Пушкин. Последняя дуэль

[мэри поппинс]

Новые известия, 12 сентября 2002 года

Елена Ямпольская

Ай да папин сын...


"Александр Пушкин". Театр имени Ермоловой. Пьеса и режиссура Виталия Безрукова, в главной роли - Сергей Безруков
Александру Сергеевичу Пушкину в свое время очень не повезло. Не было у него заботливого папы. То есть папа-то, конечно, был, но вот заботу свою он проявлял странным образом. То соглашался за родным сыном присматривать (читай - шпионить), то запрещал прочим отпрыскам поддерживать отношения со старшим братом, дабы тот не заразил их бациллами вольнодумства и атеизма. Пушкин-отец первенца своего скорее опасался, нежели любил.

Сергей Витальевич Безруков оказался значительно счастливее. Всевышней волею Зевеса он награжден таким папой, который ради обожаемого дитяти горы свернет. И даже если это не просто гора, а монблан, именуемый "Пушкин", Безруков-старший все равно устремится к нему с киркой и мотыгой: расковырять, выровнять, приготовить для драгоценного Сереженьки очередной плацдарм...

Приступая к премьере "Пушкина", сыгранной на сцене самого центрального и при этом чрезвычайно захудалого Ермоловского театра, я не стану поминать ни легендарный здешний спектакль о Есенине, где главную роль тоже играл Сергей Безруков, совсем еще юный, ни первую совместную работу отца и сына - прошлогоднюю "Ведьму" по еле слышным чеховским мотивам. "Есенина" и "Пушкина" роднит только слабость драматургического материала, что же касается "Ведьмы" - кто старое помянет... Предположим, наше знакомство с "Пушкиным" начинается с нуля. И что же предстает доверчивому взору обычного зрителя, отнюдь не пушкиниста? Сплошные колдобины и заусеницы.

Дом в Михайловском выведен на сцене в два этажа, чего отродясь не было. Поезжайте в Пушкинские Горы и спросите.

Иван Пущин, "большой Жано", открывает свой визит к опальному поэту, подхватывая на руки Арину Родионовну. "Здравствуй, няня!" - фамильярно вопит Пущин, хотя она ему такая же няня, как он ей тетя. Впоследствии залихватский молодой человек обзовет крестьянку Яковлеву "дряхлой голубкой" и посадит ее к себе на колени. Кто бы мог подумать, что Царскосельский лицей выпускал таких геронтофилов...

Пушкин встречает старого товарища в шелковой красной рубашке, как будто собирается в Святогорский монастырь на ярмарку. Дело, напомню, происходит одиннадцатого января. Форма одежды крайне неподходящая.

Ольга Калашникова, холеная девушка с московским прононсом, старательно выговаривает "давеча" и "надысь", заученно отвешивает земные поклоны и исполняет под гитару городской романс "Шумел камыш, деревья гнулись"...

Пущин остается ночевать, причем успешно окучивает в постели сразу двух крепостных девок.

На следующий день приезжает папа Пушкина и сильно на сына гневается.

Вы еще не утомились? А ведь это краткий пересказ первых тридцати минут четырехчасового действа. Ладно, пусть исторический скандал в семействе Пушкиных случился осенью 1824-го, а Пущин навещал друга в начале 1825-го, это бы еще можно пережить. Но Пущин НЕ НОЧЕВАЛ у Пушкина, он приехал рано утром, а покинул Михайловское в три часа пополуночи и вообще был человеком вполне приличным. Во всяком случае гибрид дурно воспитанного трепача с похотливым павианом - не его портрет.

Кстати, Сергей Львович (в бесцветном исполнении Безрукова-старшего) почему-то говорит про Михайловское "мое", хотя имение это принадлежало сначала Осипу Абрамовичу Ганнибалу, затем его супруге Марии Алексеевне, а в 1818 году отошло к пушкинской маме Надежде Осиповне. А вот в Болдино как раз хозяйничала отцовская ветвь, так что не было у Александра Сергеевича никаких оснований распоряжаться им, будто собственным имуществом. Никто ему Болдино к свадьбе не дарил, не думал даже, и насчитывало оно не пятьсот душ, как выкрикивает с гордостью Безруков-Пушкин, а пятьсот дворов (почувствуйте разницу), зато пятьсот душ как раз имелось в деревеньке' Кистеневка (от Болдино в десяти верстах), и двести из них отец с широкого плеча сыну отписал...

