Вебстеру, Ларуссу, Роберу - словарям и человекам

[Яна]

Нынешняя неделя во Франции несёт на себе большую культурную нагрузку - это неделя вкуса. Не художественного вообще, не литературного в частности, а имеющего непосредственное отношение к гастрономии. Касается это культурное (без иронии!!!) событие в первую очередь школьников – в школьных столовых и просто в классах они пробуют всякие диковинные и недиковинные, но просто им неизвестные, вкусности и невкусности, всем это всегда очень нравится.

Ещё на этой же неделе по всей Франции проходят Дни науки, а в субботу и воскресенье - традиционный ежегодный Праздник чтения (ему всё время меняют название: последние года три он называется Lire en fete). В Орлеане со всеми этими праздниками так перенапряглись, что чтение совместили с наукой: темой Праздника чтения в этом году стала математика  (чему я очень рада!).

Поэтому моё предложение будет непопулярным, но я всё-таки предлагаю объявить эту неделю (слегка её продлив) ещё и Неделей словарей.

Только ни слова не говорите мне про астрологию, просто посмотрите на даты: 16 октября родился Ноа Вебстер, 19 октября – Поль Робер, а 23 октября – Пьер Ларусс.

   
Вебстер родился в 1758 году, был сельским учителем, написал несколько учебников и грамматику (до этого в Америке использовались английские учебники, поэтому часто этот его труд рассматривается ещё и как акт патриотизма), но главное – это, конечно, словарь. Словарь вышел, когда Вебстеру было уже 70 лет. Это был первый словарь американского английского, сильно потеснивший в Америке тогдашнюю "словарную Библию" – словарь Самюэла Джонсона.



Нарушив хронологию октябрьских дат, а следуя хронологии лет – о Ларуссе.

Он родился в 1817 году, тоже был учителем в начальной школе, разработал собственную педагогическую методику, использующую творческие способности детей (а не только память). Затем Ларусс вместе с Огюстеном Буайе с успехом занимается издательским и книготорговым делом, в 1849 начинает публиковать собственный труды по педагогике, а в 1866 году выходит первая тетрадь фундаментального 17-томного словаря французского языка, над которым он практически в одиночку работал до самой смерти. Умер Пьер Ларусс в 1875 году, так и не увидев полного издания словаря. Труд завершил племянник  Ларусса Жюль Оллье.
(сюда не хотят вставлять две отличнейшие иллюстрации, поэтому вот к ним линки:
http://www-bu.bibu.u-cergy.fr/Cultur.../Larousse0.jpg

http://www-bu.bibu.u-cergy.fr/Cultur.../Larousse5.jpg
)

А был ли господин Робер?
"Литтл Боб" – один из моих лучших приятелей, в его обществе не скучаю никогда, а до конца точно никогда не узнаю… "Робер" – словарь сравнительно молодой, его отец, Поль Робер родился в 1910 году в Алжире во французской семье, изучал право сначала в Алжире, потом в Париже, за свою диссертацию по политэкономии "Цитрусовые культуры в мире", опубликованную в 1947 году, получил Золотую медаль Академии сельского хозяйства. Интерес к лексикографии возник у Поля Робера ещё при написании диссертации: он не был удовлетворён ни одним из имеющихся словарей и составил собственный терминологический лексикон, используя в качестве "скелета" разобранный по листам Ларусс. Благодаря организованности и методичности Робера, лексикон для личного пользования постепенно превращается в словарь для всех, и с 1945 года он работает над созданием "Алфавитного словаря аналогий французского языка" (который был отмечен в 1950 году  Французской Академией на основании только первой тетради).

В 1951 году с несколькими друзьями Робер основывает издательство, в 1952 году окружает себя сотрудниками-единомышленниками (в их числе Ален Ре), 15 октября (опять октябрь!) 1953 года выходит первый том Grand Robert'a (Большого Робера), а последний том вышел в 1964 году. Едва закончив работу над Гран Робером, Поль Робер приступил к созданию Petit Robert, которому он прочил не только  национальную, но и международную карьеру (в чём оказался прав). Умер Поль Робер в 1980 году.

Ну вот, а нам остаётся только поздравить со всеми этими днями  рождения… в первую очередь самих себя, может, и подарок себе сделать. А что дарить, вы и без меня догадаетесь :о))

[Яна]

Игра такая, "Напоминайка" :о)) И "Добавляйка".

[Vobla]

Как всегда, по прочтении интересных вещей малость поумнела Вот даже не знала, что у них дни рождения так расположены. Действительно, словари-то быстро устаревают... Хотя на Вебстера вряд ли замахнусь

[Яна]

Это ещё не всё.
В прошлом году я предлагала устроить Неделю словарей (не сложилось по историческим причинам), а в этом году замахнусь на месячник, до середины ноября. Объясню позже, всему своё время :о))

[Oksana]

А почему именно Petit Robert завоевал всеобщую славу?

[Яна]

Oksana, я не думаю, что именно Робер завоевал всеобщую славу. Самые известные (наравне) - Ларус и Робер. Они конкуренты только отчасти, потому что разные. есть (из основных и самых известных) ещё Hachette. Когда-то я в другой теме их уже сравнивала. Повторюсь :о)) :
Мои пять копеек (хотя на них словаря не купишь): если брать упомянутые словари и, не вдаваясь ни в историю ни в теорию лексикографии, разложить их по полкам, то Larousse и Hachette - энциклопедические, а Robert - чисто "языковой" словарь. Точно так же среди русских словарей (Советский) энциклопедический словарь или Словарь Брокгауза и Ефрона - толковые, а словарь Ожегова - языковой (словарь Даля - тоже, но более специфический).
В толковом словаре вам дадут минимум грамматической информации, зато кое-какие исторические или классификационные (смотря о чём идёт речь) сведения, а в языковом словаре - будет транскрипция, побольше про грамматику, этимологию, употребление, примеры употребления (отсюда и фразы из литературных произведений).
Возьмём простейшее слово, moineau, и посмотрим.
LAROUSSE
MOINEAU n.m. (de moine, à cause de la couleur du plumage). 1. Oiseau passereau abondant dans les villes (moineau franc ou, fam. pierrot) et dans les champs (moineau friquet). /Genre passer; famille des plocéidés./ Le moineau pépie, pousse son cri. // Fam. Manger comme un moineau : très peu. - Fam. Tête, cervelle de moineau : personne étourdie, écervelée. 2. Fam. Individu et, en partic., individu désagréable et malhonnête. Un drôle de moineau. Un vilain moineau.
//картинка//
HACHETTE
MOINEAU (mwano) n.m. Oiseau passéiforme de petite taille (Passer domesticus), à livrée brune et beige très courant dans les villes. Syn. (fam.) pierrot, (arg.) piaf.
ROBERT
MOINEAU (mwano) n.m. - moinel XIIe; p.-e. de moine, d'apr. la couleur du plumage. 1. Oiseau commun en Europe (passéiformes) à livrée brune striée de noir. Moineau franc. => pierrot FAM. piaf. Moineau montagnard. Moineau des champs. => friquet. Epouvantail à moineaux. Volée des moineaux. Le moineau pépie. - LOC. Manger comme un moineau,avoir un appétit de moineau : manger très peu. 2. Tête de moineau : variété de charbon à usage domestique. 3. FIG. Vilain, sale moineau : individu désagréable ou méprisable. C'est un drôle de moineau, un drôle de type. => oiseau 4. FAM. Pénis (surtout de l'enfant). => 2.zizi

