Созвездие Быкова

[Vishenka]

Созвездие Быкова
10.19 02:41 pm | NRS.com

Недавно гостем литературной радиопрограммы "Переплет", которую ведут журналисты Ирина Лейкина, Олег Сулькин и президент Книжного клуба Михаил Фрейдлин, был московский критик, писатель и поэт Дмитрий Быков.

О.С. – Представляя Дмитрия Быкова и его творчество, признаюсь: крайне редко за последнее время я получал такое удовольствие от чтения критики и публицистики. Хотя не всегда соглашаюсь с автором. Ирина, наверное, тоже.

И.Л. – Соглашаться и не обязательно, можно внутренне полемизировать, когда читаешь. Но нельзя не отметить, что написано это сильно и ярко.

О.С. – Сборник публицистики и критики Дмитрия Быкова под названием "Блуд труда" издан в этом году в петербургском издательстве "Лимбус-пресс", а первоначально статьи публиковались в разных изданиях.

И.Л. – Перед нами еще одна книга Дмитрия Быкова – "Призывник. Стихотворения и поэмы". Она издана в прошлом году в санкт-петербургской "Амфоре".

О.С. – Дмитрий, давайте поговорим о том, как вы работаете. Вы пишете стихи и прозу, а также критику. Вопрос наивный, но важный: почему вы не хотите сосредоточиться на чем-то одном?


В свое время Маршак, Паустовский и Чуковский призывали всех своих учеников вести, что называется, "многопольное хозяйство". Всегда писать стихи нельзя. Это случается приступами. Когда не пишется – это чрезвычайно тяжелое, нервозное состояние, ощущение вины, невостребованности. Надо заполнять досуг чем-то другим. Так что проза и критика – просто моя борьба с неврозами.

Первый мой роман был борьбой с собственным имперским неврозом. "Орфография" – наоборот, с либеральным. Непобежденных неврозов еще очень много. Я думаю, что это не последняя моя книжка. Такая вот автотерапия.

М.Ф. – Дмитрий, мне кажется, что критик и писатель находятся по разные линии фронта. Не получается ли, что вы то "свой среди чужих", то "чужой среди своих"?

Это не совсем так. Лучшая критика в России все-таки написана поэтами. Поэзия – дело тонкое, оно требует подбора оптимальных слов в оптимальном порядке и хорошо тренирует мозги. Я думаю, лучше "Писем о русской поэзии" Гумилева, лучше рецензий Брюсова, лучше статей Цветаевой, в частности о Пастернаке, лучше писем самого Пастернака о поэзии просто ничего не написано.

Литературный критик должен быть так или иначе причастен к цеху, иначе возникает вопрос: кто дал ему право судить? И если критик предъявляет что-то, им лично написанное, то, бывает, именно это его и дискредитирует. А бывает, наоборот, придает дополнительную легитимность. Например, Басинский предъявил, и стало видно, что этот человек имеет право на критику.

О.С. – Дмитрий, вы буквально повторили слова Франсуа Трюффо, который в свое время был известным кинокритиком, потом начал снимать кино и, как мы знаем, очень успешно.

М.Ф. – Ваш сборник "Блуд труда" вышел в "Лимбус-пресс". Это издательство, которым руководит Виктор Топоров. Как строятся ваши с ним отношения?

У нас с ним нейтральные отношения. Я больше ценю его как переводчика, а не как критика. Некоторые его высказывания для меня совершенно неприемлемы, но под другими я готов подписаться. Топоров – это что-то вроде Незнайки, который рисует портреты и всем показывает, и каждому портреты очень нравятся, пока очередь не доходит до него самого. Тем не менее я согласен с Михаилом Веллером, что Топоров – критик яркий.

Что касается отношений с издательством, то, в принципе, основное мое издательство – "Вагриус", а с "Лимбусом" у меня случился разовый роман. Они издавали свою серию "Инстанция вкуса" и совершенно неожиданно меня туда включили. Я им за это очень благодарен.

И.Л. – Я с удовольствием почитала ваши стихи. И "зацепилась" за "Пригородную электричку", которую вы написали в 1986 году. Это стихотворение явно перекликается с пастернаковским "На ранних поездах"...

Да, с большой силой.

И.Л. – Но оно по настроению полярно пастернаковскому. Сегодня вы бы написали такие стихи?

Это очень ранние стихи, мне было тогда 18 лет. Впрочем, позже я написал "Ночные электрички" ("С рожденья мне не обрести привычки к родной, набитой, тесной, сволочной, обычной подмосковной электричке. К обычной, а особенно к ночной. К тем пассажирам – грязным и усталым, глотающим винцо, ходящим в масть. К безлюдным, непроглядным полустанкам, где не фиг делать без вести пропасть, под насыпью, под осыпью, в кювете, без имени, без памяти, в снегу... Я многого боюсь на этом свете, но этого... и думать не могу...")

Кстати, "Пригородная электричка", о которой вы заговорили, удостоилась высшей оценки: я отправил ее своему другу в армию, сержант нашел листок у него в кармане, и друг получил наряд вне очереди. Я считаю, что это самая высокая похвала. Что касается пастернаковского "На ранних поездах", то эти стихи недвусмысленно отсылают к блоковской "На железной дороге". Это попытка переписать Блока в мажоре: "Превозмогая обожанье, я наблюдал, боготворя... В них не было следов холопства, которое кладет нужда...".

К счастью, это настроение прошло у Бориса Леонидовича довольно быстро. Потому что здесь, наверное, уместнее испытывать не умиление, а солидарность, сострадание, иногда отвращение – это нормально. От экзальтированного обожания сам Борис Леонидович, я думаю, вовремя отошел. И, может быть, благодаря ему и вся русская поэзия. Разок перегнув палку, она стала держаться более трезвых интонаций, так мне кажется.

О.С. – У вас замечательная эрудиция. Когда вы пишете, вы легко передвигаетесь во времени и в пространстве. Но мне показалось, что вам все-таки более интересно "сегодня". Даже когда речь идет о "вчера" и "позавчера", вы все равно смотрите на события через "сегодняшнюю" призму. Что касается сегодняшней России и России в прошлом – есть ли между ними какой-то зазор или вы рассматриваете историю России как некую непрерывную линию?

