Любимые стихи

[глобус]

Товарищ, что ж тебе неймётся?
Оставь нытьё! Цени момент,
как сладко нам сейчас живётся
в эпоху довоенных лет.

Мы вспомним всё на поле боя
в окопах ядерной зимы:
как были молоды с тобою,
и как наивны были мы.

Как мы страдали поминутно
от не пойми каких забот.
Как нам казался очень трудным
две тысячи двадцатый год.

Мы будем вспоминать со смехом
про мотивацию и стресс,
про тренинг «как достичь успеха»
и о проблеме сбросить вес.

Как беззаботны, словно дети,
в тот милый бесконечный век
мы жаловались в интернете,
на незачисленный кэшбэк.

Как слали фоточки, летая
на отдых в теплые края.
Как шли посылки из Китая,
с которым были мы друзья.

Как ели сыр, курили вайпы,
как ссорились, где строить храм.
меняли Вайберы и Скайпы
на Тиндер или Телеграм,

Вода из пластиковой тары —
примета эры золотой...
И Путин был совсем не старый
и весь лучился добротой. Л.Каганов

[vgm]

Мазманян Валерий Григорьевич
родился 9 июля 1953 года в семье военнослужащего.
В 1975 году закончил
Пятигорский государственный педагогический институт иностранных языков.
Живёт в Москве. Работает в системе образования. Автор книги «Не спросишь серых журавлей».


Золотыми крупицами липы украшают обыденность лет

Попрощались - забыть всё обязан.
Под дождей несмолкаемый хор
поседел незаметно для глаза
одуванчика рыжий вихор.

Но на сны не наложено вето,
засыпаешь - и в мире ином,
и цветущей черёмухи ветка
поднимает метель за окном.

Все вчерашние лужицы выпил,
зарумянился майский рассвет,
золотыми крупицами липы
украшают обыденность лет.

Возвращается прошлое грустью,
от себя не пуститься в бега...
если речка забудет, где русло,
ей напомнят её берега.


В саду негаснущим закатом пылают красные тюльпаны

Воркуют сизари на крыше
один куплет из старой песни,
что лепестками майской вишни
снежинки белые воскресли.

За золотую жилу овод
блестящий одуванчик примет,
и для тоски найдётся повод,
когда твоё услышу имя.

Былое и во сне догонит,
и память никуда не дену,
а месяц уронил с ладони
все звёзды в облачную пену.

Останется в листочке смятом,
что сами наспех растоптали...
в саду негаснущим закатом
пылают красные тюльпаны.


И у окна надела верба наряд расшитый серебром

Последний снег склевала морось,
пожухлый лист поднял крыло,
а чайка, надрывая голос,
зовёт весеннее тепло.

Молчит душа - откуда вера,
что всё закончится добром,
и у окна надела верба
наряд расшитый серебром.

Вздохнёшь - апреля заморочки
не понимаешь, хоть убей,
а облака стирают точки,
что ставит стайка голубей.

Но укорять весну не вправе
ни ты, ни я за грустный миг...
и мать-и-мачеха в канаве
хранит в ненастье солнца блик.


Берёза у зеркальной лужи примерит новые серёжки

Не в первый раз - невзгоды сдюжим,
весенних трав увидим стёжки,
берёза у зеркальной лужи
примерит новые серёжки.

А снегу жить всего неделю,
об этом знает кустик жалкий,
и траур по зиме надели
ещё вчера грачи и галки.

Вздохнёшь, а месяц улыбнётся -
тебе решать, что в жизни вечно,
для уточки монетку солнца
достанет селезень из речки.

Дожди свои разучат гаммы,
мы журавлей уставших встретим...
истлевший до трухи пергамент
осенних листьев кружит ветер.


Над чёрным клёном во дворе сияет солнца ореол

Следил за сменами времён
большой сугроб и весь поник,
в зеркальной луже видит клён,
как к небу тянется двойник.

Погожим утром липкий снег
сосна стряхнула с рукава,
и долгий сон замёрзших рек
встревожит птичий караван.

Так было испокон веков -
природа после зим грустна,
из белой пены облаков
выходит новая весна.

И пусть седой, и постарел,
твоё "люблю", как наш пароль...
над чёрным клёном во дворе
сияет солнца ореол.


И верба снег стряхнёт с плеча

Всплакнул сугроб - своё отжил,
не сходит чернота с боков,
и синеву соткут дожди
из серой шерсти облаков.

И верба снег стряхнёт с плеча,
и серебром украсит кисть,
и блеском золота грача
обманет прошлогодний лист.

С утра читают воробьи
теней затейливую вязь,
и оба знаем - без любви
два сердца потеряют связь.