Ещё можно добавить, что в бумажной версии Ашет имена нарицательные и собственные идут вперемешку, в Ларуссе - первая половина тома - имена нарицательные, вторая - имена собственные, а в Робере - только имена нарицательные (отдельным томом издаётся Petit Robert des noms propres: в Союзе, кстати, был запрещен для простых смертных, находился в "спецхранах").


Добавлю ещё: я очень коротко изложила биографию Поля Робера. Подчёркиваю: свой принципиально новый словарь он составлял на основе Ларусса и Литтре, прямо в прямом смысле слова, их перекраивая: разобрав на листы и взявшись за ножницы. То есть нельзя сказать, что словарь Ларусса его совершенно не устраивал. Устраивал. Но для его целей не годился.
Ещё раз: Ларусс объяснит, что такое "машиностроение" и "химиотерапия", даст историческую и научную справку касательно процессов и явлений. Робер тоже даст историческую справку, но скажет, когда эти СЛОВА (именно слова, а не называемые ими процессы или явления) появились и закрепились в языке, как их употреблять, какие могут быть синонимы или антонимы, укажет возможную сочетаемость и даст примеры употребления во фразах.

Да здравствует мирное сосуществование словарей на наших книжных полках!

[Золушка]

Petit Robert des noms propres: в Союзе, кстати, был запрещен для простых смертных, находился в "спецхранах".

А почему?
Или это не объяснялось, запрещен и все.

[Яна]

Да честно говоря тогда и в голову не приходило спрашивать: "Почему запрещён?" И потом - нигде же не было написано, что "запрещён". Просто в продажу никогда не поступал. В библиотеках на полках не стоял.

Я после института работала во французской редакции одного "идеологического" тогда издательства. Тексты книг и брошюр писались на русском, потом переводились на разные языки и издавались, чтобы во всём мире люди знали, как нам жить хорошо.
Русский текст до перевода проходил через специальную редакцию проверки. У них была замечательная справочная библиотека, но только для пользования их сотрудниками. Они проверяли имена, даты и проч.
Потом текст попадал в языковые редакции. Нам могло понадобиться перепроверить написание имён, ещё какие-то фактические детали. У нас в редакции был Le Robert des noms propres, но он хранился в сейфе, а ключ от сейфа был у заведующей. Делалось этого не для того, "чтоб не унесли", а таковы были правила "спецхрана". Хотя, конечно, всё было не так страшно, обстановка в любом издательстве, даже самом "идеологическом", всё же достаточно богемная. Смотреть словарь можно было сколько угодно, и, думаю, никто не стучал, если ты часто им интересовался (дело было в середине восьмидесятых).
Тогда же, кстати, я умудрилась его купить. Его по ошибке пустили в продажу в "Доме книги". Мне позвонила подруга через полчаса после открытия магазина. Я рванула на Калининский и успела купить один из последних экземпляров. Очереди не было, но друг за другом в магазин врывались такие же взмыленные, как и я, и покупали словарь.  Не было мобильников, но связь работала. Тогда продавщицы просто недоумевали (ведь стоимость словаря приближалась к месячной зарплате этих налетевших молодых специалистов и двум стипендиям толкавшимся рядом студентов), сейчас бы подумали - флеш-моб. :о))

Так почему запрещали? Иногда и непонятно было, говорили, что у цензоров изощрённое воображение антисоветской направленности. В случае со словарём понятнее. Даже в краткой биографической справке хочешь-не хочешь содержится какая-то оценка личности и деятельности. Наверное, поэтому. Потом, они ж знали, что делали - достаточно взглянуть на сталинское и первое пост-сталинское издание БСЭ, чтобы убедиться, что и справочное издание может быть идеологическим орудием и служить пропаганде.

[Vobla]

Ну вот, узнала еще кое-то интересное Кстати, Паньоля тоже почему-то совсем не было при советах. Интересно, почему... в нем вроде бы никакой идеологии...

[Золушка]

Да, тяжелое было время. Сейчас даже не верится.

[Olala]

Интересно, почему... в нем вроде бы никакой идеологии...

Вот потому и "не было" его, наверное... Но посылки с Паньолем доходили, книжки не изымались.

[Vobla]

Дык, Мопассан тоже без идеологии, а издавался...

[Olala]

Ну как же "без идеологии"! Он это... вскрывал... ну, язвы эти... буржуазного общества... лицемерие там всякое, прогнившие нравы, одним словом! ИХ нравы!!!

[Vobla]

Дык, ить о роли пролетариата не писал... А вообще пути цензоров неисповедимы. И жили мы в то время, жили. Правда, когда вижу по телику русских лет 25, которые толком социализьма не помнят, чувствую себя старой

[vera]

В продолжение темы словарей: недавно наткнулась на чрезвычйно интересное издание: Fleurs latines des dames et des gens du monde par P. Larousse 1894 год. Привожу один пример:

Cogito, ergo sum.
(Je pense, donc j'existe)

Lorsque le philosophe Descatres eut rompu avec les doctrines du passe, qu'il eut dans son esprit fait table rase de tous les principes qu'on lui avait enseignes, afin de reconstruire la doctrine sur l'evidence et la raison, il reconnut comme premiere verite la realite de son existence, a ce signe, qu'il pensait; penser, c'est etre: Cogito, ergo sum. "Je pense donc je suis".

