Как остаться во Франции?

[Bond]

Четвертая волна

...Когда мы слезы с губ оближем
И напрощаемся сполна,
Когда осядет по Парижам
Уже четвертая волна...
Дмитрий Быков


— Стой, куда без очереди прешь, козел драный, мы тут с ночи занимали! — стервозный вопль пышной дамы в летах и с перманентом, обращенный к не понявшему ни слова индусу, в центре Парижа звучал потрясающе — как голос далекой родины.

В последнее время в официальных французских инстанциях все чаще стали появляться эти странные агрессивные "русскоязычные" люди (их родной язык коряв и ужасен, а других — они не знают), отнюдь не туристы, поскольку все они — потенциальные эмигранты. Этих людей "четвертой волны" уже не десятки и не сотни — тысячи или десятки тысяч.

Европа объединилась, "железный занавес" пал, в промоины границ хлестнула пена. В Париж, город вековечной российской мечты, теперь едут поселиться навсегда уже не пассажиры "философских пароходов", не белогвардейцы, не литераторы и художники, не диссиденты-правозащитники и даже не пресловутая "русская мафия".

На статус беженца во Франции сегодня претендуют молдавские крестьяне-свиноводы, плотники и шоферы из Казахстана, мелкие уголовники из Подмосковья, разнорабочие из Воронежской области, автомеханики из Брянска, казанские парикмахерши и грузинские повара, проститутки из украинских деревень, забойщики скота из Белоруссии — список бесконечен. Преобладают жители поселков и деревень, иногда маленьких городков, не обозначенных на картах. Врач или инженер среди них крайне редки.

Французы удивлены. Сильно пьющие, криминализированные люмпены и маргиналы, легко опознаваемые в СНГ по характерным лицам, манерам, выражениям и жестам, по обилию золотых украшений, по постоянному полупьяному состоянию и безудержному мату, сегодня они представляют французам "загадочную русскую душу". Большинство их не обременено законченным средним образованием, но зато получили на родине образование тюремное — за драки и мелкие грабежи. Они не знают, что такое Лувр и где находится Нотр-Дам. Некий бывший официант из Екатеринбургской области спросил меня недавно: "А правда, что у Роттердама на Сити можно найти бесплатного адвоката?" Официант, проживший в Париже полтора года, имел в виду собор Нотр-Дам на острове Сите.

Зато они хорошо ориентируются в Париже по большим магазинам, дорогим и дешевым, воруя там вещи на продажу. С продажей плохо: покупателей на ворованное мало, поэтому духи и куртки отправляют на родину — то в деревню Ракитное Приморского края, то в город Стаханов Луганской области, а то и в Сарапул, что в республике Удмуртия. Тюремные сроки за воровство их не пугают: после российских лагерей несколько месяцев во французской тюрьме — для них настоящий курорт.

Если, скажем, в местной газете департамента в разделе уголовной хроники появляется сообщение, что родственники, г-н Н. и г-н М., совместно выпили литр водки, а затем в процессе спора нанесли друг другу тяжелые ножевые ранения, — ясно, что в этом французском департаменте поселились представители "четвертой волны", ведущие тот же привычный образ жизни, что и на родине.

Почти вся эта непритязательная публика вместе с чадами и домочадцами уже пытала эмигрантского счастья в Германии или Бельгии, Голландии или Швейцарии, откуда их выслали за полным отсутствием причин и доказательств их страданий на родине. Следующая страна их обитания — Франция. Либеральные европейские законы не позволяют сразу отказать "беженцам", поэтому французы рассматривают их просьбу о предоставлении вида на жительство в течение нескольких месяцев, и одному из тысячи везет.

