Дервиш взрывает Париж, или Как мы брали Бастилию

[Ka]

Butylkin, очень нравится Ваш рассказ!

[olgvik]

Butylkin, здОрово вы пишите, читается легко и интересно... С юмором всё в порядке.
Событие, о котором можно рассказать в двух фразах, у вас обрастает такими интересными подробностями, прям зачитываешься...
Значит не зря мы так долго ждали.

[Butylkin]

Как потом рассказывали Ж и Д, единственные люди, работающие на этой станции - это какие-то торговавшие тряпками арабы. Обращаться к ним за разъяснениями по поводу билетов было не вполне уместно. Поэтому они сочли за лучшее вернуться обратно к турникету. Именно в это самое время к нему с той же стороны подошла группа афрофранцузов. Не прерывая своей дискуссии, они ловко открыли обе дверцы кабинки дежурного, прошли насквозь, галантно пропустили также Ж и Д, закрыли и пошли восвояси. Как они это сделали - не знаю, но никаких видимых усилий не прикладывали. Может, дверцы и вообще не были заперты, а может, эти славные ребята вызвали могущественных магрибских джиннов, или и вовсе были зомби, или наоборот, Ангелы Небесные, посланные на помощь за наше смирение и благочестие. Лично я склоняюсь к последней версии... Как бы то ни было, узники совести были освобождены, но дали страшную аннибалову клятву более, вплоть до отъезда, не соваться в РЕР, в котором демоны запросто могут замуровать честных людей, а пользоваться только метрополитеном, что и было немедленно сделано.

Наше слово "метрополитен" (или сокращённо "метро") происходит именно от парижского названия, и не подразумевает какой-либо подземности - "chemin de fer métropolitain", как он изначально назывался, означает "столичная железная дорога". Поэтому, строго говоря, у нас есть только одно метро - московское, а все прочие - петербургское, новосибирское и даже казанское - должны называться как-то иначе. Парижское метро - одно из первых в Европе. Ведутся дискуссии, что именно считать метрополитеном, и что - Европой, поэтому оно оказывается на разных местах, от второго (после, как ни странно, будапештского), до шестого, но то, что оно было открыто в 1900-м году, не подвергается сомнению. 4-я линия, на которую мы садились, является, как понятно из номера, одной из самых старых - открыта в 1908-м году. Более того, она сохранилась в своём практически первозданном виде (я не имею в виду, что на ней и ремонтов никогда не делалось, хотя похоже!) - последнее продление было в 1910-м, то есть она на втором месте после 2-й, окончательно законченной в 1903-м. Ближайшая соперница, 12-я, строилась аж до 1934-го. Помимо этого, 4-я линия - одна из пяти в Париже и вообще считанных в мире, поезда которой ездят на резиновых шинах. Не знаю, что это даёт в плане удобства или эксплуатационных преимуществ, но выглядит прикольно! 4-я, несмотря на свою сравнительно небольшую длину (10.6 км) - единственная линия, пересекающаяся со всеми остальными тринадцатью (если не принимать всерьёз недолинии 3bis и 7bis) и всеми пятью линиями РЕРа. Пассажиропоток на ней - второй по величине (первый на 1-й, но там, как мне показалось, поезда ездят гораздо чаще, поэтому такой толкучки нет), и состоит (в отличие, допустим, от той же 1-й) на 99% из дюжих негров. Так что, едва распрощавшись с гостеприимным филиалом Габона в РЕРе, мы тут же оказались в окружении точно таких же наваксенных физиономий. Ко всему прочему, вентиляция на этой линии, похоже, тоже была полностью и окончательно принята в эксплуатацию в 1910-м...

Ехать нам надо было 5 остановок. Звучит устрашающе для русского человека, привыкшего к размаху. Но в парижском метро станции расположены так густо, что иногда с одной можно разглядеть соседнюю (в этом отношении привычное нам российское метро больше похоже на РЕР), и на той же десятикилометровой 4-й линии их аж 26 штук. Нужная нам станция называлась "Этьен Марсель", поскольку находилась на улице, названной в честь этого исторического деятеля, почему-то совершенно неизвестного в России, да и в Советском Союзе тоже, хотя именно он, задолго до всяких там Робеспьеров, явился руководителем первой французской революции. Помимо названных в его честь улицы и метро, Этьену Марселю установлен памятник перед парижской ратушей. Кто же был этот человек?

На первом этапе Столетней войны, помимо разборок с англичанами, стране досаждали распри между королём Иоанном Добрым и его зятем (и одновременно кузеном) Карлом Злым. Современники вспоминали, что Иоанн Добрый был вспыльчив, быстро становился сердитым и частенько прибегал к насилию, хотя потом и сокрушался по этому поводу. Если таков был Добрый, то можно представить, что Злой, похоже, был и вовсе сущим упырём. После битвы при Пуатье (1356-й год) Иоанн оказался в плену у англичан, а страной правил дофин Карл (не Злой, а будущий Карл Мудрый - у него здоровье было неважнецкое, поэтому он старался избегать всяких телесных упражнений, рыцарских турниров и военных баталий, а всё больше норовил книжечки почитать, отчего и получил такое прозвище). Карл был вообще первым дофином в истории, думаю, что злые языки немало язвили по этому поводу. Помнится, один из шекспировских героев удивлялся, до чего же французы не ценят своих королей, если наследник престола у них именуется дельфином - милым, забавным и дружелюбным существом, но совершенно не отвечающим представлениям о величии и царственности. Этьен Марсель был тогда выборным прево, или по сути мэром Парижа (его иногда так и именуют). Он постоянно препирался с дофином по поводу денег, и заставлял его идти на всякие уступки и ограничения. Карл на всё на словах соглашался, хотя на деле в основном саботировал, поскольку, видимо, не хотел особенно связываться с наглым суконщиком, надеясь, что добрый папа вернётся из плена и всё уладит. Этьен Марсель основал в то время организацию "Братство Богоматери", члены которой (и он сам) носили красно-синие колпаки. 22 февраля 1358 года, после того, как Карл опять его как-то кинул, Марсель со своими богородичными дружками явился во дворец, лично укокошил двух советников, которые особенно дурно влияли на наследника (некоторые историки утверждают, что это произошло в опочивальне дофина - что, интересно, в ней делали советники? советовали? или прямо вдвоём дурно влияли?), и в знак приязни и покровительства надел на Карла красно-синий колпак, что тот, будучи, как уже говорилось, мудрым, перетерпел. Спустя четыре с лишним века несчастный Людовик XVI примерил красный революционный колпак, но его, как известно, это совершенно не спасло... Дофин Карл же, едва переведя дух, счёл за лучшее покинуть свой дворец, в который вот так вот запросто вламывается всякий сброд, и передал его во владение Хранителю Королевских Ключей (иначе именуемому Консьержем), чтобы тот, буде придёт Этьен Марсель, а то и вовсе сам Карл Злой, отвечал, что дофина нет дома, когда придёт - неизвестно, пускать не велено, вот вам бумажка - запишите свой телефон, он перезвонит. Именно оттуда и повелась порода консьержей и консьержек, а сам дворец стал называться Консьержери.

Карл Мудрый, после некоторых переездов осел в Лувре, который с тех пор и стал королевским дворцом, а не просто заурядной крепостью. Впрочем, руководствуясь, видимо, заповедью Ходжи Насреддина: "Храни меня, Аллах, от друзей, а от врагов я уж как-нибудь сам спасусь", он вскоре и вовсе покинул Париж, оставив его в полной власти своего другана Марселя. Тот, к тому времени уже несколько запутался в своих политических симпатиях и вступил в переговоры с англичанами и примкнувшим к ним Карлом Злым, но 31 июля 1358 был убит своим ближайшим соратником Жаном Майяром при, как гласит официальная версия, попытке открыть городские ворота английскому отряду.

Карл Мудрый немедленно после этого вернулся в Париж, Иоанн Добрый тоже вскоре выкупился из английского плена (впрочем, ненадолго), примирился (опять же ненадолго) с Карлом Злым, который впоследствии скончался при удивительных обстоятельствах - служанка случайно подожгла пропитанную коньяком простыню, в которую он был завёрнут... Но это, впрочем, уже совсем другая история, а мы же наконец впервые выбрались из помещений и подземелий на вольный воздух Парижа.

