Лучшие фильмы всех времен и народов

[Voisin]

Да.

Собственно, надо бы определиться с лучшим и любимым, великим и поменьше.

Видите ли, несмотря на то, что большинство "знаменитых и любимых"  фильмов последнего двадцатилетия вернулись к стилистике и проблематике фильмов времён братьев Люмьеров (в смысле череды двигающихся лубочных картинок, рассказывающих "историю": поезд едет, мальчик кушает, а бандит её ножом, и пр.), я, всё-таки склонен до сих пор считать кино отдельным видом искусства, "обязанным" отличаться от других видов искусства и, прежде всего, от своих больших "родителей" - литературы и театра (пластические искусства и музыка гораздо менее агрессивны по отношению к кино).

То есть существует некий язык, некие мысли и некая техника имманентные только кино, например киноязык немецкого экспрессионизма 20-х годов или японского "нового кино" 70-х или же, или же. Индивидуальный язык великих режиссеров (Феллини, Висконти, Тарковский, Бергман, Иоселиани, Вайда, Вендорс, Бунюэль, Годар и немногие другие) - неповторим, как неповторимы стили великих композиторов: доведённая до органического совершенства "невыразимость" Тарковского, "моцартовская" пластичность и вдохновение Иоселиани, причудливая, часто сугубо визуальная логика Феллини, где показанное и рассказанное почти никогда не совпадают,... И так далее, со многими вытекающими примерами и приходящими параллелями. Лучше, наверное, почитать хорошую литературу о кино, чем мои беспомощные постинги.

Важен вывод. Гениальное, великое, значительное (то есть для меня и любимое) кино - это тогда, когда эстетический эффект от увиденного/ услышанного/ понятого/ непонятого не может быть сведен и даже сопоставлен с таковым от произведения литературы или спектакля, т.е. когда киноязык - "киношный", а не "историйно-содержательный". Когда стиль режиссера индивидуален, неповторим, тонок, оригинален (такое "авторское" кино ещё часто называют элитарной заумью). Когда наличествует "феноменология" (т.е. копание внутрь вещей - "объектов камеры").

Вот таким фильмом, например, является "Смерть в Венеции" Висконти - удивительный сплав гения немецкого писателя, итальянского режиссёра, австрийского композитора (Малера) и английского актёра (Богарда). Где всё "сошлось" в зыбко-обманчивом равновесии: гениальное Малеровское Адажиетто, "ослепившее" героя появившимся в кадре настоящим солнцем и по-настоящему услышанное лишь за мостом Риальто. Где Венеция - тоже "музыка" и "кино": мосты как флажолеты контрабасов, вода каналов как засурдиненные виолончели, дворцы как экстатический строй медных духовых. Где смерть героя (Ашенбаха), где распад и конец - это не "конец", не точка,  а "Леонардовская" улыбка мальчика-Гермеса на фоне безбрежного моря...

Или ещё один великий фильм времён-народов: "Небо над Берлином" Вендерса, обязательность просмотра которого должна быть отражена в Конституциях РФ и ФР. Этот фильм - классическая киносимфония. Ритмическая структура изображения и звука замкнута и пронизана тысячами связей. Фильм начинается со стихотворения, читаемого главным героем, просодия которого ( _ _ || _ ) повторяется потом в музыке, движении камеры, отношениях длительности планов, пластике актёров. Ритм внутри кадра, образуемый движением камеры, и музыкальные конструкции неразделимо переплетаются и взаимодействуют друг с другом. "Музыкальные части" перемежаются "речитативами", в которых, однако, сохраняется единый темп всего фильма. В этом фильме "видимая" и "слышимая" структуры  часто "перехватывают" движение камеры и монтаж, невозможные, например, в театральной постановке. Кроме того, "Небо над Берлином" содержит две параллельно развивающиеся и взаимодействущие темы, что тоже характерно для большой музыкальной формы. И это требует разрушения линейной, повествовательной структуры действия, характерной для "литературного кино".

А есть ведь ещё и Пастораль, и Осенняя соната, и Dolce Vita, и Земля Обетованная...