бы у него печенье хорошо получалось, то можно было бы его вообще усыновить! А то у тебя вечно времени на десерты не хватает! Приходится стаканчики из-под йогурта вылизывать. Вот и весь десерт! – закончила она обиженно.

Мы помолчали. Я думала о том, что каждому человеку жизненно необходимо иметь такое дело, которое приносило бы радость. Которое давало бы реальный, а не виртуальный результат – вибрацию фламенко, миндальное печенье, огонь в камине, прекрасный букет...

Удовольствие, которое можно было бы разделить с друзьями. Гордость от того, что восхищение и восторг на их лицах – это все ты.

А когда звук гитары растает в ночном воздухе, а от миндального печенья останутся одни крошки, даже самый несчастный в мире псих ляжет в свою постель со счастливой улыбкой на губах и ощущением того, что он прожил этот день не зря.

[Ася З]

Ren, прочитала всё на одном дыхании! Сейчас сяду перечитывать и интересные мысли записывать
А про историю с Фредом и Амели продолжение было?