Париж Хемингуэя и не только...

[Camilio]

...Кто такой Андрей Крютченко, из какого времени?...Не знал, что Сартр курил сигары. Когда мне случилось пообщаться с ним, он весь вечер дымил очень пахучими /чтобы не сказать большего/ чёрными сигаретами. Если не ошибаюсь, кубинскими...

Ilya.33, Андрей Крютченко родился в Ташкенте в 1955 году. Учился в Академии художеств в Санкт-Петербурге, которую окончил в 1979 году. Работал архитектором, дизайнером и художником. В 1989 году переехал в Европу. Темой многих его картин стал Париж. В Интернете их можно найти, если искать на “Andrei Krioutchenko”. Например, о нём можно прочитать на сайте: http://weatherburn.com/artists/artis...fm?artistid=13 .
Несколько его картин есть на сайте:
http://weatherburn.com/artists/colle...id=13&view=all .

Картины Андрея Крютченко выставлялись на выставках в Москве, Санкт-Петербурге, Париже, Лондоне, Сан-Франциско и Калининграде. Вот его автопортрет:


Площадь Вогезов, Париж:


Монмартр, Париж:


Свет у Крютченко и в солнечный день, и в пасмурный – очень хорош!

А с Ж-П. Сартром Вы встречались «профессионально»? То есть как с философом? Может, расскажете эту историю? Не каждый ведь на нашем форуме может похвастать такой встречей! С интересом прочитаем!

[Camilio]

“La Rotonde”, место встреч парижской богемы 1920-ых. В la Belle Époque художники разных стран слетались на её огонёк.

«Тут кишела очень красочная человеческая масса. Я не могла отвести от неё глаз. Я смотрела широко раскрытыми глазами на смешение продажных женщин, натурщиц, полных любопытства буржуа, политиков, полных убеждений и страсти актёров, паразитирующих художников и прочих. Здесь собрался весь мир. Было ярко и мелодично». (Кики о «Ротонде», см. «Воспоминания Кики»).


Как любопытствующий турист, заглядывал и я на этот огонёк. Вот только снимать там внутри постеснялся: «красочной человеческой массе» совсем не понравилось бы, что я вспышками своей камеры вторгаюсь в их жизнь.


От тех посещений «Ротонды» у меня сохранился сувенир – меню. Картинка на обложке: «Интеллектуалы в “Ротонде”. 1916»:


1916 год, идёт мировая война. А в «Ротонде» утончённые артисты мирно размышляют о дальнейших путях развития мировой культуры…


На стенах «Ротонды» картины. Может, и оставленные художниками в качестве платы за обед. А может, это чья-то выставка.

Очевидно, после мировой войны, к 1925 году, дискуссии в «Ротонде» стали менее академичными, более демократичными. Вот здесь, тоже на выставке в «Ротонде», идёт оживлённый творческий разговор – наверное, разных представителей «Парижской школы»:

Спорят интеллектуалы, очевидно, о дальнейших путях авангарда.

Чтобы достучаться до сознания оппонента, в споре использовались и кривые аргýменты. Вот тут один авангардист предъявляет другому довольно убийственный довод:


Принять участие в дискуссии спешат и артисты из соседнего кафе “Le Dôme”:

На заднем плане видны головы лошади и усатого мосьё ажана (конная полиция? а может, это монпарнасский «ковбой в шляпе» Грановский пробирается со своим конём на подмогу? – Ведь Сэм Грановский не стеснялся подъезжать к «Ротонде» и на лошади).

Артистическая общественность в этом споре на высоте – со столов и стульев наблюдает за живым разговором художников:


А кто-то не теряет зря времени и облегчает карманы увлечённых спором рафинированных интеллектуалов:

“Attention aux pickpockets! Beware of pickpockets!” – сегодня в Париже везде встретите такие предупреждения. Проблема эта была актуальна и в Belle Époque.

Вот этот усатый мосьё похож на «короля поэтов» Поля Фора:

Правда, бородка заставляет засомневаться: вроде бы у Поля Фора её не было? Да и сиживал он чаще в своём «королевстве» – в «Клозери де Лила».
В правом нижнем углу – японские иероглифы и подпись автора этого замечательного рисунка: Foujita. Paris. 1925.


Это Фужита и есть. Цугухару Фужита.

А это его портрет работы Кики, монпарнасской натурщицы и подружки Фужиты:

Об этом портрете в предисловии к книжке воспоминаний Кики Фужита писал:
«Она заняла мое место перед мольбертом, приказала мне не двигаться и спокойно начала писать мой портрет. Закончив картину, она пососала и покусала все мои карандаши, потеряла мой ластик и, довольная, начала танцевать, петь и орать, растоптав коробку камамбера. Потребовав с меня деньги за позирование, она победно удалилась, захватив с собой написанный ею портрет. Спустя три минуты богатый американский коллекционер купил у нее эту картину в "Доме" за возмутительную цену. Я не могу с уверенностью сказать, кто из нас был художником в тот день».