Новые кочевники из СНГ годами паломничают в государствах Европы, получая от каждого из них не слишком комфортабельное, но жилье, не слишком большое, но пособие, некий набор социальных льгот: лечение, школы детям, бесплатная раздача еды и подержанной одежды — на то время, пока рассматривается их эмигрантская челобитная. Среди кочевников изрядный процент мелких мафиози, скрывающихся в Европе от кредиторов и милиции, но по своему социальному составу это преимущественно скромные люмпены, бывшие рабочие и крестьяне, мелкие служащие и безработные. Европейские законы либеральны в разной степени, а посему в каждом из государств кочевники пребывают от двух месяцев до двух лет, после чего переезжают в следующее.

Ситуация с "беженцами" во Франции характерна тем, что по их численности ясно видна давность пребывания здесь первых авантюристов из различных республик СНГ. Скажем, очевидно, что первые молдаване прибыли в Париж достаточно давно. Не берусь назвать процент отъехавших во Францию граждан Молдавии, но, например, та самая крупная дама в люрексе, которая орала на индуса в мэрии, рассказала мне, что население ее молдавской деревни — 10 тысяч человек, из них 800 — уже в Париже. Получают пособия, нелегально подрабатывают ремонтами или живут магазинными кражами, расселившись в скватах и брошенных (ворованных) вагончиках-караванках в дальних пригородах Парижа. Места компактного проживания молдаван — головная боль для полиции и жандармерии: вокруг помойки, пьянки, драки, наркотики, воровство, поножовщина. Первый устроившийся подтягивает родственников и соседей, те — своих и т.д. Не всегда бескорыстно: за рецепт поселения во Франции представители "четвертой волны" берут деньги и с родной тети.

Однажды мне встретилось семейство из Усть-Каменогорска, заплатившее 18 тысяч долларов своему удачливому земляку, теперь парижанину, за алгоритм действий по получению вида на жительство во Франции. Недавно двое жителей Ярославля рассказали мне в парижском кафе о своей беде: по объявлению в популярной российской газете, посулившей им "бизнес-эмиграцию", они заплатили агентству по 10 тысяч долларов, понадеявшись на "услуги французских адвокатов". Теперь ярославцы пребывают в растерянности — выяснилось, что никакой "бизнес-эмиграции" во Франции не существует, а услуги адвокатов агентства заключаются в выписывании все новых счетов на оплату.

Тысячам молдаван во Франции вожделенный вид на жительство не светит. Они, как и граждане прибалтийских государств, не имеют никаких шансов легально остаться во Франции: у Молдавии открытая граница с Румынией, а страны Прибалтики уже почти на подходе в Евросоюз.

Французское консульство в Кишиневе уже прекратило выдачу виз. Но растет новая армянская диаспора, среди претендентов на статус беженца множество украинцев и уроженцев сельского юга России, выходцы из Казахстана, Таджикистана, Азербайджана и Грузии. Мне встретились "беженцы" из Узбекистана и семейство из Владивостока, есть даже представители Латвии и Литвы. Практически не представлены в Париже Киргизия, Туркменистан, север России и ее столицы — Москва и Петербург.

Однажды на интернетном переговорном пункте мне бросилась в глаза приметная группа мужчин, которые говорили на загадочном языке, из которого понятно было только слово "шухер". Странные рябоватые лица в шрамах, быстрые жесты, бегающие глаза... Вдруг один из молодых людей обратился ко мне вполне по-русски: "А вы откуда? Я слышал, что вы на русском по телефону говорили". Потом в одной российской газете я прочла статью о специфическом сленге карманников. Похоже, этим сленгом и объяснялись загадочные соотечественники.

Впрочем, стоит упомянуть, что в любой из официальных инстанций на каждого потенциального "беженца" из СНГ приходится, может быть, по 200-300 его коллег из Африки, Азии, Индии и арабских стран. На свое предбеженское пособие они содержат, а потом и перевозят в Париж всю свою деревню. "Я — как белая лилия в шоколадном цехе", — пошутил один азербайджанский "беженец" в чернокожей очереди в префектуре.

— Ну и где мои деньги от ООН? — спрашивал прыщеватый юноша из Ярославской области у очаровательной русской дамы из первой волны русской эмиграции, возглавляющей благотворительную организацию.

