Дочь колдуна (женская сказка)

[Ren]

- Какие новости, детка? – спросил отец, войдя из снежной темноты в уютный, пахнущий всякой вкуснятиной дом, - соскучилась без меня?

Морозные узоры на окнах сами собой складывались в орнамент, каждую зиму поражая гостей правильностью геометрических форм. Такие узоры были только у нас, у остальных - узоры как узоры, ничего особенного… Отец умел меня радовать каждой мелочью.

Я уткнулась в пахнущее табаком и травами отцовское плечо и, как в детстве, зажмурилась: наконец-то приехал…

- Все в порядке, отец, - сдержанно сказала я. В нашей семье не было принято выставлять свои чувства напоказ.

- Как животные? Все здоровы? – снимая шапку и шубу, спросил отец.

Отец не сомневался, что все они ухожены и сыты: я любила их так же, как и он. Если уж что-то с ними могло случиться, то только внезапно напавшая болезнь. Но и этого мы не боялись, потому что отец был самым известным, а значит, самым сильным колдуном Лесовии. И если кто-то в деревне, да что там, в деревне, - во всем нашем прекрасном краю тяжко заболевал, все съезжались в наш Богом забытый уголок, на поклон к отцу. И он никому не отказывал, всех лечил: за деньги, без денег… Все думали, что он очень добрый колдун. Одна я знала, что ему попросту все равно, кого лечить – людей, животных… Он хотел победить болезнь, как силу, противостоящую силе.

В Озерии жил его брат, мой дядя - колдун Мозес, мудрый старик. Внешняя разница между родными братьями всегда поражала меня: Мозес был согбен и дряхл, и бел, как лунь. Мой же отец, хотя и был всего на пять лет моложе брата, выглядел как его сын: всегда подтянут, плечи расправлены, издали не дашь и сорока. А ему уже было под шестьдесят. Седина почти не тронула его волос цвета воронова крыла, в серых глазах сияла молодость. Я же, как все говорили, была похожа на мать: рыжая, с синими глазами. «Чем рыжей, тем дорожей!» - говорил мой отец, качая меня на колене в детстве.

Да, дороже чем я, у отца никого не было. Он всегда говорил, что очень любил мою маму, синеглазую красавицу с золотой косой, которую он привез из Озерии. Я не знала ее: отец говорил, что она умерла, едва родив меня. Он рассказывал, что когда взял меня, маленькую, на руки в первый раз, он подумал о том, что я буду такой же красавицей, как мама, и назвал меня Злата. Действительно, уже к пяти годам мои волосы напоминали поток расплавленного золота. Необыкновенно густые, они вились крупными кольцами, и я постепенно привыкла к всеобщему вниманию прохожих, когда они в своей деревенской простоте показывали на меня пальцами, наблюдая из-за забора, как я строю из песка дом в нашем дворе.

Жили мы уединенно, хотя наш дом стоял посередине деревни: он был простой, без обычных для деревенского стиля украшений, без раскрашенных наличников и ставней, без излишней деревянной резьбы. А флюгер у нас был как раз не такой как у всех: не петушок или флажок, как на всех крышах, а бегущая жестяная лисица: ее нос показывал, куда дует ветер, а на солнце она отливала золотом.

Мы с отцом любили животных: кроме обычных лошадей, коров, коз и кур, у нас жили и другие питомцы. Охотники часто приносили из леса оставшихся без матерей маленьких зверят: медвежат, волчат, оленят. Мы их выкармливали и выпускали в лес. Отцу удавалось научить их, каких опасностей следует остерегаться в лесу и где искать себе пропитание. Меня никогда не удивляло, что они понимают его речь – он же колдун… Они иногда потом приходили к нам, но в основном ночью: они же не могли объяснить людям в деревне, что они – наши друзья. Лесной народец…

Сколько я себя помнила, с самого раннего детства я возилась с ними во дворе. Отец был абсолютно уверен, что они не причинят мне вреда, а я, конечно, верила ему и совсем их не боялась. Моя подруга Анита, жившая неподалеку, часто приходила ко мне и принимала участие в наших веселых играх, когда уже нельзя было разглядеть, где дети, где звери – все вместе, одним визжащим клубком, катались мы по траве между садовых деревьев.