Снега разгонит по лесам
капели барабанный стук...
и ты шепнёшь - придумал сам
обыденный привычный круг.


И в синеву опустят вёсла под звон капели тополя

В погожий день и небо выше,
и ветер от берёз отстал,
в тени домов, надеясь выжить,
худой сугроб ползёт к кустам.

Пока на суету роптали,
будил подлесок птичий гвалт,
и оставляя след проталин,
прошёлся по округе март.

Сквозняк развеет сумрак комнат,
мы календарь перевернём,
и у ограды снега комья
сверкнут разбитым хрусталём.

И в синеву опустят вёсла
под звон капели тополя...
ушедшие считаем вёсны
и ждём прилёта журавля.


И облако белым китом уйдёт в глубину синевы

На памяти - небо без звёзд,
и сумрачных дней череда,
но золотом листья берёз
сверкают под корочкой льда.

Я воздух глотаю взахлёб
и лужу глубокую вброд,
где талую воду сугроб
ладонями белыми пьёт.

Февраль узелками связал
две ниточки наших следов,
недаром сегодня сизарь
воркует с утра про любовь.

Оставим с тобой на потом
и вздохи, и слово "увы"...
и облако белым китом
уйдёт в глубину синевы.


Берёза серебряный волос украсит алмазной звездой

Морозно, ломается голос,
снежинка растает слезой,
берёза серебряный волос
украсит алмазной звездой.

Пока отношения шатки,
былое с добром отпусти,
большие пушистые шапки
надели худые кусты.

Не всё перепишешь с начала,
но можно начать и с конца,
и сердце недаром стучало -
сойдутся следы у крыльца.

У дома сугробов отара -
метели пригнали, ушли...
и облачком белого пара
плохое слетает с души.


Задремавшая луна улыбается во сне

Все сугробы спеленал
к десяти вечерний снег,
задремавшая луна
улыбается во сне.

Грезится весенний день -
принесли тепло грачи,
убаюкал ветер тень,
и зажгла звезда ночник.

Суета, усталость, хмарь -
три морщинки возле глаз,
посмотри - нашёл фонарь
у окна большой алмаз.

Погрусти, но бровь не хмурь,
у судьбы не просим крох...
отзвуком житейских бурь
остаётся тихий вздох.


Худой фонарь у тёмных окон пускает жёлтую слезу

Унылый день не станет датой,
забудь и зря не морщи лоб,
на простыне, ветрами смятой,
уснул калачиком сугроб.

Раздвинешь шторы - тени в коме,
на сером - белые штрихи,
ночных воспоминаний промельк
тревожит старые грехи.

Былое тронешь ненароком,
не вороши, что там - внизу,
худой фонарь у тёмных окон
пускает жёлтую слезу.

И сколько от себя ни бегай,
найдётся повод для тоски...
с берёзой, облаком и снегом
роднятся белизной виски.


И неба серые лоскутья на чёрных ветках сушит ветер

Опять сезонов перепутье,
не отличишь от утра вечер,
и неба серые лоскутья
на чёрных ветках сушит ветер.

А там, где были снега пятна,
мерцают лужи из металла,
твоё молчание понятно -
от этой серости устала.

Одно уже не повторится,
другое - памяти отдали,
и петли времени на спицы
ложатся ровными рядами.

Добавлю в комплименты лести -
душа вспорхнёт и вёсны вспомнит...
оконным переплётом крестит
фонарь тебя и сумрак комнат.


Метелям - в память лет

По лужам облака плывут,
последний снег зачах,
и сосны держат синеву
на бронзовых плечах.

На все лады поют ручьи,
что всё в твоих руках,
гуляют важные грачи
в потёртых сюртуках.

Дождям - в жемчужную росу,
метелям - в память лет,
я, как огонь любви, несу
багряных роз букет.

Возьмёшь цветы, я, не дыша,
услышу - горячо...
и сизым голубем душа -
на белое плечо.


Валерий Мазманян

[Так_или_Иначе]

Это стихотворение украинский поэт Василий Симоненко написал незадолго до своей смерти.

Его не стало в 1963-м году, когда ему было 28 лет. Перед вами четыре из шести четверостиший, написанные совсем молодым парнем.

Просто удивительно - как будто и о 2022-м тоже.


Тогда вас люди называли псами,
Ведь вы лизали немцам башмаки,
Орали "Хайль" осипшими басами,
Ревели "Ще не вмерла" от тоски.


Где вы прошли - пустыни и руины,
Для трупов не хватало больше ям.
Плевала кровью "Ненька Украина"
В хозяев ваших, прямо в хари - вам.