Ольга Калашникова родила от своего барина младенца мужеского пола в 1825-м, а болдинская осень, как широко известно, датируется 1830-м, и несчастный ребенок к тому времени уже лежал на деревенском погосте, так что плодовитость Пушкина с плодовитостью Ольги совпасть хронологически никак не могли.

Точно так же Павел Нащокин не мог дать Пушкину денег к свадьбе. Более того, сам Пушкин вынужден был, возвратившись из Болдино, уделить Нащокину десять тысяч "для выручки его из плохих обстоятельств". Вдобавок Павел Воинович женился после Пушкина. ПОСЛЕ, а не ДО. Черт побери, да возьмите любую книжку, там все очень доступно написано...

Дантес, ровесник Натали Пушкиной, впервые встретился с ней в свете, когда обоим было вовсе не по семнадцать, а по двадцать два года...

Фу-у... Может, остановимся?

Говорят, Безруков-старший, как дядя самых честных правил, несколько раз публично подстраховывал свое творение: это, мол, вольные фантазии, требованиям исторической достоверности не подвластные. Думаю, многие согласятся, что безруковская хитрость шита белыми нитками. Пьеса написана твердым троечником, которому ведомы основные вехи жизни и деятельности А.С. Пушкина, но который при этом безбожно путается в деталях, потому что читать не приучен, а приучен пафосно декларировать свою любовь к родине. Патриотизм, замешенный на невежестве, - страшная сила.

Помимо грубых фактических ошибок, "Пушкин" школярски хрестоматиен. Знакомые тексты, избитые сюжетные линии: Пушкин и царь, Пушкин и Бенкендорф, Пушкин и декабристы... Зеленая лампа, гусиное перо.

Вальс Свиридова, вальс Хачатуряна. Романс "Я помню чудное мгновенье...", написанный Глинкой к 50-летию Пушкина, увы, покойного, - здесь супруги Нащокины напевают его в два голоса, дабы усладить слух поэта, вполне еще живого. Нормально. И так сойдет. На Сергея Безрукова в основном теперь ведь ходят бабушки и нимфетки - с примерно одинаковым интеллектуальным потенциалом. У половины зала на лбу, бегущей строкой -"сами мы не местные". Всякая пошлая выходка встречается громом аплодисментов. Нелепости проходят на ура. В памяти зрительской наверняка останется, что сестры Гончаровы собачились между собой, как базарные бабы; Александрина была нимфоманкой, чуть что прыгавшей к Пушкину в постель; а Дантес приходил в дом на Мойку, где непосредственно в присутствии поэта домогался его жены. (И ведь что интересно - был выставлен за порог живым и невредимым...) Хороша фантазия.

Из области свободного сочинительства - это когда Натали на своем первом придворном балу выдает чумовой вальс с элементами латиноамериканских танцев и под конец садится на шпагат. Пожалуйста. Никто не спорит. Но когда на том же балу отставной поручик танцует рядом с самодержцем всероссийским, а Бенкендорф распоряжается оркестрантами - это ужасно смешно.

Смешно, когда в слюняво-сопливой семейственной сцене Пушкин задает малолетней дочери весьма странный по тем временам вопрос: "Кем ты будешь, когда вырастешь?..". А вот очередной дуэлянт, который от страха перед Пушкиным громко выпускает газы, уже на любителя. Одним смешно, другим тошно. Догадал кой-кого Бог родиться в России без ума и таланта...

На режиссуру время тратить не будем - все, надеюсь, понятно. Большинство актеров серьезному обсуждению также не подлежат: достаточно взглянуть, как морщит мундир на Николае Палкине, или как расхлябанно сутулится Дантес, чтобы измерить уровень "ермоловской" труппы со всей очевидностью. Безнадега. Пусть отдыхают дальше.

Поговорим о человеке, которого искренне жаль. Разумеется, я не Пушкина имею в виду. Пушкин без журналистского заступничества как-нибудь обойдется. Жаль Сергея Безрукова, осипшего, постаревшего... Тем более что даже в противоестественной ситуации "отец, слышишь, рубит, а я отвожу" он ухитряется расти. Не профессионально - Пушкин сыгран все теми же тремя красками: мальчик резвый, кудрявый, влюбленный - раз; дураковаляние, хлестаковщина - два; лихорадочный пафос, трясущиеся губы, нервы в клочья - три. Безруков растет человечески. Пушкин его, несмотря на все папины "дрова", вызывает и улыбку, и сострадание. Ибо чувствуется, что самому Безрукову этот герой далеко не безразличен. Тут, пожалуй, и остановимся. Единственный лучик света в кромешной тьме.