Анита… Она была для меня всем: подругой, сестрой... Она была старше меня на три года. Черноволосая и черноглазая, смуглая, быстрая как лань, она всегда привлекала внимание. В детстве она не была красивым ребенком, но настолько обаятельна и смешлива, что вокруг нее обычно крутилась пара-тройка местных мальчишек. А потом, когда ей стало пятнадцать, и она расцвела женской красотой, - пара-тройка ухажеров всегда норовила проводить ее до дома и приобнять за талию. Она, впрочем, как и я, только смеялась в ответ, говорила, что еще не родился тот, кто получит ее поцелуй. Я тоже не давалась в руки парням, мне просто никто не нравился. Я всех сравнивала с отцом – и никто не мог с ним сравниться…

Мы были самыми красивыми девушками в деревне, мы были неразлучны, нас все любили. И мы любили друг друга, всем делились, все друг другу рассказывали. Кроме того, Анита была единственным человеком, которого мой отец был рад видеть: ко всем остальным гостям, а их было немного, он относился равнодушно. Всегда здоровался, проходил к себе в кабинет, и больше оттуда не выходил. А с Анитой мог поболтать о том, о сем, живо интересовался ее делами. Я радовалась, глядя на то, как два самых мне близких человека получают явное удовольствие, общаясь друг с другом.

*****************

Отец вошел с холода в дом, и от его одежды сразу пошел пар: стояли лютые февральские морозы. Я сразу помчалась на кухню накрывать на стол: греть еду не было нужды: горшки, укутанные в несколько одеял, давно стояли на печке.

- Что приготовила на ужин, красавица? – отец любил мою стряпню,
хотя я готовила очень обычные блюда – никаких городских изысков.

- Тушеная оленина с картошкой. Мясо вчера Том принес, поделился. Говорит, собака его уже есть начала, просил кланяться, тебя благодарил. Ты же знаешь, что Молли – единственная его близкая душа. Если бы она погибла – он бы, наверное, с ума сошел. Впрочем, я его понимаю. Наверное, если бы у нас было одно животное – нам бы с тобой тоже было бы мучительно его потерять…

- А как сам Том? – отец нахмурился. Он не любил, когда чужие мужчины заходили в дом в его отсутствие.

- Том? – переспросила я, - да как всегда. А почему ты спрашиваешь? - Мой голос предательски дрогнул.

На его лице появилось терпеливое выражение:

- Ты знаешь, дочка, что я люблю тебя и за тебя беспокоюсь. Мне кажется, что Том для тебя - неподходящая пара.

- Чем же он плох? Чем он тебе не нравится?

- Знаешь, я бы выбрал тебе в женихи самого прекрасного принца. Да где ж его взять в нашей-то глуши? – отшутился отец. И, как всегда, закончил этот разговор, спросив меня еще что-то о животных...
Мне действительно никто не нравился из парней в нашей деревне, но Том… Том появился позже. Точнее, все было не так.

**********************

Полгода назад, когда мне было пятнадцать, он пришел в нашу деревню. Он появился на закате, когда солнце уже цеплялось своим краем за верхушки деревьев. Лес казался черным, воздух был свеж… Я рисовала наш флюгер, сидя во дворе за столиком, который для меня смастерил отец, и не заметила, как к калитке подошел незнакомец с ружьем за спиной.

- Скажи, детка, в этом доме живет колдун Оливер? Меня отправили сюда, - он улыбнулся и взъерошил ладонью волосы цвета спелой пшеницы. Синие глаза тоже улыбались.

- Да, это мой отец. Его пока нет, он ушел в лес за травами. А что Вы хотели? – я всегда была исключительно вежлива с незнакомыми людьми. Меня так учил отец.

- Да, я пришел издалека, из Озерии. Пришлось менять место охоты, совсем наш лес стал пустой. А к вам меня отправил старик Мозес, просил передать кое-какие местные травы, сказал, что в ваших краях они не растут.

- Вы можете подождать его здесь, если хотите. Он скоро вернется, и будет рад получить весточку от дяди.

- Так он его дядя?

- Да нет, он мой дядя, а его брат.

- Извини, я не подумал…

- Ничего страшного, просто он так выглядит, все путают…

- А как зовут тебя, детка?

- Я не детка, мне уже пятнадцать. Зовут меня Злата.

- Да, нетрудно было догадаться… А меня зовут Том, я охотник.

- Нетрудно было догадаться. У Вас ружье за спиной.

- А ты внимательная. Да, я охотник, родом из Озерии. Знаком с твоим дядей Мозесом уже лет пять, он как-то мне помог в одной сложной истории…

- Любовной истории?

- Да ты, малышка, как я посмотрю, в этом разбираешься, - он улыбнулся.

- Да нет, просто к нам часто приходят мужчины и женщины и просят помочь в любовных историях. А я иногда слышу эти истории. Так ты тоже влюбился без ответа?

- А твой отец помогает им? – ответил он вопросом на мой вопрос.
- Помогает. Кого – избавляет от собственной несчастной любви, а для кого – привораживает любимого…

- А от чего зависит, отворожит или приворожит?

- Он говорит, что зависит от того, готов ли будет человек платить за приворот. Если не готов, то избавляет несчастного от его собственной страсти.

- Платить – чем? Деньгами?

