Май-68 для "чайников"

[Boris]

МАЙ-68 ДЛЯ "ЧАЙНИКОВ"

Отрывки из книги Патрика Ротмана «Май-68, рассказанный для тех, кто не был современником событий»

Три Мая-68 в одном флаконе

Феномен под названием «Май-68» нельзя рассматривать как некий гомогенный блок или сводить его к студенческим выступлениям и к требованиям разрешить аборты.

Здесь уместно говорить сразу о нескольких подходах.

Первый подход очерчивает границы «момента» в прямом смысле слова - восемь недель между 3 мая 1968 года (начало событий) и 30 июня того же года. На этом промежутке времени развивались сразу три кризиса - университетский, социальный и политический.

Второй подход – социологический, он вписывает Май-68 в контекст 60-х годов и рассматривает его как эпицентр значительных социокультурных перемен. Май-68 находился где-то посередине между концом войны в Алжире и первым нефтяным кризисом. Такое позиционирование двенадцати лет в жизни Франции позволяет распознать «молекулярные» общественные движения, предвосхитившие Май-68 и его роль в развитии французского общества во второй половине ХХ века

И, наконец, более политизированный третий подход: он рассматривает 60-е годы как «красный период» («красный воздушный фон», если воспользоваться названием фильма Криса Маркера). Этот период начался в 1965 году первыми американскими бомбардировками во Вьетнаме и закончился в 1975 году падением Сайгона.

Май-68 не был чисто французским событием, это одна из страниц мировой истории, развивавшейся под знаком пробуждения народов «третьего мира» и войны во Вьетнаме.


Искра 3 мая

Все началось с университета в Нантерре. Того самого университета, который вырос в середине 1960-х годов в бедном пригороде Парижа, среди пустырей и бидонвилей. Здесь учились как молодые люди, выросшие в комфортных социальных условиях западной части Парижа, так и выходцы из бедных семей, вынужденные обитать в студенческих общежитиях. На отделении социологии сформировалась небольшая группа студентов, так или иначе связанных с анархистской группой «Черное и красное». Они были большими насмешниками и устраивали разные провокации, надеясь увлечь за собой других студентов.

К студенческим волнениям в Нантерре добавлялись выступления против войны во Вьетнаме, в частности акция, предпринятая 20 мая Национальным вьетнамским комитетом против филиала банка American Express в квартале парижской Оперы. В витрину банка полетели булыжники, в связи с чем был арестован студент из Нантерра Ксавье Ланглад. В знак солидарности с ним была сформирована небольшая группа вокруг Даниэля Кон-Бендита, чье влияние постоянно росло. Вскоре в амфитеатре университета собралось несколько сотен студентов. Так родилось движение 22 марта. Общее собрание активистов, на котором присутствовало 142 человека, было проведено 22 марта в час ночи.

Несмотря на то, что Ксавье Ланглад был очень скоро выпущен на свободу, движение 22 марта поддерживало студенческие волнения в Нантерре в течение всего апреля. Жертвой беспорядков стал, в частности, профессор Рене Рэмон. 2 мая 1968 года он решил закрыть университет и вызвать Кон-Бендита и некоторых из его товарищей на заседание дисциплинарного совета университета. Г-н Рэмон рассчитывал таким образом подавить волнения, но добился прямо портивоположного результата.

3 мая 1968 года во дворе Сорбонны проходил митинг солидарности со студентами Нантерра. Присутствовало 300 студентов. Во время митинга стало известно, что в сторону Сорбонны движется ударная группа ультраправых. Чтобы дать им отпор, студенты Сорбонны вооружались ножками от столов. Но «фашо» не дошли до Сорбонны, и в ее дворе ничего не произошло.



Тем не менее, именно в этот момент в Сорбонну прибыла полиция, которую вызвал ректор. Студенты не собирались защищаться, однако это было первое вторжение полиции на университетскую территорию, считавшуюся до тех пор святилищем. Без всяких объяснений полиция решила препроводить молодых людей в комиссариат, чтобы установить их личности. Автобусы с задержанными студентами продвигались по улицам медленно, и за это время полиция оцепила квартал.



