Французы и деньги

[Boris]

ФРАНЦУЗЫ И ДЕНЬГИ



Ниже следует перевод главы из книги «Français! notre histoire, nos passions», издательство Larousse, 2003. Глава называется «Французы и деньги». Текст переведен с небольшими сокращениями. Добавлены некоторые уточнения, касающиеся исторических деталей.

«Обогащайтесь!»

Франция – богатая страна, она входит в пятерку самых высокоразвитых стран мира. Многим французам досталось неплохое наследство - ведь в XIX и в начале ХХ века люди приучили себя жить экономно и откладывать сбережения, а франк был прочной монетой вплоть до 1914 года. Да и сегодня французы считают, что обогащение с помощью коммерции или операций с ценными бумагами – это вполне респектабельный признак успеха. «Время – деньги», как говорил в конце XVIII века американский политический деятель Бенджамин Франклин.

Заметим, что в США высокие доходы – верный признак преуспевания, и говорить о них в обществе не зазорно. А вот во Франции на тему денег наложено табу. Мало того, высокие доходы могут вызвать сомнения в моральных качествах и подозрения в махинациях. И вообще, хвастовство своими доходами попахивает цинизмом.

Напомним: до Французской революции и после нее наличие недвижимости (знак благородного происхождения), драгоценностей (гарантия финансовой безопасности), золота, привлекающего своим блеском и полного символического смысла, и французских либо иностранных ценных бумаг свидетельствовало о принадлежности к богатому классу или к мелким вкладчикам, которые остерегались вкладывать деньги в капитализм, носивший вплоть до начала ХХ века авантюристический характер.

Исторически табуированность темы денег у французов вызвана несколькими причинами. В период Средневековья основные потоки обмена коснулись Франции в меньшей степени, чем стран южной Европы, смотрящих в сторону Средиземноморья, или портовых городов Северной Европы. К тому же, в течение долгого времени французский рынок не был на самом деле экономическим рынком, зато политическое пространство уже сформировалось. Франция была военно-политическим образованием, в то время как Англия была порождением морской коммерции; у немцев, уже объединившихся экономически, политическое объединение наступило позднее.

Наконец, в течение XIX и в первой половине ХХ века промышленный капитализм во Франции развивался медленнее, чем в соседних странах. Франция сохраняла крупный сельскохозяйственный сектор, защищенный протекционизмом и консервативной осмотрительной практикой, унаследованной от предков (не доверяя банкирам, французы привыкли откладывать деньги в чулок или в кубышку), несмотря на призывы Гизо в 1843 году: «Труд, сбережения и честность обогатят вас. Обогащайтесь!»

Экономические структуры и, соответственно, поведение французов в отношении денег изменились лишь после 1945 года. «Победоносное тридцатилетие» (1945-1975 гг.) ознаменовалось триумфом «экономики в долг», когда займы широко использовались для инвестирования модернизации предприятий, а также для приобретения семьями жилья, автомобилей, бытовой электротехники и т.д.

Несмотря на то, что деньги оставались табуированным или по крайней мепре засекреченным сюжетом, это не помешало французам значительно обогатиться за полтора века. Процесс обогащения коснулся всех социальных категорий, в том числе наемных рабочих и служащих, чья покупательная способность значительно и надолго выросла. В 1820-1860 гг. она была практически нулевой, но существенно выросла между 1860 и 1900 гг., когда экономическая депрессия привела к падению розничных цен. В период между 1900 и 1950 гг. реальная заработная плата оставалась стабильной, во время двух мировых войн она уменьшилась, затем, в период «победоносного тридцатилетия», значительно выросла, а в середине 80-х годов вновь стабилизировалась. В целом, за сто пятьдесят лет заработная плата французов выросла почти в пять раз.