Вы б пропили ее, забыв о Боге,
Вы б выжили и нас с своей земли,
Когда бы Украине на подмогу
С востока не вернулись "москали".


Теперь вы снова, подвязавши кости,
Торгуясь, как потасканная б**дь,
Нацистов новых кликаете в гости
Украинские хлеб и сало жрать.

[Clisson]

Ну, вот и все Прости, что я была..
Злата Литвинова

Ну, вот и все… Прости, что я была..
Коснулась сердца, или так хотела…
Пыталась – да… А если не сумела,
Прости за недостаточность тепла..
За ночи, проведенные без сна…
В мечтах о том, что с нами будет дальше..
За то, что не угадывала фальши…
И верила…как берегу волна…
За счастье, захлестнувшее на миг…
За нежность, колдовавшую безбожно,
За то, что я забыла осторожность,
И шла к заветной цели напрямик..
За то, что нагло врали зеркала..
Наивность мне не служит оправданьем..
За то, что ты был светом и дыханьем…
Целую… И прости, что я была…

[Dama]

Заходишь, хочешь почитать СТИХИ, любимые, они, как правило, очень задушевные и трогательные, а тут нечто гаденькое...

[MARGOO]

глобус временно заблокирован за непотребство.

[Clisson]

Это стихотворение часто приписывают Валентину Гафту, но на самом деле его автор – петербургская поэтесса и журналист Наталья Дроздова.

Спасибо всем, кто нам мешает,
Кто нам намеренно вредит,
Кто наши планы разрушает,
И нас обидеть норовит!

О, если б только эти люди
Могли понять, какую роль
Они играют в наших судьбах,
Нам причиняя эту боль!

Душа, не знавшая потери,
Душа, не знавшая обид,
Чем счастье в жизни будет мерить?
Прощенья радость с чем сравнит?

Ну как мудреть и развиваться
Без этих добрых злых людей?
Из ими созданных препятствий
Возникнут тысячи идей,

Наполненных добром и светом
И повторю я им сто раз:
СПАСИБО ВАМ за всё за ЭТО,
Ну что б мы делали без ВАС?!

Наталья Дроздова

[Tatius]

Ну что? Зима! Скоро Новый год.

Белла Ахмадулина "Какое блаженство, что блещут снега..."

Какое блаженство, что блещут снега,
что холод окреп, а с утра моросило,
что дико и нежно сверкает фольга
на каждом углу и в окне магазина.

Пока серпантин, мишура, канитель
восходят над скукою прочих имуществ,
томительность предновогодних недель
терпеть и сносить - что за дивная участь!

Какая удача, что тени легли
вкруг елок и елей, цветущих повсюду,
и вечнозеленая новость любви
душе внушена и прибавлена к чуду.

Откуда нагрянули нежность и ель,
где прежде таились и как сговорились!
Как дети, что ждут у заветных дверей,
я ждать позабыла, а двери открылись.

Какое блаженство, что надо решать,
где краше затеплится шарик стеклянный,
и только любить, только ель наряжать
и созерцать этот мир несказанный...

[Lethe]

La guenon

Il faisait trop chaud. Les forêts brûlaient. Le temps
Se traînait. Dans le jardin d’à côté
Un coq chanta. Poussant le portillon,
Je vis sur un banc, appuyé à la clôture,
Un Serbe errant qui somnolait, maigre et noiraud,
Une lourde croix d’argent suspendue
Sur sa poitrine découverte. La sueur
Y roulait en gouttes. Plus haut, sur la clôture,
Une guenon en jupon rouge était perchée
Et mâchait avidement les feuilles poussiéreuses
Du lilas. Un collier de cuir
Tiré en arrière par une chaîne
Lui serrait fort la gorge. M’ayant entendu,
Le Serbe ouvrit les yeux, essuya la sueur
Et demanda de l’eau. Mais sans presque y tremper
Ses lèvres – trop froide ? –, il posa la tasse
Sur le banc. Et aussitôt la guenon
Trempa ses doigts dans l’eau, puis à deux mains
S’empara lestement de cette tasse.
Elle buvait agenouillée, la tête droite,
Ses coudes appuyés au banc. Les planches
Effleuraient presque son menton,
Derrière le crâne dégarni on pouvait voir
S’arquer son dos. Ainsi jadis, sans doute,
Darius agenouillé buvait dans une flaque
Du chemin, le jour où il dut s’enfuir
Devant la puissante phalange d’Alexandre.
Ayant tout bu, la guenon balaya
Du banc la tasse, se mit debout sur ses pattes
Et – oublierai-je jamais cet instant ? –
Me tendit une main noire et calleuse,
Qui gardait encore la fraîcheur de l’eau…