- Не знаю, чем. Отец не говорил…

Раздался стук отцовских башмаков по каменной дороге, ведущей к нашему дому. Он вошел в калитку и направился прямо к нам. На лице его не было улыбки.

- Кто вы такой и почему разговариваете с моей дочерью по эту сторону забора? – спросил он тихо, но твердо. Он всегда умел показать свою силу, не прибегая с крику и оружию.

- Я охотник Том, пришел из Озерии, от Вашего брата Мозеса. Принес от него травы. Собираюсь обосноваться здесь, в Лесовии. Если что-нибудь посоветуете, буду рад.

К его чести, он хорошо держался. Видно было, что ему нечего скрывать. Мой отец был совсем не страшный, но обычно каждый испытывал трепет, разговаривая с самым сильным колдуном в краю.

Отец пригласил его в дом. Сказал мне, чтобы я приготовила гостю что-нибудь поесть и выпить с дороги. И тут я вспомнила, что, действительно, должен был придти какой-то охотник. Дядя в письме, отправленном отцу с ручным ястребом, не назвал его имени. Но отзывался о нем, как о достойном, честном и вообще хорошем человеке. Только что за любовная история, в которой ему помог дядя? Обычно такие истории связаны с какими-то неприятностями, с враньем, с грязью. Иначе ведь люди просто любят друг друга, женятся, рожают детей… Надо будет выяснить, но как?

Я быстро накрыла на стол, достала бутылку домашнего травяного вина. Уже стемнело, отец зажег свечи. Он делал их сам, добавляя в воск травы и цветы. По дому поплыл приятный, чуть терпкий аромат. Я положила голову на руки и стала слушать их разговор. Отец и Том обменялись новостями, отец рассказал Тому про местные леса, про животных и дичь, что здесь водится. Том пожаловался отцу на охотников Озерии, которые, желая задобрить герцога Симурского, выбили всю дичь: и птиц, и зверей. Поэтому ему, Тому, ничего не оставалось, как двинуться в путь, в богатую Лесовию. Здесь можно было прокормить себя и что-то заработать.

Я слушала его тихий голос, глаза мои слипались, очень хотелось спать. Голос убаюкивал, мне грезилась нарисованная мной лисица, она глядела на меня пронзительно синими глазами…

На следующее утро я проснулась в своей постели, видно, отец отнес меня в комнату, раздел и уложил спать. Солнце весело светило прямо в окно, на моей щеке сидел солнечный зайчик: я чувствовала его кожей. Внезапно зайчик прыгнул на стену, потом - на потолок, перебрался на вазу и там остановился. Я услышала веселый смех за окном. Выглянула и сразу увидела Тома, который держал в руках осколок зеркала.

- Вставай, соня, - прокричал он, - день начался, не проспи свое счастье!

- А разве его можно проспать? – улыбаясь, спросила я.

- Конечно, можно. Ты слышала сказку про спящую принцессу?

- Нет.

- Тебе отец что, сказок не рассказывал?

- Рассказывал, но про животных. Я их много знаю: моя любимая - про голубую лису. Там тоже охотник Том.

- А про людей – совсем нет?

- Нет, он говорит, что жизнь гораздо интереснее сказок.

- Да, мудрый твой отец, что и говорить. А хочешь, я тебе сказки про людей буду рассказывать?

- Не знаю, отец не одобрит, наверное.

- А я у него сам спрошу. Вдруг разрешит? Ну что, дружить будем, красавица?

Я смутилась и отошла от окна. Кроме отца и Аниты со мной так никто не разговаривал.

Анита! Вот кто мне нужен! Ей ведь было уже восемнадцать, и она наверняка знала, как общаться с такими парнями. Он ведь мне понравился. Очень. Но я вообще ничего не знала о мужчинах. О женщинах, впрочем, тоже.

Я наскоро оделась, выбежала из комнаты. Стоп! А как же животные? Впервые в жизни я с сожалением подумала о том, сколько времени я потрачу на кормление и уборку всех помещений, где они жили. Что ж, это важнее. Даже если бы они подождали, мне бы влетело от отца, что было гораздо страшнее. Я помчалась во двор, быстро всех покормила, убрала загоны и, стараясь не попадаться на глаза Тому, выбежала на улицу. Я неслась изо всех сил, стараясь не растерять свои мысли по дороге. Наконец я вбежала в распахнутую дверь ее дома: мать Аниты, тетя Тория, удивленно посмотрела на меня: она никогда не видела меня в таком возбужденном состоянии.

- Злата, детка, что случилось? Что это ты такая?

- Ничего, тетя Тори, мне Анита очень нужна.