То, что мне показалось очень интересным, это то, что многие статьи не просто обьясняют смысл цитаты и область ее употребления, а как-бы переносят нас к ее истокам, создают атмосферу ее рождения. Вот еще один небольшой пример (только первая фраза):

"Ave Caesar, morituri te salutant!" Cesar, ceux qui vont mourire te saluent! Telles etaient les paroles que prononcaient, en s'inclinant devant la loge imperiale, les gladiateurs qui defilaient dans le cirque avant le combat ou presque tous, en effet, devaient trouver la mort."

А вот еще... Ну не буду вас больше мучить Если кому интересно, текст доступен на Gallica.

[Яна]

Спасибо за информацию про словарь, vera!
А то gallica хорошая вещь, но очень медленная, у меня терпения часто не хватает.

Хороших онлайновых французских словарей мало. То есть я вообще из хороших и настоящих знаю только один, Le Trésor de la Langue Française Informatisé. За наводку и ссылку огромнейшее спасибо Noizouille!
Вот где словарь:

http://atilf.inalf.fr/


P.S. и Off:
Как же классно всё-таки писать по-человечески, с нормальными акцентами и значками! Всё время вспоминаю (кажется, из Филиппа Гелюка): C'est un certain Monsieur Groçon qui a inventé la cédille.

[Яна]

Я прочла эту статью год назад. Ну а теперь, к очередному "словарному" дню рожденья, и вам предлагаю почитать. К сожалению, ни портрета, ни какой другой информации не нашла. Поисковики выдают только ссылки на изданный по-русски "Словарь символов". Что, наверное, самое главное.


Иоанна Щенсна
Энциклопедист-одиночка
http://www.russ.ru/ist_sovr/20030507_schen.html

К 95-летию Владислава Копалинского

Владислав Копалинский (настоящее имя Ян Стефчик) родился 14 ноября 1907 г. в Варшаве, с которой остается связан по сей день. Здесь он окончил школу и два года изучал в университете английскую филологию. До войны вместе с отцом держал типографию. Во время немецкой оккупации работал бухгалтером.
В 1945-49 гг. был заместителем программного директора Польского радио по художественной части. Писал радиодрамы, переводил художественную литературу с английского и немецкого. В 1949-54 гг. был главным редактором, а затем директором издательства "Чителышк". С 1954 г. на протяжении 20 лет был фельетонистом газеты "Жиче Варшавы", а в 1958-60 гг. - корреспондентом Польского агентства печати в Вашингтоне. Подготовил к публикации книги Эдгара По, Герберта Уэллса, Антония Слонимского и Тадеуша Бой-Желенского. В 1967 г. был издан составленный им "Словарь иностранных слов", а затем ряд других словарей, в частности "Словарь мифов и традиций культуры", "Словарь символов" и др.

За свою жизнь он перебывал учителем иностранных языков, радиожурналистом, издателем, переводчиком, иностранным корреспондентом, популяризатором науки, фельетонистом, автором сатирических текстов, радиопьес и даже театральной драмы. Но на вопрос, кем он себя считает, Владислав Копалинский отвечает:

- Я лексикограф.

Книга цитат и семь словарей

Этой профессией он начал заниматься, можно сказать, в самом расцвете сил: ему было 60 лет, когда в 1967 г. вышел его "Словарь иностранных слов", с тех пор переиздававшийся больше 30 раз с постоянными авторскими дополнениями. Следующей была монументальная "Книга цитат из польской художественной литературы" (в соавторстве с Павлом Херцем) - первый труд такого рода на польском рынке. Авторам пришлось перекопать всю литературу XV-XIX веков.

В 1985 г. вышел "Словарь мифов и традиций культуры" - книга, без которой невозможно представить себе ни один интеллигентский дом. Пятью годами позже - "Словарь символов": здесь, как ни в одном другом словаре, отразился классический склад ума автора, вскормленный чтением рационалистов. Потом разрыв сократился - прошло два года, и в 1992 г. мы получили "Словарь напоминаний", работу совершенно оригинальную, не имеющую прототипа ни в одной другой словесности: она возникла из соблазна найти путь к словам, которые... вот-вот, знаешь, а припомнить не можешь. Через три года вышла подвергшаяся критике феминисток, но читаемая с румянцем на щеках "Энциклопедия второго пола". В 1996 г. Копалинский напечатал маленький (всего 1100 словарных статей), но полный фельетонного очарования "Словарь эпонимов, или отыменных слов". Наконец, в 1999 г. появился "Словарь событий, понятий и легенд XX века".

Картотеки

Рабочее место Копалинского - это несколько сильно потрепанных, оклеенных скотчем картонных коробок, где он держит карточки со словарными статьями. Пишет он от руки, старательным, разборчивым почерком, сразу начисто, лишь изредка на карточках видны следы ластика. Закончив работу, он освобождает картотеку, карточки отдает в издательство и начинает думать о следующем словаре.

Однажды на авторском вечере он сказал, что держит словарные карточки в коробках из-под ботинок. С тех пор эта деталь, превратившаяся в дежурный анекдот, кружит из текста в текст. Обычно это короткие биографические заметки по случаю присуждения очередной премии, юбилея, издания либо переиздания того или иного словаря. Потому что Копалинский журналистов не балует и не рассказывает им ни о себе, ни о своей работе.

Мне тоже эта деталька: самый крупный польский лексикограф использует в работе коробки из-под ботинок - показалась исключительно яркой. Но Копалинский лишил меня иллюзий:

- Эти коробки я заказал специально, когда работал над "Словарем мифов и традиций культуры". Они и вправду поистрепались, но новых мне никто не сделает. А про ботинки - это была шутка.

Он работает один. Не пользуется ни компьютером, ни даже пишущей машинкой. На вопрос, почему он не пользуется компьютером, Копалинский ответил:

- Сколько времени занимает запуск компьютера? А сколько надо, чтобы вынуть карточку из коробки? Эту безумную простоту ничем лучшим не заменишь.

Тут Копалинский демонстрирует: наклоняется, вынимает коробку из ящика, и действительно карточка у него в руках через секунду.

Купить, взять почитать, принести домой

Его библиотека постоянно меняется: ненужные книги Копалинский отдает в публичные библиотеки. То, что сейчас стоит на полках, - это главным образом то, что нужно для работы. Купить, взять почитать, принести домой - и свести к минимуму хождение по библиотекам.