И все же обогащению французов способствовали скорее личные сбережения, чем рост зарплаты. В XIX веке от 70 до 80% взрослых жителей в Париже, Лионе, Лилле и в Бордо ничего не оставляли детям после своей смерти. В 80-х годах ХХ века каждая вторая кончина сопровождалась передачей определенной суммы прямым наследникам умершего. За период с 1850 года до начала XXI века наследство у французов выросло в 15 раз, хотя в нем и произошли структурные изменения: собственность в сельской местности по своему удельному весу постепенно уступила городской собственности, а размещение капиталов значительно выросло, даже если золото и вернуло себе статус надежного резерва.

Турский ливр (монета, отчеканенная в Туре) 1726 года и жерминальный франк 1808 года имели одинаковую стоимость, но франк 2001 года представлял лишь 5% стоимости «золотого франка» 1914 года, а сегодняшний евро эквивалентен лишь одной трети «золотого франка».

Французы быстро поняли, что единственный способ избежать обесценивания денег и сохранить сбережения – вкладывать их в такие «прочные материи», как земля, камень, золото или золотые монеты. Можно сказать, что их недоверчивое отношение к ассигнациям и к ценным бумагам благоприятствовало накоплению и приумножению недвижимости. Зато золото у них недоверия не вызывало, и французские политические руководители прилагали больше усилий, чем в других странах, для поддержания паритета между франком и золотом.

Однако сразу после первой мировой войны номинальная стоимость франка уменьшилась в пять раз по сравнению с фунтом стерлингов и долларом. Президент Пуанкаре легализовал в 1928 году новую стоимость франка, приравняв его к весу золота, в пять раз меньшему, чем накануне первой мировой войны. Возвращение к его конвертируемости в золото успокоило финансовые круги и вкладчиков. Обеспечение активов золотом не исчезло и после 1945 года: Антуан Пине и Валери Жискар д’Эстен без проблем выпускали займы (разорительные для государства) благодаря их индексации по отношению к золоту. Прочное положение доллара и евро позволили французам, включая «евроскептиков», сравнительно легко перейти к новой европейской монете.

В 80-х годах французы освоили даже игру на бирже, которой не нанес ущерба даже финансовый крах 1987 года. Постепенно у них сформировалось новое отношение к деньгам, близкое к отношению соседей, даже если у сегодняшних французов забота о деньгах уступила место тревоге по поводу будущего мировой экономической системы.


Табу

«Настоящий наш враг – это деньги, которые коррумпируют, покупают, разрушают, убивают, разоряют и разлагают всё, вплоть до сознания людей».

Франсуа Миттеран

Долгое время французы косо смотрели на обладателя кубышки или на того, кто вдруг разбогател. Гарпагон со своей копилкой из пьесы Мольера «Скупой», жадный еврей-скупщик, бессовестный ростовщик и расчетливый спекулянт - все эти персонажи вызывали презрение у простых людей, которым не удалось разбогатеть, а «мораль» запрещала такой образ жизни. Бесчестие было уделом тех, кто сколотил состояние, занимаясь торговлей или предпринимательством. Вот почему бедные люди стремились умножить достаток и хотели дать детям благородное воспитание, а буржуа мечтал стать дворянином, как будто дворянство могло отмыть грехи стяжательства.

Такие представления диктовались давними традициями католической церкви, утверждавшей стерильную природу денег: «pecunia pecuniam non partit» (деньги не порождаются деньгами). Эта формула использовалась для борьбы с ростовщичеством. Христианин не должен извлекать материальную выгоду из бедственного положения ближнего, но должен, наоборот, помогать ему.

Церковная доктрина изменилась по мере того, как в XIII и XIV веках развивался торговый обмен. Появилось понятие «настоящая цена» (juste prix), а в деловой жизни утвердился умеренный процент за оказание реальной услуги. Но долго еще в католических кругах понятие греха ассоциировалось с денежными манипуляциями. Презрительное отношение к деньгам усилилось после того как Французская революция провозгласила устами санкюлотов и «неподкупным» Робеспьером принципы равенства, подхваченные затем левыми социалистами и коммунистами. Эти принципы были унаследованы Третьей республикой, в которой школа стала прививать детям любовь к труду и бережливость. Только деньги, добытые упорным трудом, были достойны уважения. В романе «Деньги» Эмиль Золя выразил отношение честных людей к деньгам: «Деньги служат удобрением для завтрашнего человечества; ядовитые и разрушительные деньги становятся ферментом развития общества...»