Как вам сказать... У меня была такая теория для внутреннего пользования: теория исторических циклов. Все говорят, что у России два состояния: условный барак и условный бардак, заморозки и оттепель. У меня ощущение, что это гораздо сложнее. Была у меня статья о том, что можно отметить четыре этапа: революция, заморозки, оттепель, застой. И культура этих четырех этапов отличается очень резко. Лучшая – культура оттепелей. Когда еще есть государственный патронаж, но уже есть и определенная свобода. Поэтому в русской культуре всегда 60-е и 70-е годы каждого века были расцветом и счастьем.

О.С. – Разве первые двадцать лет 20-го века не были расцветом?

Это была типичная культура застоя. В "серебряном веке" было много блестящих достижений, но много и кондовой пошлости – Вербицкая, Чарская... Половину Сологуба мы сейчас читать не смогли бы, две трети Гиппиус и Горького... Много было пошлятины.

М.Ф. – А как вы оцениваете сегодняшний период?

Согласно моей типологии, это время перехода к новым заморозкам. Ни в коем случае не к застою. Типологически наше время соответствует первой половине 30-х годов. Как правило, в это время поэзия слабая. Есть один-два-три крупных поэта, например, в то время Пастернак, Есенин и Маяковский – а весь "серебряный век" с 21-го года постепенно умолкает. Но зато это время появления интересной монументальной прозы.

Мне кажется, сейчас должна появиться проза, отчасти сопоставимая с платоновской, отчасти, может быть, сопоставимая – с другой, официозной стороны, – с леоновской. Пришло время осмысления того, что происходит. И мы скоро начнем читать эпопеи, только они будут написаны на материале бурных революционных 90-х двадцатого века.

Такие попытки уже делаются. Огромные многотомные повествования Вересова "Черный ворон" – это прообраз будущих эпопей. У нас сейчас прямая преемственность именно с 20-30-ми годами. В каждое время перечитывают то, что ближе. Я последнее время перечитываю Леонова, Катаева, Олешу, Заболоцкого.

И.Л. – А в сегодняшней поэзии вы могли бы назвать имена – те самые один-два-три?

Первый поэт России сейчас, на мой взгляд, Михаил Щербаков. Поэт-бард. Стихи его ничуть не слабее стихов всех неиграющих поэтов. Если бы Щербаков не играл и не пел, его бы как поэта ценили гораздо больше. Лев Лосев, живущий в США. Александр Кушнер. Есть и молодые замечательные авторы: Виктория Измайлова, Игорь Караулов, Андрей Добрынин. Есть отдельные удачи у Амелина. Готовит новую книгу Олег Чухонцев, далеко еще не старый. Но в первой тройке я бы назвал Щербакова, Измайлову и Караулова.

М.Ф. – Как вы относитесь к прозе Пелевина?

С восхищением! На мой взгляд, это сегодня величайший автор, очень многое угадавший первым и пишущий все лучше и лучше. Я высоко оцениваю его последний роман. Мне кажется, что "ДПП" – одна из самых точных книг о России. То же можно сказать о новом романе Людмилы Петрушевской "Номер один, или В садах других возможностей...". Кстати, у Петрушевской есть прямая ссылка на Пелевина. Эти две книги с разных сторон описывают один и тот же феномен – феномен возрождения языческого, магического, ритуального сознания. Они, на мой взгляд, войдут в русскую литературу.

Я люблю и фантастику. Лучшая проза сейчас пишется именно на пересечении жанров. Мне представляется шедевром последний роман Бориса Стругацкого "Сильные мира сего". Это очень сложная книга, ее надо читать раза три. Кого еще назвать? Михаил Успенский, замечательный красноярский автор, сейчас выходит его роман "Девственница с мешком золота". Андрей Лазарчук, ныне петербуржец. Пермяк Алексей Иванов. Его ранние романы "Корабли и галактика" и "Географ глобус пропил" – это прекрасно. Сергей Лукьяненко, который помимо "Ночного дозора" написал очень много интересных сочинений. Евгений Лукин, живущий в Волгограде.

О.С. – А за современной иностранной литературой вы следите?

В той мере, в какой езжу по миру. Мне представляется, что последний великий американский писатель – Трумэн Капоте. Он умер в 1984 году, и с тех пор ничего равного ему не появилось. Всегда с интересом читаю Стивена Кинга, которого, грешным делом, считаю очень крупным писателем. Мне нравится то, что делают молодые англичане: Эмма Дарси, Стивен Фрай.

М.Ф. – Как вы оцениваете качество сегодняшних переводов на русский? Они пекутся так быстро, что это напоминает гонки на собачьих упряжках...

С этим проблем нет. Есть блестящие переводчики. Работает Наталья Трауберг. Работают и молодые ребята – Игорь Алюков, Настик Грызунова. Настик переводчик экстра-класса. То, как она перевела Леонарда Коэна, – это ювелирная работа. Положим, мне не нравится, как переводит Макс Немцов, но я не могу не признать его эрудиции.

Переводится очень много ерундовой прозы, но заметьте, что как раз она-то и переводится ерундовым образом. А пока жив Виктор Голышев, который в очередной раз "стал отцом" и выпустил пятого "Гарри Поттера" в своем переводе, нам грех жаловаться.

Нью-Йорк – Москва,
по телефону

[Золушка]

Вы меня простите, Вишенка, я так быстренько, наскоком, времени совсем нет. Но очень хочется поблагодарить за идею (книгу), и очень хочется тему развить. Я надеюсь, разговор получится, а я попозже подойду.
Я долго искала что и где говорила по этому поводу Оляля, не нашла. Может она сама даст прямую наводку?

[Olala]

Золушка, я всего-то пару слов сказала о том, что книга мне очень понравилась и жалко было, когда она кончилась - в "Русской литературе", кажется. А вот Вишенка размещала прекрасные рецензии на нее - в "Дамском уголке", с.5-6.
Мне нравится опреление Быкова, приведенное им в интервью, о том, что в "Орфографии" он боролся с своим либеральным неврозом...