- То, что я не могу сделать дома, откладываю на конец. Тогда у меня собирается такое количество карточек, с которыми я могу идти в библиотеку.

Я разглядываю полки. Почетное место занимает многотомная "Энциклопедия Британника". Рядом всевозможные словари польского языка: Линде, Недзвецкий, Дорошевский; словари правильной польской речи, польской литературы, орфографические. Музыкальные энциклопедии, словари русских писателей, сокращений, литературных героев и т.д. и т.п.

- Словарь делается по другим словарям, а не из головы, то есть из ничего. Библиотека для того и существует дома, чтобы ничего не держать в голове.

Сколько бы Копалинский ни распинался, что никакой он не эрудит, - не поверю. Хотя бы потому, что всю жизнь жила в уверенности, что герой одного из моих любимых стишков Аконд из Свата - выдумка Эдварда Лира. Оказывается, нет: Копалинский знает, что это совершенно реальный человек. Мусульманский князь конца XIX века жил в маленькой, тогда индийской, сегодня пакистанской области Сват, на берегу одноименной реки, и память о нем, конечно, давно бы пропала, если бы не Лир. И не Копалинский!

Два Самуила

Среди своих предшественников-лексикографов Владислав Копалинский особенной нежностью дарит Сэмюэла Джонсона и Самуэля Линде. Как и они, он работает в одиночку. Он настолько самодостаточен, что, когда нуждался в лимерике для "Словаря эпонимов", сочинил его сам.

- Вся прелесть такого авторского словаря "с человеческим лицом", - говорит Копалинский, - на том и основана, что отвечает вкусам, ассоциациям, воспитанию и образованию одного человека. Надо придать сухому типу прозы какую-то видимость жизни. Самое главное, чтобы словарь обладал какими-то человеческими, личными чертами. Сейчас приведу пример.

Он озирается по комнате, берет с полки книгу и читает:

- "Тихая ночь, святая ночь". Начало рождественской коляды 1918 года. Песня на музыку Франца Грубера". Еще даты рождения и смерти. И конец.

Теперь Копалинский берет свой "Словарь мифов и традиций культуры":

- "Самая знаменитая в мире коляда. Сочинена в Рождественский сочельник 1918 года в Оберндорфе под Зальцбургом. Слова священника Иозефа Мора, музыка органиста Франца Ксавье Грубера". Читаешь и представляешь себе ночь под Рождество в деревне, засыпанной снегом, и этих двух бессемейных людей - священника и органиста. Очевидно, они встречают Рождество вдвоем: прислуга пошла по домам, к родным. Уже отужинали, сидят в этой полной тишине, и вдруг настоятель говорит органисту:

"Знаете что, а не сочинить ли нам колядку? Вы музыкант, а я проповеди пописываю" - и вот из этого рождается самая знаменитая в мире коляда. Все это можно вычитать из моей словарной статьи, а из той - нет. Там, правда, тоже есть факты, но у них уже нет такого павлиньего хвоста.

Владислав Копалинский только что закончил свой новый, уже восьмой словарь – знаменитых любовных связей. А 14 ноября отпраздновал свое 95-летие. Не станем петь ему "многая лета" - пожелаем ему (и себе) еще многих-многих словарей.
============
Опубликовано в журнале "Новая Польша"

[Olala]

Яна, спасибо за такую интересную статью!
Вот он какой, Владислав Копалинский:

[Vishenka]

...Среди своих предшественников-лексикографов Владислав Копалинский особенной нежностью дарит Сэмюэла Джонсона и...

В теме Чукча-читатель я написала о книге про словарь Оксфорд Инглиш, которую я прочла. Там немного есть о Сэмюэле Джонсоне и его словаре. Статьи в словарь Джонсон писал, с точки зрения автора книги как писатель, не ученый. В качестве примера приводится описание к слову "слон". Вообще словарь Джонсона местами написан небеспристрастно и неравнодушно. Например, в слове "лексикограф" дается описание "безвредного существа, занятого тяжелой, неблагодарной работой...". В статье к слову "спонсор" он вылил желчь на обещавшего денежную поддержку, но не исполнившего обещания аристократа Честерфилда (того самого, что "Письма к сыну") - обучает манерам учителя танцев и морали падшей женщины.
Уинчестер оценивает словарь Джонсона как написанный большим писателем.

[Яна]

В теме Чукча-читатель я написала о книге про словарь Оксфорд Инглиш, которую я прочла

Да, это крайне интересно. я про такую книжку не знала, уже записала в свои z'envies на Амазоне! :о))

И спасибо, что тему выудили, я увидела найденную Олей фотографию (и ей - спасибо!), которую почему-то раньше не видела...

[Vishenka]

Яна, я люблю Ваши темы - я в детстве очень любила читать всякие "Занимательные грамматики".
От книжки только очень уж многого не ждите, теперь я боюсь, что Вы разочаруетесь. Она для широкой публики. У него есть еше одна книга на ту же абсолютно тему, в амазоне легко найти. Только я ее еше не читала, не могу сказать, лучше ли вторая. По размышлении вторая должна быть лучше - учел ошибки первой, может, глубже тему развил? А может, просто успех развил? - тогда как? В аннотации имена главных действуюших лиц все те же, что и в первой книге. Я поэтому предпочитаю книги в библиотеке брать

[Vishenka]

Прочла я и вторую книгу Уинчестера о том же самом ОЕД. Я всегда недоумевала, когда слышала от Инны (приходилось) мнение о повышенной агрессивности английского языка в современном мире. Прочтенное у Уинчестера как бы подтверждает мое недоумение. Он пишет об отличии английского языка от французского и итальянского, о том, что у французов есть Академи Франсез, Сорок Бессмертных, которые с 1634 года декретом устанавливают значение слова - организация ответственная за сохранение достоинства и целостности языка. Бессмертные - непререкаемый авторитет в области языка. У итальянцев еще раньше во Флоренции в 1582 г. возникла Accademia della Crusca, занимающаяся "лингвистической чистотой, предотвращающая разрушение языка неэлегантным лексическим импортом". Ничего подобного никогда не было ни в одной англоязычной стране (исключение есть - в Южной Африке есть Академия англ. языка в Йоханнесбурге).
Английский любит заимствовать слова из других языков, несмотря на то, что временами были кампании скажем, антифранкофонные, однако проводились эти кампании частными лицами, не организациями. Отсюда следует описательность словарей английского языка, а не законодательность (descriptive versus prescriptive). Не могу не вспомнить в связи с этим знаменитый случай рода слова "кофе" в русском языке, в котором проявляется как раз законодательность (попытка ее?) русского языка. По-моему в России это все еще открытый вопрос - разрешать ли языку развиваться и описывать это развитие или исполнять законодательные функции. По-моему, повторюсь, очень уж я далека от народа