- Сейчас позову. А ты попей водички – вон стоит, свежая, колодезная, только что принесла…

Мне же было не до водички. Я еле переводила дух от желания рассказать подруге обо всем: о том, как появился прекрасный незнакомец, о том, что остановился, похоже, у нас в доме надолго, о том, что он пытается со мной заигрывать…

Наконец, спустилась Анита. Мы сразу убежали к реке, легли в высокую траву. Я, по детской привычке, взяла ее за руку и начала рассказывать. Лежа на спине, я смотрела в небо и видела только его глаза…

Собственно, рассказ был недолгим: изложение фактов заняло несколько минут. Остальное время мы посвятили обсуждению того, что теперь со всем этим делать.

- Познакомь меня с ним, - попросила Анита. Я хочу сама посмотреть на него, ты меня заинтриговала. Правда, что он такой красивый?

- Правда. Конечно, познакомлю. Ты же моя подруга. Нам весело будет втроем…

Она рассказала мне несколько стандартных приемов, которыми пользуются все женщины, для того, чтобы привлечь и удержать возле себя понравившегося им мужчину. Но все это мне не подходило. Когда я представляла себя на их месте, то казалась себе жеманной дурочкой. А я хотела быть честной.

- Будешь честной, считай, пропало дело, - сказала Анита. Он погуляет с тобой, получит свое и бросит. Слышала историю про Саронну? Она ведь потом утопилась. Ты этого хочешь? – она коснулась моей руки, ласково погладила меня по голове и поцеловала в щеку. – Я ведь люблю тебя. И хочу, чтобы тебе было хорошо.

- А я не знаю, чего хочу. Он мне нравится.

- Ладно, пошли обратно. Заодно к вам зайдем, покажешь мне этого Тома.

Мы, взявшись за руки, отправились в обратный путь. Открыв калитку, я увидела Тома, который чистил свое ружье.

- Познакомься, Том, это Анита. Анита – это Том.

Анита вежливо подала руку, посмотрев Тому прямо в глаза. Том не отвел взгляда, пожал хрупкую руку моей подруги, весело улыбнулся и сказал:

- Да я вижу, в этой деревне живут самые красивые девушки!

- Спасибо, конечно, - сказала, улыбаясь, Анита. Это у нас Злата – самая красивая. А я – обычная деревенская девчонка, каких здесь десятка два.

- Не скажи, Анита, - вмешалась я. Мне стало обидно за лучшую подругу. – Ты у нас сокровище: и красивая, и готовишь отлично, в отличие от меня, и шьешь, и вяжешь. Клад, а не девушка.

- Ладно, давайте все будем хвалить друг друга по кругу, - рассмеялся Том, - может, пойдем, попьем чаю? А, красавицы?
Мы пошли в дом. Отец сидел на кухне и что-то смешивал в глиняном горшке.

- Дядя Оливер, опять варите приворотное зелье? – спросила Анита, присаживаясь рядом.

Отец ласково взглянул на нее:

- Здравствуй, Анита. Да, для тебя варю, хочу приворожить…
Это была старая шутка, которой они обменивались каждый раз, как только видели друг друга.

Мы сели пить чай. Я радовалась, видя вокруг себя всех, кого я любила. Я не знала, что этот вечер я буду вспоминать потом, как последний счастливый вечер в моей жизни.

*****************

Том обосновался в нашей деревне. Пока еще он жил в нашем доме, но отец неодобрительно смотрел на это. Он не боялся за меня, поскольку знал, что я никогда не пойду против его воли и не натворю глупостей. Он знал также, что и Том не нарушит законов гостеприимства - кому же захочется проснуться жабой? А что отец может любого человека превратить в мерзкое пупырчатое земноводное, я не сомневалась.
Отец просто не хотел, чтобы кто-то чужой вообще жил у нас. Он любил покой и уединение. Он привык к тому, что мы вдвоем.

- Нам ведь никто не нужен, да, лисенок? – спрашивал он меня, садясь на край моей постели.

- Да, - говорила я. И не кривила душой. Сильнее и умнее моего отца я не знала человека.

Моего отца любили и побаивались. Он мог вызывать только такие чувства. Отец не отказывал никому в помощи. Но никто и не мог поступить супротив его воли: боялись гнева колдуна. Впрочем, это всех устраивало: он был на редкость справедлив, и его с удовольствием приглашали на роль судьи во всяких деревенских спорах. Обычно все были согласны с его решением.

Женщины пытались его соблазнить, но он был тверд. После смерти моей мамы он не смотрел на женщин. Как он говорил, никто не мог заменить ее: по сравнению с мамой все они были недостаточно красивыми, недостаточно умными, недостаточно веселыми… Во всех он находил недостатки. Меня это устраивало: я ни с кем не хотела делить отца.

Как-то раз меня одна милая женщина, вдова, которой явно нравился мой отец, назвала меня при нем бедной сироткой, которой нужна мать. Он рассвирепел и еле сдержался, чтобы не назвать ее старой дурой: «У нее есть я, отец, и она не сирота. Запомните это хорошенько!». Так мы и жили.