[Vishenka]

А вот Вишенка размещала прекрасные рецензии на нее - в "Дамском уголке", с.5-6.

Оляля, Вы мне льстите . Я просто вылила свою эмоциональную реакцию, проще говоря, радость от прочтения хорошей книжки.
В моем компьютере есть закладка на страницу рецензий Быкова, попозже напишу адрес. Жаль только, что у нас круг чтения не совпадает - я совсем не люблю фантастики, которую он с увлечением читает и рецензирует. Мне всегда казалось, что то, что происходит в реальной жизни зачастую превосходит самые крутые фантазмы. Идеалом в этом смысле для меня служит "Маятник Фуко". Герои книги и их действия, естественно, вымысел автора, как и весь сюжет, но по обрамлению, канве, основанию романа можно смело изучать историю тайных обшхеств. Эко - выдающийся и тщательный мидиевист. Нужно добавить, что в описании детства времен фашистской Италии рассказчика много деталей из детства Эко ("...и из собственной судьбы Я выдергивал по нитке..." - Окуджава).

Мне нравится опреление Быкова, приведенное им в интервью, о том, что в "Орфографии" он боролся с своим либеральным неврозом...

Мне тоже понравилось такое лихое определение/оправдание собственного писательства, а главное - приятно признание того, что неврозов еще много, следовательно, нам есть чего от него ждать .

Чуть-чуть я почитала рецензий на "Орфографию" в русском Интернете и удивилась своей тупости: один из критиков в каком-то из персонажей разглядел Анну Ахматову. Я очень люблю ахматовский миф, "городскую легенду" образа ее, но читая книгу, ее ни в ком не видела. Неужели Ашхарумова? Но у меня на ее роль твердо поставлена Нина Берберова. Правда, в конце Ашхарумова, как и Ахматова, остается в России и служит в советском учреждении, чего, вроде с Ахматовой не случалось, а вот с Цветаевой - было. Раздрай. Буду рада послушать, кто что думает по этому поводу.

Два слова скажу о том, как приятно у Быкова не встречать нынешней модной приземленности в виде мата. Известно по городским легендам опять же, что Бунин в устной речи любил загнуть, и с артистизмом. Но ведь это два разных жанра - устная речь и литература. Приятно осознание этого Быковым и следование им традициям, а не моде.

Не так давно кто-то в "Русской литературе" упомянул Пепперштейна "Мифогенная теория..." Повертела я в книжном эту книгу в руках, заглянула внутрь, увидела мат и спокойно отложила в сторону - "нет, не тебя так пылко я люблю. Не для тебя души моей страданья..." Глубоким грудным голосом Вари Паниной, естественно

[Olala]

один из критиков в каком-то из персонажей разглядел Анну Ахматову

Для меня Ашхарумова, как и для вас, - Нина Берберова. А что до некоторых перипетий судьбы, отсылающих скорее к Ахматовой или даже Цветаевой (вот уж кого я даже следов никаких в книге не увидела! - неужели просмотрела?), так ведь Быков вовсе не исторический роман писал... Мне приходило в голову, что многие персонажи у него как бы "синтетические", вобравшие в себя черты не одного, а нескольких реальных лиц. И опять же, вообще не роман, а опера в трех действиях. Почему бы и не пофантазировать и не отправить Берберову служить в советское учреждение? Мне понравилось, как это у него получилось.

[Золушка]

в "Орфографии" он боролся с своим либеральным неврозом...

Не совсем я понимаю, что он называет либеральным неврозом.

Я не настолько начитанная, чтобы раскусить всю его литературную игру, узнала я самых очевидных, тех, что на поверхности, Луначарского, Шмелева, Горького. А вот Ходасевич-Берберова-Ахматова -- это темный лес для меня, здесь сложновато. Он, Ходасевич, что же, с ними обеими был близок?

Зато я очень политизированная, читаю либеральных философов, поэтому как раз этот момент, его рассуждения о том, как все это вышло и могло ли быть иначе, мне больше на душу легли. Он там сталкивает разные идеи, с одной стороны у него вылезают эти темные, с другой стороны есть мотив о том, что это мы сами, все сами своими руками (люблю Исайю Берлина и надеюсь, это был кивок ему), а в итоге по Луазону все  проще простого, все это заблуждения, смешно из-за чего копья ломались.
Я так поняла, он сильно не любит идеи Толстого. Я как-то одним глазом видела Культурную революцию с участием Быкова, посвященную Толстому, он, кажется, там выступал против. Сижу жалею, что не смотрела внимательно, может повторят когда-нибудь, теперь стало интересно.

[Olala]

Не совсем я понимаю, что он называет либеральным неврозом

Не могу сказать за Быкова, но вот о результатах его борьбы замечательно написал Лев Данилкин (это из его рецензии на книгу, приведенной Вишенкой):

Второй роман Быкова — не только литературный факт, исторический роман о том, как обдернулась и сгинула русская интеллигенция. В "Орфографии" Быковым выведен закон взаимодействия культуры и варварства, империи и интеллигенции. Революция гибельна для художника, и поэтому его путь — поддерживать империю, какую ни есть. В складках империи можно затаиться и творить, в революции — только погибнуть. Орфография — это и есть добровольные самоограничения художника, необходимые, чтобы не сверзиться в ничто, но существовать на краю пропасти. Орфография — метафора недевальвируемой шкалы ценностей, нравственного стержня, подлинного таланта; защитный экран от хаоса.

Закон этот действует не только в отношении людей 1918 года, но и нынешних, девяностых-нулевых годов. "Орфография" — хагакуре интеллигента; роман о том, что путь людей книги - поддерживать условности и, стало быть, империю. Это манифест антилиберализма и нового консерватизма — двух понятий, с которыми сейчас носится Быков. "Орфография" — может быть, первый за последние десятилетия роман, который может осуществить внелитературный тектонический сдвиг, сместить систему ценностей не только в литературе, но и в обществе. Это попытка реставрации интеллигенции как класса — сообщества людей, любящих литературу и способных к внутреннему самоограничению, нравственной орфографии. В орфографических тезиcах Быкова чувствуется Голливуд, настоящий Большой Стиль; Быков так уверенно, в хлам, подминает под себя и хихикающий постмодернизм и гибельный модернизм, что его традиционализм выглядит архиубедительно.