[Золушка]

словарь Оксфорд Инглиш

Вишенка, это он?
http://www.amc.ru/?section=catalog&sub=1

[Яна]

В вишенкиной авторской литературной теме я призналась, что сломалась и заказала "Профессора и сумасшедшего". Ожидая посылки, решила читать давно купленную на букинистическом развале автобиографическую книгу "нашего" Поля Робера, хотя улов мне принёс только первый том из двух. Заодно и будет видно, стоит ли покупать второй.
Книгу эту я уже закончила, а, обнаружив сегодня в почтовом ящике бандероль с "Профессором..." (пришедшую не через месяц, как грозились, а всего через две недели), вспомнила, что ни с кем так и не поделилась впечатлениями.
Чуть выше в этой теме я кратко излагала биографию Робера. Полнее я бы и не смогла написать тогда – в разных энциклопедиях и словарях, в нескольких интернетных статьях были только эти факты, поэтому, когда я узнала о существовании книги, мне очень и очень захотелось её почитать.
Называется она Au fil des ans et des mots (ну, скажем, Теченье времени и слов) и состоит из двух частей-томов. Первый (который я прочла): Les semailles (Посевы), второй: Le grain et le chaume (Зерно и жнивьё). Издательство Robert Laffont, год издания: 1979, переизданий, если я правильно поняла, не было. В предисловии он пишет, что ранее, в 1966 году, уже выходила его книга Aventures et mésaventures d'un dictionnaire (Приключения и злоключения одного словаря), где он рассказывал только о работе над словарём (я не удержалась и заказала её тоже), а нынешняя книга – по-настоящему автобиографическая, там не только про словарь, но и про всю жизнь.
Мне интереснее в первую очередь про словарь. Но с другой стороны, известная мне краткая биография интригует: знаменитейший словарь был написан не языковедом или филологом, а лексикографом-любителем (именно любителем, даже не самоучкой) с юридическими и экономическими дипломами. Так что про человека узнать тоже любопытно.
Предисловие не разочаровало: уже там оказалось два редких и не известных мне слова, которые я вряд ли смогу вставить в разговор, но знать мне их интересно, поэтому пришлось лезть в словарь. И я с восторгом констатировала, что впервые оказалась в такой ситуации: читаю книгу Робера, заглядывая в его же словарь!
Автобиографию Поль Робер пишет скрупулёзно: чувствуется методичность и дотошность (плюс для лексикографа), но всё же хотелось, чтобы поскорее закончились первые главки, полностью посвящённые реконструкции его генеалогии (в приложении есть несколько "древ"): я этим не увлекаюсь, чужие увлечения не очень понимаю, а главное, вконец запуталась в географии, датах и фамилиях.
А вот начиная с отца – становится значительно интереснее. Ведь жили они в Алжире, тогда ещё колонии, отец занимался там сельским хозяйством, явно имел деловую жилку и экономическое мышление, капитал сколотил некоторый, распоряжался им с умом и детей так воспитывал (благодаря чему Поль сможет в определённый момент полностью посвятить себя словарю), принимал участие в общественной и политической жизни. Робер не скрывает своего восхищения отцом (это я говорю "восхищение" – сам Робер старается писать сдержанно, без всплесков эмоций, хоть и не всегда это ему удаётся), ему всегда важна оценка, кстати, думаю, что "сельскохозяйственное" назвыание книги совсем не случайно.
Я сказала, что Робер старается писать ровно, стараясь взглянуть на свою жизнь со стороны: и когда рассказывает о детстве и юности в Алжире (не могу удержаться: мне очень, как-то по-"серепендийному" понравился тот факт, что родной город Робера назывался тогда Orléansville :о)) ), о долгих годах учёбы, о годах войны, даже о своих юношеских увлечениях и семейной жизни. Когда заходит речь о словаре, он не то что "зажигается", но тон повествования меняется, хотя мы и так догадывались, что это - его страсть.
Он очень подробно рассказывает о том, как выкристаллизовывалась его идея, какой он словарь хотел, а самое сложное – как нужно было организовать работу, чтобы не запутаться во всех этих папках, карточках, листках. Сейчас бы он воспользовался гиперссылками и множительной техникой – а тогда, в пятидесятые годы, у него была пишущая машинка, клей, ножницы и несколько помощников (только технических, словарные статьи писал и редактировал он сам), разбросанных по всей Франции, о работе почты ему очень даже приходилось беспокоиться. А помощники – соседка, дама в возрасте, страстная читательница и аккуратная вышивальщица (он посчитал, что эти качества выдают идеального помощника, и не ошибся), жандарм в отставке, ещё парочка пенсионеров. Компания разношёрстная и даже вроде несерьёзно выглядящая. И они без конца пересылают друг другу папки, списки ссылок, кучи разных бумаг. Потом окунутся в чтение, чтобы собрать цитаты с примерами, и будут присылать ему листки с цитатами. Там ещё масса всяких деталей – но организация этой работы потрясла меня больше всего, повторю: если судить по стилю, Робер – человек сдержанный, уравновешенный, рассудительный, даже рассудочный. Но то, что он проделал, может проделать только человек одержимый: написать за несколько лет многотомный словарь, почти без помощников, совсем в одиночку организовать подписку для сбора средств на издание – я без оглядки назвала бы это подвигом. И про эту работу читаешь запоем, к тому же он радует любителей (к которым я отношусь) интересными сведениями, примерами ошибок и нелепостей в словаре Академии и у Littré (а свой словарь Робер считал сменой именно словарю Литтре, который изначально в своих определениях и примерах ориентировался на прошлое, а в середине ХХ века стал просто архаичным – и это показано на примере восхитительного текста!)

Мой первый том заканчивается на выходе в свет второй тетради словаря (часть тиража была сброшюрована с первой тетрадью, что соответствует первому тому словаря). Что дальше – пока не знаю, хотя догадываюсь :о)), но второй том я ещё не купила. Теперь буду ждать, когда мне пришлют Приключения и злоключения одного словаря, а в ожидании – начну "Профессора и сумасшедшего".