Том вскоре переехал: у одной из деревенских старушек нашлась свободная комната, и она посчитала за честь взять на постой гостя самого колдуна Оливера.

Когда он собирал свои немногочисленные пожитки, я старалась скрыть слезы. Он прожил у нас каких-то две недели, но я уже привыкла к его смеху, белозубой улыбке, его рассказам. Только сказки свои он мне не рассказывал: отец все-таки запретил мне слушать сказки про людей.

«Ничего, - говорила я самой себе, - все равно я буду видеть его каждый день, он ведь остался здесь, в деревне». Я скучала по нему, мои проснувшиеся чувства просили выхода. Том же общался со мной как с другом, с приятелем, с мальчишкой. Меня это, конечно, злило, но я не падала духом: мне казалось, что он на меня не смотрит, как на девушку, только потому, что мне пятнадцать. По ночам, лежа в постели, я мечтала поскорее вырасти. Я точно знала, что как только мне исполнится семнадцать, Том на меня посмотрит другими глазами.

*****************

Наступило лето, затем пришла осень. Собственно, ничего не изменилось. Мы с Томом много гуляли, разговаривали. Иногда Том пропадал на несколько дней, охотился. Я скучала. Часто мы встречались втроем – Том, Анита и я. Пили чай, рассказывали всякую всячину. Том бывал у нас в гостях. Отец не высказывал признаков неудовольствия, что меня несказанно радовало. Иногда он присоединялся к нашим беседам, но чаще слушал нашу юношескую болтовню. Улыбаясь, качал головой.

Иногда я замечала, что когда отец смотрит на Аниту, в его глазах появляется какая-то небывалая грусть. Не тоска, нет, просто грусть. Он обращался к ней всегда очень ласково, но я не ревновала: мне было приятно, что отец любит мою подругу. С Томом он держался ровно, как старший товарищ. Рассказывал ему про повадки диких животных.

Отец сразу сказал Тому, что в лесу живет много разных зверей, выращенных нами. Он объяснил ему, как распознать «наших» и подарил ему глиняный свисток. Он дарил эти свистки всем охотникам, которые охотились в местных лесах. Когда они видели зверя и были готовы в него выстрелить, они должны были подуть в свисток. Если зверь бросался прочь – он был не «наш». Если к охотнику – то «наш». Но если бы охотник подстрелил бегущего к нему зверя, то потом он бы имел дело с отцом. А поскольку с колдуном связываться никто не хотел, никто и не стрелял.

Том обещал беречь «наших» животных. Еще живя у нас, он познакомился с медвежонком, зайчонком и белым тигренком. У них не было имен. Мы вообще никак не называли животных. Отец всегда говорил, что если дать животному имя, оно забудет свою истинную природу и начнет жить, следуя человеческому закону. Закону, где есть имена. И неминуемо погибнет, потому что и не станет человеком, и перестанет быть животным.

Я играла со зверятами, Том принимал участие в наших играх и уже сам не представлял, как он сможет подстрелить их, даже случайно.
Шло время, мне исполнилось шестнадцать. Я мечтала о Томе, лежа ночью в своей постели. Днем Анита участливо выслушивала мои жалобы, что Том любит меня «понарошку». Том охотился, отец варил травы. Словом, каждый занимался своим делом.

Однажды вечером, за очередными чайными посиделками, мой отец обмолвился, что собирается съездить в город, купить кое-что для меня и для хозяйства. Анита рассмеялась и попросила купить и ей новое платье, сказала, что тетя Тория накопила денег, но никак не выберется в город.

- Может, со мной поедешь? Сама и купишь, - улыбнулся мой отец.

- Правда, можно? – Анита оживилась: поездка в город - всегда большое событие, ехать-то далеко, ночевать придется в городе. И только на следующий день – назад. Дорога длинная, можно рассказать все истории, которые знаешь. И то, наверное, историй не хватит.

- Конечно, можно, - сказал отец, - приходи к нам завтра пораньше: я запрягу лошадей, и тронемся в путь…

- Спасибо, приду. И матушка будет рада – ей самой трудно уже так далеко ездить, одну она меня не отпустит, а вот с Вами… И мечтать о таком не могла!

Я заметила, что Том как-то странно смотрит на Аниту, но не придала этому значения. Я ведь, наивная, считала, что только со мной ему интересно… Мы ведь так много разговаривали, что я уже почти была уверена, что до первых поцелуев дело уже почти дошло. Правда, страх перед отцом сильно сдерживал мою страсть, потому что он по-прежнему предпочитал не поднимать тему моего возможного замужества и на все вопросы уклончиво отвечал «Всему свое время, лисенок…».

