Мишель Уэльбек посетил Москву

[Boris]

Скромный провокатор


ФОТО: ДМИТРИЙ КОСТЮКОВ

Москву посетил знаменитый французский писатель Мишель Уэльбек, приехавший представлять свой последний роман "Возможность острова". Аудитория ждала эпатажа и провокаций -- и сильно просчиталась.

За несколько дней своего пребывания в российской столице Мишель Уэльбек успел повидаться с самой разной читательской аудиторией, выступая как в Политехническом музее и интеллектуальных клубах, так и в книжных магазинах. Судя по вопросам, которые задавали писателю, в Москве ждали свирепого провокатора, ярого низвергателя буржуазных ценностей, любым философским размышлениям предпочитающего откровенные эротические эпизоды.
Вместо этого все увидели глубоко погруженного в свои раздумья человека, который на все вопросы отвечает тихо и для себя. На выступлениях Уэльбек стремился читать именно стихи, а не прозу. И вообще с наибольшим удовольствием рассуждал о поэзии. Когда же его спросили, кто из современных писателей ему близок, он надолго замолчал, затягиваясь сигаретой и как будто перебирая в уме всех коллег. В конце концов выбрал не особенно известного у нас Бенуа Дютертра. Уэльбек добавил, что общность чьего-либо стиля с его собственным может быть лишь случайной, поскольку лично у него "нет собственной теории письма", пишет он "немного от балды" и "гораздо полезнее иметь собственную теорию жизни". Журналисты были страшно разочарованы: ждали рыжего клоуна, а на манеж вышел белый.
Впрочем, Мишель Уэльбек как будто знал, чего от него ждут в Москве. Немного утомленно, но все-таки соглашался со всеми ярлыками, которые на него навешивали. Он признался, что, когда выпустил свой первый роман "Расширение пространства борьбы", еще рассчитывал на адекватную реакцию, думал изменить мир. "Я даже надеялся умереть между 46 и 47 годами, как Жерар де Нерваль, Бодлер и Лавкрафт",-- сказал писатель. Однако теперь он вместе с журналистами покорно лепит образ "проказника Уэльбека".
По-настоящему он оживлялся, только когда речь заходила о литературной традиции, откуда он родом. Он охотно соглашался, что его корни -- великие французские enfants terribles Вольтер, Бодлер и Аполлинер. И добавлял: "Кстати, вы еще забыли такое важнейшее звено между Бодлером и Аполлинером, каким был Верлен. Я пишу александрийским стихом, потому что за него больше платят, вообще лично мне ближе силлабический стих, то есть скорее Верлен, чем Бодлер". Однако о Бодлере он готов был говорить часами: "По-моему, с него началась вся поэзия. Он писал о совершенно неотредактированной свободе. Часто для того, чтобы понять, хорош человек или плох, мне достаточно поговорить с ним о Бодлере".
Во Франции последние несколько лет только о Мишеле Уэльбеке и говорят. Интеллектуалы даже сетуют, мол, повсюду Уэльбек: по телевизору, на радио, включишь утюг -- и там тоже Уэльбек. Но российской аудитории морщиться не подобает. Мы не слишком избалованы такого типа литераторами. Скандалистов и провокаторов у нас в избытке. А вот сказать что-то по-настоящему новое, например о человеческой природе как таковой, и при этом избежать прямого обличения -- такое в наших литературных широтах встречается нечасто.
Лиза Новикова

"Коммерсант" от 24 апреля 2006 г.
http://www.kommersant.ru/k-vlast/get...0061654-30.htm