Да, вот ещё. Я обнаружила, что Литтре тоже писал о своей работе над словарём. Текст называется Comment j'ai fait mon Dictionnaire de la langue française (Littré ) и вроде бы имеется на сайте BNF, только я что-то никак не могу до него добраться (не открывается). Но если кому любопытно – имейте в виду.

[Vishenka]

Ой, Золушка, не видела вопроса, извините. Какое-то время после своего поста вроде заглядывала сюда, а потом перестала. Ссылка ваша приводит в поисковую систему американского словаря, а знаменитый Оксфорд Инглиш Дикшенари - английский, хотя и со значительным американским присутствием в лице помощников, как и в янином посте. Сокращение его - OED. Он есть например, вот тут http://dictionary.oed.com/. Там подписаться надо, можно наверное, найти бесплатный, если тщательнее посмотреть on-line.
Яна, очень интересно, спасибо.

[Vishenka]

...интересными сведениями, примерами ошибок и нелепостей в словаре Академии и у Литтр? (а свой словарь Робер считал сменой именно словарю Литтре...

Будучи далека от филологии, я и раньше знала как о словарях авторских, так и о словарях-продуктах работы научных институтов, в основном на русском материале (незабвенный Даль и Институт Русского Языка и Литературы АН СССР), но особенно не задумывалась. А теперь думаю (Яна заставляет ). Робер приводит примеры

примеры ошибок и нелепостей в словаре Академии

, чем они объясняются? - У семи нянек дитя без глазу?
А вот знаменитые словари Ожегова, Фасмера - они относятся к жанру авторских словарей? Как они в сравнении с творениями ИРЯ АН? Или эти авторы там и работали? Последний вариант кажется мне наиболее жизнеспособным.
Яна, я вижу, что Вам некогда, не торопитесь, мне не к спеху, можете через месяц ответить

[Яна]

Vishenka, ответов у меня нет на самом деле. Когда я сама задумалась над личностями авторов словарей, то и написала первый пост в этой теме. И знаю пока что маловато...
Если брать русских - это не менее интересно, но, кажется, ещё непонятнее.
Кто у нас есть? Даль, Ожегов, Ушаков, Виноградов, Фасмер и Черных, потом во французских - Ганшина, Щерба, Гак, а английских - Мюллер, Гальперин... Имею в виду людей-словарей, тех, что у нас на полках, тех, чьими именами мы называем словари, но про которых ничего не знаем.
Немного знаем про Даля. Где-то в нете читала био Фасмера (думала даже, что сохранила в архивах, но не нашла). Щерба - самый известный, но не за лексикографические заслуги, а за то, что известный языковед со своим учением и школой. (На экзамене по истории лингвистических учений Щерба был у меня вторым вопросом - я не успела его повторить к экзамену, а лекции помнила смутно. Меня спасло логическое мышление и то, что я знала про его лексикографическую деятельность. Но точно помню, что в учебниках про это не рассказывалось.)
Мне всё же кажется, что у словаря есть автор или несколько основных авторов, которые определяют линию, методику и даже идеологию, если хотите, словаря, а остальные работают на эту идею. Но, честно говоря, документальных рассказов о том, как это реально происходило, например, в советской действительности мне не попадалось.
Ну словарь Академии - исключение. А отчего там нелепости - не знаю, наверное из-за того, что много индивидуальностей. Хотя тот пример, что Робер приводит - чистой воды недоправленность. Я книжку одолжила со-читателю во кружке, поэтому рассказываю по памяти. Речь идёт о простых словах - днях недели. По традиции первым днём недели считалось воскресенье. Но академики решили изменить это дело и "назначили" первым днём недели понедельник. Соотвественно, вторник назывался вторым днём, среда - третьим, а потом они запутались: то отсчитывали от воскресенья, то от понедельника. В итоге в неделе оказалось два разных четвёртых дня и ни одного седьмого.

Всё то, что я раньше написала про Робера, вышло из чтения первого тома его автобиографии, заканчивающегося 1951 годом и выходом первой тетради словаря. Второй том я пока не купила, зато мне пришла заказанная его книжка Приключения и злоключения одного словаря. Эта книжка была написана ранее, он потом обогатил её и развил, превратив в двухтомную автобиографию. То есть бытовых подробностей там меньше, рассказ в основном о строительстве словаря, зато хронологически эта книга заканчивается окончанием работы над словарём (первым и главным, 6-томным Робером).
Так вот, кустарём-одиночкой Робер пробыл с 1945 по 1951 год. Это был период, когда идея словаря стала ему ясна, он разрабатывал собственную методику, все статьи писал сам, помощники выполняли техническую работу, а попытки найти помощников, могущих взять на себя редактирование статей, были безуспешны (преподаватель французского с сорокалетним стажем попробовал и с разочарованием признался, что он для этой работы он не пригоден).
В 1952 году (работа над буквой B) к Роберу приходит первый помощник-лингвист - хорошо нам, живущим во Франции, известный, а раз известный - значит, любимый (такой это человек), Ален Ре. Потом ещё несколько. Он набрал их сам, устроив конкурс. Всё это были молодые люди, чаще всего только-только закончившие учёбу (Алену Ре было 24 года). Робер обучал их своей методике, а затем они работали самостоятельно, хотя он всё контролировал. Сам он при этом продолжал писать словарные статьи. Нашлись также консультанты, вычитывавшие и редактировавшие особо сложные статьи.
Тем не менее, случай остаётся нетипичным: по сути, это было всё же индивидуальной работой энтузиаста, работой, за которой не стояла никакая научная школа или общество.
Интересно, что, рассказывая, часто наряду с хронологическими он ставит "словарные" вехи: "в то время я писал статью FEMME", "Я наконец-то смог поехать отдохнуть и провёл месяц за работой над статьёй ARBRE".

Ещё скажу: книжка, что я читала, оказалась особенной. Я покупала её по интернету, не видя, зато у меня был комментарий-описание продавца. Комментарий, заслуживающий внимания хотя бы первой фразой: Autobiographie du fondateur du petit Robert, то есть "автобиография основателя Petit Robert". Так оно, наверное, и есть, главным словарём для широкой публики стал и остаётся le Petit Robert, хотя он был составлен потом, начал Поль Робер с большого словаря, 6-томного, того, что называют le Grand Robert.
Вторая фраза комментария составлена не очень грамотно и непонятна: Reproduction manuscrite de l'auteur. Конечно, не могло быть речи о "рукописном воспроизведении автора", но можно догадаться о чём-то. Я решила, что в книге, наряду с фотографиями, воспроизведены некоторые страницы авторской рукописи. И я ошиблась! Там воспроизведены не некоторые страницы авторской рукописи, а ВСЕ! То есть книга не набрана в типографии, а воспроизводит всю рукопись: от начала до конца мы читаем страницы, написанные Полем Робером, читаем его почерк (великолепный! вряд ли я видела более разбочивый почерк, при этом почерк не "учительский"). Ощущение непривычное, необычное, но что-то в этом есть.