Студенты, сидевшие за столиками кафе в Латинском квартале, заметили маневры полиции. Они стали подходить к полицейским, задавать им вопросы. В результате полиция забрала и их. Студенты оказали сопротивление. От 2 до 3 тысяч студентов начали разбирать ограды вокруг деревьев на бульваре Сен-Мишель. Нечто вроде баррикад выросло в верхней части бульвара. Полиция применила слезоточивые газы. Зеваки присутствовали при сценах яростных стычек. Одному из полицейских брусчаткой размозжили голову. Стражи порядка заполняли бульвар Сен-Мишель, избивая дубинками всех подряд молодых людей.




10 мая – ночь баррикад

В 18 ч. 30 мин. на площади Данфер-Рошеро собралось много молодых людей, в том числе учащихся лицеев, которые пришли, чтобы продемонстрировать свою солидарность со студентами. В манифестации участвовало примерно 30 тыс. человек. В ответ на захват полицией Сорбонны гениальный стратег Кон-Бендит организует захват студентами Латинского квартала.Студенты беспрепятственно занимают улочки вокруг Сорбонны вплоть до Пантеона и рю Гей-Люссак.



Атмосфера замечательная, студенты дискутируют между собой и с местными жителями, как вдруг в 21 час молодые люди начинают разбирать брусчатку. Как будто началось соревнование, чья баррикада будет самой красивой и самой высокой. К 23 часам в Латинском квартале было сооружено около сорока баррикад. Некоторые из них были сооружены вопреки здравому смыслу – например, при входе в тупик. Префект полиции Морис Гримо терпеливо ждал, чтобы студенты разошлись по домам. Но в 2 часа ночи он получил приказ разобрать баррикады. Вот тут-то и началось ничем не оправданное насилие. В комиссариатах (например, в бывшей больнице Божон) «прием посетителей» начинался с избиения дубинками. Эта ночь стала поворотным моментом в развитии событий: ситуация существенно изменилась и стала необратимой.




Всеобщая забастовка

14 мая президент де Голль отправляется с официальным визитом в Румынию. Поначалу он сомневался, ехать ли туда, но Помпиду убедил генерала в необходимости визита, о котором было давно уже договорено. Помпиду хочется хотя бы на время остаться капитаном на борту корабля.

Одновременно рабочие завода Сюд-Авиасьон в Бугене (деп. Луара-Атлантика) проголосовали за проведение забастовки. Под влиянием анархо-синдикалистов две тысячи рабочих занимают завод и берут в заложники патрона. Это было первое предприятие, над которым взметнулось красное знамя. Чуть позже то же самое произошло на заводах Рено в Клеоне. Заводы Зюд-Авиасьон и Рено сыграли такую же роль детонатора забастовки, как и университет в Нантерре.

И снова о событии все узнают очень быстро благодаря транзисторам. 16 мая к забастовке подключаются другие заводы Рено. Все внимательно следят за ходом событий. Парижский пригород Бийанкур, где находятся автомобильные предприятия Рено, – форпост Всеобщей конфедерации труда (ВКТ), ставшей зачинщиком всеобщей забастовки.



Главные требования бастующих касаются заработной платы, прежде всего – минимальной заработной платы (SMIG), 40-часовой рабочей недели, условий труда. 16 мая секретарь Французской конфедерации профсоюзов (ФКП) Эжен Декамп собрал совещание руководителей, в ходе которого стало ясно, что на предприятиях сложилась благоприятная обстановка для решительных действий. Э.Декамп предлагает руководителям вернуться на предприятия и провести голосание за или против всеобщей забастовки. Уже на следующий день конфедерация профсоюзов замедляет шаги: не доверяя левацким организациям, она боится быть втянутой в движение, масштабы которого нельзя было предвидеть. Конфедерация хочет сохранить свою мощь и влияние на бастионах металлургии и транспорта. Постепенно к забастовке подключаются железнодорожники, а за ними почтовые работники. За короткий период с 18 по 20 мая локальная забастовка становится всеобщей. К 23 мая во Франции бастовало более 7 миллионов человек! Всеобщая забастовка 1968 года стала самой крупной забастовкой в истории французского рабочего движения.