А это – «алаверды», портрет Кики работы Фужиты:


Кики была легендой, музой и моделью Монпарнаса, «одной из первых истинно независимых женщин века», певицей, танцовщицей, актрисой кино. Для Истории Монпарнаса её сохранил фотохудожник Ман Рэй, другой друг Кики. Вот его фотографии:


«После работы очень приятно видеть Кики. На неё необыкновенно приятно смотреть. Обладая, прежде всего, прекрасным лицом, она сделала из него произведение искусства. У нее изумительное тело, красивый голос (разговорный, а не певческий), и она, безусловно, господствовала в той эпохе Монпарнаса более, чем королева Виктория когда-либо господствовала в викторианской эпохе». (Э. Хемингуэй. Из предисловия к «Воспоминаниям Кики»).
«Я есть и навсегда останусь чистокровной сельчанкой, как в отчаянии говаривала моя мать. В мою обувь всегда будет набиваться грязь. "Как ты есть деревенская мужланка, так ею и останешься",– сказала она мне … Земля моя родная, я никогда не отрекусь от тебя». (Кики о себе, см. «Воспоминания Кики»).


«Красавица с глазами совы» (Илья Эренбург о Кики).
«У тебя, моя дорогая Кики, такие красивые глаза, что мир увиденный ими, прекрасен» (поэт Робер Деснос).
«Лицо её … является великолепным произведением искусства» (Эрнест Хемингуэй).

«И не только лицо…», – добавила бы сама Кики:


Она вся была произведением искусства: в 1924 году Ман Рэй сделал один из самых известных своих снимков – изображение Кики под сюрреалистическим названием «Скрипка Энгра»:


Причём тут Энгр и его скрипка? «Скрипка Энгра» – это перевод французской идиомы “Le Violon d`Ingres”, означающей вторую страсть, второе призвание, хобби известного человека. Происхождением оно обязано французскому художнику Жану Огюсту Доминику Энгру (1780-1867): музыка была его страстью, и он профессионально играл на скрипке. И даже выступал в составе известных французских оркестров и музицировал вместе с Ференцем Листом (!). С тех пор любое высокохудожественное хобби знаменитого человека французы стали называть «скрипкой Энгра» (живи Эйнштейн до Энгра, может, возникла бы идиома “Скрипка Эйнштейна”?).

Кто знает, может, муза вот с этого полотна Энгра «навеяла» Ман Рэю сюжет его сюрреалистической фотографии:


Кики была страстью Ман Рэя – первой, а не «второй»! – она вряд ли согласилась бы с #2 в иерархии его страстей! Но называя свою фотографию “Le Violon d`Ingres”, Ман Рэй ассоциативно заявлял о себе как о состоявшемся художнике – только у талантливого человека может быть «другая скрипка»!

Была своя «скрипка Энгра» и у Кики: рисование. Как эта «скрипка» была настроена, можете судить вот по этим наивным рисункам Кики:


«Я позирую» (1929 г.).

Тут она изобразила себя за утренним туалетом (1926 г.):


А с этими моряками у Кики тоже было приключение (1928 г.):


Об этом – в мемуарах Кики:

Воспоминания Кики в переводе Н.В. Семонифф вывешены на сайте http://zhurnal.lib.ru/n/nejt_w_s/kikidoc.shtml

В предисловии к мемуарам Кики Эрнест Хемингуэй писал: «В этой книге представлено достаточно фотографий Кики, чтобы понять, как она выглядела все только что прошедшие десять лет. Я пишу это в 1929-ом году, и сегодня Кики похожа на памятник самой себе и той эпохе Монпарнаса, которая, несомненно, закончилась к моменту опубликования книги Кики…
... Это единственная книга на свете, к которой я когда-либо писал предисловие… Переводить её – преступление. Если её испортят переводом на английский (а, перечитывая её сейчас в очередной раз, я понимаю, что переводчика неминуемо ждёт неудача), пожалуйста, прочтите её в оригинале. Книга эта написана женщиной, у которой, насколько мне известно, никогда не было Своей Комнаты…
… Сейчас перед вами лежит книга, написанная женщиной, которая никогда и ни при каких обстоятельствах дамой не была. На протяжении почти десяти лет она была настолько королевой, насколько возможно ею стать в наши дни, но у королевы с дамой, конечно же, нет ничего общего».