[Золушка]

манифест антилиберализма и нового консерватизма — двух понятий, с которыми сейчас носится Быков

Понятно теперь почему я затосковала на третьей части, когда он стал расставлять точки над "i" и вывел на сцену Луазона.

[Vishenka]

http://www.tormoza.org/links/Bykov/knigi.html Обещанная страничка рецензий Быкова.

Оляля, Цветаевой не увидели? - Книга-то ярко питерская, москвичей в ней нет, а Цветаева как раз масквичка

Золушка, Ходасевич знал Ахматову только по кругу общения, это правда, поэтому она и не могла быть Ашхарумовой, я это упустила из виду. Просто никто больше на роль Ахматовой у меня не тянет Ахматова скорее к Исайе Берлину ближе была - переписывалась с ним и в единственную свою поездку за границу вроде с ним виделась, если мне память еще не изменяет. Книгу уже год назад читала, забываться стала. А кто там Шмелев? - Он, вроде тоже москвич был?

Я надеялась что-то от знающих услышать о филологических профессорах. В книге у них выдаюшхаяся роль, да и в жизни ведь были выдаюшхиеся люди - академик щерба, Марр.

Луазон - бррр... трясу головой и ничего не могу вспомнить ...

Либеральным неврозом он, я думаю, называет ощущение вечной российско-интеллигентской вины перед "народом" и "мужиком"

[Золушка]

А разве предводитель елагинцев после раскола Хмелев - это не Шмелев?

Вроде и фамилия похожа и жизненная позиция та же. Шмелев же тоже не принял большевиков. То что Хмелев говорит у меня стойко ассоциируется со Шмелевым. Хоть он и москвич и не филолог (мы с ним с одного факультета), мне кажется это логично, что несогласных сотрудничать с властями возглавил он.

Луазона он же вроде бы придумал. Из-за этого "либерального невроза" мне сам Быков как-то резко стал несимпатичен. Я поковырялсь в сети, нашла дискуссию об антилиберальной идее в нашей литературе. Неприятно мне, что Быков, оказывается, в одном лагере с Прохановым и компанией. http://www.liberal.ru/sitan.asp?Num=475

Я-то думала, он горько пошутил над крушением всех либеральных идей, насочиняв тезисов из книги Луазона, а он оказывается, поиздевался.

[Vishenka]

Да, Золушка, чешу репу по прочтении Натальи Ивановой. Хотя, должна сказать, что Вы его очень уж резко в один лагерь с Прохановым. "Поправение" Быкова очевидно, но не думаю, что оно приведет его к патриотам.
В оправдание Быкова хочу напомнить анекдот то ли 60-х годов, то ли еще раньше. Рисовались соединенные прямые линии под углом друг к другу и спрашивалось: "Что это такое?" Ответ: "Генеральная линия партии. То левый уклон, то правый уклон".
Не так ли и мы все? Мне, во всяком случае, несгибаемость несвойственна.
Как бы исхитриться почитать роман с "имперским неврозом"? На Брайтоне, где я купила "Орфографию", давным-давно и ее-то нет. Один из магазинов берет заказы на книги, но уже даже я забыла, какую книгу я им заказывала последний раз - прошел месяц Я все время читаю какие-то непопулярные в народе книги

Шмелев - это пробел в моем круге чтения. Я что-то читала мелкое его и Б.Зайцева и я их путаю Стыдно. Они для меня оба круга Бунина (литературного), хотя я не знаю, как оно в жизни было.

Выше Вы упомянули о нелюбви Быкова к идеям Толстого, об этом я ничего не знаю, но почему-то ярко запомнилось из мемуаров Надежды Мандельштам, что Ахматова называла обоих патриархов русской литературы - Толстого и Достоевского - иересиархами, т.е. основателями ересей. Само понятие это как бы содержит в себе претензии на пророчество, которое оба, в общем, и получили.
А Толстоевский - это Татьяна Толстая так сострила, или она подхватила чье-то?

[Vishenka]

...Революция - гибельна для художника.... В складках империи можно затаиться и творить, в революции - только погибнуть....

Этот тезис не кажется мне бесспорным. Маяковский погиб в складках другой империи - советской, но тем не менее - империи. Я бы вольно определила конец революции самое позднее 1925-м годом (а то и раньше), а становление Империи - самым началом 30-х годов. Тот же Маяковский расцвел в революции. Больше примеров расцвета вспомнить не могу на бегу, надо подумать.

[Золушка]

Про отношение Быкова к Толстому интересно было бы почитать. У него в Орфографии есть ведь эпизод встречи Ятя с "ходуном", последователем Толстого, который считается умершим, но вообще-то ходит по России. Это на Федора Кузьмича, наверное намек. В принципе, он там ничего ругательного не пишет. Но отсутствие пиетета скользит. И я помню "Революцию", где Быков, доказывал, что его идеи - зло. Так что, наверное, неспроста этот эпизод появился. Решил попинать Льва Николаевича еще разочек.

А про Толстоевского я много раз читала в английских газетах. Я на форуме давала ссылку на рейтинг лучших романов столетия из Таймс, там от России присутствовали Тослтой и Достоевский. В комментарии они были названы Толстоевским. Не может быть, чтобы Толстая им это словечко запустила, в Америке еще можно поверить, но в Англии ... Вы ни разу от американцев не слышали?

Книжка просто отличная, но трудная, очень много уровней, в один присест он делает ссылки и на то, и на это, и на пятое-десятое. Пишет про Толстого, тут же референс к Александру Первому. Пишет про эсеров - Свинецкий -- это Савинков что ли? - и тут же Достоевский.  Обоих иересиархов помянул.
Поэтому трудно обсуждать. Про Код Да Винчи еще пять страниц можно написать, а про Орфографию тяжело.