J’en ai serré des mains de jolies femmes,
De poètes et de chefs, mais aucune
N’était ainsi empreinte de noblesse, aucune
N’avait si fraternellement touché ma main !
Et jamais personne, Dieu m’est témoin,
Ne m’avait regardé avec tant de sagesse
Au fond des yeux, au fond de l’âme même.
La pauvre bête ranimait en moi
Les douces légendes des temps anciens,
Et à cet instant toute la vie reprit sens,
Et j’entendis le chœur des astres et des flots,
Les orgues du vent et des sphères
Faisaient irruption en moi comme avant,
Comme aux jours lointains, révolus.

Le Serbe s’en alla, frappant son tambourin.
Bien assise sur son épaule gauche
La guenon se balançait en mesure,
Ainsi qu’un maharadjah sur son éléphant.
Un énorme soleil couleur framboise,
Privé de ses rayons,
Restait suspendu dans la brume opale.
La canicule sans orage
Se déversait sur les blés rachitiques.

Ce jour-là, la guerre fut déclarée.


Vladislav Khodassévitch
Traduir par Henri Abril

7 июня 1918, 20 февраля 1919

[Boulogne]

Lethe, оригинал, если кому интересно:

Владислав Ходасевич
Обезьяна

Была жара. Леса горели. Нудно
Тянулось время. На соседней даче
Кричал петух. Я вышел за калитку.
Там, прислонясь к забору, на скамейке
Дремал бродячий серб, худой и черный.
Серебряный тяжелый крест висел
На груди полуголой. Капли пота
По ней катились. Выше, на заборе,
Сидела обезьяна в красной юбке
И пыльные листы сирени
Жевала жадно. Кожаный ошейник,
Оттянутый назад тяжелой цепью,
Давил ей горло. Серб, меня заслышав,
Очнулся, вытер пот и попросил, чтоб дал я
Воды ему. Но, чуть ее пригубив, -
Не холодна ли, — блюдце на скамейку
Поставил он, и тотчас обезьяна,
Макая пальцы в воду, ухватила
Двумя руками блюдце.
Она пила, на четвереньках стоя,
Локтями опираясь на скамью.
Досок почти касался подбородок,
Над теменем лысеющим спина
Высоко выгибалась. Так, должно быть,
Стоял когда-то Дарий, припадая
К дорожной луже, в день, когда бежал он
Пред мощною фалангой Александра.
Всю воду выпив, обезьяна блюдце
Долой смахнула со скамьи, привстала
И — этот миг забуду ли когда? —
Мне черную, мозолистую руку,
Еще прохладную от влаги, протянула…
Я руки жал красавицам, поэтам,
Вождям народа — ни одна рука
Такого благородства очертаний
Не заключала! Ни одна рука
Моей руки так братски не коснулась!
И, видит Бог, никто в мои глаза
Не заглянул так мудро и глубоко,
Воистину — до дна души моей.
Глубокой древности сладчайшие преданья
Тот нищий зверь мне в сердце оживил,
И в этот миг мне жизнь явилась полной,
И мнилось — хор светил и волн морских,
Ветров и сфер мне музыкой органной
Ворвался в уши, загремел, как прежде,
В иные, незапамятные дни.И серб ушел, постукивая в бубен.
Присев ему на левое плечо,
Покачивалась мерно обезьяна,
Как на слоне индийский магараджа.
Огромное малиновое солнце,
Лишенное лучей,
В опаловом дыму висело. Изливался
Безгромный зной на чахлую пшеницу.
В тот день была объявлена война.

[Lethe]

Lethe, если кому интересно

хочется надеяться, что - -да

[Fien]

Владимир Ток - Анна Егоян.

https://www.youtube.com/watch?v=RNFt_cqKvFM

«Элли и очень маленький человек»

Элли, можно с тобой в изумрудный город?
Мне похоже пора поменять мозги.
Сердце тоже, ни к чёрту,
Пускай, я ещё так молод,
В нём уже лютый холод
И чёрная смоль тоски.

Я не Лев, не Страшила, не твердый кусок металла,
Я простой человек, с самой маленькой буквы «че».
Расскажи, там и правда всё можно начать сначала,
На той пыльной дороге из солнечных кирпичей?

Ходят слухи, давно,
Что могучий кудесник в замке
В миг решает любой (даже самый больной) вопрос.
Например, дарит душу безмолвной пустой жестянке
Или крылья тому, кто мечтает о них, всерьез.

Если так, то пускай он меня услышит,
Я хочу попросить у него, от лица людей,
Чтобы добрые сказки из самых волшебных книжек
Стали явью, хотя бы на пару дней.