А Том тоже никуда не торопился: он держал меня за руку, задавал мне много вопросов, отвечал на мои, и я была счастлива, думая, что это и есть любовь. Кстати, я узнала, что за любовная история случилась с Томом, и в чем ему помог дядя Мозес.

Оказалось, что в Тома влюбилась герцогиня Кайенская. Он приносил пушнину во дворец и как-то раз показывал меха самому герцогу. И тут вошла она. Она была прекрасна: черноволосая красавица, с белой кожей, зелеными глазами, стройная как тростинка. Герцогиня не могла оторвать взгляда от молодого, красивого охотника, заговорила с ним, предложила пообедать (правда, на кухне, с прислугой), и потом стала регулярно участвовать в отборе шкурок для дворца.

«Ненавижу всех этих герцогов», - думала я, когда Том без особенных подробностей рассказывал мне эту историю, - тоже мне, думают, все им позволено, раз голубых кровей». Я сердилась на герцогиню. А Том был вынужден обратиться к Мозесу с вопросом, что же дальше ему делать. Не ответить на любовный призыв особы королевской крови в Озерии считалось верхом неприличия. Но Том не хотел. Он не хотел герцогиню.

- Что значит «хотеть»? – спросила я тогда.
Он рассмеялся:

- Поймешь, лисенок, когда вырастешь. Но, впрочем, объясню: хотеть – означает желать всем сердцем близости с тем, кто тебе дорог, кого ты любишь. Вот что значит «хотеть». По крайней мере, для меня. Пойми, я мог бы с ней переспать, но она мне была чужой. И родной бы не стала никогда. А зачем тогда подвергать свое сердце и жизнь ненужному риску? Если и так знаешь, что эта близость, как говорится, ни уму, ни сердцу. Точнее, ни сердцу, ни уму…

- И что тебе посоветовал Мозес? Дал, небось, какую-нибудь траву?

- Мне-то она зачем? Я и так ее не любил. Он просто посоветовал мне убраться подальше. Тем более что зверье в лесу перевелось. Вот так я и оказался здесь.

- Бедный.

- Да нет, это она - бедная. Она же влюбилась, и не на шутку. Я ж не слепой, видел, как она у окна стоит, меня встречает и провожает. А когда во дворце встречались, она так на меня смотрела, что дрожь по телу пробегала… Я чувствовал, что она меня любит. Но я же не любил ее…

- А меня ты хочешь? – спросила я.

Он смутился:

- Умеешь ты вопросы задавать… Всему свое время, лисенок.

- Ты как мой отец! Я что – прокаженная? Ни ты, ни он не хотите со мной обсуждать то, что для меня так важно! Пойми хотя бы ты: я уже взрослая, я – выросла! Мне нужно, чтобы меня кто-то любил, любил не как ребенка! Я хочу любви, я мечтаю о ней! А вы…

- Вот именно. Я хочу, я мечтаю, мне нужно… А о других ты подумала? Любовь – это тогда, когда не «Я», а «Ты», «Он», «Она» на первом месте. Когда ты думаешь, как сделать так, чтобы «Ему» или «Ей» было хорошо, чтобы «Они» были счастливы. А «Я» - на последнем месте. Вот здесь ты еще ребенок. Когда откажешься от «Я», все у тебя будет…
Так он преподал мне первый урок. Его слова были мне непонятны, как это – делать все для того, чтобы «Он» был счастлив? А если он делает что-то, что не нравится мне? Тогда как? Смириться? Ждать? Так можно всю жизнь прождать и ничего не получить… Но я успокоила себя тем, что раз еще настоящая любовь не наступила, то я попробую все это потом, когда наступит время…

*****************

Итак, отец с Анитой уехали в город. Я осталась на хозяйстве, кормила животных, убирала загоны, мыла полы. Пела, сидя у окна, начала вязать свитер для Тома… В первый же вечер он пришел выпить со мной чаю, мы начали болтать.

Наш разговор коснулся Аниты, он начал расспрашивать про нее, про наше детство. Я увлеченно рассказывала: Анита всегда была для меня самой лучшей, самой красивой, самой умной… Я рассказала тысячу разных проделок, которые мы устраивали, когда были детьми. Том хохотал над моим рассказом, я любовалась им… Потом он вдруг сказал, что хочет со мной кое о чем серьезно поговорить. У меня сладко заныло в груди, я почувствовала слабость в коленях. «Вот оно, - подумала я, - сейчас он мне скажет, что любит меня и хочет на мне жениться…». Я еле кивнула головой и прошептала «Говори».

- Ты помнишь тот день, когда ты познакомила меня с Анитой? Это было сразу после того, как я приехал?

- Конечно, помню! А причем тут Анита?