[Vishenka]

Кстати, про Код да Винчи. Я по радио слышала, что, оказывается, в Ангелах и демонах тот же герой, что и в Коде - гарвардский профессор, а автор этот выпускает скоро третью книгу серии под названием Ключ Соломoна. Она про масонов, тот же профессор в действуюшхих лицах

Толстоевский - я думала, что это типично русская фишка , никогда от американцев не слышала и не читала. Прочла в книге Татьяны Толстой, нужно у нее спросить, может она от американцев услышала?
Недавно про Достоевского перекинулась с одной заинтересованной американкой: "Ах, как я люблю Достоевского! Я даже русский язык учила, чтобы его в оригинале читать..."
Я ей говорю, что будучи азартным игроком и проигравшись, Достоевский попал в кабалу к издателю и наговаривал романы, которые за ним записывала жена, километражом, не имея времени бросить второго взгляда на "сотворенное", не говоря уже о какой бы то ни было редакторской правке, работе над стилем и проч.
Она мне отвечает: "Это же прекрасно! Это - как будто с тобой он сам говорит первыми пришедшими ему в голову словами, а не редактор..."
Ну что ты ей скажешь.

[Vishenka]

Взято с сайта Огонька

ПИСЬМА СЧАСТЬЯ ОТ ДМИТРИЯ БЫКОВА

СООБЩАЛОСЬ, ЧТО В СВЯЗИ С ПАДЕНИЕМ КУРСА ДОЛЛАРА НЕКОТОРЫЕ РОССИЯНЕ РАЗУВЕРИЛИСЬ В НЕМ. НЕКОТОРЫЕ, НО НЕ НАШ ФИНАНСОВЫЙ ЭКСПЕРТ


Люблю тебя, хоть ты не обещаешь создать со мной классической семьи. Ты спишь со мной (в подушке). Воплощаешь в себе одном все ценности мои. Ты символ власти, доблести, свободы, уверенности, нежности, еды. В тебе храню я прожитые годы. В тебя я воплотил мои труды. Ты заслонил кремлевские рубины, не говоря про русские рубли. Вся жизнь моя ушла в тебя, любимый. Отсюда и накал моей любви.


Идеи -- фетиш. Мне не до идей уж. Патриотизм развеялся, как дым. Меня тревожит то, что ты худеешь, но ты мне даже нравишься худым. Мы связаны с тобой, как Холмс и Ватсон, как инь и ян, как горн и пионер, и как-то лучше падать вместе с баксом, чем подниматься с гривной, например. Толстеет рубль -- теперь он весит много, но что мне проку от таких монет? Я на тебе читаю: «Верим в Бога». А на рубле читаю: «Бога нет».


Как опытный преступник -- с адвокатшей, как модный галерейщик -- с меценатшей, как эмират арабский -- с эмиратшей, с тобой я свыкся. Ты мне не чужой. Ты падаешь -- но с женщиною падшей приятней, чем с неопытной ханжой. С тобой резервы русского народа, я верю, будут в целости всегда. Пускай к финалу будущего года ты сбросишь пять процентов -- не беда! Конечно, это бьет по нашим шеям и поджимает наши животы, но мы с годами все не хорошеем, и радостно, что с нами вместе ты.


В стране, где пахнет водкою паленой, где разбавляют даже молоко, -- мне нравится, что ты такой зеленый и что тебя подделать нелегко. Что запретят тебя -- мне думать больно. У нас ведь правят левою ногой... Но как люблю я чистый взгляд ЛинкОльна! Что? ЛИнкольна? Как скажешь, дорогой! Тебя мне не заменит Центробанк, блин! Как будто Центробанк Россию спас! Все хороши, но самый милый -- Франклин. Он лучше Вашингтона в сотню раз.


Исчезнет евро -- я стерплю потерю: ты перспективней, ясно и ежу. По-прежнему я все тобою мерю и все, что есть, в тебя перевожу. Среди российской вечной круговерти лишь ты один -- надежность и уют. Как ты стыдливо прячешься в конверте, когда тобой зарплату выдают! Надежная, проверенная суша, добытая в мучительной борьбе... Пускай я не люблю, допустим, Буша. Но Буша ведь и нету на тебе!


Пусть ценник, украшающий обменник, грустнеет с каждым днем календаря, -- тебе я верен, как кавказский пленник был верен долгу, грубо говоря. И с гордостью, глотая ком соленый, я говорю российским господам: «Он будет стоить тридцать, мой зеленый!»


А если нет, то я его продам.

[Золушка]

Мне случайно попал в руки "Козленок в молоке" Юрия Полякова. Про него здесь точно писала как-то Lost и многие другие, по-моему, высказывались вслед за ней. Филтм недавно шел, но я не посмотрела.

И вот оказалось, что ведь очень и очень похоже по стилю и духу на Орфографию. Тоже сатира, тоже литературный роман, тоже намеки и зашифрованные имена писателей. Написано в 1997 году. Не знаю, может это я одна только такая темная оказалась, не читала, но если такие еще есть, то вот, рекомендую.

[tamir]

Об "Орфографии" Быкова.
Ашхарумова, скорее, собирательный образ. Буква «х» - намек на Ахматову, как и сам внешний облик – с тонкими кистями рук, хрупкостью, черным платьем(портрет Модильяни). А имя «Мария» лично меня отослало к Марине Цветаевой…

Описание литературных произведений… Ну «Двенадцать» Блока – тут говорить не о чем.
А вот в пассаже с Катей и Ваней(имена из тех же «Двенадцати») – помимо безусловных «Хождений по мукам» улавливается еще и смутная сюжетная цитата из «Доктора Живаго".

[tamir]

Идеалом в этом смысле для меня служит "Маятник Фуко". Герои книги и их действия, естественно, вымысел автора, как и весь сюжет, но по обрамлению, канве, основанию романа можно смело изучать историю тайных обществ. Эко - выдающийся и тщательный мидиевист.

По прочтении "Маятника..." я испытала легкое разочарование. Согласна, что история тайных обществ изложена более чем квалифицированно, но сам сюжет показался слабоватым по сравнению с "Розой".

И даже обещанная развязка в финале не впечатлила особенно. Не знаю, почему... Ждала большего. Хотя - смерть, как наказание за игру с судьбой... Кто знает, может, это действительно сильный ход. Почему-то пришел на память фильм "Фанни и Александр". Вот там расплата за воображаемые ужасы, ставшие реальностью, действительно впечатлила.