Чтобы смерть отступила, зачахли войны,
Чтобы выдохнул тихо уставший шар.
Будем думать, планета ещё достойна
Получить хоть надежду на чудо, в дар.

Вообщем, ты уж замолви, по дружбе, слово,
В кулуарах берилловой старины.
Авось примут, радушно, у них такого
Гражданина печальной людской страны.

А то нам без поддержки безумно худо,
Вряд ли сдюжим без помощи высших сил.
Повторюсь, все надеятся здесь на чудо,
Будем верить, что мир его заслужил.

[Tatius]

С наступающим Рождеством!

Иосиф Бродский

В Рождество все немного волхвы.
В продовольственных слякоть и давка.
Из-за банки кофейной халвы
производит осаду прилавка
грудой свертков навьюченный люд:
каждый сам себе царь и верблюд.

Сетки, сумки, авоськи, кульки,
шапки, галстуки, сбитые набок.
Запах водки, хвои и трески,
мандаринов, корицы и яблок.
Хаос лиц, и не видно тропы
в Вифлеем из-за снежной крупы.

И разносчики скромных даров
в транспорт прыгают, ломятся в двери,
исчезают в провалах дворов,
даже зная, что пусто в пещере:
ни животных, ни яслей, ни Той,
над Которою – нимб золотой.

Пустота. Но при мысли о ней
видишь вдруг как бы свет ниоткуда.
Знал бы Ирод, что чем он сильней,
тем верней, неизбежнее чудо.
Постоянство такого родства –
основной механизм Рождества.

То и празднуют нынче везде,
что Его приближенье, сдвигая
все столы. Не потребность в звезде
пусть еще, но уж воля благая
в человеках видна издали,
и костры пастухи разожгли.

Валит снег; не дымят, но трубят
трубы кровель. Все лица, как пятна.
Ирод пьет. Бабы прячут ребят.
Кто грядет – никому непонятно:
мы не знаем примет, и сердца
могут вдруг не признать пришлеца.

Но, когда на дверном сквозняке
из тумана ночного густого
возникает фигура в платке,
и Младенца, и Духа Святого
ощущаешь в себе без стыда;
смотришь в небо и видишь – звезда.

[Clisson]

Булат Окуджава

Б. Слуцкому
Вселенский опыт говорит,
что погибают царства
не оттого, что тяжек быт
или страшны мытарства.
А погибают оттого
(и тем больней, чем дольше),
что люди царства своего
не уважают больше.

[MARGOO]

Глобус в долговременном бане за размещение гнуси на форуме.

[svinka]

Дмитрий Быков
Сиятельный август…

Сиятельный август, тончайший наркоз.
В саду изваянье
Грустит, но сверкает. Ни жалоб, ни слёз —
Сплошное сиянье.

Во всём уже гибель, распад языка,
Рванина, лавина, —
Но белые в синем плывут облака
И смотрят невинно.

Сквозь них августовское солнце палит,
Хотя догорает.
Вот так и душа у меня не болит —
Она умирает.

2011

[MARGOO]

Arbuzova отдыхает от форума за нарушение его правил.

[Ren]

Открыла для себя год назад молодую потрясающую поэтессу Наталью Захарцеву (Резная Свирель). Читаю ее каждое утро, с нее начинаю день. Сегодняшнее:


Лазарет пахнет спиртом, карболкой, бинтами, йодом,
а война — безысходностью, болью и безнадёгой.
Милосердные белые птицы приносят воду.
Человек обращается к богу, не веря в бога:
"Боже, сделай меня раввином, муллой, аббатом.
Я иду на войну, на войне меня убивают. Каждый день, каждый час.
Мне не нравится быть солдатом.
В мире столько любви, что сказать не могу словами.
Не бывало ещё у меня ни жены, ни дома.
Я построил бы дом, я поставил бы в поле улей.
Но мне дали железо, железо да тюк с соломой,
шерстяную шинель, комариную песню пули, жар кровавых рассветов,
махры полтора кисета.
А ведь я же тебя никогда не просил об этом.

Свою первую жизнь я провел по колено в правде.
Я не помню имён командиров и цвета флага.
Помню, мы отмечали с друзьями какой-то праздник, но раздался сигнал, и нас всех повели в атаку.
Нас сближало единое жгучее чувство страха, кем бежал я вперед - желторотым юнцом сопливым,
сапогами по глинистой жиже, по травам чахлым.
А потом меня в землю зарыли под тонкой ивой
в неуютной чужой стране, в незнакомом месте.
Сидя в тёплых квартирах, легко не бояться смерти.

