Падение литературы

[melba]

Обожаю журнал "Огонек" и господина Коротича лично В 10 томе полного, академического издания Достоевского текст был снабжен обширнейшими текстологическими, историко-культурными и литературоведческими комментариями. Разумеется, ни о каком "клеветничестве" речи и близко не было. В 11 томе вышли все известные варианты и наброски к "Бесам", в том числе глава "У Тихона", исключенная Достоевским из романа по цензурным соображениям. Ни о каких купюрах в тексте, безусловно, тоже речи идти не может. В серии ЖЗЛ была выпущена книга Л.Гроссмана, крупнейшего советского литературоведа, посвященная жизни и творчеству Достоевского. О "клеветничестве" там речи тоже почему-то не было.

Я ссылаюсь на серьёзное исследование, - это цитата, а не мои слова.

[ulysses]

Я ссылаюсь на серьёзное исследование, - это цитата, а не мои слова.

Ага, журнал "Огонек" с Коротичем во главе просто-таки солиднейшее научное издание Я Вам перечислил несколько, мягко говоря, "ляпов" по одному только абзацу этого "серьезного" исследоваия.

[melba]

Ага, журнал "Огонек" с Коротичем во главе просто-таки солиднейшее научное издание Я Вам перечислил несколько, мягко говоря, "ляпов" по одному только абзацу этого "серьезного" исследоваия.

Это не журнал Огонек, это- 4 выпуск сборникa научных трудов
" Цензура в России: история и современность"- издано Федеральным агенством по печати и массовым коммуникациям Российской Федерации.

Достоевский идет там под номером 123, а кончается этот список под номером
545 Бруно Ясенским, автора знаменитой антифашистской книги "Горит ли Париж", к сожалению он подвергся не только цензуре - он был раастрелен.

Прошу прощения за неверную цифру 1200 писaтелей, цифра 545( только ).

Некоторые количественные характеристики
В известной работе Л.М.Добровольского “Запрещенная книга в России. 1825-1904” (М., 1962) зарегистрировано 248 названий книг по всем отраслям знаний, уничтоженных в дореволюционное время за 80‑летний период: речь идет об уже напечатанных книгах, конфискованных после выхода их в свет. Число произведений русских писателей, попавших тогда под нож, весьма невелико – примерно два десятка; столько же и переводных сочинений. Разумеется, речь не идет о рукописях, задержанных на стадии превентивной цензуры.
Если применить критерии Добровольского, то за сопоставимый временной отрезок – три четверти века коммунистического правления – число таких книг нужно увеличить в сотни раз. Как свидетельствуют сохранившиеся каталоги Отделов специальных фондов крупнейших библиотек, получившие затем обиходное название “спецхранов”, главлитовские списки, а также циркуляры, приказы и архивные документы, число только русских изданий, прошедших официальную советскую цензуру и впоследствии уничтоженных, превышает, по нашим подсчетам, 100 тысяч названий. Что же до общего количества уничтоженных экземпляров, то об этом мы можем судить лишь приблизительно. Тираж конфискованных дореволюционных книг редко превышал один “завод”, т.е. 1200 экземпляров: таким образом, уничтожению подверглось примерно 250-260 тыс. книг. Если учесть, что тиражи таких книг в советское время колебались от 5 000 до 50 000 экземпляров (порою они доходили и до полумиллиона[4]) и принять за основу средний, то мы получим устрашающую цифру, во всяком случае превышающую миллиард экземпляров. При этом нужно иметь в виду, что сюда не входят миллионы и миллионы экземпляров книг,
[7]
истребленных в результате “очистки” массовых библиотек по линии Главполитпросвета (см. об этом далее).
Уже через год после своего создания, в мае 1923 г., Главлит разработал и разослал “Инструкцию о порядке конфискации и распределения изъятой литературы”. Вот только два ее пункта: “Изъятие (конфискация) открыто изданных печатных произведений осуществляется органами ГПУ на основании постановлений органов цензуры… Произведения, признанные подлежащими уничтожению, приводятся в ГПУ в негодность к употреблению для чтения, после чего могут быть проданы, как сырье для переработки в предприятиях бумажной промышленности с начислением полученных сумм в доход казны по смете ГПУ”[5].
Конечно, это не означало, что все без исключения экземпляры подверглись физическому истреблению. Во-первых, по одному-два экземпляра дозволялось оставлять в отделах специального хранения крупнейших национальных библиотек и научных хранилищ. В библиотеках других типов, а также в книготорговых предприятиях все экземпляры подлежали уничтожению “посредством обращения в бумажную массу”, что, оказывается, давало казне кое-какой доход... Во-вторых, в советское время решение о конфискации в редких случаях принималось по свежим следам, когда тираж книги находился еще в типографии, тогда как большая часть дореволюционных изданий была задержана именно на этой стадии. Нередко проходили годы, а то и десятилетия после издания и поступления книги в библиотеки и продажу, пока она становилась объектом повышенного внимания цензурных и прочих органов. В силу этого, значительное число проданных экземпляров оседало в личных библиотеках, – какое именно, мы никогда не узнаем. Иное дело, что терроризированные владельцы часто сами уничтожали такого рода книги, опасаясь вполне понятных последствий в случае проведения обыска.
По нашим наблюдениям, пласт художественной литературы составляет в общей сложности примерно 7-8 % всех истребленных книг, поскольку львиная доля запретов приходилась на произведения общественно-политического характера. Но в эти “всего лишь” 7-8 % вошло свыше 7 000 названий книг, причем таких, которые, как правило, действительно вызывали читательский интерес, а не “изучались”, большей частью по принуждению, в директивном порядке, – все эти попавшие в спецхраны бесчисленные пропагандистские брошюры, пособия для сети политпросвещения, “В помощь изучающим “Краткий курс истории ВКП(б)”, “В помощь комсомольцу-активисту” и т.п.

[ulysses]

Это не журнал Огонек

Перечитайте внимательно свое собственное сообщение про Достоевского, и Вы уивдите в конце ссылку на издание. Я гипотез не измышляю