- Ты знаешь, лисенок, я не могу больше это скрывать. Я тебя уважаю. И люблю. Как сестру. Но ты знаешь, мы с Анитой встречаемся уже давно. Мы тебе не говорили, потому что боялись ранить твои чувства. А потом все зашло слишком далеко. Она ждет ребенка от меня. Мы решили пожениться. Вот так.

Наступило молчание. У меня даже слез не было. Мне казалось, что мир опрокинулся. По крайней мере, опрокинул меня. Я не знала, что сказать. Конечно, что и говорить, хороши оба. Но Анита? Как она могла? Я доверяла ей, рассказывала о своих чувствах, а она… Она, наверное, слушала и ухмылялась про себя: любишь, дурочка, ну, люби, люби… А он все равно мой. Господи, какая же гадина… Как я проглядела? Моя же подруга жениха у меня увела…

Все эти мысли, да и много других, пронеслись в моей голове со скоростью звука. Я лихорадочно обдумывала, что делать дальше. План созрел моментально. Я отомщу. Отомщу ей. Его я слишком сильно любила. Кроме того, если она погибнет или что еще с ней случится, он все равно достанется мне. Гениально!

- Ну что ты молчишь, скажи мне хоть слово, - просил Том, - скажи, ты простишь меня, нас? Поверь, и ты полюбишь, у тебя еще все впереди…

Ха! Впереди… Если бы он догадался, что их ждет, поседел бы, наверное…

- Конечно, Томми. Я прощаю вас. Грустно. Но, наверное, ты прав: моя любовь еще впереди. На свадьбу-то хоть пригласите?

- Конечно, лисенок! Я знал, что ты поймешь, и Анита тоже верила! Если бы ты знала, как она переживала!.. Она считала, что так нельзя, нельзя скрывать наши чувства от тебя. Но я ждал подходящего момента…

Видимо, они решили, что этот момент наступил. Что ж, лучше поздно, чем никогда. Им же хуже.

- Ладно, иди, Том, тебе пора. Я хочу спать.

- Конечно, не буду тебе мешать. Завтра увидимся?

- Посмотрим. В любом случае, они вернутся только через два дня. Путь-то неблизкий.

Мы попрощались, я умылась и легла в постель. Я обдумывала свой план в мельчайших подробностях. Я так хотела сделать ей больно. Так же, как было больно мне. Или хуже. И, похоже, я знала как.

*********************

К возвращению отца я успела перерыть все волшебные книги в нашем доме, благо, искать особо и не надо было: все они в абсолютном порядке лежали у отца на рабочем столе. И я нашла то, что искала: как превратить человека в животное. Но не просто, а с условием: как только Том будет целовать или обнимать Аниту, она будет превращаться. То есть пытку я придумала – хуже некуда: они будут все время рядом, а дотронуться друг до друга не смогут. А что мучает сильнее, чем нереализованное желание? Это ведь я по себе знала. Вот теперь пусть помучаются, голуби наши…

Оставалось выбрать животное. Я была благородна: я не захотела для своей лучшей подруги худшей участи - зачем превышать силу ее страдания? То есть жаб, лягушек, червей, пауков – словом, всю мерзость, - я отмела сразу. Медведица? – слишком неуклюжа. Белка? – грызун он есть грызун. Выдра? – название какое-то неприятное…
Я представила себе Аниту, ее черные волосы, серые глаза, ее гибкое, смуглое тело… Лиса! Конечно, лиса! Черно-бурая, серебристая лиса. С серыми глазами…

Мой замысел все больше мне нравился. Я превращу ее в лису. Точнее, она будет становиться ею раз за разом. А потом либо откажется от Тома, либо покончит с собой. Потому что такое выдержать не может никто. Становясь лисой от его ласки, она будет находиться в ее обличье тем дольше, чем чаще будет Том пытаться его обнять или поцеловать. Она будет жить в лесу, одна, в страхе перед охотниками, перед прочими зверями. Они ведь не будут знать, что она человек.

Итак, зверь был выбран. Осталось только осуществить замысел. Я пошла в лес и собрала необходимые травы. Отец с детства научил меня в них разбираться. Все способствовало моему замыслу: стояла полная луна, а некоторые из них можно было собрать только в полнолуние. Все складывалось одно к одному. Я вернулась домой на рассвете, сполоснула горящее от волнения лицо, покормила зверей, почистила их загоны и принялась варить зелье.

Я торопилась, потому что зелье нужно было варить целые сутки, подолгу выстаивая отвар, добавляя все новые и новые травы. Мог вернуться отец. А мне трудно было бы ему объяснить, чем это я занимаюсь в его отсутствие.