«Адьё, де Голль!»

Де Голль понимал, что в стране разразился глубокий кризис общества, он говорил даже о «кризисе цивилизации». Генерал выступал за проведение реформ, но, разумеется, в спокойной обстановке и после восстановления порядка. Однако достичь этого было не просто. Президент собирался обратиться к стране вечером 24 мая, уверенный, что ему и на этот раз удастся положить конец кризису. Ведь он по-прежнему - символ Франции, символ истории, закона и власти... Он был убежден, что магия его слов изменит ситуацию.

Но очередная ошибка, допущенная правительством, помешала реализации плана: 22 мая, когда забастовочное движение достигло апогея, Даниэль Кон-Бендит был выслан из Франции в Германию ( у него было немецкое гражданство – прим. переводчика) под предлогом того, что в Амстердаме он якобы призывал уничтожить французский флаг и оставить только красный. Эта высылка придала новые силы студенческому движению, которое сходило на нет из-за отсутствия не только четких перспектив, но и лидера (после высылки Кон-Бендита). 24 мая активисты студенческого движения призвали к проведению манифестации возле Лионского вокзала под одним из самых известных и самых замечательных лозугов Мая-68: «Мы все – немецкие евреи».

В 20 часов многочисленные манифестанты – и не только студенты – слушают по радио речь президента. Де Голль выступил с анализом актуальных проблем. Реагируя на кризис, он развивает тему деятельного голлизма. Речь, произнесенная им 24 мая, была написана неплохо, но набрав высоту, соответствовавшую событиям, генерал не сохранил ее до конца. Де Голль сам признавался в том, что он не достиг цели своего выступления. В конце речи манифестанты вынимали платки и кричали: «Адьё, де Голль! Адьё, де Голль!».

Тем временем полиция оцепила Лионскую улицу, и несколько тысяч манифестантов были там заблокированы. На улице начались стычки, затем манифестанты рассредоточились небольшими группами по правому берегу. Казалось, что стражи порядка обессилели и не поспевали за событиями. Например, когда они приехали к Бирже, здание уже было охвачено огнем. В тот вечер сложились благоприятные условия для качественного изменения ситуации: небольшими группами можно было без труда проникнуть в неохраняемые министерства и занять официальные здания, и тогда мятеж превратился бы в восстание. Но одного не хватало – воли взяться за оружие и готовности умереть.
Сцены насилия были ужасающими. Так, комиссариат полиции 5-го округа на площади Пантеон был атакован с применением «коктейлей Молотова», из-за чего начался пожар. Полицейских, которые закрылись в комиссариате, охватил страх, и они запросили у префекта полиции разрешение открыть огонь. К счастью, вовремя подъехал автобус CRS (части полиции особого назначения), манифестанты были оттеснены, и до применения оружия дело не дошло. До катастрофы оставалось два шага.

Часто говорят, что в Мае-68 обошлось без человеческих жертв. Это не совсем так - в ту ночь погибли два человека: в Париже мужчина погиб от взрыва гранаты, а в Лионе на комиссара полиции Лакруа упал сброшенный манифестантами грузовик.


Переговоры на рю Гренель

25 мая пополудни, через несколько часов после того, как в Париже вроде бы все успокоилось, в здании министерства труда на рю Гренель начались переговоры между правительством, профсоюзами и патронатом. Уже то, что удалось посадить за стол переговоров представителей всех сторон, было крупной победой Помпиду. Премьер-министр умело направлял дискуссии по разным вопросам. На переговорах он выступал в роли подрядчика, задавал тон и принимал решения о повестке дня. Ему помогали советник Эдуард Балладюр и Жак Ширак, который уже вторую неделю эффективно действовал за кулисами событий. Главе правительства необходимо было остановить забастовку и восстановить порядок на базе соглашения с ведущими профсоюзами. Такой же была позиция руководителей ВКТ – правой руки французской компартии, которая подчинялась международному коммунистическому движению и Советскому Союзу. В 1960-х годах во главе СССР стоял Брежнев. Для него, как и для его предшественников, иностранная политика была приоритетной. Политика неприсоединения, которую проводил генерал де Голль, приветствовалась в СССР, поскольку она была антиамериканской.

