Короткий рассказ

[Vasilissa]

Картина Бюффе.

На стене у меня висит картина. Мрачноватый, написанный черными красками букет. Это Бюффе. Одна из его работ висит в Эрмитаже. Кажется, это единственный современный художник, картина которого еще при жизни удостоилась почести быть вывешенной в галерее французского искусства наряду со знаменитыми полотнами Клода Моне, Сезана, Пикассо, Матисса и их последователей. Должно быть, нелегкое это бремя быть живым среди ушедших в бессмертье гениев; излив в красках всю свою жизненную философию, художник принял решение последовать за ними, не дождавшись последних минут своих биологических часов... Моя картина, вероятно, стоит очень дорого. Но я храню ее не только потому, что это ценная вещь. Это подарок. Траурный букет одной человеческой истории.

Я познакомилась с Жан-Пьером на модном рауте, куда меня пригласила знакомая француженка, Шарлотт. Она жила в самом центре Парижа, на фешенебельной авеню Виктор Гюго, в двух шагах от Триумфальной Арки. Муж ее, генеральный директор очень крупной фирмы, оставил ей титул жены директора, огромную квартиру, набитую антикварной мебелью, регулярно пополняемый банковский счет, а сам жил неподалеку с молоденькой филиппинкой и их ребенком. Шарлотт, оправившись от первого шока, когда ушел муж и поняв, что развод ей не грозит, стала вести активную светскую жизнь и регулярно устраивала у себя многолюдные праздники, куда стекалась разношерстная, но всегда очень изысканная публика, « tout Paris », одним словом.

В тот вечер у нее в гостях были несколько человек из мира « haut couture », довольно известая французская писательница, талантливая польская пианистка, которая должна была выступить в качестве изысканного, музыкального угощения, и еще много всякого люду. Квартира напоминала переполненный муравейник. В просторной, с лепными потолками гостиной было тесно. Пили аперитивы, хрустели сухими печеньями, общались. Приглашеные с бокалами в руках привычно лавировали в толпе, приветствуя знакомых, громко обменивались чмокающими поцелуями, легко заговаривали с незнакомыми людьми, чтобы выяснить кто они и чем занимаются - Шарлотт славилась тем, что приглашала исключительно «интересных» людей. Среди приглашенных всегда было много холостых мужчин, всем было известно, что Шарлотт ищет себе солидного любовника.

Покончили с аперитивами и гости перебрались в столовую, где был устроен буфет. На белоснежной скатерти, украшенной роскошным букетом белых лилий, стояли блюда с деликатесами и всевозможными салатами. Весело зазвенели приборы, разбираемые гостями, и по квартире под звуки Брамса все стали прогуливаться с тарелками и бокалами в руках. Стало совсем шумно, стоял гул, как на вокзале. Гости непринужденно болтали, смеялись, успевая при этом заглатывать снедь и пить вино. Женщины украдкой оглядывали друг друга, оценивая наряды и драгоценности, не забывая при этом критически осмотреть костюмы и обувь присутствующих мужчин.

Я наполнила тарелку и, успешно избавившись от говорливого художника, который приглашал всех на свой новый вернисаж, пробралась в гостиную и заняла стратегическую позицию у камина, куда можно было пристроить тарелку и по-человечески поесть. Мода на « а ля фуршет » меня раздражала, очевидно оттого, что мне никогда не удавалось держать в руках тарелку, бокал, приборы, салфетку, умудряться питать себя и при этом еще вести непринужденную беседу. Каждый раз, когда я пыталась быть «лафуршетной» светской львицей, у меня начиналась паника, и мне казалось, что я непременно опорожню содержимое бокала или тарелки на собеседника. Поэтому на таких многолюдных приемах я пыталась найти укромное местечко, чтобы спокойно утолить голод, а затем с бокалом вина принимать участие в обязательном активном общении.

Пристроив на мраморную плиту камина свою тарелку и бокал вина, и отправив в рот нежный кусок вареной лососины, я оглядела гостиную. У окна, уставив тарелками и рюмками небольшой журнальный столик, и живописно расположившись на антикварных стульях, что-то громко обсуждала группа мужчин. Один из них мне был хорошо знаком. Это был Том Алени, или «сводник», как называли его в кругу Шарлотт. Он был душой и организатором клуба «Ралли Монплезир», куда принимались за довольно приличный взнос, и только по рекомендации, разведенные, закоренелые холостяки, вдовы и вдовцы, одним словом, одиночки, желающие познакомиться с потенциальными портнерами. Том, бодрый семидесятилетний холостяк, жил только своим клубом и амурными делами его членов. Он был уверен, что « у него» самые интресные мужчины и самые хорошенькие женщины, и другим подобного рода клубам не угнаться за ним по качеству состава. Он занимался этим почти сорок лет и через его клуб прошла не одна сотня людей, некоторые даже нашли спутников жизни, но в основном организуемые им вечера были местом, где можно было встретиться с солидными людьми и найти себе сексуального партнера на несколько недель или даже месяцев. Иногда случались серьезные любовные истории. Пары, продержавшиеся несколько месяцев, вызывали удивление, живейший интерес членов клуба и зависть женщин, которые все втайне мечтали найти себе мужа. Драматический исход любовных историй приводил в необычайное волнение завсегдатаев клуба, и тогда все его члены, а их было около двухсот в общей сложности, сладострастно сплетничали на очередной вечеринке и жалели «покинутую» или «покинутого», но в глубине души были рады, что кому-то повезло не больше, чем им. «Сводник» уже давно уговаривал меня присоединиться к его клубу, но хорошо зная несколько пошлую атмосферу их вечеров, я решительно отказывалась и лишь иногда появлялась на раутах в качестве гостя.