[Butylkin]

Дождь на земной поверхности к тому времени кончился. Температура была в районе 20-22 градусов и, в то время как наша многострадальная Родина изнывала от убийственного зноя и задыхалась в дыму пожарищ, оставалась такой до нашего отъезда. Как тут не вспомнить слова Тэффи: "Вместо того, чтобы лежать в святой русской земле с пулей в груди, приходится топтать поганые парижские тротуары". Как я уже упоминал, я не очень хорошо переношу жару, поэтому такие условия явились для меня просто благословением Господним. Мэр Деланоэ, как всегда насыпавший на берегах Сены горы песка и навтыкавший пальмы, чтобы его соориентационники могли публично демонстрировать друг другу и окружающим зевакам упругость своих ягодичных мышц, был, полагаю, недоволен этим сибирским холодом. Но уж извините, товарищ Бертран, мы один раз приехали, а вы тут всё время живёте, нарезвитесь в будущем году... Дождь, кстати сказать, тоже был ещё только один раз, а всё остальное время погода была просто идеальной для пеших экскурсий.

Квартал, в котором нам предстояло прожить две недели, называется Ле-Аль. Сразу хочу заметить, что слово "квартал" по отношению к Парижу имеет несколько иное значение, чем привычное нам понятие "прямоугольник, ограниченный четырьмя ближайшими пересекающимися улицами". Во времена какой-то очередной административной реформы Париж был поделён на районы. Впоследствии выяснилось, что они слишком большие, и для удобства управления каждый район был поделён на четыре "четвертушки" (quartier), которые были, конечно, разные по размерам и форме. Эти-то вот "четвертушки" и называются в русском переводе "кварталами". Ныне они имеют только историческое значение, потому что сейчас Париж поделён на 20 округов, пронумерованных по спирали от центра к окраинам. Мы жили в 1-м - центральнее некуда!

Ле-Аль (Les Halles) можно перевести как "склады". Эти самые склады на самом деле являлись Центральным парижским рынком (не отсюда ли родились строки Высоцкого: "Наш родной Центральный рынок стал похож на грязный склад"?), функционировавшим с 1137-го года. Именно его Эмиль Золя называл "Чревом Парижа". Конечно же, как и около любого рынка, там вечно крутились всякие прохиндеи - воры, жулики, проститутки (знаменитая улица красных фонарей Сен-Дени - в двух шагах), фальшивые калеки, увековечившие себя в названиях Большой Нищебродской и Малой Нищебродской улиц. В память о знаменитом шалмане "Лебедь", в котором деклассированные элементы продавали краденое и тут же пропивали вырученные капиталы в компании своих весёлых подруг, улица, на которой он находился, сохранила название Лебединой. Наш же путь лежал поперёк, по улице Пьера Леско. Надо сказать, что в Петербурге можно прошагать несколько вёрст, но так и не узнать, на какой улице ты находишься. В Париже с этим всё в порядке - на каждом шагу понатыканы таблички с номером дома, номером округа, названием улицы и, если улица названа в честь какого-нибудь исторического лица, кратким пояснением, кто же это был такой. В России с последним уж совсем беда, особенно если приедешь в какой-нибудь незнакомый город. Конечно, улицы Ленина или Пушкина не требуют особых пояснений (да и то для россиян, а не для иностранцев), а что такое Таховский бульвар, улица Грибакиных, Вилле Песси или, пуще того, Залмана Нахимсона? Был ли этот Залман пионером-героем, отважно сыгравшим оккупантам на своей скрипочке "Хава нагилу", уважаемым виртуозом-гинекологом или кровавым большевистским комиссаром? Никому неведомо... Ну а Пьер Леско был отнюдь не родственник коварной Манон, доставившей столько страданий несчастному кавалеру де Грийе, а совсем наоборот архитектор, спроектировавший, помимо всего прочего, Лувр. Я потом видел в Лувре его портрет - эдакий бородатый хитрован, чем-то смахивающий на Афанасия Фета. Как мы знаем, Лувр стал королевским дворцом при Карле Мудром. Когда тот скончался в возрасте 42 лет (что доказывает, что чтение книг здоровья не прибавляет), а все 800 тысяч томов его библиотеки были сданы в макулатуру, Лувр опять пребывал в запустении, пока в 1546-м году Франциск I не поручил его перестройку этому самому Леско. Впрочем, теперь от тех построек мало что осталось...

Мало что осталось и от Центрального рынка - в 1969-м тогдашний местный Онищенко объяснил президенту Помпиду, что негоже разводить в центре города такую антисанитарию, и рынок был постепенно, к 1973-му, уничтожен. Под землёй был построен тот самый огромный пересадочный комплекс, посещения которого я всеми силами старался избежать, и торговый центр. Надо было решить, что построить на поверхности. Тут надо сказать, что Парижу как-то не очень везло с местным руководством - один Этьен Марсель чего стоит! Терпение центральных властей иссякло в 1871-м, после всех выкрутасов Парижской Коммуны. Столичный мэр потерял доверие президента основательно - больше ста лет, вплоть до 1977-го, Парижем управляло непосредственно Министерство внутренних дел в лице особого чиновника, рангом не ниже замминистра. В те времена таким чиновником был некий Жак Ширак (ставший в 1977-м первым мэром), которого Помпиду ласково именовал "мой бульдозер". Шираку почему-то втемяшилось в голову разбить на этом месте парк, чего крайне не хотел Помпиду, справедливо опасавшийся, что вся эта шваль, которую с трудом удалось более-менее разогнать, начнёт творить свои тёмные делишки прямо на вольном воздухе, под сенью кустарников. На месте рынка было решено построить, как теперь это называют, торгово-развлекательный комплекс. Ширак, зная о смертельной болезни президента, затягивал этот процесс, насколько мог. Когда наконец Помпиду умер, Ширак обратился к новому президенту Жискар д'Эстену с вопросом - ну дык типа что, как и договаривались, парк делаем? Жискар, у которого и без каких-то дурацких парков был хлопот полон рот, ответил согласием. Теперь в этом парке, как и предвидел прозорливый Помпиду, тусуются, по слухам, в основном наркодилеры и их клиенты, и порядочным людям заходить туда абсолютно незачем. Мы и не заходили...

Кусочек торгового комплекса, как раз со стороны улицы Леско, всё-таки был построен. Ныне это сооружение (Форум де-Аль) гордо делит с Монпарнасской башней звание самого уродливого здания Парижа. Приезжайте-ка, господа парижане, в Санкт-Петербург, пройдитесь по центру и посмотрите на те, как их стыдливо именуют, "градостроительные ошибки", которые наляпаны то там, то сям при попустительстве нашей шепетовской градоначальницы! Возможно, это несколько примирит вас с этим самым Форумом, он выглядит всё-таки достаточно цивильно. Вот он, собственно (а кто скажет, что эту картинку, да и некоторые другие, уже где-то видел, пусть зажмурится!):



Нет, это не мы идём! Вообще-то и фотография снята два дня спустя, но тоже после дождя. Как легко видеть, это пешеходная зона, как утверждается, первая в Европе, но ручаться не могу. Одна из причин её появления - чтобы клиенты не могли подъезжать к жрицам продажной любви на автомобиле, а шли ногами. Не знаю, насколько это возымело действие - для милого, как известно, семь вёрст - не околица. Но жить, конечно, в таком месте приятнее, чем на забитой дальнобойными фурами автостраде. Мы подошли справа, с улицы Леско, перед вами панорама улицы Рамбюто, а наш дом - справа, где телефонный магазин, но прежде чем к нему подойти, посмотрим повнимательнее на фасад Форума.