Жорж Сеги хотел доказать, что руководимая им ВКТ остается самой представительной и самой сильной профсоюзной организацией, которая умеет постоять за свои интересы. Требования, касающиеся минимальной заработной платы, были быстро удовлетворены. Профсоюз работников горнодобывающей и металлургической промышленности (CFDT), со своей стороны, настаивал на легализации профсоюзных комитетов на предприятиях, с тем, чтобы профсоюзы могли там легально вести свою работу.



Переговоры на рю Гренель продолжались днем и ночью с 25 по 27 мая, но, в конце концов, забуксовали. ВКТ хотела поднять ставки, и в воскресенье вечером Жорж Сеги объявил журналистам, что никакого решения в течение наступающей ночи не ожидается. Однако в два часа ночи он узнал о готовящейся манифестации на стадионе Шарлети под эгидой ненавистного ему левацкого движения и при поддержке CFDT и Пьера Мендес-Франса. Сеги отреагировал как коммунист, а не как профсоюзный лидер: чтобы сдвинуть переговоры с мертвой точки, он тут же встретился с глазу на глаз с Жаком Шираком. Им удалось договориться, и в понедельник утром текст Гренельских соглашений был готов. Измотанный, но удовлетворенный результатами Помпиду поехал домой, чтобы поспать. Он был уверен, что выход из кризиса близок.

Жорж Сеги поехал в цитадель рабочей Франции - цеха завода Рено в Булонь-Бийанкуре, чтобы объявить там о результатах переговоров. Его появление перед самой серьезной и самой организованной частью рабочего класса было актом тем более рискованным, что в то же самое утро, еще до приезда Сеги, сектор ВКТ на Рено проголосовал за продолжение забастовки. Сеги быстро понял, что соглашения, которые он решил обнародовать перед 20-тысячной толпой металлургов, вызовут живую реакцию.

В тот месяц во Франции происходило что-то неподдающееся определению. Нельзя же бастовать целых три недели ради того, чтобы получить 10-процентную надбавку к зарплате! В то время завод в Бийанкуре пользовался большим уважением, и если забастовка продолжалась на Рено, то и вся Франция бастовала.


Левые силы в тупике

В тот самый вечер, когда были подписаны Гренельские соглашения,
на стадионе Шарлети собрались представители революционного движения. Устроителями митинга были члены Объединенной социалистической партии (PSU) и профсоюза CFDT. Участники поддержали решение, предложенное Мендес-Франсом, к которому относились, как к личности провиденциальной. (...) Он обладал одновременно слухом члена PSU, возглавляемой Мишелем Рокаром, и видением государственного деятеля, за спиной которого было председательство в Совете. Именно вокруг него сплотились революционеры и реформисты, приехавшие на стадион Шарлети. Впрочем, Мендес-Франс быстро понял, что прозвучавшие в тот день речи были рецидивом революционной риторики, которая была ему чужда.

Речи произносились чисто утопические, говорили о каких-то комитетах действия и советах трудящихся. Вобщем, митинг в Шарлети оказался мертворожденной политической акцией.

Соперником Мендес-Франса выступил Франсуа Миттеран, представлявший некоммунистические левые силы (в митинге Шарлети он не участвовал). Борьба между ними носила исключительно острый характер. 28 мая в 11 часов Миттеран дал пресс-конференцию в отеле «Континенталь», на которой он объявил о своем проекте выхода из кризиса. Поскольку проведенный по инициативе де Голля референдум провалился, и власти уже не имели никакого влияния, Миттеран предлагал провести новые президентские выборы, на которых он собирался выдвинуть свою кандидатуру. Чуть позже он предложил сформировать правительство переходного периода во главе с Мендес-Франсом. Эти предложения Миттерана, одобренные «классическими» левыми силами, исходили из гипотетического ухода де Голля с политической сцены. Позднее правые резко критиковали Миттерана за такую позицию, называя его «путчистом».