Алени заприметил меня и походкой танцора подплыл ко мне, облобызал в обе щеки и тут же стал настаивать на том, чтобы представить меня мужчинам за столиком; многие из них были членами его клуба, что само по себе должно было служить гарантией качества.
Я неохотно оторвалась от своей тарелки, на которой так аппетитно розовел кусочек лососины, отороченный зеленым салатом и сердцевинками артишоков, и пошла знакомиться. Алени представил меня и узнав, что я эммигрантка из бывшего СССР, мужчины тут же попытались вспомнить, все, что они знали о России, пошли в ход и Достоевский и Ростропович и чья-то поездка в Москву еще во времена Брежнева в период «застоя»...

Хотелось есть и я была рада, когда, выразив восторг по поводу обширных познаний моих новых знакомых, мне удалось отправиться к своему камину, где меня поджидала моя тарелка, за которой я наблюдала краешком глаза, чтобы кинуться ей на выручку, если к ней приблизится девушка в белом фартучке, исполняющая роль официантки. Мечте о «тэт а тэт» с лососиной не было суждено сбыться; один из представленных мне мужчин, Жан-Пьер, решил последовать за мной, чтобы составить мне компанию. «Это надолго», подумала я, увидев, как тщательно он собирает свое ляфуршетное хозяйство и как по-отечески кивает ему «сводник».

Сразу же, с места в карьер, Жан-Пьер излил все, что у него было на душе – он обожал русскую музыку, русскую литературу, русскую культуру в целом, русских людей и мечтал совершить путешествие в Россию. Он говорил быстро, почти без пауз и знаков препинаний, и при этом быстро жевал и заглатывал содержимое своей тарелки. Неотрывно глядя на меня, он рассказывал, что раньше, когда он был заместителем мэра по культурным делам в своем городе ( вопрос во взгяде – понимаю ли я, что он довольно важная птица), в его доме устраивались приемы, где бывали и знаменитые музыканты, и художники, и деятели литературы и даже русские писатели. Он говорил самоуверенно, взахлеб, его вокабуляр был полон «обожаю», «восхитительно», «непревзойденно». При этом он то потирал руки, как при выгодной сделке, то широко жестикулировал, перемешивая воздух руками. Его круглое, с мясистым носом и сладострастной верхней губой лицо озаряла улыбка самодовольства и упоения жизнью. В разговоре он то и дело касался мой руки, как бы пытаясь уверить меня в достоверенности сказанного. Он был мало похож на француза – одень ему на голову феску и получился бы очень красочный персонаж торговца на турецком базаре.
Мне стало любоытно, чем занимается мой собеседник и оказалось, что впечатление турецкого дельца было довольно близко к истине: Жан-Пьер работал на крупной фирме и занимался финансовыми опeрациями на бирже. Прищурившись, пристально глядя мне в глаза, и в очередной раз сжав мою руку, он признался, что дело свое совсем не любит, занимается им, чтобы добывать деньги, а настоящая его страсть – это живопись и книги. Ах, он обожает книги и даже держит небольшое издательство в городке К.., в двух часах езды от Парижа, где у него большой дом.

- Бывали ли вы в городке К..., на атлантическом побережье?
- Нет, даже никогда не слышала о таком.
- Вы будете моей гостьей. Я давно расстался с женой, дом большой и я часто приглашаю друзей.
- Благодарю вас. С удовольствием открою для себя новый уголок Франции.

Мы обменялись визитными карточками.
Выключили музыку, к явному облегчению диск-жокея, молодого, с моднейшей стрижкой парня, слегка отупевшего от классической музыки.
Шарлотт захлопала в ладоши и пригласила всех в библиотеку слушать Полин, польскую пианистку. Ах, великолепно, фантастично, снова замахал в воздухе руками Жан-Пьер и, пристроившись у моего локтя, подтолкнул меня в соседний зал, стены которого от потолка и почти до самого пола были увешаны полками из красного дерева на которых стояли книги с позолоченными корешками.

В центре этой впечатляющей библиотеки стоял рояль, перед ним уже восседала Полин, с отрешенным видом глядя в темное окно. Дождавшись, когда умолкнут гости, она подняла руки, подержала их мгновение в воздухе и обрушилась на клавиатуру. Она играла Шопена. Утихли последние перешептывания и приглашеные стояли молчаливой гурьбой по обе стороны рояля и внимательно слушали. Играла она действительно очень хорошо. Я стояла совсем рядом с роялем и смотрела на руки Полин, порхавшие над зеброй клавиатуры. По другую сторону рояля стоял Жан-Пьер и глядел то на пианистку, то прохаживался взглядом по стоящим напротив дамам, то одаривал лучистой улыбкой меня. Жан-Пьер был в полном смысле слова « charmeur », любитель женщин и, несмотря на свой невысокий рост, круглый животик и неказистую внешность, умудрялся нравиться женщинам. Понравился он и мне...

Продолжение следует