В 1990 году Франсуа Миттеран все еще считал безнравственным «зарабатывать деньги, пока спишь». И все же, поведение французов в ХХ веке изменилось: постепенно они привыкли пользоваться кредитами и деньгами. В 70-х годах они стали проявлять интерес к бирже и к инвестициям в переменный капитал. В следующем десятилетии Франция пережила финансовый бум, а завершился ХХ век «годами бабла», знаковой фигурой которых стал Бернар Тапи. За несколько лет число акционеров выросло до 6 миллионов, а число владельцев недвижимости – до 14 миллионов.



Деньги в чулке

Больше, чем другие народы, французы любят то, что экономисты называют «тезауризацией», т.е. хранение ценностей, изъятых из экономического оборота. На обыденном языке это называется «отложить деньги в чулок». Это выражение родилось во времена, когда золотые монеты (Louis d'ors, а по-русски луидоры) хранились в надежном месте подальше от чужих глаз: в шкатулке, зарытой в саду, в баке для кипячения белья, под матрасом, в платяном шкафу или в комоде.

Вплоть до XVI века у французов практически не было денег: самое необходимое они производили своими руками, а остальное добывали путем нехитрого товарного обмена. Деньги имели хождение только в крупных городах и лишь между торговцами и ремесленниками. Народ стал обзаводиться деньгами после введения королевских налогов, которые следовало уплачивать в звонкой монете. Именно тогда французы начали «откладывать» деньги.

Вплоть до XIX века в результате манипуляций королевской казной появлялись разные варианты денежных знаков. Чтобы избежать обесценивания денег, французы хранили их в виде золотых и серебряных монет. Так, в 1786 году, когда случилось наводнение, пострадавшие от него крестьяне доставали из шерстяных чулков новенькие золотые монеты, отчеканенные в... 1726 году! Любви к «презренному металлу» способствовал печальный опыт французов: например, махинации Джона Лоу, создавшего в 1720 году первую финансовую пирамиду, или «революционные деньги» (ассигнаты), которых было отпечатано гораздо больше, чем позволяло достояние молодой Республики.

В XIX веке личные сбережения были ключом к успеху. Как только была накоплена небольшая сумма денег, их обладатель мечтал об одном – вписать свое имя в золотую книгу рантье, приобретая казначейские боны и государственные займы (в том числе иностранные) либо вкладывая деньги в недвижимость. Сама эпоха благоприятствовала этому: в Париже появилось множество доходных домов, готовых принять потоки рабочей силы, нахлынувших в столицу. В буржуазных семьях супруг вел счета, занося в гроссбух все до одного затраты по хозяйству. Каждое поколение должно было вести дела так, чтобы наследство приносило доход, прежде чем оно перейдет к следующему поколению. Это был золотой век наследства. Вплоть до 1910 года право наследования обходилось всего в 1% от наследуемой суммы.

Первая мировая война показала, что правы были отцы семейства, искавшие доходов, не связанных с риском. Прошли времена праздных рантье. И только с экономическим подъемом в 60-х годах французы в массовом порядке обращаются к хранению денег в банке и к пользованию кредитом. При этом старые рефлексы не исчезли полностью: в 90-х годах на руках у французов имелось 6000 тонн золота, т.е. 7,5 % всего золота, добытого с 1413 (!!!) года. В момент перехода на евро многие покупки оплачивались наличными, а затем франк окончательно исчез.

[ALX]

3 франка 6 су

В феодальной Франции в обращении находились одновременно несколько разных монет. Запись, сделанная в январе 1220 г. в «Дневнике одного парижского буржуа», сообщает, что на одно денье (монета из сплава золота и серебра) можно было купить «квартерон яблок» (250 г), за одну монету из белого серебра – три куриных яйца, а за один золотой экю – сотню селедок... Наличие разных монет затрудняло коммерцию, поскольку трудно было установить с точностью содержание драгоценного металла в каждой монете. Из-за этого часто возникали споры и конфликты. Ведь хождение имели не только монеты короля, но также принцев, священников или разных городов. Унификация выпуска монет началась при Людовике IX, который добился того, что к 1260 году повсюду во французском королевстве стали использовать только королевскую монету.