Я понимаю, что сравнение печатного и кинематографического произведений не вполне корректно, и тем не менее...

[per]

Я думал, что здесь о другом Быкове.

[Vishenka]

Как бы исхитриться почитать роман с "имперским неврозом"?

Оказалось - просто, спасибо Фее. http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2001/3/bikov.html

[Vishenka]

"Оправдание" понравилось меньше, чем "Орфография", что само по себе хорошо, потому что "Орфография" написана позже - развивается человек, радостно мне.
В самом начале чтения вещь эта мне очень напомнила "Софью Петровну" Лидии Чуковской - ненадрывное повествование о страшных событиях. Дальше сильно видно влияние увлечения автора жанром фэнтези и Пелевиным, от чего в "Орфографии" он отошел дальше. Более того, в "Орфографии" невооруженным глазом такового влияния незаметно. Будь развитие этого писателя и в дальнейшем связано с фэнтези и Пелевиным - меня как читателя он потерял бы. Посылка - осознание обустройства Империи с точки зрения собственного опыта служения в Советской Армии - кажется мне вполне здоровой и заслуживающей внимания. О том, что прочла - не пожалела. Рекомендую? - да. Наводит на мысли, меня не оставило равнодушной

[marvin]

Дмитрий Быков мне чрезвычайно интересен. Надеюсь, это интервью будет интересно и другим любителям его творчества

ГАЗОНОКОСИЛКА И ЕВРЕЙСКИЙ ВОПРОС
Дмитрий Быков: "Читатели скажут - заколебал! И будут правы"
Беседовал Ян Шенкман


Говорят, что у него есть клон и бригада литературных негров. А как иначе объяснить его бешеную плодовитость и вездесущесть? Дмитрий Быков умудряется одновременно присутствовать на десятке мероприятий, одной рукой писать стихи, другой заканчивать статью для газеты, третьей... На его счету три романа плюс несколько стихотворных сборников. Последний быковский подвиг - 900-страничная биография Пастернака в серии "ЖЗЛ". Энергия так и прет из этого человека. Когда я включил диктофон, Быков сам попытался взять у меня интервью. Не тут-то было.

- Почему выбор пал именно на Пастернака?

- Скажу честно: мне предложили написать эту книгу. Увидеть себя и Пастернака на одной обложке! От таких предложений не отказываются. Но началось все гораздо раньше. Лет пять назад "Вагриус" затеял книжку биографических очерков о разных великих людях двадцатого века. И я написал для нее конспективную биографию Пастернака страниц на пятьдесят. Книжка эта не вышла. А спустя пять лет выяснилось, что в плане "ЖЗЛ" стоит Пастернак. Мне позвонила редактор "Молодой гвардии" Ольга Ярикова и попросила для ознакомления тот набросок. Он ей показался интересным, и мы подписали договор. Естественно, я не предполагал, что книга будет такого объема. Потому что не предполагал объема уже написанного о Пастернаке.

- Те пятьдесят страниц тебе пригодились?

- Меня изначально интересовал синтез поэзии и прозы у Пастернака. Об этом и был мой очерк. И лучшее, на мой взгляд, что есть в моем "Пастернаке", - главы про Блока и "Спекторского", самый непрочитанный пастернаковский текст. Роман этот - безусловно, поэма. И поэмы Пастернака по нарративу - безусловно, романы. Но это, так сказать, литературная сторона дела. А по-человечески Пастернак мне симпатичен тем, что пошел поперек сразу двух российских традиций. Первая традиция: поэт обязан быть поперек власти и лояльность для него - самый страшный путь. Соблазн лояльности - действительно очень страшный соблазн. Но прежде, чем отвергать этот путь, надо его пройти до конца. "Пусть потом не говорят, что мне не предлагали". Отказ от любого сотрудничества с государством только за то, что оно государство, мне неприятен. А вторая традиция гласит, что русский поэт не имеет права быть счастливым. Пастернак, пишет Лидия Гинзбург, потому и вызывает раздражение, что счастлив в дисгармонии, счастлив в несчастье. Традиция сквозного отрицания, заведомой неблагодарности приводит на ум кушнеровские строки: "Трагическое миросозерцанье тем плохо, что оно высокомерно". Что тут еще добавишь?

- Сколько времени ушло на работу над этой книгой?

- В общей сложности полтора года. Полгода из них я собирал материалы. Пришлось перелопатить гору книг. Переписка с родителями, с женой, с Ольгой Фрейденберг… Потом писал. Какие-то куски шли тяжело, какие-то я сочинял с удовольствием, как, например, главу "Второе рождение". Мне было более или менее скучно писать про детство. Я не считаю в отличие от Бориса Леонидовича, что это "ковш душевной глуби". Детство - период несвободы, период, когда человек еще собой не стал и поэтому неинтересен. По большому счету Пастернак становится Пастернаком в период книги "Сестра моя - жизнь". Эта книга от меня бесконечно далека, но при этом нельзя отрицать ее колоссального обаяния. А лично для меня Пастернак начинается с "Высокой болезни" и особенно с "Воздушных путей", путей, приводящих собственно к прозо-поэтическому синтезу.

- Твой Пастернак не вполне соответствует общепринятым представлениям. Принято считать его эдаким инфантильным гением, эгоцентриком, небожителем, утратившим связь с реальностью. Ты же описываешь поэта как более или менее рационального человека.

- Идея о том, что Пастернак - порывистый романтик, не отдающий себе отчета в своих действиях, пошла от Нины Берберовой. Это ее постулат: Пастернак себя не сознает. Согласен, Пастернак мог не вполне понимать, как именно он пишет, каков механизм сочинительства, - и не особенно рефлектировать на эту тему. Причина проста: он себе доверял, оттого и не заводил архивов. Обвинение в инфантилизме тоже несостоятельно. Что мы называем взрослостью? Прежде всего способность адекватно ориентироваться в реальности. А он понимал столько и вел себя так расчетливо, что в адаптивных способностях Пастернака лично я не могу усомниться.

- Планируешь ли ты еще писать биографии?