Этот вот летучий кот (chat qui vole), персонаж одноимённого популярного молодёжного романа Франсуа Давида, является одной из любимых тем парижских граффитистов. Не знаю уж, о чём говорится в книге, но, насколько мне известно, это некий каламбур, поскольку по-французски "летать" и "воровать" - одно и то же слово. Кстати сказать, по этой самой причине фильм "Летят журавли" в французском прокате назывался "Летят аисты", что, конечно, совершенно неправильно с точки зрения орнитологии, но дело в том, что и слово "журавли" (grues) довольно двусмысленно - оно обозначает (или, во всяком случае, обозначало в 60-е годы) женщин лёгкого поведения. Конечно, лента под названием "Вороватые бл...и" пользовалась бы популярностью, но, скорее всего, не у той публики, на которую рассчитывали создатели этой трогательной и лирической картины.

[Butylkin]

Конечно, каждый культурный человек знает (а если подзабыл, то я сейчас напомню), что своим современным обликом Париж обязан барону Османну, снёсшему около 60% процентов его строений и проложившему сеть широких новых улиц. Но у Османна был предшественник, Клод-Филибер Бартло, граф Рамбюто, руководивший Парижем с 1833-го по 1848-й год. Рамбюто был одержим идеей гигиены, и наиболее известное его деяние на этой ниве была установка нескольких сотен общественных туалетов, известных тогда под названием "Колонн Рамбюто". Менее известно то, что он на собственные деньги (Османн делал это на государственные) выкупил множество домов в центре города и, разрушив их, проложил среди трущоб новую, длинную, прямую, небывалой по тем временам 13-метровой ширины улицу, получившую в 1839-м году его имя. Вот на этой-то самой улице мы и жили.

Созвонившись, мы встретились с представителем агентства перед дверью. Почему-то у меня нигде нет её фотографии снаружи, но изнутри она выглядит так:



Сразу хочу предупредить - всё, что я буду говорить о нашей квартире, ни в коей мере не является оплаченной рекламой агентства Glamour Apartments, но и не ставит своей целью бросить какую-либо тень на их услуги. Квартира, безусловно, стоила своих денег и полностью отвечала всем нашим пожеланиям. Ну а кое-какие накладки - без них нигде не обходится!

Помнится, одна знакомая кисейная барышня жаловалась на меня: "Мама, он такой насмешник... Он насмехается над всем, даже - страшно сказать, мама! - над самым святым - НАД ДОСТОЕВСКИМ!" На что мама объяснила ей, что это просто оттого, что у меня трагическое мировосприятие, которое часто выливается в такие вот формы - человек смеётся, чтобы не заплакать. Вспомни Гоголя, доченька... Поэтому, если я над чем и посмеюсь (а я это сделаю обязательно!), то это просто от трагИка.

Итак, заходим. Подъезд, должно быть, помнит ещё самого Рамбюто.



Такая вот лестница ведёт на самый верхний этаж. Очень предостерегает от злоупотребления горячительными напитками - если даже показалось, что не хватает, то уже за поллитрой, не рискуя сломать себе шею, не сбегаешь.



И вот открылась дверь в наши пенаты. Прямо за дверью, у входа справа - туалет. Очень разумное расположение, Рамбюто бы одобрил! Турист может быть настолько переполнен впечатлениями, что ему просто не добежать дальше... Надо сказать, что заграничные туалеты, как правило, предоставляют возможность поиграть в увлекательнейший квест "Найди, где смыв". Но в нашем случае это был самый обыденный компакт.



"Второй этаж!" - восхищённо выдохнули Ж и Д, которых я, для пущего эффекта, заранее не предупредил об этой особенности нашего жилища. Д немедленно застолбила себе, как она выразилась, "чердак", который, насколько я понимаю, раньше представлял собой то, что во Франции называется "chambre de bonne", то есть комната для прислуги. Вообще-то в них летом бывает невыносимо жарко, но это если они изолированные, да и погода, как я уже говорил, была к нам милостива. Тем не менее, приходя откуда-нибудь, надо было тут же открывать все окна (а уходя, соответственно, закрывать), но я буквально на второй день довёл это действие до полного автоматизма.

Кстати, об окнах. В Петербурге наши окна выходят во "двор-колодец" - вид, может и не очень живописный, зато практически не слышно шума оживлённого Литейного проспекта. Но я понял, что наш колодец - это и не колодец вовсе, а какой-то обширный пруд - вот где колодец-то! Тут даже и выхода никакого нету (впрочем, обнаружил, что внизу с лестницы туда можно залезть через окно , но такого желания не возникло).





Это, правда, в другой раз сфотографировано, ранним солнечным утром, когда Ж и Д ещё крепко спали. На самом деле, очень романтично - будто находишься в старинной крепости, а где-то снаружи сарацины готовятся к приступу. Тем более, что из-за окна часто доносились удивительные звуки. Когда я услышал их впервые, то был уверен, что это, по крайней мере, рысь учит своих рысят охотиться на зайчиков. Зловещее урчание, скрежет когтей, хруст перегрызаемых глоток, предсмертные стоны несчастных жертв... Нет - роль сарацинов с успехом исполняли голуби, символы мира! Почему-то в Париже они издают совсем не те звуки, что в России (должно быть, по-французски говорят). Но вот шума гуляющих по улице Рамбюто туристических толп не было слышно совершенно.

Меня, надо сказать, всегда удивляло, когда в качестве завлекалочки пишут, допустим: "Из окна открывается вид на Эйфелеву башню". Это на кого рассчитано, на инвалида? Ну или разве что на романтическую пару, твёрдо решившую всё своё пребывание в Париже не вылезать из постели. Мне лично в те редкие минуты, когда в голову приходила фантазия выглянуть из окна, вполне хватало вида на брандмауэр.

Я не знал, что в квартирах, как и в отелях, тоже существует что-то вроде расчётного часа. Поскольку мы прибыли слишком рано, то ещё не было прибрано после предыдущих постояльцев. Уборщица, впрочем, пришла вскоре после нас - мы как раз только-только успели закончить с финансовыми и канцелярскими формальностями. Она выразила живейшее желание не видеть нас часа, по крайней мере, два, поэтому мы отправились, как и собирались, в Альянс Вояж, чтобы сразу же решить вопрос с Живерни.

Прямо напротив нашего подъезда находилась художественная лавка с открытками и фотографиями. Д как заядлая фотолюбительница изучила ассортимент, одобрила, произнося какие-то загадочные слова типа "Картье-Брессон", но я сказал, что эта лавка от нас никуда не убежит, пусть она сначала и в других местах посмотрит. В итоге она потом всё равно купила всё, что ей было надо, именно здесь, сказав, что лучшего выбора нигде не видела, так что, если кому надо, имейте в виду - Images d'artistes, ул. Рамбюто, 85.

Мы уже было пошли к метро, как Д заявила, что она просто помирает с голоду и не может дальше сделать ни шагу. После всех треволнений этого дня я лично просто забыл о необходимости питания, но тут, конечно же, вспомнилось, что припасённые именно для этого сосиски, благополучно миновавшие таможенные заграждения, так и лежат в чемодане. По счастью, я заранее предусмотрел экстренный вариант и, как повидавший виды, опытный и невозмутимый отец, повёл своих дам - нет, не к "Невозмутимому отцу", около которого постоянно тусовались эти юные волонтёры Красного Креста, а напротив, в заведение под названием "Flunch".



Этот самый Фланч - французская сетевая столовая самообслуживания, в Париже их три штуки, и один как раз около нас, в Форуме де-Аль. Говорят, что там много туристов, но не знаю, мы видели подавляющее большинство французов (хотя,может, и не парижан), причём, по преимуществу, белых. Для гурманов это заведение, пожалуй, не слишком подходит, а для голодающих Поволжья - в самый раз. Мы выбрали самый простой (хотя не самый лучший и не самый дешёвый) вариант - дежурное меню (menu du jour) за 6 евров. За эти деньги полагается горячее блюдо (в тот раз было что-то вроде увесистого куса яичницы с ветчиной, нам бы, в принципе, вполне хватило двух порций на троих), булочка и стакан напитка (можно было и вина взять, но мы ограничились соком). После оплаты, в обеденном зале, можно бесконечное количество раз подходить к стойке с гарнирами (картошка разных видов, макароны, овощи) и соусами, а также пить сколько угодно воды со льдом (это ещё Наполеон распорядился, чтобы бесплатная вода была в каждом заведении французского общепита).