Для второй моей жизни ты сделал меня прочнее, вероятно, учёл замечанья и сделал вывод.
Меня с фронта мотало на фронт — хороши качели.
Паровозы гудели протяжно, солдатки выли,
выли ветхозаветно, как будто у них две глотки.
Продавали газеты, крупу, пирожки с грибами.
Я не помню числа, но я помню того малого, что беззвучно губами просил: "Напишите маме",
и совал нам чернильное имя села-деревни, где мурлыкала кошкой река и цвели черешни.
Через месяц нога стала чёрная от гангрены,
Через сутки случилось проклятое наступление.
Нас сближало единое/ разное чувство веры.
А потом хоронили меня под высокой вербой.

Третья жизнь. Третий раз я вяжу временные петли.
Сотвори меня камнем, усталой водой сегодня.
Я не знаю, что там, за чертой — темнота ли, свет ли.
Собери меня, бог, из цветов, из чего угодно.
Только больше не возвращай меня, бог, назад, и,
вроде я говорил — мне не нравится быть солдатом".

Бог глядит на него через марево, дым и копоть.
Бог стреляет в солдата из вражеского окопа. Прорастают колосья на пахотном поле брани. А потом бог ложится с ним рядом и умирает
деревянной колодой, безмолвной дубовой чуркой.
И тогда всем является чудо, такое чудо.
Открывает солдатик глаза в медицинской части, прекращает войну навсегда и идет за счастьем.
Открывает глаза свои бог, запускает сердце.
Гладит солнце дорогу, пылят по дороге берцы,
И летит над ней небо, и вести летят, и ветер.
Потому что любовь. Потому что сильнее смерти.

26.01.2020

[Fien]

Ne dites pas, je serai parti demain,
car je ne cesse de naître, aujourd’hui encore.

Regardez en profondeur : je nais à chaque seconde
bourgeon sur une branche printanière,
oisillon aux ailes encore fragiles,
apprenant à chanter dans mon nouveau nid,
chenille au coeur d’une fleur ;
bijou caché dans une pierre.

Je ne cesse de naître, pour rire et pour pleurer ; pour craindre et pour espérer :
Mon coeur est rythmé par la naissance et
la mort de tout ce qui est vivant.

Je suis l’éphémère se métamorphosant sur l’eau de la rivière,
et je suis l’oiseau qui, au printemps, naît juste à temps
pour manger l’éphémère.

Je suis la grenouille nageant heureuse dans la mare claire,
Et je suis l’orvet approchant en silence pour se nourrir de la grenouille.

Je suis l’enfant d’Ouganda, décharné, squelettique,
aux jambes pareilles à des bambous fragiles,
et je suis le marchand d’armes vendant des armes meurtrières à l’Ouganda.

Je suis la fillette de douze ans, réfugiée sur une frêle embarcation,
Se jetant à l’eau pour avoir été violée par un pirate,
et je suis le pirate, au coeur incapable encore de voir et d’aimer :

Je suis un membre du Politburo,
et je suis l’homme qui doit acquitter sa "dette de sang " envers mon peuple,
mourant lentement aux travaux forcés.

Ma joie est comme le printemps, chaude,
au point d’épanouir des fleurs en tout mode de vie.
Ma peine forme une rivière de larmes, débordante,
au point d’emplir les quatre océans.

S’il vous plaît, appelez-moi par mes vrais noms,
Que j’entende ensemble mes cris et mes rires,
Que je voie ma joie mais aussi ma peine.

Appelez-moi, s’il vous plaît, par mes vrais noms,
Que je m’éveille, et ouvre pour toujours la porte de mon cœur,
la porte de la compassion.

Thich Nhat Hanh

[bourgeois]

5-го марта 1966 года умерла великая русская поэтесса Анна Ахматова.

(Это также день смерти великого российского злодея Сталина.)

Анна Ахматова
"Защитникам Сталина"

Это те, что кричали: "Варраву
Отпусти нам для праздника", те,
Что велели Сократу отраву
Пить в тюремной глухой тесноте.

Им бы этот же вылить напиток
В их невинно клевещущий рот,
Этим милым любителям пыток,
Знатокам в производстве сирот.

[bourgeois]

Анна Ахматова

"Реквием" (отрывок)

Семнадцать месяцев кричу,
Зову тебя домой,
Кидалась в ноги палачу,
Ты сын и ужас мой.
Все перепуталось навек,
И мне не разобрать
Теперь, кто зверь, кто человек,
И долго ль казни ждать.
И только пыльные цветы,
И звон кадильный, и следы
Куда-то в никуда.
И прямо мне в глаза глядит
И скорой гибелью грозит
Огромная звезда.

[timofeev]

Пусть весна подарит счастье,
Настроение и успех.
Пусть обходят вас ненастья,
И звучит почаще смех!

Наслаждайтесь, улыбайтесь.
Оптимизма и добра.
С праздником 8 Марта!
Вы прекрасны, как всегда!

С Женским праздником весенним!
Пусть все сбудутся мечты,
Будут радость, настроение,
И подарки, и цветы!

Чтобы солнышко светило
И дарило свет, тепло.
Чтобы всё, что хочешь, было
И всегда во всём везло!

С праздником дорогие женщины и пусть беды и невзгодья обходят вас стороной !

[Урс]

.

…как странно некоторым днём
Себя в пространстве обнаружить.
И жить потом в себе и в нём…
(Гори такая жизнь огнём)
…и не тужить.
Или не тУжить?

Хулить судьбу по пустякам
И от инсульта до инфаркта
Который раз:
«…за свет и газ…»
До бусинок в морщинах глаз
Ругая ВАС хвалить за НАС…
Который раз

Восьмое марта.


С праздником многоуважаемые, давние собеседницы. За столько-то лет бесконечных, тутошних разговоров всё комплементарно-значимое, между нами, давным-давно сказано.

Поэтому просто - «С праздником».

[femme-femme]

***
О чём молчишь, слепая госпожа?
Зачем скользишь по лезвию ножа,
Когда вершишь бессмысленную жатву?
Бросаешь в ноги мне обмылки льда,
Всё ждёшь, что оборвусь я в никуда,
Всё дышишь мне в затылок зло и жарко.

Но я иду, и трость моя тверда,
И в камни рассыпается вода,
Когда страну качает и корёжит.
И воздух густ, и догорает куст,
А тот, кто в нём, не размыкает уст,
Но ты всё слышишь, человек без кожи.

Пусть наше время болями полно,
Кто видел дно, тому не суждено
Страх испытать на этом странном свете.
Как ни грозит безглазая карга,
Бояться поздно друга и врага.
Но дети, Боже мой, но наши дети...

Ян Бруштейн

[femme-femme]

***
Пришла ко мне гостья лихая,
Как дождь, зарядивший с утра.
Спросил ее: — Кто ты такая?
Она отвечает: — Хандра.
— Послушай, в тебя я не верю.
— Ты Пушкина плохо читал.
— Ты веком ошиблась и дверью.
Я, видимо, просто устал.
— Все так говорят, что устали,
Пока привыкают ко мне.
Я вместо любви и печали,
Как дождь, зарядивший в окне.
О, хмурое, злое соседство...
Уеду, усну, увильну...
Ведь есть же какое-то средство.
Она отвечает: — Ну-ну!

А.Кушнер

[svinka]

Поль Верлен «ХАНДРА»

И в сердце растрава,
И дождик с утра.
Откуда бы, право,
Такая хандра?

О дождик желанный,
Твой шорох — предлог
Душе бесталанной
Всплакнуть под шумок.

Откуда ж кручина
И сердца вдовство?
Хандра без причины
И ни от чего.

Хандра ниоткуда,
Но та и хандра,
Когда не от худа
И не от добра.

Перевод Б.Пастернака

***
IL PLEURE DANS
MON CŒUR...

Il pleut doucement sur la ville.
Arthur Rimbaud

Il pleure dans mon cœur
Comme il pleut sur la ville;
Quelle est cette langueur
Qui penetre mon cœur?

Ô bruit doux de la pluie
Par terre et sur les toit!
Pour un cœur qui s'ennuie
Ô le chant de la pluie!

Il pleure sans raison
Dans ce cœur qui s'écœure.
Quoi! nulle trahison?...
Ce deuil est sans raison.

C'est bien la pire peine
De ne savoir pourquoi
Sans amour et sans haine
Mon cœur a tant de peine!

[femme-femme]

svinka,

Сегодня день рождения ФРАНСУА ВИЙОНА, и поэтому вот:
***
Я знаю тьму кромешную и свет,
Я знаю — у монаха крест на брюхе,
Я знаю, как трезвонят завирухи,
Я знаю, врут они, в трубу трубя,
Я знаю, свахи кто, кто повитухи,
Я знаю все, но только не себя.

Я знаю летопись далеких лет,
Я знаю, сколько крох в сухой краюхе,
Я знаю, что у принца на обед,
Я знаю — богачи в тепле и в сухе,
Я знаю, что они бывают глухи,
Я знаю — нет им дела до тебя,
Я знаю все затрещины, все плюхи,
Я знаю все, но только не себя.