Что касается монеты под названием «франк», то она появилась в разгар Столетней войны, когда королевская казна приступила к эмиссии, чтобы оплатить выкуп короля Иоанна II Доброго, попавшего в плен к англичанам (1360 г.). В конце концов, король был освобожден (на старофранцузском - estant franc), и в честь этого события королевскую монету назвали «франком» (буквальный перевод - "свободный").

В течение двадцати лет один франк был эквивалентен одному фунту, затем – одному золотому экю, а 15 августа 1795 г. революционеры утвердили новую монетную систему: франк, десятина (1/10 франка) и сантим (1/100 франка). Луидоры и золотые экю были изъяты из обращения. В 1803 году Наполеон «облагородил» национальную монету, введя в обращение «жерминальный франк». Монета в один франк содержала 4,5 г чистого серебра, а 20-франковая монета знаменитый «наполеон») содержала 5,8 г чистого золота.

В 1800 г. был основан Банк Франции, получивший монопольное право на эмиссию (выпуск денег). В результате франк стал исключительно солидной монетой и использовался французами для тезауризации своих «заначек». В течение века курс франка не менялся.

Многие страны выбрали франк в качестве эталона для своих денежных единиц (Бельгия, Италия, Швейцария, Люксембург, Греция, Австро-Венгрия. Россия и некоторые другие страны).

В годы первой мировой войны курс франка понизился в пять раз, и Франция прекратила выпуск золотых и серебряных монет. В 1928 г. президенту Пуанкаре удалось стабилизировать франк, но в годы второй мировой войны франк снова обесценился. За период с 1936 по 1990 год курс франка уменьшился в 400 раз, а затем он уступил место новой монете – евро.


Бедные...

Вплоть до 1000 года сельские жители во Франции жили очень бедно. Земля принадлежала знати, а обрабатывали ее крепостные крестьяне, которые должны были отдать сеньору большую часть урожая и выплатить разные оброки. Помощь крестьянам оказывала церковь. С появлением новых церквей и монастырей, в пользу которых с крестьян взымалась десятина, духовенство стало призывать к милосердию и благотворительности: монастыри и аббатства должны были помогать больным, голодающим, не имеющим крова, а также паломникам. Церковь выделяла для самых бедных крестьян часть своей земли, чтобы те могли пасти на ней скотину. Только у выхода из церкви нищие могли просить милостыню по окончании службы.

Постепенно государство стало принимать меры, чтобы отделить «настоящих» нищих, которым оно помогало, от «ненастоящих», которых оно заключало в тюрьму. Примерно то же самое происходило в городах вплоть до промышленной революции. Там за счет разорившихся крестьян росло рабочее население, значительная часть которого не имело квалификации и получало мизерную зарплату. Не было ни социальной защиты, ни таких понятий, как «минимальная зарплата» и «социальная помощь», рабочий день длился 12-15 часов, условия труда были изматывающими.

Перемены начались в конце XIX века с ростом производительности и эффективности промышленного производства. Было введено всеобщее голосование, появился рабочий класс, легализованы профсоюзы и забастовки, развивалось социальное законодательство (сокращение рабочего дня, пенсионный фонд, социальное страхование и т.д.). В ХХ веке эти процессы приняли широкий размах, особенно после второй мировой войны. Родилась идея о том, что государство должно обеспечивать коллективную защиту от «риска бедности». В результате стали повсеместными социальное страхование от болезней и старости, выплата пособой по безработице, учреждение минимальной зарплаты, материальная помощь для возвращению к трудовой деятельности (RMI), универсальное медицинское страхование (CMU). Всё это касалось не только активной части населения, но и тех, кто по той или иной причине оказался «за бортом». Бедность стала считаться социальным злом, и если государство не справлялось с ней, то появлялись такие формы социальной помощи, как «Restaurants du Cœur» (сеть бесплатных обедов) или «Католическая помощь».