Пообедав, мы наконец дошли до уже знакомой нам станции "Этьен Марсель", купили в автомате билеты (10 штук - это дешевле, чем по одному) и погрузились в поезд тоже уже знакомой нам 4-й линии. Даже и чёрные лица вокруг показались нам знакомыми - они, похоже, так и катаются по этой линии туда-сюда. Поездка в этот раз, впрочем, была приятнее, поскольку не было чемоданов, а мы были сытыми и благодушными. Наш путь лежал на станцию "Сен-Пласид".

[Calinerie]

Butylkin,.
"Выпала" из жизни на пару часов и ничуть об этом не жалею.
Жду продолжения этих приятных моментов.

[Juls]

Наше слово "метрополитен" (или сокращённо "метро") происходит именно от парижского названия, и не подразумевает какой-либо подземности - "chemin de fer métropolitain", как он изначально назывался, означает "столичная железная дорога". Поэтому, строго говоря, у нас есть только одно метро - московское, а все прочие - петербургское, новосибирское и даже казанское - должны называться как-то иначе.

По-моему, "métropolе" значит не столица, а просто крупный город..

[Butylkin]

Calinerie, только не пытайтесь меня цитировать на экзамене по истории!

Juls, возможно, хотя я никогда не встречал такого перевода. Во всяком случае, в "Новом французско-русском словаре. © «Русский язык-Медиа», 2004, Гак В.Г., Ганшина К.А." говорится, что это

1) метрополия; столица; главный город; центр архиепископства
2) центр (в какой-либо области)

Там же:

métropolitain
1) столичный
2) относящийся к метрополии
3) архиепископский

Давайте будем считать, что это "архиепископская железная дорога"!

[Calinerie]

Calinerie, только не пытайтесь меня цитировать на экзамене по истории!

Butylkin, хорошо, я процитирую что-нибудь из Золя, свидетеля перестройки Парижа.

[Butylkin]

Да, я-то её уже чуть-чуть не застал...

[Butylkin]

Станция метро "Сен-Пласид" названа по существующей с 1644-го года улице, на которой она расположена, которая названа по находящейся на ней церкви, в свою очередь названной, как легко догадаться, в честь святого Пласида. Будучи ещё юношей, он вывалился из лодки и чуть не утонул, но был спасён святым Мауром, который для этого пробежался по воде. Как раз вследствие этого чуда Маур и был признан святым, а поскольку святые нипочём не стали бы бегать по воде ради кого попало, то святым был признан и Пласид.

И церковь (если она вообще сохранилась, не могу поручиться), и улица, и станция метро находятся в крайне неудачном месте - в аккурат на ничейной полосе между Монпарнасом и Сен-Жермен-де-Пре, и все авторы путеводителей обходят этот район полнейшим молчанием. Единственное, что можно с натяжкой считать достопримечательностью - улица Вожирар, самая длинная в Париже (каких-то 4 км 360 м, тоже мне...), но длина понятна, когда её протопаешь из конца в конец. А так - улица как улица. На ней, кстати, жил Арамис.

Но мы прибыли сюда не прогуливаться, а по делу, поэтому мы решительно повернулись спиной и к Пласиду, и к Арамису, и вскоре подошли к одному из зданий Alliance française - это, как известно, организация, созданная с целью расширения культурного разнообразия и поощрения диалога культур. Диалог был в самом разгаре.



Мы, впрочем, решили пока воздержаться от участия в нём, а зашли напротив, в тоже Альянс, но Вояж.



Только зайдя туда, я понял, почему эта контора не принимает заявок по интернету, да и собственным сайтом обзавелась совсем недавно. Больше всего она напоминает сельпо (в хорошем смысле этого слова). У входа висит и лежит какой-то домотканый секонд-хэнд, чуть дальше - горшки, корзины и чуть ли не упряжь для мулов. Ценники есть, но не знаю, покупает ли это хоть кто-нибудь, или просто таким образом обеспечивается антураж для путешественников. Народу было человек десять, но сбруей никто не интересовался - все записывались на экскурсии. Записывались в прямом смысле этого слова - заполняли бумажки, весьма, впрочем, незамысловатые, и подавали их единственному находящемуся здесь (а возможно, что и вообще единственному) представителю фирмы - приятной внешности господину в очках. Я тоже написал свою бумажку и стал ждать подхода очереди. Передо мной стояла сеньорита, болтавшая со своим спутником на испанском. Как я понял, перед ней (а, может, он тут и с утра тусовался) был жовиальный пожилой мсье, сидевший на диванчике и усиленно охмурявший повизгивающих девиц. Чтобы не прерывать своего увлекательного занятия, он галантно пропустил вперёд сначала сеньориту, а потом и меня. Когда я указал ему на свой пол и возраст, явно не дававший мне права внеочередного обслуживания, мсье сказал, что он-то местный, к тому же на пенсии, и делать ему всё равно абсолютно нефиг, а такому мужчине в самом расцвете сил, да ещё и явно приехавшему из каких-то дальних и загадочных стран, конечно же абсолютно недосуг. Я счёл эти доводы вескими, расплатился наличными (потом я заметил под грудой ветоши платёжный терминал, но не уверен, что это был не муляж), получил обрывок обёрточной бумаги, на котором значились какие-то неразборчивые каракули, и покинул это гостеприимное заведение. Стоило это удовольствие 38 евров с носа.

Мой российский опыт показывает, что когда офис выглядит подобным образом, то, скорее всего, всё будет сделано, как надо, а если там всё сверкает, применён модный евродизайн, бегают толпы смазливых мамзелек с такими ногами, которые только может себе представить праздная фантазия гимназиста, а факсы и принтеры непрерывно извергают из себя замысловатые цветные документы, то в таком месте если, по счастью, и не обжулят, то что уж перепутают всё, что только можно - это наверняка. Наверно, и во Франции всё точно так же, во всяком случае, Альянс Вояж не подкачал...

Поскольку не было ещё и трёх часов пополудни, а мы уже вполне себе пообедали и набрались сил, то было глупо сразу возвращаться домой, тем более, что совсем рядом был Люксембургский сад, о котором так проникновенно пел Джо Дассен. Я его очень люблю (сад, хотя и Дассена тоже), но вечно пробегаю его рысцой, думая, что никуда он не денется, и я вот-вот приду сюда на целый день, всё посмотрю, а когда устану - посижу на пенёчке,



или на лавочке,



или на стульчиках,



которые так и манят сообразить на троих.



Увы! И в этот раз мы, пройдя по Люксембургу, более туда не вернулись...

[Ka]

потом я заметил под грудой ветоши платёжный терминал, но не уверен, что это был не муляж

Свидетельствую, что не муляж. Мы платили картой.

[Butylkin]

Да и я так тоже думаю. Просто я на форуме у всех спрашивал - можно картой или нет? И мне отвечали - да мы налом платили, не знаем. Решил соблюдать традицию, чтобы для будущих поколений был какой-никакой саспенс...

[Calinerie]

Спасибо, Butylkin. Так приятно в январе прогуляться по буйствующему зеленью саду, вдохнуть аромат цветов, присесть на лавочку... На свободную, конечно.

[ValDem]

Butylkin, огромное спасибо за интереснейший рассказ! Ваш стиль изложения мне нравится.

[airmari]

Ваше повествование очень увлекает, оторваться невозможно! Даже дополнительные "точности" и детали совершенно оправданы, потому-что создают "объемное" отображение Вашего путешествия. Жду продолжения.
Уже своим друзьям рекомендую читать ВАС, чтобы и опыта набрались и удовольствие получили. СПАСИБО!

[Nathalia]

Замечательное повествование! А фотографии Люксембургского сада переносят туда, вроде как сам только-только оттуда! Спасибо

[Butylkin]

дополнительные "точности" и детали совершенно оправданы, потому-что создают "объемное" отображение Вашего путешествия. Жду продолжения.