* * * * *
Кики с любовью вспоминает о хозяине «Ротонды» Папаше Либионе. Вот куски из её рассказа «Обчищение Папаши Либиона»:

«Благословенная "Ротонда"! – туда ходили, как к себе домой, в лоно семьи. Папаша Либион – лучший из людей, и он обожает их, эту артистическую кучу сброда!

Любопытнейшие истории происходили в "Ротонде".

К примеру, большая семья голодных художников собиралась в кафе ближе к тому времени, когда обычно доставлялся хлеб. Развозчик заносил около двадцати огромных буханок и укладывал их в лозовую корзину у стойки бара. Хлеб был слишком длинным и почти на треть выступал за край. Но ненадолго! За промежуток времени, достаточный для поворота головы (а Папаша Либион всегда покидал комнату на несколько секунд в этот момент) верхушки буханок в мгновение ока снимались и, как ни в чём не бывало, все уходили с куском хлеба в кармане. И так было каждый раз! Папаша Либион сердился, говорил о возмездии, о полиции... а на следующий день всё повторялось...

И это ещё ничего. Посети вы мастерскую любого художника того времени, вы нашли бы там кучу сувениров из "Ротонды": блюдца, вилки, ножи, тарелки... Кто бы ни обустраивал домашнее хозяйство, именно Папаша Либион дарил приданое.
………

Однажды группа молодых художников пригласила его на вечеринку, посвящённую первой крупной сделке одного из друзей. Модильяни, наконец, нашёл покупателя, предложившего баснословную цену за одну из его картин – несколько сотен франков. Было решено потратить эти деньги на огромный ужин. Так Папаша Либион появился на ужине в тот вечер со всей счастливой компанией. Но Модильяни был напряжён. На самом деле всё вокруг – стулья, ножи, бокалы, тарелки и даже столы – принадлежало Папаше Либиону. Он встал и, не сказав ни слова, ушёл! Модильяни начал бранить приятелей:
– Куча идиотов! Зачем вам понадобилось притаскивать его сюда? Я тоже люблю его не меньше вашего, но если я его не пригласил, так это из-за посуды, которую я у него стащил.
Компания обменивалась тоскливыми взглядами. Прошло несколько минут. Есть никому уже не хотелось. Вдруг отворилась дверь. Все глаза повернулись к двери, и что же они увидели: Папаша Либион вернулся, тяжело волоча ноги, с руками, нагруженными бутылками. "Только вино здесь было не от меня, так я решил принести вина. Давайте, все за стол! Я голоден, как собака".

* * * * *

Столовых приборов в качестве сувенира из «Ротонды» я не крал. На память о ней унёс салфетку, на которой ужинал – уж очень много знаменитых имён было на ней! Все они когда-то здесь сиживали. Тут и Ленин, и Кики; почему-то рядом:


Кики о «Ротонде»: «Там бывали политики со всего мира, которые, казалось, всё время готовили революцию». Да и после революции там бывали политики: и знаменитый русский террорист Борис Савинков, и революционный писатель Илья Эренбург… Может, и пересекались здесь. (Почему-то на салфетке из «Ротонды» я их фамилий не обнаружил. Так же, как и автографов Троцкого и Луначарского, Махно, Петлюры и Шварцбарда).


“La terrasse de La Rotonde en 1917”.
Автор – не «Королева Монпарнаса» Кики (кстати, её настоящее имя: Алиса Эрнестин Прэн), а «Милое Дитя Монпарнаса» Маревна (настоящее имя: Мария Воробьева-Стебельская). Маревна, возможно, единственный представитель «Парижской школы», кому удалось сохранить традиции школы до середины ХХ века: Маревна прожила 92 года, дожив до 1984 года.

А Кики умерла 23 марта 1953 года. Рассказывают, что провожало её в последний путь не очень много старых монпарнасских друзей. Из художников пришёл один лишь сентиментальный японец Цугухару Фужита.
«Кики ушла из жизни, будучи по-прежнему влюблённой в жизнь. Возвращаясь из поездки за город на выходные с друзьями, она рухнула у небольшой статуи на треугольной площади на углу улиц Бре, Вавен и Нотр Дам де Шан». (Билли Клювер и Джули Мартин. Введение к «Воспоминаниям Кики»).
Кики жила в доме 2, Rue Bréa, где делила квартиру со своим аккомпаниатором Андре Лароком. Это на треугольной площади на пересечении Rue Bréa, Rue Vavin и Rue Notre Dame des Champs – совсем рядом с «Ротондой», в ста метрах вправо вот от этого перекрёстка, по этой Rue Bréa: