Опера

[Michael]

Путешествие из Петербурга в.. Реймс.

«Новаторство в Опере», «нужны ли Опере режиссеры?», Академия молодых певцов Мариинки театра – лишь дверь в труппу театра, «Не дадим испоганить сцену Большого»...
Эти и подобные им вопросы и утверждения захлестнули последнее время страницы музыкальной и околомузыкальной прессы.
Одно из подтверждений тому - возникшая дискуссия на форуме о постановке «Клонов Розенталя» на сцене Большого театра (и, отнюдь, не в рубрике «Опера»).
В баталии втягиваются люди, возможно, никогда не бывавшие в оперном театре. Наверное, это неплохо, от дискуссии до гардероба - рукой подать..
А жар обсуждения и его актуальность ненадуманны. Чего только не увидишь на современной оперной сцене - тренажерный зал в «Летучем голландце», «Золото Рейна» в авоське, поляков с автоматами Калашникова в «Сусанине», Любашу в парке культуры…А что там наворотили в сибирской «Аиде»? Москвичи, наверное, могут поделиться впечатлениями..
Поход на премьеру теперь связан с опасениями, не испоганят ли великое творение в очередной раз. Очевидно, что поставить оперу по классическим канонам многим режиссерам просто не под силу. Гораздо проще шокировать публику, чем сильнее , тем лучше. Но что это я? Не превратился ли в брюзгу?
Не пора ли, действительно, «сдунуть паутину» со старой оперной де(и)вы?
Нет возражений. Можно и сдунуть. Но для этого нужно иметь нежное дыхание, как у режиссера первой постановки в России блистательной оперы Россини «Путешествие в Реймс» Алена Маратра.
Хотите увидеть, что такое настоящая опера-буффа, как нужно ставить современную оперу, вспомнить, что опера – не просто набор красивых и сильных голосов, а сплав нескольких искусств, в котором важнее общее впечатление от спектакля, то настроение , с которым зритель покидает зал, когда огрехи певцов не замечаешь, или они уходят на задний план, за оркестр?..
Тогда прошу совершить увлекательнейшее, полное тонкого французского юмора Путешествие из Петербурга в Реймс, и далее в Париж.
Да, глубокоуважаемые Борис и Парижская клумба, именно, в столицу Франции. И не только потому, что герои оперы из-за отсутствия лошадей вынуждены были праздновать коронацию в Париже, а скорее потому, что после премьеры в Петербурге Мариинский театр представит «Реймс» на французской сцене.
Интересно, найдется ли в Париже достаточное количество лошадей, или их придется доставлять из Питера?
Не хочу рассказывать более подробно, дабы не раскрывать счет матча. Могу только посоветовать взять с собой столько предубеждения, сколько сможете. А потом посмотрим, донесете ли Вы его хотя бы до антракта..
Для тех, кто не сможет попасть в театр привожу ссылку :


http://mariinka.org/forum/viewtopic....183f63bd28#905

[Mella]

А что там наворотили в сибирской «Аиде»?

Поход на премьеру теперь связан с опасениями, не испоганят ли великое творение в очередной раз. Очевидно, что поставить оперу по классическим канонам многим режиссерам просто не под силу. Гораздо проще шокировать публику, чем сильнее , тем лучше. Но что это я? Не превратился ли в брюзгу?

Хочу реанимировать старую тему о новом прочтении классики. В Большом готовится премьера "Евгения Онегина" в новом прочтении - Дмитрия Чернякова. Хочется сходить, но не хочется, чтобы "было мучительно больно". Прочитала интервью с Черняковым по поводу "Аиды", мне понравилось. Интервью длинное, привожу только отрывок, который касается "Аиды".

"Но сам режиссер считает главной своей работой на сегодня «Аиду», поставленную в марте 2004 года в Новосибирском театре оперы и балета.

Этот спектакль прошел трижды — и театр закрылся на реставрацию.

Я слушала новосибирскую «Аиду» на видеокассете. Замечательный греческий дирижер Теодор Курентзис, оркестр и хор, голоса Аиды (Лидия Бондаренко), Амнерис (Ирина Макарова, Большой театр), Радамеса (Олег Видеман) создавали астральное тело спектакля. А музыка Верди омывала неухоженный, изможденный, покрытый кровавыми струпьями мир.

Тускло-красное городское небо. Бетонный фонарь. Динозавры фасадов. Зимний камуфляж Радамеса и его войска. Черный кашемир Амнерис, бессердечно элегантный в ее угрюмой столице. Каракулевый «пирожок» и застывшее в каменном величии лицо Фараона. Жрецы в пиджаках с ватными плечами.

И остроносая, какая-то «чаплинская» Аида в суконном пальтишке. Берет набекрень. Беличья муфта, точно из клочьев шубки бабушки-гимназистки...

Плечистый, простодушный Радамес в защитке шел в поход на Эфиопов. Фараон ронял с балкона тяжелые слова. (Зритель сам себе переводил арию с итальянского на оруэлловский новояз с фрикативным «гэ».) Черные силуэты Жрецов курировали толпу ликующих «египтян» в пальтишечках на рыбьем меху.

Хор служанок Амнерис накрывал столы для «обкомовского» апофеоза.

И под знаменитый марш возвращалось с победой войско.
Сколько их осталось: окостеневших от виденного, контуженных, в бугристом от грязи камуфляже? Египтянки, рыдая, бежали навстречу. Рушились всем телом на уцелевших мужей. С мелкой дрожью в руках гладили лица сыновей.

Или метались, заглядывая в лица солдат, вскинув к небу чье-то фото.

Гремел марш. Вдовий вой хлестал поверх партитуры.

Опоясанные орденскими лентами Академические Балерины Фараона переступали, как борзые, точеными пуантами через грязь, кровь, через рухнувшие в корчах тела. Танцевать им было тесно, тошно, страшно. Крик обезумевшей бился в толпе. Жрецы за столом сдвигали фужеры. Видимо, «за терпение».

...Этот Город погибнет в последнем акте. Египтяне покинут его на грузовиках с тусклой инфернальной цепочкой красных габаритных огней. Аиду и Радамеса не замуруют, а оставят в разбомбленных руинах, под теплым дождем «новой земли и ново¬го неба». Словно они — Адам и Ева мира после Апокалипсиса.

Дмитрий ЧЕРНЯКОВ комментирует мощный и страшный «театральный текст» мягко и сдержанно.

— Где этот Египет? Почти Москва 1980 года: воспаленное фонарями небо, серый снег, кумач, державные врата ВДНХ, шепоты об Афгане...

— Там никакого позднесоветского мира как такового нет. И никакого конкретного «локального конфликта» там нет. Где происходит действие, никто не знает. Наш дирижер Теодор Курентзис сказал: «В Афинах есть похожая площадь». Один из сотрудников театра: «В Генуе есть кусок такого дома». Другой зритель узнал берлинский Кройцберг. Один театральный критик на премьере сказал: «Белград после бомбежки».

На деле же придуманный сгущенный мир, похожий на очень многое и знакомое. Близкий нам по времени. Может быть, где-то в Восточной Европе. Раздрызганная, несчастная цивилизация. Территория войны — вот что это такое. Прототипом может быть Тбилиси 1989 года. Или Белград времен югославского конфликта. Но когда ищут на карте точное место — сразу противишься этому.

— Как зрители приняли такую «Аиду»?

— Очень по-разному. Это были три последних спектакля Новосибирского оперного театра перед закрытием здания на реставрацию. И зал на 3000 мест был забит битком все три дня.

Открылся занавес — за ним зрители увидели второй. На нем — гигантская фотография главной площади столичного имперского города до войны. Солнце, счастье. На фото — маленький силуэт Аиды, смотрящей в еще безоблачное небо.

Потом и второй занавес открывается. Тогда видна декорация. Та же площадь, но в тлене, копоти, следах осколков. Та же девушка на сцене. Одна. Она распускает туго завязанные волосы каким-то жестом освобождения, и мы видим, что между ней и существующим вокруг — огромная пропасть.

Такая тишина стояла, как будто в зале нет никого. В какой-то момент был исход: человек тридцать, вряд ли больше. Раздраженные и взбешенные лица я видел, скучающие — нет. В финале были долгие овации. Думаю, что все в спектакле эмоционально внятно. Там нет вещей, к пониманию которых надо напряженно продираться. Я хочу научиться говорить о возвышенном очень простым языком.

В этом театре принято оставлять отзывы о спектакле. Были записки: «Певцы неплохие, оркестр звучит блестяще, режиссер — идиот!» или «Сходила в оперу — словно дерьма наелась». Думаю, причина «возмущения возмущенных» в том, что люди не воспринимают оперу как содержательное искусство.

— Мог ли Верди, создавая «Аиду», думать лишь о Древнем Египте? К 1870 году в Италии уже лет десять шла война за освобождение страны...

— Я «Аиду» изучал. Не мог найти решение. Долго ходил по Москве с желанием все бросить. Задержал сдачу макета. Премьера переносилась четырежды: была назначена на декабрь, а прошла 30 марта.

Во всем происходящем в нашем спектакле до начала последней сцены — ощущение бесконечного неблагополучия. Постоянная война, смешавшая все судьбы, чудовищный и бессмысленный официоз, предательство на каждом углу, отсутствие искренности, словно сорвавшиеся с цепи люди. Никто из персонажей не счастлив. Даже в те моменты, когда внешне человек обретает какое-то там благополучие или получает, что он хочет Как, например, Амнерис в сцене триумфа победителей. История отчаянной любви Радамеса с Аидой не имела никакого выхода, не получалась, все время сталкивалась с кошмарными ударами. А в последней сцене Аида и Радамес приговорены к смерти и замурованы заживо. Но в музыке нет мученической физической смерти, а есть покой и некое новое измерение, выводящее за скобки всю ту несуразную жизнь с ее войнами, утратами, ревностью, карьерой, предательствами, несчастьями. Финал для них не смерть, а избавление, единственный момент счастья в нашем спектакле.

В партии Аиды бесконечно повторяются слова «Mia Patria» — «Моя Родина»... Но ее родины уже не существует. Это та же площадь того же города, но он разрушен войной и перестроен другой властью. Получилось так, что в этом спектакле военный конфликт между двумя разными оперными странами (существующий в либретто «Аиды») обернулся скорее внутренней, гражданской войной в представленном на сцене государстве. Нет правых и виноватых

Есть скорее новая жестокая и милитаризированная власть и власть изгнанная (как в шекспировских пьесах), таящаяся и пытающаяся взять реванш. Амонасро — такой же властитель, как и нынешний Царь, только в подполье. Бывшие и нынешние. Смертельная схватка на уничтожение между ними. Аида как дочь Амонасро вынуждена жить ин¬когнито и вести совсем не счастливое существование в этой отторгаемой ею другой жизни.

У Аиды есть маленькая комнатка, убежище, единственное «личное пространство» внутри огромной декорации. Все действие оперы происходит «на улице» — на площади, на параде. Только у Анды есть своя каморка, тайник.

— С голой лампочкой на шнуре, пылью на штукатурке...

— Я даже думал: у нее могут там храниться какие-то вещи «прежней эпохи». Эпохи, какой Аида уже никогда не увидит! Даже не просто родина. Еще и тема придуманного, обожествленного (может быть, и не бывшего столь прекрасным) времени....Там счастье. Там были все свои. Там отец, царь Амонасро, на воссоединение с которым существует бесконечная надежда.

А здесь и сейчас — не жизнь. Неприкаянность. Конспиративное существование. Какая-то эмиграция, что ли. Промозглость. Вы видели, как плотно одеты все персонажи нашей «Аиды»? Когда Аида поет «Mia Patria» и смотрит на раздолбанные или перестроенные стены, понятно, что здесь когда-то была ее Patria... А теперь все чужое. И — как бы это сказать? — варварски стерта

И мы сочувствуем этой Аиде куда больше, чем певице, которая в роскошном хитоне поет про некую родину на фоне пальм и пирамид, про существование которой мы ничего не знаем. Я говорю о намерении, а не о результате. Спектакль мог получиться или не получиться. Но мне кажется очень важным человеческое содержание. Особенно в таком трудном жанре, как опера." http://www.bolshoi.net/registo/tcherniakov/aida-ng.htm

Я слушала "Аиду" в постановке Дзефирелли, это был просто полный восторг, хотя там Аида была как раз на фоне пальм и пирамид.
Читала еще, что Черняков поставил "Град Китеж" в Мариинке. Michael, вопрос в первую очередь к Вам, т.к. вы в Питере - если вы видели, поделитесь впечатлениями? И вообще, если кто-то видел постановки Чернякова , расскажите!

[tomanny82]

Я слушала новосибирскую «Аиду» на видеокассете. Замечательный греческий дирижер Теодор Курентзис, оркестр и хор, голоса Аиды (Лидия Бондаренко), Амнерис (Ирина Макарова, Большой театр), Радамеса (Олег Видеман) создавали астральное тело спектакля.

знаю я эту макарову-амнерис очень хорошо. Если уже тааакие пЫвици начали петь в Большом, что ж, можно только посочувствовать.
Голос конечно у нее хорош, но техники... с такой техникой только амнерис и петь... думаю через пару спектаклй оно вообще говорить не сможет...
и фактура - то что надо - как раз только для этой роли - как гардеробный шкаф... именно чтоб создать астральное тело спектакля

ужОсс одним словом, куда театр катиться...

[Eliya]

На днях по культуре показали Травиату с Нетребко, Виллазоном и Хэмпсоном о_О Как они пели!!!!!!!! Это было огромное наслаждение их слушать (и смотреть )!!!