Избежные неизбежности (мысли о Живаго, Ларе, Тоне и Марине...)

[Vishenka]

Ещё один неясный момент - когда Живаго, предчувствуя революцию, и даже после первых дней революции, всё равно не уехал заграницу. Хотя мысли у него такие мелькали - когда ему хотелось отвезти семью в более безопасное место, в Финляндию. Он совсем о себе не думал. Может это "пороки" гениальности, когда гении забывают о себе, а может нечто другое...

Дело не в том, что он о себе или семье не думал, а в том, что Вы экстраполируете на то поколение свое знание того, что случилось в ходе революции позже - например, гражданскую войну, белый и красный терроры, голод, 37-й год и так далее. А у них на глазах уже свершилась одна революция - Февральская 17-го года и ничего страшного не произошло, кроме перебоев с продовольствием. Мне кажется, Юрий Андреевич был либералом, видевшим несправедливости царского режима и осознающим необходимость перемен в стране.

Кстати, сам Пастернак как и Блок из России не уехали. Хотя, оба понимали весь идиотизм этих революционных маразматиков.

Смело, но неправильно. Блок был болен, в том числе на голову. Он был неадекватен, ему поэтому, скрипя зубами, простили "Двенадцать". Вы видите понимание Блоком "идиотизма революционных маразматиков" в строчках "Революцьонный держите шаг! Неугомонный не дремлет враг!"? Или "Мы на горе всем буржуям Мировой пожар раздуем. Мировой пожар в крови, Господи, благослови"? "Стоит буржуй, как пес голодный..."

Пастернак был по крайней мере, как тогда говорили, "попутчиком". Был им искренне. Даже в конце жизни, конфронтируя с уже беззубыми властями по поводу "Доктора Живаго", и думать не хотел о вероятности начала новой светлой полосы за пределами Советского Союза (мечтала на эту тему, кажется, Ивинская, чья дочь вышла замуж за француза).

[Ласковый Бриз]

Блок был болен, в том числе на голову. Он был неадекватен, ему поэтому, скрипя зубами, простили "Двенадцать".

Мне кажется, поэт может быть поэтом только в той стране, где его понимают. Он должен "жить" в стихии "его" языка, как рыба в воде. Если рыбу перенести на сушу даже с наилучшими пожеланиями для самой рыбки, то всё равно она погибнет. Наверное, так же поэты "задыхаются" в чужой среде (языке) - наступила бы "духовная смерть" для поэта. Подсознательно или же сознательно - они (Блок и Пастернак) видимо, это чувствовали...

Да, вы правы. Юрий Андреевич был либералом. Вот его слова:
"Я хочу сказать, что в жизни состоятельных было, правда, что-то нездоровое. Бездна лишнего. Лишняя мебель и лишние комнаты в доме, лишние тонкости чувств, лишние выражения." Я с этим согласен. Нигде нет идеального государства. Мы живём в мире несовершенств. Хотя из двух зол обычно выбирают меньшее...( при условии когда ясно, какое из них "меньшее"...:-))

А вот почему Живаго не уехал с Ларой...., я этого не могу себе объяснить...

А Блок, конечно, имеет право на ошибки, как и любой из нас. Он написал сотни красивейших стихотворений, и несколько ошибочных строчек никогда не перевесят его гениального вклада в мировую поэзию. Блок - гений. И я ему очень благодарен за стихи..., а несколько ошибочных строчек делают его живым и близким.
Покажите мне такого человека, который никогда не делал ошибок. Меня почему-то, тошнит от "святош" самого разного калибра и направления...:-)

[Vishenka]

Мне кажется, поэт может быть поэтом только в той стране, где его понимают. Он должен "жить" в стихии "его" языка, как рыба в воде. Если рыбу перенести на сушу даже с наилучшими пожеланиями для самой рыбки, то всё равно она погибнет. Наверное, так же поэты "задыхаются" в чужой среде (языке) - наступила бы "духовная смерть" для поэта. Подсознательно или же сознательно - они (Блок и Пастернак) видимо, это чувствовали

Опять не согласна я с Вами. Во-первых, огромная часть этой "стихии языка" оказалась в Константинополе, Бианкуре и Праге. Жизнь преподносит неожиданные сюрпризы. Только в эмиграции начал писать замечательный поэт Борис Поплавский. Есть целый круг поэтов того поколения - у Катаева в "Алмазном моем венце" было.
Есть мнение, что Бунин написал лучшие свои вещи в изгнании.
Нина Берберова не напечатала ни строчки (да и не написала, видимо) в России. Набоков сформировался и расцвел в изгнании. Марина Цветаева несомненно писала "за кордоном" не хуже, чем в России, многие вершины ее творчества относятся именно к этому периоду.
Горькому, как и Гоголю, прекрасно работалось в Италии, причем в случае Гоголя это не было изгнанием. Русская литературная жизнь в Берлине и Париже била ключом. Есть и обратные примеры - совсем замолчал Куприн, хотя и вернувшись в Россию не зафонтанировал - просто был стар уже, однако их меньше, мне кажется.

А вот почему Живаго не уехал с Ларой...., я этого не могу себе объяснить...

Будучи знакома с биографией Пастернака и видя в Юрии Андреевиче [alter ego] его, думаю, что Лару он любил не до такой степени, что она одна могла ему заменить всё и всех. Пастернак не расстался с Зинаидой (Тоней в романе), несмотря ни на усилия Ивинской (Лара в романе) соединиться с ним законно, ни на жертвы, ею принесенные.
Кстати, кто такая Марина в заголовке?

Покажите мне такого человека, который никогда не делал ошибок. Меня почему-то, тошнит от "святош" самого разного калибра и направления...:-)

Не хочу я Вам показывать такого человека. Я не называла "Двенадцать" ошибкой и не считаю их таковой. И Блока я ни в чем не обвиняю - что было, то прошло. Разве что-то можно ставить в вину больному человеку?

Заголовок я подправила с Вашего позволения, а то "Тони" в данном контексте выглядело, как мужское итальянское имя.

[Ласковый Бриз]

Только в эмиграции начал писать замечательный поэт Борис Поплавский. Есть целый круг поэтов того поколения - у Катаева в "Алмазном моем венце" было.
Есть мнение, что Бунин написал лучшие свои вещи в изгнании.
Нина Берберова не напечатала ни строчки (да и не написала, видимо) в России. Набоков сформировался и расцвел в изгнании. Марина Цветаева несомненно писала "за кордоном" не хуже, чем в России, многие вершины ее творчества относятся именно к этому периоду.
Горькому, как и Гоголю, прекрасно работалось в Италии, причем в случае Гоголя это не было изгнанием. Русская литературная жизнь в Берлине и Париже била ключом. Есть и обратные примеры - совсем замолчал Куприн, хотя и вернувшись в Россию не зафонтанировал - просто был стар уже, однако их меньше, мне кажется.

Вишенка, я остаюсь при своём мнении...:-)

1. Как сказал Пушкин "Поэт в России больше, чем поэт." Это почти пророк, соответственно отношение к ним почти "боготворящее" в России...

2. Слова для поэтов не только символы, они отражают "реальную жизнь", этот накал и драматизм самих носителей языка, их чувства, устремления, страсти...

3. Марина Цветаева была только короткое время в эмиграции. Вернулась на Родину. Набоков был вынужден покинуть страну.

4. Горький, Бунин, Куприн и Гоголь - писатели, а не поэты. Всё таки есть разница между прозой и стихами.

5. Нина Берберова и Борис Поплавский практически малоизвестны. Я о них вообще впервые от вас услышал...
Слегка ознакомиться с ними можно здесь:
http://www.russianresources.lt/archi...rberova_0.html
http://www.russianresources.lt/archi...n/Kacen_4.html
А выводы каждый сам сможет сделать.

Пастернак не расстался с Зинаидой (Тоней в романе), несмотря ни на усилия Ивинской (Лара в романе) соединиться с ним законно, ни на жертвы, ею принесенные.
Кстати, кто такая Марина в заголовке?

Не знаю, кто такая Ивинская...:-)
А вот Марину из «Доктора Живаго» ясно помню и бесконечно уважаю...:-) У Живаго в романе были три близкие женщины: жена – Тоня, его любовь Лара и последняя женщина в его жизни – Марина. Эта самая Марина родила ему две дочурки.
Вот отрывок из книги (стр 199, из ссылки которую я привёл вначале темы):

-- Вам мараться можно, а что же мне? Какой вы
несговорчивый, Юрий Андреевич. Зачем отмахиваетесь? А если я к
вам в гости напрошусь, неужто выгоните?
Из Марины могла бы выйти певица. У не? был певучий чистый
голос большой высоты и силы. Марина говорила негромко, но
голосом, который был сильнее разговорных надобностей и не
сливался с Мариною, а мыслился отдельно от нее. Казалось, он
доносился из другой комнаты и находился за ее спиною. Этот
голос был ее защитой, ее ангелом хранителем. Женщину с таким
голосом не хотелось оскорбить или опечалить.
С этого воскресного водоношения и завязалась дружба доктора
с Мариною. Она часто заходила к нему помочь по хозяйству.
Однажды она осталась у него и не вернулась больше в
дворницкую. Так она стала третьей не зарегистрированной в
загсе женою Юрия Андреевича, при неразведенной первой. У них
пошли дети. Отец и мать Щаповы не без гордости стали звать
дочку докторшей. Маркел ворчал, что Юрий Андреевич не венчан с
Мариною и что они не расписываются. -- Да что ты, очумел? --
возражала ему жена. -- Это что же при живой Антонине
получится? Двоебрачие? -- Сама ты дура, -- отвечал Маркел. --
Что на Тоньку смотреть. Тоньки ровно как бы нету. За нее
никакой закон не заступится.
Юрий Андреевич иногда в шутку говорил, что их сближение
было романом в двадцати ведрах, как бывают романы в двадцати
главах или двадцати письмах.
Марина прощала доктору его странные, к этому времени
образовавшиеся причуды, капризы опустившегося и сознающего
свое падение человека, грязь и беспорядок, которые он заводил.
Она терпела его брюзжание, резкости, раздражительность.
Ее самопожертвование шло еще дальше. Когда по его вине они
впадали в добровольную, им самим созданную нищету, Марина,
чтобы не оставлять его в эти промежутки одного, бросала
службу, на которой ее так ценили, и куда снова охотно
принимали после этих вынужденных перерывов. Подчиняясь
фантазии Юрия Андреевича, она отправлялась с ним по дворам на
заработки. Оба сдельно пилили дрова проживающим в разных
этажах квартирантам. Некоторые, в особенности разбогатевшие в
начале нэпа спекулянты и стоявшие близко к правительству люди
науки и искусства, стали обстраиваться и обзаводиться
обстановкой. Однажды Марина с Юрием Андреевичем, осторожно
ступая по коврам валенками, чтобы не натащить с улицы опилок,
нанашивала запас дров в кабинет квартирохозяину, оскорбительно
погруженному в какое-то чтение и не удостаивавшему пильщика и
пильщицу даже взглядом. С ними договаривалась, распоряжалась и
расплачивалась хозяйка.
"К чему эта свинья так прикована?" -- полюбопытствовал
доктор. -- "Что размечает он карандашом так яростно?" --
Обходя с дровами письменный стол, он заглянул вниз из-за плеча
читающего. На столе лежали книжечки Юрия Андреевича в Васином
раннем Вхутемасовском издании.

7

Марина с доктором жила на Спиридоновке, Гордон снимал
комнату рядом, на Малой Бронной. У Марины и доктора было две
девочки, Капка и Клашка. Капитолине, Капельке, шел седьмой
годок, недавно родившейся Клавдии было шесть месяцев.
Начало лета в тысяча девятьсот двадцать девятом году было
жаркое. Знакомые без шляп и пиджаков перебегали через две-три
улицы друг к другу в гости.

[Vishenka]

Вишенка, я остаюсь при своём мнении...:-)

Это пожалуйста. Не пожалуйста перепутать Пушкина с Евтушенкой
Будешь тут на вашем фоне

литературным критиком номер один

Но Вы не расстраивайтесь, продолжайте читать, иметь свое мнение и даже делиться. У меня есть смутное подозрение, что тема привлекла большое число участников потому, что "Живаго" сейчас в школьной программе. Или я неправа? А Вы, Ласковый Бриз, в школе ее не читали?

2. Слова для поэтов не только символы, они отражают "реальную жизнь", этот накал и драматизм самих носителей языка, их чувства, устремления, страсти...

А для кого слова не "отражают "реальную жизнь"?

3. Марина Цветаева была только короткое время в эмиграции. Вернулась на Родину. Набоков был вынужден покинуть страну.

Зато как она в эмиграцию рвалась и вынуждена была вернуться только не сумев отговорить родственников и ясно понимая, что ничего хорошего ни ее, ни семью не ждет. Такого антисоветски (анти-СССР) настроенного писателя, как Набоков еще поискать надо было. К нему рвались на поклон "выездные" советские писатели и поэты, он принял только Ахмадулину, остальным твердо отказывал, поэтому то, что он вынужден был покинуть страну не добавило у него симпатий к ней.

4. Горький, Бунин, Куприн и Гоголь - писатели, а не поэты. Всё таки есть разница между прозой и стихами.

Писатели, да. Я подчеркивала, что они творили за пределами Родины. Ваш этот пункт немножко "в огороде бузина, а в Киеве дядька". "Доктор Живаго" тоже в основном прозой написан, кроме цикла стихов в конце, и что, он к литературе не принадлежит?

5. Нина Берберова и Борис Поплавский практически малоизвестны. Я о них вообще впервые от вас услышал...

Малоизвестны в узких кругах, перефразируя широко известную сентенцию , а в широких кругах ничего себе таки широкоизвестны.

Не знаю, кто такая Ивинская...:-)

Я же написала - прототип Лары в романе. Живая такая женщина, отсидевшая за Пастернака и адресат его поздней лирики 40-х - 50-х годов.

А вот Марину из «Доктора Живаго» ясно помню и бесконечно уважаю...:-) У Живаго в романе были три близкие женщины

Понятно, пора перечитывать.

[Ласковый Бриз]

Не пожалуйста перепутать Пушкина с Евтушенкой

Моя ошибка - это часть меня...:-) Я не хочу казаться лучше, чем я есть.
(А в мыслях классиков и "неклассиков" мне почему-то чаще запоминается содержание.)

[Maximiliano]

Вишенка, я остаюсь при своём мнении...:-)
4. Горький, Бунин, Куприн и Гоголь - писатели, а не поэты. Всё таки есть разница между прозой и стихами.

Стихи Бунина не менее интересны, чем его проза. Наверное, именно Бунин, Набоков и Пастернак, как до них Пушкин и Лермонтов, были равно одарены как в поэтическом, так и писательском плане.

5. Нина Берберова и Борис Поплавский практически малоизвестны. Я о них вообще впервые от вас услышал...
Слегка ознакомиться с ними можно здесь:
http://www.russianresources.lt/archi...rberova_0.html
http://www.russianresources.lt/archi...n/Kacen_4.html
А выводы каждый сам сможет сделать.

Малоизвестны и "я не знаю" - не всегда одно и то же.

[Ласковый Бриз]

Стихи Бунина не менее интересны, чем его проза.
Малоизвестны и "я не знаю" - не всегда одно и то же.

Стихи Бунина не менее интересны, чем его проза.
Для кого интересны? Лично вам интересны. А вот мне как-то не очень...:-))

Малоизвестны и "я не знаю" - не всегда одно и то же.
Разве я где-то утверждал, что это одно и тоже? Вы просто не поняли меня... - я честно признался, что не знаком с работами Нины Берберовой и Бориса Поплавского. А второе это высказывание, что у меня сложилось мнение, что они малоизвестны. Думаю, у вас нет статистики (фактов), чтобы доказать насколько "широко-известны" работы Нины Берберовой и Бориса Поплавского среди россиян.
Потому моё мнение против вашего, ни у кого доказательств нет.

Однако, я могу вам предложить такое пари. В следующий раз находясь в России, проведите сами мини-опрос. Выбор людей должен быть случайным. У входа в метро или на автобусной остановке, задайте первым встретившимся вам 10 прохожим (5 мужчин и 5 женщин) по три вопроса в таком порядке:

1. Знаете ли вы кто такой Борис Поплавский ? Знаете ли вы кто такая Нина Берберова?
2. Если ответ правильный, попросите назвать 3 произведения, каждого из авторов.
3. Чем запомнилось вам творчество этих людей? (Здесь правильным будет любые качества, а неправильным будет ответ - "не знаю", или "ничем")

Если из 10 случайных человек, больше половины - скажем ответят вам правильно на все три вопроса относительно обоих авторов. Тогда я признаю своё возможное заблуждение...:-)), но не раньше.

[Maximiliano]

Дело не в том, что он о себе или семье не думал, а в том, что Вы экстраполируете на то поколение свое знание того, что случилось в ходе революции позже - например, гражданскую войну, белый и красный терроры, голод, 37-й год и так далее. А у них на глазах уже свершилась одна революция - Февральская 17-го года и ничего страшного не произошло, кроме перебоев с продовольствием. Мне кажется, Юрий Андреевич был либералом, видевшим несправедливости царского режима и осознающим необходимость перемен в стране.

Смело, но неправильно. Блок был болен, в том числе на голову. Он был неадекватен, ему поэтому, скрипя зубами, простили "Двенадцать". Вы видите понимание Блоком "идиотизма революционных маразматиков" в строчках "Революцьонный держите шаг! Неугомонный не дремлет враг!"? Или "Мы на горе всем буржуям Мировой пожар раздуем. Мировой пожар в крови, Господи, благослови"? "Стоит буржуй, как пес голодный..."

Простите за длинный ответ, но из песни слова не выкинешь, а там уж больно всё по теме:
...Представим, что не вышло. Питер взят
Корниловым (возможен и Юденич).
История развернута назад.
Хотя разрухи никуда не денешь,
Но на фронтах подъем. Россия-мать
Опомнилась, и немчура в испуге
Принуждена стремительно бежать.
Раскаявшись, рыдающие слуги
Лежат в ногах растроганных господ.
Шульгин ликует. Керенскому ссылка.
Монархия, однако, не пройдет:
Ночами заседает учредилка,
Романовым оставлены дворцы.
Не состоялась русская Гоморра:
Стихию бунта взяли под уздцы
При минимуме белого террора,
Страна больна, но цел хребет спинной,
События вошли в порядок стройный,
И лишь Нева бушует, как больной,
Когда в своей постели беспокойной
Он узнает, что старую кровать
Задумано переименовать.

В салоны возвращается уют,
И либералы каются публично.
За исключеньем нескольких иуд
Все, кажется, вели себя прилично.
В салоне Мережковского - доклад
Хозяина: "Текущие задачи".
(Как удалось преодолеть распад
И почему все это быть иначе
И не могло). Взаправду не могло!
Чтоб эта власть держалась больше года?
Помилуйте! Восставшее мурло
Не означает русского народа,
Который твердо верует в Христа.
Доклад прекрасно встречен и сугубо
Собранием одобрены места,
В которых автор топчет Сологуба.
"Но Сологуб не столько виноват,
Сколь многие, которых мы взрастили.
Да, я о Блоке. Болен, говорят.
Что он тут нес!"
Но Блока все простили.

Сложнее с Маяковским. Посвистев,
Ватага футуристов поредела.
Он человек общественный - из тех,
Кто вкладывает дар в чужое дело,
В чужое тело, в будуар, а альков,
В борьбу со злом - куда-нибудь да вложит,
Поскольку по масштабу дар таков,
Что сам поэт вместить его не может.
Духовный кризис за год одолев,
Прокляв тиранов всею мощью пасти,
Он ринется, как вышколенный лев,
Внедрять в умы идеи прежней власти,
Давя в душе мучительный вопрос,
Глуша сомненья басовым раскатом -
И, написав поэму "Хорошо-с",
С отчаянья застрелится в тридцатом.
Лет за пять до него другой поэт,
Не сдерживая хриплого рыданья,
Прокляв слепой гостинничный рассвет,
Напишет кровью "Друг мой, до свиданья..." -
Поскольку мир его идет на слом,
А трактор прет, дороги не жалея,
И поезд - со звездою иль с орлом -
Обгонит жеребенка-дуралея.
Жизнь кончена, былое сожжено,
Лес извели, дороги замостили...
Поэту в нашем веке тяжело,
Блок тоже умер.
(Но его простили).

Тут из Европы донесется рев
Железных толп, безумием обятых.
Опять повеет дымом. Гумилев
Погибнет за Испанию в тридцатых.
Цветаева задолго до войны,
Бросая вызов сплетникам досужим,
Во Францию уедет из страны
За жаждущим деятельностьи мужем -
Ему Россия кажется тюрьмой...
Какой-то рок замешан в их альянсе,
И первой же военною зимой
Она и он погибнут в Резистансе.
В то время вечный мальчик Пастернак,
Дыша железным воздухом предгрозья,
Уединится в четырех стенах
И обратится к вожделенной прозе.
Людей и положений череда,
Дух Рождества, высокая отвага...
И через год упорного труда
Он ставит точку в "Докторе Живаго"
И отдает в российскую печать.
Цензура смотрит пристально и косо,
Поскольку начинает замечать
Присутствие еврейского вопроса,
А также порнографию. (Поэт!)
Случаются сомнительные трели
Насчет большевиков. Кладут запрет,
Но издавать берется Фельтринелли.
Скандал на всю Россию - новый знак
Реакции. Кричат едва не матом:
"Ступайте вон, товарищ Пастернак!".
Но Пастернак останется. Куда там!
Унизили прозванием жида,
Предателем Отчизны окрестили...
Сей век не для поэтов, господа.
Ведь вот и Блок...
(Но Блока все простили).