— Ну почему вы, милый, думаете, что Франция должна вам деньги? Она у вас не занимала. Вы же получили отказы из всех инстанций, поезжайте домой, — отвечала дама.

— Вот еще, у меня в деревне политические трудности, а вот где мои две тысячи франков от ООН? Что, так и будем по Парижу ходить, в небо глядеть? Или, может, ответим на вопрос? — свирепо вопрошал юноша в камуфляжных штанах.

Вслед за ним вошел мрачный грузин с огромным семейством.

— Как вы прибыли во Францию, голубчик? — спросила дама.

— Мы сэли в трюм корабля в городе Поти, а вышли в Париже.

— Послушайте, но в Париже нет морского порта, потому что моря нет!

— А это что? — свирепо спросил грузин, указывая в сторону Сены.

После грузинского семейства перед усталой дамой уселась азербайджанка с синим родимым пятном на лице — следом дородовой внутриутробной травмы.

— Вот видите, что они со мной сделали! — воскликнула она и замолчала.

— Кто "они"? О ком вы говорите? Вы меня слышите?

Азербайджанка молчала.

Своей очереди ждало семейство "гомосексалистов" — так они представились, муж, жена и двое детей.

— И что, этот малыш тоже гомосексуалист?! — спросили его.

— Этот нет. Еще не научился, — ответил отец.

Как первая и вторая волна во Франции встречают четвертую — это отдельная песня. Некоторые "старые русские", никогда не жившие в СССР, пытаются помогать люмпенам, искренне принимая их за страдальцев. Потомки российских дворян, белогвардейцев и пассажиров "философских пароходов", кажется, не очень понимают эту специфическую "четвертую волну".

Главная особенность "четвертой волны" — это искреннее убеждение, что им должны все — Франция, церковь, любой соотечественник или прохожий. Они не просят, а требуют: денег, вида на жительство, квартиру, пособие, карту социального страхования, бесплатную ветчину и т.д. Добавим их нежелание и неспособность изучать французский язык (равно как и любые другие языки мира).

В Париже невозможен "русский квартал", подобный японскому, китайскому, еврейскому и прочим существующим. Если первая, вторая и третья волна русской эмиграции встречались по меньшей мере в соборе Александра Невского на рю Дарю, то представители четвертой волны в храмы не ходят. Они ходят только в те места, где им что-нибудь дают. Например, возле пунктов раздачи еды у метро можно узнать много интересного о "четвертой волне". Там делятся новостями: в каких магазинах менее бдительная охрана, кого из знакомых арестовали, в какой из европейских стран выше пособие и больше социальных льгот. Постоянно гуляет слух о том, что скоро все "нелегалы", приехавшие во Францию, будут легализованы и получат виды на жительство к какому-нибудь празднику, — это несбыточная мечта "четвертой волны". Крепкие молодые русскоязычные мужчины в последнее время сильно потеснили из очередей за бесплатной пищей и вежливых парижских клошаров, и скромных бездомных ланкийцев.

Исход международного спора о судьбе кочующих маргиналов может быть разным. Например, соседняя Бельгия недавно достигла договоренности с правительством Казахстана о депортации 2500 казахстанских граждан, задержавшихся на бельгийской территории, на их родину. А французские коммунисты то и дело поднимают вопрос о том, чтобы предоставить право голоса новоиспеченным беженцам, которые, они полагают, будут голосовать за своих левых благодетелей.

Впрочем, "четвертая волна" эмигации — это не только маргиналы и люмпены, это еще и русские жены французов, обретенные по интернету, и солдаты удачи из Иностранного легиона, гастарбайтеры, студенты, "новые русские"... Каждая из этих колоритных групп еще ждет своего описателя.

АННА ПОЛЯНСКАЯ

Париж

© "Русская мысль", Париж,
N 4345, 14 декабря 2000 г.