Всем спасибо. Думаю, все понимают, что точности и детали помещены отнюдь не все, а только те, которые мне кажутся необходимыми (а так жалко - иногда напишу, а не лезет сюда, приходиться плакать и стирать, плакать и стирать...), хотя мне трудно судить - какие необходимы, а какие нет. Уж как выходит, так и выходит...

Продолжение будет (я даже надеюсь дожить до окончания), но сейчас, увы, каникулы окончились, и мне приходится писать более про медь (и её нанокластеризацию в объёме перовскитных супериоников), чем про Медичи, о которых надеюсь, тем не менее, поведать, если не сегодня,так завтра...

[Butylkin]

Давным-давно, когда ещё и Франции-то никакой не существовало, большей частью Западной Европы правил император Карл Великий. У него был врач-итальянец. Хорошо ли он лечил, точно неизвестно (видимо, неплохо - Карл, надо заметить, дожил до весьма преклонных лет, чего не скажешь о его брате-сопернике Карломане, отдавшем Богу душу в 25 - но какие врачи ему в этом помогли, история умалчивает), как его звали - неизвестно тоже. Видимо, он натворил по молодости каких-то делов и, похоже, не слишком был склонен открывать своё имя, поэтому его называли просто Медик. Впоследствии Медик отбыл во Флоренцию, где обзавёлся семьёй, но настоящая фамилия его так и осталась загадкой, а его детей называли "Медиковы" или по-итальянски "Медичи". В XIV веке семейство Медичи стало играть важную политическую роль во Флоренции и через сто лет получило власть над Тосканой, а четверо представителей этого рода даже избирались римскими папами. Медичи были покровителями искусств, список облагодетельствованных ими художников, от Ботичелли до Тициана, весьма внушителен. Тем не менее, и искусство пращура отнюдь не было забыто, и, руководствуясь известным гиппократовым положением, что лекарства и яды отличаются только дозой, эти самые медики успешно лечили своих политических оппонентов от передаваемой половым путём болезни, именуемой "жизнь", а если медикаментозная терапия не оказывала на пациентов желаемого воздействия, то не гнушались прибегать и к хирургическому вмешательству.

Женская часть этой семейки (во всяком случае, обе французские королевы) отнюдь не оставалась на ролях медсестёр и не ограничивалась подачей зажимов и тампонов. Екатерина Медичи, Чёрная Королева, устроившая сеанс массовой хирургии, известной как "Варфоломеевская ночь", требует отдельного разговора, а сейчас вспомним о Марии.

Генрих IV, первый король из династии Бурбонов, занял трон благодаря тому, что весь многочисленный мужской состав династии Валуа (как говорят, не без медицинской помощи) один за другим отправился на небеса, а Генрих был женат на одной из принцесс, дочери упомянутой Екатерины (их бракосочетание как раз и ознаменовалось той самой Варфоломеевской ночью), Маргарите (она же "королева Марго", за обладание которой в советские времена надо было сдать пуд макулатуры). Кстати, "Марго" её никто никогда не называл, кроме брата Карла, который страдал от сильнейшей одышки и потому питал нелюбовь к длинным словам, и Дюма. Родная мать, тоже далеко не ангел, предпочитала именовать её "моё несчастье" и "это существо", а последние три года своей жизни и вовсе с ней никак не общалась. "Несчастье", как утверждали современники, находилось в ненадлежащих отношениях, далеко выходящих за рамки благопристойности, с доброй половиной королевского двора, включая собственных братьев и придворных дам, а мужа пыталось не только отравить, но даже застрелить, что, пожалуй, и для семьи Медичи некоторый перебор. После смерти тёщи Генрих наконец сослал "это существо" в отдалённый замок, а потом и вовсе развёлся, но жизнь зачастую ничему не учит даже королей, поскольку новая его жена тоже была того же медицинского происхождения. Впрочем, деваться ему было особо некуда - новые родственники отвалили ему неимоверную кучу денег, а заодно, по старой привычке, крайне удачно накормили целебной грушей его любовницу Габриэль д'Эстре.

Груши, в память об этом достославном деянии, до сих пор растут в Люксембургском саду, но их скармливают теперь не юным девам, а исключительно депутатам Сената, и только в особо урожайные годы, когда в сенаторов уже не лезет, недоедки раздают неимущим. До сих пор ни один сенатор не только ими не отравился, но даже и не поперхнулся, а насчёт неимущих статистики не ведётся...

Мария Медичи пробыла 10 лет просто супругой короля - Генрих IV, видимо, всё-таки чуя какой-то подвох, под разными предлогами тянул с её коронацией. Наконец 13 мая 1610-го года она всё же стала полноправной королевой. Думаю, никого не удивит, что по трагическому совпадению уже на следующий день король был зарезан, как гласит официальная версия, полоумным фанатиком-одиночкой, а Мария получила регентство при своём несовершеннолетнем сыне, будущем Людовике XIII Справедливом.

Безутешная вдова вскоре приобрела у герцога Люксембургского его фазенду (пробовала ли она при этом угостить его каким-нибудь фруктом, или же он сразу согласился, история умалчивает), и построила там дворец, вокруг которого был разбит сад. И дворец, и сад по старой памяти так и продолжают называться Люксембургскими. Впрочем, нынешний облик они приобрели существенно позже, в XIX веке, когда дворец был полностью перестроен (в нём только кое-где сохранились остатки прежних интерьеров), а сад украшен многочисленными скульптурами королев и великих женщин Франции.



Нет, это не Мария Медичи, и даже вовсе никакая не королева, а актёр, имя которого я запамятовал, в какой-то древнегреческой роли, что доказывает, что Мария, как и все Медичи, любила не только искусство врачевания, но и более традиционные его виды - в частности, она пригласила во Францию Рубенса, да и театр, видимо, не вызывал у неё особой неприязни. Не знаю, одобрила ли бы она духовой оркестр из Денвера, штат Колорадо, который играл в её саду, но мы одобрили вполне.



Не знаю, чем провинилась эта почтенная мадам - неужели пыталась спереть какую-нибудь там валторну?





Ценитель колорадской музыки.

[Nathaniel]

Butylkin, мне крайне нравится Ваш стиль. Большое Вам спасибо за такое удовольствие

[Ka]

а так жалко - иногда напишу, а не лезет сюда, приходиться плакать и стирать, плакать и стирать...

Ох, сама чуть не расплакалась... Может, не стирать?

[Calinerie]

Ох, сама чуть не расплакалась... Может, не стирать?

Вот я тоже подумала: может, всё, что не поместилось - в отдельный томик "1000 мелочей"? Может, кто-то ищет, ищет ответ на вопрос, а он, ответ, стирается слезами...

[Butylkin]

Да нет, там больше ерунда всякая. То, что можно использовать, я откладываю в сторонку, чтобы потом всобачить куда-нибудь при случае.

[Butylkin]

Да не назовут меня сексистской свиньёй, но я замечал за многими дамами одну удивительную особенность. Они крайне энергично и изобретательно двигаются к некой цели, рождённой ли их собственным воображением или почерпнутой у подружек, но получив искомое, совершенно не представляют, что же с ним делать дальше. И ржавеет потихоньку модный автомобиль, надетую один раз шубу вдумчиво исследует моль, а богатый муж обсуждает бизнес-планы в сауне с юной секретаршей...

Мария Медичи, увы, отлично вписалась в эту тенденцию. Её семейство отлично научило её, как нужно добиваться власти (и ученица превзошла своих учителей - она владела не какой-то там зачуханой маленькой Тосканой, а прекрасной огромной Францией), а вот как этой властью распорядиться, оставалось для неё загадкой. В общем-то, как и почти в любом деле, выходов было три:
1) поступить как вышеупомянутые дамы, то есть, наплевать, забыть и двигаться к новым целям;
2) интенсивный метод - научиться управляться с этим самому;
3) экстенсивный метод - нанять кого-то, кто умеет.

Мария была достаточно умна, чтобы не выбрать первый вариант, но сознавала, что недостаточно умна, чтобы выбрать второй. Итак, дело оставалось за малым - найти эффективного менеджера. Первой на эту роль была приглашена уже известная нам Маргарита де Валуа, королева Марго. Несмотря на развод и ссылку, титул королевы она официально сохранила (я вообще-то не знаю, а существовал ли ритуал официального снятия такого титула, типа раскоронования у воров в законе), была умна, опытна, но совершенно лишена политического честолюбия. Маргарита вернулась в Париж охотно, поначалу пыталась что-то советовать и даже позаседала в Генеральных Штатах, но её опыт сложился в эпоху религиозных войн и был мало применим для мирной жизни. К тому же, прожив 18 лет среди грубых мужланов, где её одинокие ночи скрашивали разве ласки какого-нибудь старшего конюха, Маргарита желала не столько заседать с какими-то старыми пнями, сколько обольщать галантных маркизов и виконтов. Но если в прежние временами любому шевалье было лестно на пару часов почувствовать себя королём, хотя бы через обладание прелестями его молодой страстной жены, то нынешнюю молодёжь совершенно не интересовала эта старая толстая провинциальная тётка. Окончательно разочаровавшись в светской жизни, Маргарита засела за мемуары про то, какие мужики сволочи, бабы дуры, и только она да Генрих IV были молодцы, и, возможно, написала бы там вообще Бог весть чего, но медицина была настороже, и, когда Маргарита как-то простудилась во время зимней прогулки, вовремя провела комплекс реанимационных мероприятий. Всё своё состояние Маргарита завещала юному Людовику XIII, которого любила как сына (и, как утверждали злые языки - не как сына тоже).

Остальные находки королевы Марии на спасителей Отечества тоже явно не тянули, к тому же подросший Людовик начал проявлять строптивость, и время от времени отправлял маминых любимцев то в деревню подышать годик-другой свежим воздухом, а то и на небеса. Так продолжалось до тех пор, пока в поле её зрения не попал некий Арман Жан дю Плесси, будущий герцог де Ришелье, вошедший в историю, за свой кардинальский сан и пристрастие к смелым колористическим решениям в костюме, как "Красное Преосвященство".

Поначалу и у него дела шли ни шатко ни валко. Бывало, и в ссылку его вместе с королевой отправляли, но к 1624-му он уже набрался опыта как в политике, так и в искусстве придворной интриги (в немалой степени от своей патронессы), и, согласно собственным словам: "Предательство - это всего лишь вопрос времени", ловко кинул свою благодетельницу, решительно встав на сторону короля и получив от него должность Первого Министра, которую и занимал (с перерывом на несколько часов) до последнего дня своей жизни.

То ли герцог оказался невосприимчив к лекарствам, то ли он питал отвращение к грушам, то ли просто уже времена были не те, но Мария Медичи была практически отстранена от каких-либо государственных дел и могла посвятить всё своё время постройке Люксембургского дворца. Он был завершён в 1630-м, заняться стало решительно нечем, и королева попробовала дать своему бывшему протеже последний и решительный бой. Заручившись поддержкой своего младшего сына Гастона (это был первый герцог Орлеанский, но, к несчастью правящей династии, отнюдь не последний) и ряда недовольных министров, она собрала на кардинала несколько чемоданов компромата и 11 ноября того же года предъявила их опешившему королю. Людовик признал свои заблуждения, Красное Преосвященство было отрешено от должности, и новым премьером стал Мишель де Марийяк, связанный с Марией отношениями, несколько выходящими за рамки чисто деловых.

По этому поводу в Люксембургском дворце был устроен бал (не исключено, что и колорадский оркестр принимал участие), и пока дуралеи весело отплясывали гавот, кардинал, вместо того чтобы собирать в походный узелок своё красное исподнее, отыскал короля (чуть ли не в Версале, который в те времена был скромным охотничьим домиком комнат на сорок), выпросил последнюю аудиенцию и... А вот что "и...", так и осталось неизвестным, но результатом явилось то, что Ришелье был восстановлен в должности, королева спешно бежала за границу (через 12 лет, в течение которых мстительное преосвященство гоняло её по всей Европе как зайца, она умерла в доме Рубенса), Марийяк был казнён, остальные участники этого заговора угодили в тюрьму, кроме Гастона Орлеанского, которому был предоставлен Люксембургский дворец в полное распоряжение, а разок-другой в неделю даже дозволялось пройтись по саду. Ну а 11 ноября 1630-го с лёгкой руки придворного поэта Ботрю вошло в историю под названием "День дуралеев" (journée des dupes).

После кончины герцога Гастона дворец и сад перешли во владение его дочери, не оставившей потомства. С тех пор Люксембург стал госсобственностью, в нём помещались разные канцелярии, а во времена Революции, ясно дело, тюрьма, самым знаменитым постояльцем которой был Дантон. В годы оккупации там расположился штаб люфтваффе, частенько посещаемый улыбчивым наркоманом Герингом. В общем, место крайне благочестивое и с прекрасной аурой, поэтому совершенно неудивительно, что теперь здесь заседает грушелюбивый Сенат Французской республики.

Наш штатный фотограф не посчитал Люксембургский дворец достойным своего объектива, вот разве что маленький кусочек бокового фасада могу предложить вашему вниманию. Фасад этот выходит на прекрасный фонтан Медичи, который, собственно, вовсе не фонтан, и даже не совсем Медичи, поскольку, как и дворец, был полностью перестроен в XIX-м веке.







Именно тогда здесь появилась скульптурная композиция, метафорически трактующая античный миф о Галатее. Галатей в древней Греции было, судя по всему, не меньше, чем Даш в современной России, и ожившая статуя, изваянная Пигмалионом, здесь совершенно ни при чём. Наша Галатея была дочерью морского царя Нерея. Поначалу она делала авансы циклопу Полифему (тому самому, которому позднее Одиссей вышиб глаз), но затем решительно отвергла его ради смазливого Ациса, навеки разбившего этим сердце своего предыдущего, м-м-м-м..., скажем так, друга Дамона (на оригинальной композиции не представлен, но голубок, с отвращением отвернувшийся от сладкой парочки, с успехом его заменяет).



Полифем же как мужчина простой и прямолинейный, застав свою ненаглядную в самом фривольном положении, не стал хныкать и жаловаться на горькую судьбу, а, не говоря худого слова (а может, и говоря - источники умалчивают), поднял кусок скалы и ахнул по ней, как Ник Кейв по Кайли Миног в популярной некогда песне про дикие розы.



Ветреная Галатея, будучи, как уже было упомянуто, морской принцессой и обладавшая по этой причине паранормальными способностями, обернулась рыбой и уплыла, а бедняга Ацис был раздавлен в лепёшку.



Мария Медичи была не только покровительницей Рубенса, но и его моделью, вполне отвечавшей представлениям великого художника о красоте пышного женского тела (изображающие её картины были перенесены из Люксембургского дворца в Лувр, где любой желающий и может с ними ознакомиться). На тощую вертлявую Галатею она не была похожа ни капельки, но, тем не менее, именно в её виде она аллегорически выведена. Не знаю, как выглядел Марийяк (и был ли он замечен в тесной дружбе с голубками), но, подозреваю, что и этот почтенный пожилой министр далеко не всеми частями своего тела был подобен Ацису. А вот что касается Ришелье-Полифема, то тут просто поразительное портретное сходство!

Наконец, расставшись с этими персонажами в частности, и, в целом, с Люксембургским садом, пересечённым нами с запада на восток, мы направились к Пантеону, ставшему последним приютом многих великих мужей Франции (а если учесть Марию Склодовскую-Кюри, то не только мужей и не только Франции), начиная с графа Мирабо, позже признанного мерзавцем, с позором выкинутого и заменённого Маратом, тело которого постигла впоследствии та же печальная участь.

[Butylkin]

Вот так и мы призадумались - а стоит ли идти в сторону Пантеона? Времени почти 4, пора уж поворачивать к дому... Мы свернули налево и стали спускаться с холма Святой Женевьевы по бульвару Сен-Мишель. Название это рождает какие-то смутные романтические ассоциации, но реально это широкая (по французским меркам), забитая транспортом улица абсолютно без каких-либо достопримечательностей (если не считать таковой витрину, которую рассматривал герой украинского народа Петлюра в тот самый момент, когда его застрелил герой еврейского народа Шварцбард).