...и богатые


В средние века богатство было неразрывно связано с земельной собственностью. Но богатство ценилось не само по себе, а в той мере, в какой оно позволяло не работать и тратить деньги не считая их. Социальный престиж зависел именно от таких «королевских» трат. Гранд-сеньор – это тот, кто имеет замок, дает балы, дарит своим вассалам земельные участки земли или крупные суммы денег. Люди сколачивали состояния на войнах или на службе у короля. С развитием торговли появился новый класс – торговцы, среди которых самым известным был Жак Кёр, серебряных дел мастер короля Карла VII. В конце XV и в течение XVI века придворные казначеи Жан Бурре, Томас Боер и др. строят себе роскошные замки в Плесси-Бурре, Шенонсо и в других местах, ни в чем не уступающие королевским замкам. Постепенно главным источником богатства стали не земельные владения, а занятия торговлей, финансами или государственной службой (Ришелье, Мазарини, Жан Фуке).

В XIX веке по мере развития промышленного капитализма появились нувориши (от французского nouveau riche, «новые богачи») – промышленники, банкиры, держатели акций и облигаций. Теперь деньги сами по себе имеют высокую социальную ценность, даже если об этом не принято говорить. «Обладать миллионом – это верх желаний торговца!» - сказал Гюстав-Эмманюэль Руа, председатель Торговой палаты Парижа в XIX веке. Одни довольствуются ролью рантье, получая дивиденды: богатство шло в руки тем, кто с умом разместил первоначальный капитал. Другие богатели – в XIX и в XX веке – идя на риск освоения новых областей предпринимательства: например, братья Сеген (пионеры в строительстве железных дорог), Анри Жермен (основатель банка «Креди Лионнэ»), Аристид Бусико (основатель парижского универмага «Бон Марше»), Луи Бреге (авиация), Андре Ситроен (автомобилестроение), семья Мишелен (производство шин), Марсель Буссак (текстиль) и др. И сегодня в списке богатых людей есть те, кто начинал с нуля (бизнес в таких областях, как продовольственные магазины, напитки, мода и т.д.). Большинство из нуворишей мечтают приобрести виноградник, замок, произведения искусства и таким образом пустить социальные и культурные корни с помощью достояния, как это происходило во времена Людовика XIV.

Долой налоги!

Говорят, что обмануть налоговые службы – это «национальный вид спорта» у французов, которые считают налоговую систему несправедливой и позволяющей государству транжирить деньги налогоплательщиков. Кстати сказать, в свое время объявление о новых налогах, с которыми не были согласны местные парламенты, привело к созыву Генеральных штатов и... к Великой французской революции.

«На содержание вооруженной силы и на расходы по управлению необходимы общие взносы; они должны быть равномерно распределены между всеми гражданами сообразно их возможностям», - говорится в тринадцатой статье Декларации прав человека и гражданина 1789 года. Так был положен конец бесконечным пошлинам и сборам, когда у крестьянина отнималось от одной трети до половины урожая, а также конец привилегиям знати и духовенства. Да здравствует король, но без «габели» (знаменитый налог на соль)!

На самом деле Революция и Империя сопровождались ростом прямых и особенно косвенных налогов. При Наполеоне вся Европа платила пошлины за напитки, карты, табак, кареты... И лишь столетие спустя у левых партий родилась идея взимать налог не с внешних признаков богатства, а с доходов.

Начиная с XVI века, по мере укрепления государства, в связи с чем нужны были новые поступления в казну, многие французы пытались так или иначе обмануть администрацию. Так, в XIX веке некоторые французы, желая избежать уплаты налогов на права наследования, использовали банковские сейфы. Множились мошеннические операции с финансами, так что у Мопассана были основания для такого наблюдения: «Когда украдут десять су, то говорят: это воровство. А когда прибирают к рукам сто миллионов, о воровстве никто ни слова».