- Уже есть договоренность с "ЖЗЛ" о том, чтобы продолжить наше сотрудничество. И даже более или менее ясно, кто будет моим следующим героем. Видимо, Окуджава. Есть и другие варианты: Твардовский, Слуцкий… Но Окуджава мне интереснее, как фигура для эпохи во всех отношениях ключевая.

- Вот и освоишь ты новый жанр. Станешь профессиональным биографом…

- Чего и всем желаю. Ведь нет более психотерапевтического занятия для человека пишущего, чем изучать проблемы других литераторов. Сочиняешь ты, предположим, роман. Тебе трудно, и ты считаешь себя уродом, ни на что не способным. Но откроешь на досуге биографию классика и подумаешь: что я парюсь, что ношусь со своей депрессией! А какие депрессии были у Заболоцкого, как мучились Блок и Тютчев! Пусть мое дарование несоизмеримо меньше, но болезни-то у нас общие. Это как грипп - ему подвержены и птицы, и люди.

- Психотерапия - дело хорошее. Но есть ведь, наверное, и другая цель, более приземленная: заработать.

- Причем заработать так, чтобы не было мучительно стыдно. Писатели (нормальные писатели) ищут ту форму заработка, которая не позорна. Выбор тут невелик. Преподавание, например, не дает в России сегодня реальных денег. Есть вариант писать сериалы и детективы, но так можно и самоуважение потерять. А вот популярные брошюры, в том числе биографии, - вещь и приятная, и полезная.

- За последний год вышло около семи твоих книг. Вряд ли все они очень уж прибыльные. Что за необходимость так много писать? Только не говори, что у тебя душа болит за Россию и ты не можешь молчать…

- Душа, безусловно, болит, но в данном случае мы имеем дело с простым совпадением. Скажем, роман "Оправдание" и детская книга "В мире животиков" были напечатаны еще в 2001 году. Сейчас их переиздали. "Письма счастья" писались на протяжении четырех лет. Политические сказки ("Как Путин стал президентом США") года три путешествовали по разным издательствам. Уже готова была верстка, художники рисовали обложку, а потом начинались тряски, перестраховки, и издатели говорили: нет, извини, нам это не надо. Так продолжалось до тех пор, пока на меня не вышла питерская "Амфора", которая и выпустила эту книгу. Выяснилось, что страхи были напрасными: никого не посадили, мир не перевернулся...

Если вдуматься, я пишу не больше среднего литератора. Гораздо меньше, чем, например, Татьяна Устинова. А уж если сравнивать меня с такими титанами, как Иван Франко или Максим Горький, окажется, что я и вовсе малопишущий человек. Не так уж много написано и за последний год. По-настоящему новыми книгами могут считаться лишь "Пастернак", роман "Эвакуатор", законченный прошлой зимой, и "Правда", написанная в соавторстве с Максимом Чертановым, где моему перу принадлежат главы три плюс общая концепция текста.

- Согласись, что три книги в год - тоже неплохая результативность.

- Так получилось само собой. Причина в том, что я веду многопольное хозяйство и время от времени что-нибудь созревает. На одном поле растет проза. По роману в два года я с него собираю. На другом - стихи, которые растут, когда хотят, тут вообще нельзя ничего прогнозировать. На третьем существует газетная поденщина. Ее, как выяснилось, можно собирать в книжки, и они становятся не столько памятником мне, сколько интересным таким памятником эпохи...

- Есть между тем люди, всю жизнь пишущие одну книгу...

- Если всю жизнь писать одну книгу, после третьего выпуска читатели скажут: "Заколебал!" - и будут правы. Кто пишет всю жизнь одну книгу, так это Дарья Донцова. Для меня писатель начинается тогда, когда он создал две непохожие книги. Почему, скажем, Алексей Иванов - состоявшийся и интересный писатель? Потому что сочинил "Землю сортировочную", великолепный бурлеск, "Географ глобус пропил", хороший реалистический роман, и две мистические поэмы - "Сердце Пармы" и "Золото бунта". Полное ощущение, что три разных человека писали! Так вот, Иванов - синтез всех этих людей. Я могу гордиться, что написал три абсолютно разных романа. А тот, который недавно закончил, - и вовсе ни на что не похож. Паранойя? Раздвоение личности? Но литература требует от человека набора качеств, которые в жизни невыносимы и даже опасны. Нормальному человеку паранойя не нужна. Человеку пишущему она необходима. Не то чтобы я менялся… Нет. Просто старался докопаться до разных в себе вещей, до разных кусков души. При этом сам я, мне кажется, не меняюсь с трехлетнего возраста. У меня те же страхи, те же предпочтения, мне нравятся те же люди. С некоторым ужасом замечаю, что и к жене я так же отношусь, как в начале нашего брака. Все еще стараюсь ей понравиться, удивить. И может быть, "Эвакуатор", как замечательно сказал поэт Игорь Караулов, роман о том, как Быков сам у себя уводит жену. Да, это такой отголосок страха, что я перестал ей быть интересен.

- Все три твоих романа входили в шорт-лист премии "Национальный бестселлер". Но сама премия неизменно доставалась другим. Чем объяснить эту закономерность? Что это? Козни врагов? Свойство твоей прозы, которая не попадает в премиальный формат?

- Врагов у меня нет, есть идеологические противники. Им не нравлюсь не я, а моя позиция по тому или иному поводу. Трудно представить, что моя фигура может вызвать у кого-то раздражение или черную зависть. Я удачно женат, относительно здоров в свои тридцать семь лет, усиленно питаюсь... Этому завидовать можно. А все остальное… Один раз про меня написал Михаил Золотоносов: "Дмитрий Быков - ничтожный бездарный фигляр". Но ни одной хвалебной статье я не радовался так, как этой формулировке Золотоносова. Если бы меня любил Михаил Золотоносов, это было бы приговором, это было бы клиникой, я не знал бы, как смотреть в глаза людям…

Что до "Нацбеста", то я не уверен, сможет ли он вообще дальше функционировать. Но если это дело продолжится, мне будет приятно всякий раз в нем участвовать. Я люблю приезжать в Питер, ходить в "Асторию", выпивать с приятными мне людьми, мне нравится процесс голосования. В этом году с Ирой Вешлер, пиарщицей издательства "Амфора", мы шли на это голосование и в каждой ленинградской забегаловке по дороге пропускали рюмочку. Она - мартини, я - водку. Вошли в то эйфорическое состояние, которое бывает иногда в Питере, и купили огромного китайского механического кролика на батарейках, который бегает, задом двигает, ушами машет и пищит оглушительно. И в момент оглашения победителя выпустили его в зал. Большего блаженства в жизни я не испытывал! Вот этот игровой момент в "Нацбесте" меня восхищает. И сама премия приятная.