Я знаю, кто работает, кто нет,
Я знаю, как румянятся старухи,
Я знаю много всяческих примет,
Я знаю, как смеются потаскухи,
Я знаю — проведут тебя простухи,
Я знаю — пропадешь с такой, любя,
Я знаю — пропадают с голодухи,
Я знаю все, но только не себя.

Я знаю, как на мед садятся мухи,
Я знаю смерть, что рыщет, все губя,
Я знаю книги, истины и слухи,
Я знаю все, но только не себя.

Ф.Вийон (перевод Ильи Эренбурга)

[svinka]

femme-femme, спасибо за Вийона!
Добавлю -

Франсуа Вийон, Баллада истин наизнанку

Мы вкус находим только в сене
И отдыхаем средь забот,
Смеемся мы лишь от мучений,
И цену деньгам знает мот.
Кто любит солнце? Только крот.
Лишь праведник глядит лукаво,
Красоткам нравится урод,
И лишь влюбленный мыслит здраво.

Лентяй один не знает лени,
На помощь только враг придет,
И постоянство лишь в измене.
Кто крепко спит, тот стережет,
Дурак нам истину несет,
Труды для нас - одна забава,
Всего на свете горше мед,

Коль трезв, так море по колени,
Хромой скорее всех дойдет,
Фома не ведает сомнений,
Весна за летом настает,
И руки обжигает лед.
О мудреце дурная слава,
Мы море переходим вброд,
И лишь влюбленный мыслит здраво.

Вот истины наоборот:
Лишь подлый душу бережет,
Глупец один рассудит право,
И только шут себя блюдет,
Осел достойней всех поет,
И лишь влюбленный мыслит здраво.

перевод Ильи Эренбурга

François Villon, Ballade des contre-vérités

Il n'est soin que quand on a faim
Ne service que d'ennemi,
Ne mâcher qu'un botel de fain,
Ne fort guet que d'homme endormi,
Ne clémence que félonie,
N'assurance que de peureux,
Ne foi que d'homme qui renie,
Ne bien conseillé qu'amoureux.

Il n'est engendrement qu'en boin
Ne bon bruit que d'homme banni,
Ne ris qu'après un coup de poing,
Ne lotz que dettes mettre en ni,
Ne vraie amour qu'en flatterie,
N'encontre que de malheureux,
Ne vrai rapport que menterie,
Ne bien conseillé qu'amoureux.

Ne tel repos que vivre en soin,
N'honneur porter que dire : " Fi ! ",
Ne soi vanter que de faux coin,
Ne santé que d'homme bouffi,
Ne haut vouloir que couardie,
Ne conseil que de furieux,
Ne douceur qu'en femme étourdie,
Ne bien conseillé qu'amoureux.

Voulez-vous que verté vous dire ?
Il n'est jouer qu'en maladie,
Lettre vraie qu'en tragédie,
Lâche homme que chevalereux,
Orrible son que mélodie,
Ne bien conseillé qu'amoureux.

[femme-femme]

***
И скрежет дальних поездов,
и мост, влюбленный в оба берега,
и ревность берегов, и снов
необъяснимая истерика,

и бюст на вымокшем углу,
и светофор на повороте,
и осторожный поцелуй
в пристанционной подворотне.

Вертлявая, как сучий хвост,
любовь, отмеренная в граммах.
Переселенные на холст
прекрасные уроды в рамах.

И можно жить и петь, и пить
в старинном доме на Фонтанке,
куда Вергилий мог бы Данте
кругами времени водить.

Гуляй, родная сторона!
Назавтра обещали пятницу.
Меня зарежут, словно пьяницу,
укравшего бутыль вина.

И загудит страна осенняя,
вымаливая у Отца
то ли чудесного спасения,
то ли прекрасного конца.

И снова будет жизнь расколота
на две большие половины.
Гомер. Бессонница. И комната
где тускло дремлет пианино

и где холодная, как мачеха,
в углу горбатится кровать.
А за окном гуляют мальчики,
готовясь жить и убивать.

Ефим Бершин, 1987

[Freiburg1]

Нет, ни одна среди женщин такой похвалиться не может
Преданной дружбой, как я, Лесбия, был тебе друг.
Крепче, чем узы любви, что когда-то двоих нас вязали,
Не было в мире еще крепких и вяжущих уз.
Ныне ж расколото сердце. Шутя ты его расколола,
Лесбия! Страсть и печаль сердце разбили мое.
Другом тебе я не буду, хоть стала б ты скромною снова,
Но разлюбить не могу, будь хоть преступницей ты!

Гай Валерий Катулл.

Перевод Пиотровского