И в наши дни тоже предпринимаются попытки уйти от налогов. Кто-то «забывает» записать в декларацию свои доходы. Кто-то искусственным образом повышает сумму расходов, которые списываются с налогов. Ежегодно общая сумма ущерба, наносимого таким обманом, составляет, по оценке специалистов, от одной трети до половины всего подоходного налога! Генеральное налоговое управление объединяет 8000 агентств фискальной службы. Десятая часть агентств обнаруживают крупные нарушения налогового законодательства. Фискальные контролеры посещают каждый год 40 тыс. предприятий и 4 тыс. частных лиц, главным образом в секторе жилого строительства, общественных работ, одежды, рекламы и коммерции. Примерно 900 контролеров передают результаты фискальной проверки в суд...


Деньги сегодня

За последнюю четверть века роль денег во французском обществе и отношение к ним французов существенно изменились. Эти изменения вызваны глобализацией, новой ролью биржи и местом, которое занимают деньги в европейском строительстве.

Долгое время французы, по крайней мере многие из них, с предубеждением или даже отрицательно относились к ценным бумагам. Однако бурное развитие экономики в период «победоносного тридцатилетия», растущее желание и новые возможности потребления, а также новое отношение к сбережениям и к наследству, которые раньше были доступны зажиточному меньшинству, привели к широкому распространению кредитов и покупки ценных бумаг.

В течение 80-х годов возросла роль биржи в связи с ростом потребности в финансах предприятий, которые предпочитают продавать акции, а не брать кредиты в банке. Реформирование биржи сделало более простым доступ к рынку акций. Одновременно менялась ментальность французов по мере распространения «либеральных» идей, поощряющих индивидуальное обогащение, принятие рисков и дух предпринимательства. Отныне финансовое наследство (акции, облигации, текущие счета и т.д.) почти сравнялось с имущественным наследством.

Вместе с тем, растущая открытость границ – как в Европе, так и во всем мире – позволила французам осознать важность экономических реформ и способствовала их сближению с другими народами. Перемены в обществе также повлияли на отношение французов к деньгам. Женщины внесли свой вклад в эти перемены: с 1983 года они наравне с мужьями ставят подпись на декларации о доходах семьи. 30% француженок зарабатывают столько же, сколько их мужья, или даже больше.

Треть всех супружеских пар имеет раздельные счета, возросла роль брачного контракта, особенно в случае повторных браков. Значительно выросло число молодых людей, которые подрабатывают время от времени. В связи с ростом продолжительности жизни и с реформой пенсионного обеспечения у возникает желание лучше подготовиться к будущему.

Широкое распространение кредитной карты в период экономического подъема привело к увеличению случаев сомнительных или спорных долговых обязательств со стороны французских семей, общая сумма которых – 24 миллиарда евро (в два раза больше, чем в 1989 году). Banque de France зарегистрировал 145 тыс. человек, не погасивших кредиты. Наконец, с подписанием в 1992 году Маастрихтских соглашений французы убедились в том, что европейское строительство тесно связано с финансовыми проблемами.

До 1 января 2002 многие боялись, что Маастрихтские соглашения приведут к утрате государствами своего монетарного суверенитета, а народы осиротеют и утратят свое культурно-историческое, национальное и прочее своеобразие. Имелись в виду прежде всего французы, у которых само название денег («франк») напоминало об их происхождении. Как ни странно, но после двухсот лет существования франка его исчезновение не вызвало ни слез, ни приступов ностальгии, в то время как переход в 1960 году к новому франку был весьма болезненным.

Тем не менее, цены во Франции до сих пор указываются в евро и во франках. Следует ожидать, что французы еще долгое время будут «конвертировать в уме» во франки, особенно когда речь идет о крупных суммах, точно так же, как персонажи Бальзака продолжали считать деньги в фунтах, луидорах и экю, а монета в сто су (5 франков) сохраняла свою знаковость до середины ХХ века. Иными словами, франк не исчез окончательно, тем более, что он по-прежнему служит денежной единицей в Швейцарии и в некоторых странах Африки.

© Перевел с французского Boris Karpov, 2008