Вроде я всё рассказала, остаётся только Вишенку поблагодарить – тематическое "лексикографическое" чтение у меня образовалось благодаря ей.

[Vishenka]

Яна, взаимно! Эх, экзамен бы какой сейчас сдать (поигрывая мускулами)

[zolotova]

Яна, очень интересная тема

Мне вот тут статья об Ожегове попалась, решила сюда скинуть

http://agorby.narod.ru/ogegov.htm

[Vishenka]

Нижеследующий материал вот отсюда http://www.hi-edu.ru/Brok/01100042.htm. Этот человек привлек меня несколько необычным именем для выдающегося славянского лингвиста и редактора словаря Владимира Ивановича Даля.

Бодуэн де Куртенэ (Baudouin de Courtenay), Иван (Игнатий-Нецислав) Александрович, - выдающийся лингвист. Родился 1 марта 1845 г. Происходит из старого французского аристократического рода, ведущего свое начало от короля Людовика VI и считающего в своих рядах крестоносца Балдуина Фландрского, впоследствии императора Константинопольского. Во Франции род Бодуэнов де Куртенэ вымер в 1730 г., но некоторые представители его переселились в начале ХVIII века в Польшу, где и натурализовались. Поступив на "приготовительные курсы" к Варшавской главной школе Бодуэн, под влиянием профессорской методологии и энциклопедии академических наук Плебанского, решился посвятить себя занятиям языковедением и особенно славянскими языками. На историко-филологическом факультете главной школы он избрал отделение славянской филологии, где на него имели особое влияние профессоры Ф.Б. Квет, И. Пшиборовский и В.Ю. Хорошевский. Он не может, впрочем, считаться действительным учеником кого-либо из этих ученых, так как обязан своими научными взглядами преимущественно собственной самодеятельности. Из работ европейских ученых того времени большую пользу ему оказали труды Штейнталя и других философов-лингвистов, пробудившие в нем интерес к общим проблемам языкознания и приведшие его впоследствии к убеждению в исключительно психической природе языка. Окончив главную школу со степенью магистра историко-филологических наук, Бодуэн был командирован за границу, провел несколько месяцев в Праге, изучая чешский язык, в Иене слушал лекции Шлейхера, в Берлине занимался ведийским санскритом у А. Вебера. Позднее он занимался в Санкт-Петербурге преимущественно под руководством И.И. Срезневского , который, однако, будучи не лингвистом, а только филологом, не мог принести ему особой пользы. Он посещал также лекции К.А. Коссовича по санскриту и зенду. В 1870 г. получил в Лейпциге степень доктора философии, после того защитил магистерскую диссертацию "О древнепольском языке до XIV столетия", сохранившую и до сих пор научное значение, и был допущен Петербургским университетом к чтению лекций по сравнительной грамматике индоевропейских языков в качестве приват-доцента, явившись, таким образом, первым преподавателем этого предмета в Петербургском университете (И.П. Минаев был выбран доцентом по названной кафедре уже после Бодуэна де Куртенэ). В 1872 г. Бодуэн де Куртенэ снова был командирован за границу, где пробыл три года. В 1874 г. он был избран Казанским университетом в доценты по кафедре сравнительной грамматики и санскрита, никем там не занятой со времени ее учреждения по университетскому уставу 1863 г. В 1875 г. Бодуэн защитил свою докторскую диссертацию "Опыт фонетики резьянских говоров", увенчанную Уваровской премией Императорской Академией Наук и представляющуюся и в наше время образцом диалектологической фонетической характеристики. В конце 1875 г. он получил в Казанском университете звание профессора. Около него образовалась группа молодых лингвистов, положившая начало так называемой казанской школе языкознания. Во главе ее стоял Н.В. Крушевский , ставший первым преемником Бодуэна де Куртенэ по кафедре сравнительного языкознания, и рядом с ним В.А. Богородицкий , преемник Крушевского, занимающий названную кафедру и по сие время. К более молодым членам кружка принадлежали С.К. Булич и А.И. Александров . С 1876 по 1880 г. Бодуэн де Куртенэ состоял также преподавателем русского языка и славянских наречий в Казанской духовной академии. В 1883 г. он занял кафедру сравнительной грамматики славянских языков в Дерптском университете и оставался там десять лет. В 1887 г. избран в члены Краковской Академии Наук. В 1893 г. вышел в отставку, переехал в Краков и стал читать лекции по сравнительному языкознанию в Краковском университете. В 1900 г. был вынужден оставить чтение лекций, не угодив австрийскому министерству народного просвещения своим независимым образом мыслей, и снова переехал в Санкт-Петербург, где получил профессорскую кафедру. С 1907 г. читает и на петербургских высших женских курсах. За этот второй петербургский период деятельности Бодуэна де Куртенэ среди его учеников выдвинулись приват-доценты Петербургского университета Л.В. Щерба и М.Р. Фасмер. Научно-литературная деятельность Бодуэна де Куртенэ обнимает собой различные отделы языкознания, филологии вообще и публицистики, сосредоточиваясь преимущественно на научном исследовании живых славянских языков. Первые работы Ивана Александровича относятся еще ко времени его студенчества в варшавской главной школе. За ними последовал ряд отдельных исследований и монографий, критических статей, рецензий, полемических и публицистических статей в журналах, газетах и отдельно. Из них, кроме перечисленных выше, выдаются: лейпцигская докторская диссертация "Einige Falle der Wirkung der Analogie in der polnischen Declination" (Kuhn und Schleicher, "Beitr. z. vgl. Sprachf.", VI, 1868 - 70), являющаяся первым по времени образцом последовательного и широкого применения психологического метода в области морфологии, впоследствии получившего такое развитие в трудах новограмматической школы; "Некоторые общие замечания о языковедении и языке" ("Журнал министерства народного просвещения", CLIII, 1871, февраль); "Глоттологические (лингвистические) заметки" ("Филологические Записки", 1876 - 77), содержащие, между прочим, остороумное и верное объяснение так называемого вставного эвфонического "н" (в формах вроде: "с ним", "к нему", "внимать", "снимать", "занимать", "поднимать" и т.