- Но получаешь ее пока что не ты. Да и Букер что-то не спешит тебя обласкать...

- Создается впечатление, что деньги мне не нужны, поскольку я зарабатываю журналистикой. Пользуясь случаем, хочу во всеуслышанье заявить. Господа! Я, конечно, не стою с протянутой рукой. Но - дети, собака, кролик…. Все хотят кушать. Более того, мне нужна новая газонокосилка, надо ремонтировать забор на даче, постоянно ломается проводка в детской… Все время какие-то траты возникают. Так что, если кому-то хочется дать мне литературную премию, пускай этого человека не смущает мое кажущееся благополучие. Я бы даже согласился на чисто денежный эквивалент. Пусть премию присудят другому, а деньги - мне. Я не гордый.

- Вопрос о романе "Правда". Правы ли те, кто называет его анекдотом, развернутым до размеров романа?

- Не хочу примазываться к славе Максима Чертанова, но, по-моему, это довольно серьезное историософское произведение. Роман о роли личности в истории, о ее бессилии в водовороте событий. Лучшая иллюстрация этого тезиса - эпизод, когда Ленин выходит к народу и вместо "Апрельских тезисов" говорит: "Все мы любим пиво!" Восторженная толпа берет его на руки и идет громить Зимний...

- Не первый год ходят слухи о твоем романе "Ж/Д". Он еще в работе или ты по каким-то причинам не хочешь его печатать?

- Роман готов, но стоит его издать, как меня сразу обзовут русофобом, антисемитом, фашистом, антифашистом… Это антисемитский роман и одновременно русофобский. На сегодняшний день он представляет собой четыре плотно переплетенные истории времен русско-еврейской войны. Одна история: солдат-отпускник едет с фронта к девушке. Другая линия: офицер, понявший бессмысленность войны, бегает от этой войны со своим отрядом. Третья: губернатор одной из российских областей вместе со своей любовницей из туземок убегает от преследований. Четвертая: девочка спасает представителя коренного населения. Все бегут.

- Сюжет из области альтернативной истории. К этому читатель привык. А тема?

- Тема романа - отсутствие единой веры или идеи, которая могла бы сцементировать нацию, потому что нация не одна. Потому и не может быть единой национальной идеи, единой цели. Потому всякая революция и превращается неизменно в самоистребление. Территориальным дроблением эту проблему не решить, зато ее можно решить конфессионально. Была попытка навязать всем этим нациям единую веру - советскую. Семьдесят лет она работала, потом перестала. Я долгое время носился с идеей разделения России по Уральскому хребту. Такой чехословацкий вариант. Вот вам Чехия, вот Словакия. Вот либералы, вот консерваторы. Но потом понял, что главным занятием населения станет миграция из одного района в другой.

- Действие, как я понимаю, вертится вокруг железных дорог. Так ведь расшифровывается ж/д?

- "Ж/Д" - желтый дом, Живаго доктор, живой дневник… ГБ ведь тоже имеет много расшифровок: госбезопасность, Господь Бог, Гребенщиков Борис…

http://exlibris.ng.ru/koncep/2005-10-06/1_bykov.html

[Vishenka]

Спасибо за материал, марвин. В Нью-Йорке "Пастернак" пера Быкова уже появился, я обратила на него внимание, но от цены охолонула - $ 24! Раза в 2 или 3 дороже обычных книг. Однако придется разориться

[Золушка]

от цены охолонула - $ 24! Раза в 2 или 3 дороже обычных книг

У нас она тоже стоит раза в два дороже обычного - только что из "Москвы" - 432 рубля. Так что мы все в однаковом положении, крепитесь!

[Vishenka]

Золушка,
Хочу еще добавить: конечно, не автор определяет цену книги, но в какой-то мере такая позиция - оценка труда не копейками вызывает уважение. Правда, есть опасность, что в определенный момент такое уважение может перейти в игнор из-за финансового порога, например. У меня, увы, в таком игноре находится Михаил Щербаков, потому что его сидишки стоят зачастую дороже, чем изданные американцами. Уважаю, но имею всего одну

[Золушка]

его сидишки стоят зачастую дороже, чем изданные американцами

Ну, это нечестно. Я где-то читала, что для российского рынка диски специально издаются по какой-то удешевленной технологии. И вот за то, что издается похуже-подешевле, платить дороже!

[liamary]

марвин,
большое спасибо, очень интересно было прочесть. Я как-то пропустила его романы этого года - прочла только тут обсуждавшиеся "Орфографию" (просто восторг, читала и практически летала - именно собственные жизненные ощущения стали острее что ли, мир объемнее - ну просто слов нет ) и "Оправдание"; "Блуд Труда" купила, но так пока не открыла - стоит в очереди на прочтение.
Vishenka, Золушка, все интересующиеся Быковым,
вы читали другие его романы, упоминаемые в этом интервью? "Эвакуатор"? Политические сказки - это только та, процитированная Вишенкой или есть еще?

[marvin]

liamary, я читал роман "Эвакуатор" - понравилось. Он не похож ни на "Орфографию", ни на "Оправдание", он - другой. Мне он показался очень печальным, и очень... умным

[liamary]

marvin,
спасибо за рекомендацию, попробую разыскать и прочесть.

[Золушка]

Политические сказки - это только та, процитированная Вишенкой или есть еще?

Есть еще, это такая толстенькая книжечка карманного формата, там должно быть страниц двести-триста. Я больше у него ничего не читала, хотя неплохо бы, но у меня лимит на такое чтение.