Барон Османн, ставший префектом через несколько лет после уже известного нам Рамбюто, продолжил его дело гораздо более решительным образом. В частности, через весь город с севера на юг был проложен Центральный бульвар, после победы в Крымской войне переименованный в Севастопольский. Позднее, чтобы парижане и гости столицы не путались, где же они хоть примерно находятся, его часть, лежащая на левом берегу Сены, была переименована в Левобережный Севастопольский. А поскольку он проходил через те места, где раньше были ворота Святого Михаила, рынок Святого Михаила и всякие прочие топонимы Святого Михаила, то его, уже окончательно, и назвали бульваром Святого Михаила. На посещённом нами участке он служит границей Сен-Жермена и Латинского квартала.

Енох, сын Иареда, в своей апокрифической книге так описывает впечатления от посещения престола Божия:

И сказал Господь Михаилу: «Приступи и совлеки с Еноха земные ризы, и помажь его благим мирром Моим, и облачи его в ризы славы Моей». И Михаил сделал так, как повелел ему Господь: помазал меня и облачил.

Видимо, современные Енохи тоже ожидают от Святого Михаила подобных деяний, поскольку на этом бульваре количество каких-то уж совсем замызганных оборванцев, по сравнению с которыми изображённый на предыдущей фотографии мсье казался вельможей в парче и горностаях, превосходило все мыслимые пределы. Мы не стали дожидаться, когда и с нас совлекут наши земные ризы, и свернули в Латинский квартал, к Сорбонне, в церкви которой покоится уже известный нам красный кардинал Ришелье.



Как старательно переписывают друг у друга авторы путеводителей, Парижский университет был основан Робером де Сорбоном, вследствие чего и получил своё название. Указ об этом был подписан королём Филиппом Августом в 1200-м, устав университета был принят в 1215-м, поэтому частенько годом основания считают 1208-й (видимо, просто взяв среднее арифметическое между двумя этими событиями). Все эти малоинтересные сведения можно прочитать где угодно, поэтому вспомним-ка лучше о Моцарте... Он справедливо считается гением-вундеркиндом. Первый сборник его сонат был опубликован, когда композитору было всего семь лет. Но даже и Моцарт в этом возрасте не организовал не только университет, но даже и завалященькую консерваторию. А вот родившемуся в 1201-м Сорбону это, оказывается, удалось. Ну и кто после этого вундеркинд?

Этот кажущийся парадокс разрешается очень просто. Университет существовал по крайней мере с XII века, а бумаги Филиппа Августа - это лишь наиболее старые из дошедших до нас документов. Обучались там дети достаточно состоятельных родителей. Сорбон же в 1257-м (да, увы, вундеркиндом он не был!) основал богословский коллеж для способных, но неимущих студентов. Легко догадаться, что бюджетники имели горадо более серьёзную мотивацию для учёбы, чем мажоры, которым лишь бы корочки получить, поэтому вскоре выпускники Сорбонского коллежа стали играть в религиозной жизни Парижа преобладающую роль. Только в XVI веке коллеж (к тому времени уже известный как Сорбонна) объединился с совсем уже захиревшим теологическим факультетом Парижского университета, который и принял это славное наименование.

Сорбонна была важным элементом политической жизни Франции и даже частенько разобъясняла королям (а если представлялся случай, то и римским и авиньонским папам), как вообще-то надо правильно руководить государством. Так продолжалось до прихода к власти Генриха IV, с которым сорбоннисты упорно боролись ещё в бытность того гугенотом. Генрих не стал вступать в диспуты, но не стал и каким-либо образом преследовать и мстить, а просто не обращал на Сорбонну ни малейшего внимания. Окончательно сорбоннское могущество добил Ришелье, назначенный, как сказали бы теперь, председателем Попечительского совета, и популярно разобъяснивший, что задача университетов - обучать студентов каким-нибудь полезным наукам и проводить безобидные исследования в рамках госзаказа, а уж с вопросами веры и управления страной он, Ришелье, как-нибудь и сам управится. Видимо, не слишком доверяя показному смирению университетского начальства, он и велел похоронить себя в церкви Святой Урсулы, чтобы и после своей земной кончины ему было удобнее приглядывать за школярами.

В мае 1968-го Ришелье, похоже, отвлёкся (на чехословацкие события, не иначе), и студенты Сорбонны восстали и сильно набедокурили. Заводилой там был немец по гражданству и иудей по вероисповеданию Кон-Бендит, впоследствии уволенный по подозрению в педофилии воспитатель детсада, а ныне благообразный депутат Евросоюза (кстати, большой друг Йошки Фишера, недавнего вице-канцлера ФРГ). Итогом стала отставка, а затем и скоропостижная смерть президента де Голля. Поскольку эдак президентов не напасёшься, власти решили от греха подальше разделить Сорбонну на чёртову дюжину мелких и достаточно безопасных университетиков. Ныне в зданиях Сорбонны находится один из них - Парижский университет №4.

Латинский квартал, как утверждается, получил своё название из-за того, что преподавание в Сорбонне велось на латыни. Мне кажется это весьма сомнительным, ну да ладно. Примем официальную точку зрения и будем считать простым совпадением тот факт, что именно здесь находилась римская Лютеция, где уж точно все на латыни говорили! Галлы, как известно каждому, посмотревшему хоть одно кино про Астерикса и Обеликса, были люди буйные, взбалмошные и романтичные. Напротив, древние римляне (разительно этим отличаясь от римлян современных) были крайне рациональны и превыше всего ценили порядок унд дисциплинен. Поэтому галлов засунули на острова посреди Сены, где за ними было легче приглядывать, чтобы они все не порасползались кто куда, там галльское племя паризиев и проложило бестолковые и кривые улочки своего Парижа. Римляне же построили свою Лютецию по линеечке, квадратик к квадратику. Это, впрочем, совершенно не спасло её от последующего разрушения варварами. С императорским дворцом (справедливо полагая, что в ближайшие несколько веков император сюда точно не доедет, а потом уже другие местные чиновники положат, если что, партбилеты на стол), храмом Юпитера и прочими подобными зданиями античные прорабы, похоже, схалявили, поскольку от них не осталось и следа. А вот действительно полезные сооружения строились на совесть, поэтому и сохранились, хоть и в виде руин. Таких сооружений, собственно, два - это стадион и баня. До стадиона (где, как говорят, и до сих пор вовсю играют в петанк) мы так и не добрались, а вот баню впоследствии посетили, правда не с гигиеническими, а с культурными целями. Неподалёку от неё мается вот эта капитолийская волчица, но какими временами она датируется, сказать не берусь.



Две главные улицы Лютеции пересекались примерно там, где теперь пересекаются бульвар Святого Германа (Сен-Жермен) и улица святого Иакова (Сен-Жак). Бульвар (соответствующий римскому докуманусу, то есть улице, идущей с запада на восток) был заново построен всё тем же Османном, а вот улица Сен-Жак (по-римски, кардо - улица, проложенная в меридиональном направлении) так с римских врёмен никуда и не исчезала. В средние века по ней шли паломники в испанский Сантьяго-де-Компостела, к мощам Святого Иакова. Мы же пошли по ней в противоположную сторону, всё дальше удаляясь от центра Лютеции и всё ближе приближаясь к центру Парижа.

[Butylkin]

В VI веке на левом берегу Сены жил отшельник Северин. Он не исцелял прокажённых, не ходил по воде, не выбирался невредимым из пещи огненной и даже не крестил Австрию, как его более известный тёзка - эти деяния, хоть и непросты, но при известной сноровке доступны практически любому. Северин же совершил за свою жизнь только одно чудо, но зато уж такое, что заслуженно был признан святым - он уговорил пойти в монахи внука короля Хлодвига. Ни до, ни после я не припоминаю подобного случая. Насильно - да, бывало, но уговорами... Да вот попробуйте как-нибудь на досуге уговорить внука местного депутата даже не в монахи пойти, а хоть помочь раздобыть учебников для сельской школы, и вы поймёте, каково же Северину-то было!