Миттеран пользовался поддержкой коммунистов, которых устраивала его кандидатура в случае перехода власти. Но сначала ФКП решила показать свою силу. С помощью ВКТ коммунисты призвали к манифестации на следующий день – в среду 29 мая. Ее лозунгом было «народное правительство», т.е. чисто материальное требование.


Генерал уходит и... возвращается

29 мая события развиваются стремительно. Генерал де Голль сообщает премьер-министру об отмене совета министров, намеченного на среду, и улетает на вертолете, но не к себе в Коломбэ-ле-дез-Эглиз. Два вертолета «Алюэт» заправляются горючим под завязку и, не замеченные радарами, скрываются в неизвестном направлении. Вскоре министр армий Пьер Месмер поставлен в известность о том, что глава государства исчез. Доложили об этом и Жоржу Помпиду.

29 мая пополудни манифестация, организованная ВКТ, проходит в 400 метрах от Елисейского дворца, как и было запланировано, но дворец пуст: де Голль в отъезде. Вертолеты президента приземляются в Баден-Бадене, а точнее - в резиденции командующего французскими частями в Германии Массю. Де Голль никогда не распространялся по поводу этого эпизода, однако Массю описал сцену близким людям и даже написал об этом книгу, в которой утверждает, что он поднял настроение де Голлю. По его словам, генерал был как в воду опущенный и постоянно говорил: «Всё потеряно!». Массю якобы приободрил генерала, который отправился затем в свое поместье Коломбэ. Оттуда де Голль распорядился собрать совет министров на следующий день – 30 мая.

Собирался ли генерал действительно сдаться перед сложившейся ситуацией? Трудно представить, чтобы де Голль уступил свое место. Конечно, он очень устал и потерял сон, но голова-то осталась! Генерал, с именем которого было связано освобождение Франции от немецкой оккупации, никогда бы не убежал в Германию. Поэтому есть более правдоподобная гипотеза: исчезновение де Голля на несколько часов было всего лишь маневром, рассчитанным на то, чтобы вызвать психологический шок у французов. Внезапно уехав, де Голль рассчитывал создать атмосферу ожидания, которая позволила бы ему затем вернуться с триумфом.

30 мая примерно в 16 часов де Голль обращается к французам по радио. Он говорит решительным и твердым голосом, по которому все узнают прежнего де Голля. Он объявляет о том, что остается: «Я не отступлю», тем самым разбивая стратегию Миттерана. Он объявляет, что оставляет Помпиду, но распускает Национальное собрание.



Пока де Голль произносит свою речь, небольшие группы голлистов собираются на площади Согласия – началась массовая манифестация в поддержку генерала. Организаторы шествия рассчитывали на несколько тысяч манифестантов, но магия речи де Голля сделала свое дело: в манифестации участвовали от 300 до 400 тыс. человек (однако не 1 миллион, как было объявлено позже).



Можно сказать, что Май-68 закончился именно в этот вечер 30 мая. Речь де Голля длилась всего четыре минуты, но произвела эффект волшебной палочки – выход из тупика был найден.

В июне 1968 года во Франции прошли выборы в законодательные органы, отметившие резкий поворот страны вправо. Даже политики правого толка называли их «выборами страха». Все встало на свои места и порядок был восстановлен. Демократическое и анархическое движение Мая-68 завершилось выбором на редкость консервативного Национального собрания.

Отрывки из книги «Mai 68 raconté à ceux qui ne l’ont pas vécu», par Patric Rotman, Seuil.
«Нувель Обсерватер», февраль 2008 г.
Перевел с французского: Boris Karpov

Афиши:
http://www.cnt-f.org/IMAGES/index.ph...toire/Mai%2068

Лозунги и настенные надписи:
http://www.les-ours.com/novel/mai68/index.html

Телеканал ARTE готовит к 40-летию майских событий 1968 года:
http://jeanmarcmorandini.tele7.fr/article-12754.html

Ссылки по теме:
http://www.orange.fr/bin/frame.cgi?u...rofil%3Dorange