Добавим: в восемнадцатом году
Большевики под громкие проклятья
Бежали - кто лесами, кто по льду.
Ильич ушел, переодевшись в платье
И не боясь насмешек. Что слова!
"А вы слыхали, батенька, что лысый
Оделся бабой?" - "Низость какова!".
Но он любил такие компромиссы.
Потом осел в Швейцарии. Туда ж -
Соратники (туда им и дорога).
Уютный Цюрих взят на абордаж.
В Швейцарии их стало слишком много.
Евреев силой высылают вслед.
Они, гонимы вешними лучами,
Текут в Женеву, что за пару лет
Наводнена портными и врачами,
А также их угрюмыми детьми:
Носатые, худые иудеи,
Которые готовы лечь костьми
За воплощенье Марксовой идеи.
Количество, конечно, перейдет
В чудровищное качество, что скверно.
Швейцарии грозит переворот.
И он произойдет. Начнется с Берна.
Поднимутся кантоны, хлынут с Альп
Крестьяне, пастухи, и очень скоро
С землевладельца снимут первый скальп.
Пойдет эпоха красного террора
И все расставит по своим местам.
Никто не миновал подобных стадий.
Одним из первых гибнет Мандельштам,
Который выслан из России с Надей.
Грозит война, но без толку грозить:
Ответят ультиматумом Антанте,
Всю землю раздадут, а в результате
Начнут не вывозить, а завозить
Часы и сыр, которыми славна
В печальном, ненадежном мире этом
Была издревле тихая страна,
Столь гордая своим нейтралитетом.
Тем временем среди родных осин
Бунтарский дух растет неудержимо:
Из сельских математиков один
Напишет книгу о делах режима,
Где все припомнит: лозунг "Бей жидов",
Погромы, тюрьмы, каторги и ссылки, -
И в результате пристальных трудов
И вследствие своей бунтарской жилки
Такой трехтомник выдаст на-гора,
Что, дабы не погрязнуть в новых бурях,
Его под всенародное ура
Сошлют к единомышленникам в Цюрих.
С архивом, не доставшимся властям,
С романом карандашным полустертым
Он вылетит в Германию, а там
Его уже встречает распростертым
Объятием, не кто иной, как Бёлль.
Свободный Запад только им и бредит:
"Вы богатырь! Вы правда, соль и боль!".
Оттуда он в Швейцарию поедет.
Получит в Альпах землю - акров пять,
Свободным местным воздухом подышит,
Начнет перед народом выступать
И книгу "Ленин в Цюрихе" напишет.

Мир изменять - сомнительная честь.
Не лечат операцией простуду.
Как видим, все останется, как есть.
Законы компенсации повсюду.
Нет, есть одно. Его не обойду -
Поэма получилась однобока б:
Из Крыма в восемнадцатом году
В Россию возвращается Набоков.
Он посмуглел, и первый над губой
Темнеет пух (не обойти законов
Взросления). Но он везет с собой
Не меньше сотни крымских махаонов,
Тетрадь стихов, которые не прочь
Он иногда цитировать в беседе,
И шахматный этюд (составлен в ночь,
Когда им доложили о победе
Законной власти). О, как вырос сад!
Как заросла тропа, как воздух сладок!
Какие капли светлые висят
На листьях! Что за дивный беспорядок
В усадьбе, в парке! О, как пахнет дом!
Как сторож рад! Как всех их жалко, бедных!
И выбоина прежняя - на том
же месте - след колес велосипедных,
И Оредеж, и нежный, влажный май,
И парк с беседкой, и роман с соседкой -
Бесповоротно возвращенный рай,
Где он бродил с ракеткой и рампеткой.
От хлынувшего счастья бестолков,
Он мельком слышит голос в кабинете -
Отцу долдонит желчный Милюков:
"Несчастная страна! Что те, что эти!".
И что с того, что эту память он
В себе носить не будет, как занозу,
Что будет жить в Отчизне, где рожден,
И сочинять посредственную прозу -
Не более; что чудный дар тоски
Не расцветет в изгнании унылом,
Что он растратит жизнь на пустяки
И не найдет занятия по силам...
В сравнении с кровавою рекой,
С лавиной казней и тюремных сроков, -
Что значит он, хотя бы и такой!
Что значит он! Подумаешь, Набоков.