д.); большая статья "Резья и резьяне" ("Славянский сборник", 1876, III); "Образцы говоров фриульских славян" (в книге "Фриульские славяне, статьи И. Срезневского и приложения", СПб., 1878); "Литовские народные песни, записанные Антоном Юшкевичем в окрестностях Пушолат и Велёны" (три тома, Казань, 1880 - 82) - в высшей степени ценный языковой и фольклористический материал; "Свадебные обряды Велёнских литовцев, записанные Антоном Юшкевичем" (Казань, 1880); "Литовские свадебные песни, записанные Антоном Юшкевичем и изданные Ив. Юшкевичем" (СПб., 1883, издание Императорской Академии Наук); "Краткие исторические сведения, касающиеся говорящей машины Фабера" ("Протоколы заседаний секции физико-математических наук Общества естествоиспытателей при Императорском казанском университете", 1883); диалектологический этюд "Der Dialekt von Cirkno (Kirchheim)" (Jadic, "Archiv f. slav. Philologie", 1884, VII); "Sprachproben des Dialektes von Cirkno" (там же, VII, 1885); "Z patologii i embryjologii jezyka" ("Prace philologiczne", I, 1885, 1886); "O zadaniach jezykoznawstwa" (там же, III, 1889); "O ogolnych przyczynach zmian jezykowych" (там же, III, 1890); "Piesni bialorusko-polskie z powiatu Sokoskiego gubernii Grodzienskiej" ("Zbior wiadomosci do Antropologii Krajowey", Краков, том XVI, 1892); "Два вопроса из учения о "смягчении" или палатализации звуков в славянских языках" ("Ученые записки Юрьевского университета", 1893, № 2); "Piesni bialoruskie z powiatu Dzisnienskiego gubernii Wilenskiej zapizal Adolf Cerny" ("Zbior wiadomosci", том XVIII, 1893); "Из лекций по латинской фонетике" (Воронеж, 1893, отдельный оттиск из "Филологических записок" 1884, 1886 - 92 годов); "Proba teorji alternacyj fonetycznych. Gzesc Iogolna" ("Rozprawy wydzialu filologicznego Akademii umijetnosci w Krakowie", том XX, 1894 и отдельно), также по-немецки: "Versuch einer Theorie phonetischer Alternationen" (Страсбург, 1895) - ценный материал для установления точного понятия о так называемых звуковых законах; "Z fonetyki miedzywyrazowej (aussere Sadhi) Sanskrytu i jezyka polskiego" ("Sprawozdania z posiedzen Wydzialu filologicznego Akademii umijetnosci w Krakowie", 1894, 12 марта); "Einiges uber Palatalisierung (Palatalisation) und Entpalatalisierung (Dispalatalisation)" ("Indogerm. Forschungen", 1894, IV); "Материалы для южнославянской диалектологии и этнографии" (СПб., 1895); "Melodje ludowe litewskie zebrane przzez s. p. ks. A. Juszkiewicza etc." (изд., вместе с Носковским, национальных литовских мелодий, представляющих очень большую музыкально-этнографическую ценность; Краков, 1900); "Szkice jezykoznawcze" (том I, Варшава, 1904) - собрание ряда отдельных статей, в том числе многих из вышеупомянутых. В течение ряда лет (с 1885 г.) Бодуэн был одним из редакторов издающегося в Варшаве лингвистического журнала "Prace filologiczne" и большого польского словаря; дополнил и редактировал третье издание "Толкового словаря" Даля (СПб., 4 тома, 1903 - 1909). Подробный список его ученых работ, доведенный до 1895 г., см. в его автобиографии ("Критико-биографический словарь" С.А. Венгерова ), где находим и им самим изложенное научное profession de foi. Основной чертой личного и научного характера Бодуэна де Куртенэ является стремление к духовной самостоятельности и независимости, отвращение к рутине и шаблону. Всегда он стремился "брать исследуемый предмет таким, как он есть, не навязывая никогда не подходящих ему категорий" (собственные слова Бодуэна). Это позволило ему дать ряд оригинальных и метких наблюдений, высказать немало блестящих научных идей и обобщений. Из них особую ценность имеют учения о сокращении основ в пользу окончаний и о двух главных родах фонетических чередований. Первое учение превратилось у учеников Бодуэна де Куртенэ, профессоров Крушевского и Богородицкого, и последователя Бодуэна де Куртенэ Аппеля, в теорию так называемой морфологической абсорпции и секреции; второе, высказанное сначала в общих чертах, было развито впоследствии Крушевским и самим Бодуэна де Куртенэ в стройное учение, изложенное им в рассуждении: "Proba teorji alternacyi fonetycznych" (Краков, 1894). Начав свою самостоятельную научную деятельность исследованием в области психологии языка, Бодуэн де Куртенэ всегда отводил психологическому моменту самое широкое место в жизни языка, сводя, в конечном счете, все проблемы языкознания к психологии. Никогда, однако, он не забывал и фонетики. Один из первых он насаждал у нас знакомство с современной научной фонетикой или антропофоникой, как любил он ее иногда называть, вслед за Меркелем, передав эту свою склонность и всем своим ученикам. Совпадая по своим основным научным принципам с главными представителями возникшего в середине 70-х годов на Западе так называемого "младограмматического" направления, Бодуэн де Куртенэ пришел к ним независимо, путем самостоятельного параллельного развития, причем избежал ряда методологических ошибок и неточностей своих западных единомышленников, нередко давая существенные поправки и дополнения к их общелингвистическим теориям и учениям. Главной областью изучения является у него семья славянских языков, из которых особенной его любовью и вниманием пользовались многочисленные словинские диалекты северной Италии и южной Австрии. Многократные диалектологические его экскурсии в области этих диалектов дали ему превосходное знание всех их особенностей и позволили собрать богатый материал, который еще ждет своей научной обработки. Таким образом изучение живых языков - один из принципов младограмматической школы - имеет в Бодуэне де Куртенэ одного из самых ревностных последователей, вовлекая его даже в несколько одностороннее пренебрежение историческим материалом и строго сравнительными изучениями, хотя и здесь им высказано немало оригинальных и ценных мыслей.
С. Булич.