Когда Святой Северин умер, над его могилой построили часовню, разрушенную буйными викингами, ну а нынешняя церковь Сен-Северен, находящаяся на углу улиц Святого Иакова и Святого Северина, относится к XV веку. Один из её колоколов считается самым старым в Париже (1412-й год), а гаргульи хоть и помоложе нотр-дамовских, но зато не вызывающие сомнений в их подлинности.





Церковь Сен-Северен считается одним из лучших образцов пламенеющей готики, да и сам этот термин, если мне не изменяет память, впервые был употреблён именно по отношению к ней. Честно говоря, я был несколько удивлён, поскольку при словах "пламенеющая готика" мне представлялись рвущиеся к небу ажурные стрельчатые шпили, а не такое широкое и приземистое здание, сразу вызвавшее в памяти слово "пакгауз".



Впоследствии из чтения литературы я выяснил, что пламенеть должны формы не самого здания, а его деталей, и для лицезрения этого пламени надо было подойти с другой стороны, а лучше зайти внутрь, где и помимо этого масса всего интересного. Но в этот раз мы уже были достаточно утомлены и отложили осмотр интерьеров до лучших времён, которые пока что так и не наступили...

Лежащий рядом квартал Сен-Северен имел в средние века дурную славу разбойничьего гнезда. Ныне же это бойкое туристическое место, и мы не смогли избежать искушения пройтись по его узким улочкам, наполненным сувенирными лавками и, как говорят, чуть ли не самыми дешёвыми обжорками Парижа (толком не приценивался, поэтому не могу ни подтвердить, ни опровергнуть это утверждение)..







Вспоминается старый анекдот, как попугай при прохождении таможни обращался к своему хозяину: "Абрам, таки хоть в виде чучела,



хоть в виде тушки,



но ехать надо!"





От улицы Юшетт (которая уж настолько древняя, что никто даже не может понять, что означает её название) к Сене отходит улочка, которая когда-то называлась Новопрачечной. На ней была харчевня, а в харчевне жил кот (известный антисоветский писатель Василий Бетаки относит это событие почему-то к 1918-му году, а известный советский поэт Николай Тихонов помещает на берега какого-то неведомого ручья, но вообще-то речь идёт о 1540-х годах и о Сене). Кот этот брезговал хозяйским провиантом и ходил на речку ловить себе рыбу на пропитание. В один далеко не прекрасный день то ли прачки очень расшумелись, то ли погода не располагала, но клёва не было, котик вернулся не жрамши и в самом мизантропическом состоянии духа, и всё-таки снизошёл к хозяйским уговорам и оскоромился кассуле, а может и рёбрышками по-анжуйски. Далее произошло то же самое, что и в поучительном стишке, который мне в детстве часто рассказывал мой дедушка Лёня (не исключено, что авторство тоже принадлежит ему):

Жил кот
Одиннадцать год,
Не брал сметанки в рот.
На двенадцатый год
Взял сметанку в рот
И околел...

Безутешный хозяин переименовал своё заведение в честь своего злосчастного питомца, а вскоре (прачек много, а такой прикольный кот практически в единственном экземпляре) и улица получила название улицы Кота-Рыболова. Ныне это одна из самых коротких (15 м) улиц Парижа, но отнюдь не самая, как об этом иногда можно прочитать. Зато она самая узкая (хотя я видел один блог, где автор уверял, что есть улица вдвое уже, но название приводить не захотел). А вот какая у неё ширина - чёрт знает. Обычно пишут либо 1.80, либо "около полутора". Рулетку я тогда с собой почему-то не захватил, но сейчас померил ею размах своих рук, которые легко доставали до обеих стен одновременно - второе утверждение кажется мне ближе к истине. Возможно, конечно, что метр восемьдесят - в отдельно взятом самом широком месте, но на углу Юшетт - около полутора.



Неподалёку находится сквер Вивиани, названный в честь премьер-министра времён начала Первой мировой войны, он же "адвокат и политический деятель, изменивший делу социализма и неоднократно занимавший министерские посты в реакционных буржуазных кабинетах Франции". Посещение сайта, откуда я взял эту чудесную характеристику, может, по мнению Яндекса, "привести к заражению компьютера вредоносными программами, использованию его без вашего ведома, а также к порче или краже ваших данных". Да, идеологическая борьба продолжается на новом уровне... А этим вот беззаботным бонвиванам всё нипочём!





В этом сквере растёт самое старое дерево Парижа - ложная акация или робиния, посаженная самим её первооткрывателем Жаном Робеном в ... А когда, собственно? В разных источниках по-разному - 1601, 1602, 1608, 1620... Причём везде ссылаются на укреплённую около этого дерева табличку. Возможно, этих табличек несколько, и на каждой разный год, но лично я своими глазами не увидел ни одной. Начало XVII века, в общем. 1661-й, который тоже иногда приводится - это уж совсем неправда, поскольку Робен умер в 1629-м.



За этим достопримечательным деревом спряталась довольно неказистая церковь Святого Ульяна-Бедняка (Сен-Жюльен-ле-Повр), названная в честь епископа, раздавшего всё состояние своей пастве. Это самая старая церковь Парижа. Сразу хочу предупредить, что "самая старая церковь" это вроде как "чемпион мира по боксу" - их несколько, и все "самые". Поэтому, если вы увидите ещё пару-тройку "самых старых церквей Парижа", не пытайтесь докопаться до истины, а принимайте как данность. В качестве доказательства древности говорится, что её прихожанином был Данте, живший в Париже в 1308-1309-м. Похоже, что Данте только и делал, что ходил по церквям, поскольку и остальные "самые" приводят тот же аргумент. В одном путеводителе, впрочем, он был заменён Петраркой, который, если не ошибаюсь, и в Париже-то не бывал. Да какая разница - оба итальянцы, оба писали стихи про несчастную любовь к своим умершим дамам сердца... Нынче и Пушкина-то от Некрасова мало кто отличает!

Но, безусловно, более всего сквер Вивиани знаменит своим классическим видом на Нотр-Дам. Именно здесь чувствуешь, что находишься не просто в каком-то европейском городе, а в Париже. Что бы ни говорили адепты Эйфелевой башни, но это сооружение, которое, стоит повертеть головой, обнаружишь почти везде, именно благодаря своей вездесущности в конце концов начинает казаться нарочитой декорацией. А Нотр-Дам, который увидишь, только подойдя чуть ли не вплотную, убеждает - да, это Париж, самый что ни на есть натуральный!

[Wladimir_U]

Обычно пишут либо 1.80, либо "около полутора". Рулетку я тогда с собой почему-то не захватил, но сейчас померил ею размах своих рук, которые легко доставали до обеих стен одновременно - второе утверждение кажется мне ближе к истине.

По моим замерам получается именно 180..

[Butylkin]

У меня размах (сегодня мерял) порядка 1.60. Доставал свободно, не тянулся, даже пальцы подгибал. Сейчас нашёл ещё величины - 2, от 2.5 до 7, 1.3 в самом широком месте, 1.7 (человек божится, что измерял лично). Длина тоже - от 15 до 29 метров. Сходил бы кто да померял!

[Wladimir_U]

У меня размах (сегодня мерял) порядка 1.60.

Раз пошла такая такая "мерялка" - промерил и я свой размах.. получил 1.76, что подтверждает теорию о том, что размах рук соответствует росту (мой рост 175).
На снимке видно, что в том месте где мерил я, до стены еще не хватает см. 5, вот и получается 175 + 5 ...
Но это все несущественные детали, и на ход событий в вашей истории это не должно повлиять, поэтому ждем продолжение..

[Butylkin]

Странно. А что, есть такая теория? У меня рост 180... Может, это у меня рулетка такая?

Прямо мистика какая-то! Если ещё когда-нибудь буду в Париже, измерю лично. Но во всяком случае, пока можно условно считать, что это и есть "около полутора".