По правде сказать, колдовством я никогда особо не интересовалась: у меня всегда был отец, который мог защитить меня. И как способ зарабатывания денег я никогда колдовство не рассматривала, поскольку официально колдунами в нашем краю могли быть только мужчины. А женщине всегда отводилась роль хозяйки, какой бы способной в колдовстве она ни была. А я была способной. Я была дочь колдуна. Я знала, что у меня все получится, если я этого захочу. Это знание было у меня с самого рождения. Я так хотела любить, иметь семью, рожать детей. И все это у меня отняла лучшая подруга. Что ж, это был ее выбор…

Я варила зелье и думала о том, как было бы хорошо понаблюдать за превращением. Только как сделать так, чтобы он поцеловал ее при мне? Ладно, что-нибудь придумаю. А может, лучше, если это случится без меня? Кстати, пришла мне в голову мысль: он ведь не должен видеть ее превращения! А то сразу догадается, чьих рук дело. Что ж, отлично придумано. Так можно будет протянуть эту адскую игру подольше…
Мне стало как-то спокойно на душе. Я поняла, что не отомщенной я не останусь. Интересно, что бы сказал отец, если бы узнал? Может, я потом ему расскажу. Не думаю, что он одобрит, но обратного хода нет. И, кроме того, он всегда потакал всем моим капризам. Наверное, покачает головой и ничего не скажет.

Наступило утро. Я доварила зелье и стала ждать отца. Странно, но они задерживались. Отец никогда не опаздывал. Я твердо знала, что случиться ничего не могло: никакие разбойники не посмели бы напасть на колдуна. Значит, что-то не так…

Близился полдень, послышался стук копыт. Они вернулись. Я увидела, как отец спрыгивает с повозки, подает руку Аните, а она качает головой. Тогда отец берет ее за талию и осторожно, как фарфоровую куклу, ставит на землю. Она смеется, запрокинув голову. Что ж, к лучшему. Пусть порадуется напоследок.

- Привет, лисенок! Я купил тебе самое красивое платье в городе! – отец крепко обнял меня, поцеловал в макушку. – Как ты тут без меня? Все здоровы?

- Да отец, все в порядке. Я без тебя скучала.

Мы пошли в дом. Отец позвал с собой Аниту, она не отказалась. Мы сели за стол, я разлила чай. Во дворе залаяла собака, и отец вышел на крыльцо посмотреть, кто это к нам пожаловал. Анита осторожно взяла мою руку в свою:

- Ну что, ты уже знаешь? Том тебе все рассказал?

- Да, знаю. Спасибо тебе, Анита. Не ожидала я от тебя.

- Прости меня, прости нас обоих. Я не хотела тебе причинять боль. Я знала, что Том тебе нравится…

- Нравится?!!! Да как ты смеешь говорить такое? Я любила его, любила всей душой! Говорила тебе об этом… А вы… Вы…

Тут меня охватила такая обида, что я не смогла сдержать слез. Плакала я навзрыд, по-детски, не стесняясь. Вернулся отец.

- Что здесь происходит? – он впервые в жизни видел меня в таком состоянии. - Лисенок, что с тобой?

- Отец! Они… Они… Они решили пожениться. Она ждет от него ребенка… А я люблю его… - слова слетали с моих губ, я бормотала что-то невнятное…

Отец не бросился меня утешать. Он как-то слишком спокойно прислонился к косяку:

- Анита, тебе лучше сейчас уйти. Ты же видишь, в каком она состоянии.

- Но мы же встретимся еще? Встретимся? – Анита стояла на пороге, держась рукой за косяк. Она почему-то медлила.

- Анита, не сейчас. Мне нужно все обдумать. Пожалуйста, уходи.
Анита наклонила голову, постояла. Потом быстро кивнула и вышла. Только подол мелькнул.

Отец подошел наконец-то ко мне. Сел рядом, обнял за плечи. Начал укачивать, как ребенка. Он как будто баюкал мою боль. И боль уходила. А потом возвращалась.

- Понимаешь, в этой жизни не так все просто. Ты это вытерпишь. Ты должна быть благодарна судьбе, что тебе были дарованы эти чувства.

- Отец, это только слова.

- Нет, не слова. Я тоже любил. А меня нет. И я выжил. И остался человеком.

- Ты про маму?

- Нет, не про маму. Мама ушла, и даже я со своим колдовством
ничего не смог сделать. Я очень хотел ей помочь. Я любил ее. Она была для меня всем: я смотрел каждый день на нее и радовался, что она просто живет на свете. Она была самая красивая, самая желанная. Когда я увидел ее впервые, я не смог дышать. Это было как молния в самое сердце. Мы прожили вместе три прекрасных года. И я благодарил Бога за то, что она выбрала меня. Она была очень веселой, мы часто смеялись вместе. Когда она забеременела тобой, счастливее нас не было людей на свете. Я думал, что все это будет продолжаться бесконечно.

- Но родилась я. И она умерла.

- Не вини себя, никто не знает, что будет дальше.

- Но ты же колдун. Ты знаешь все обо всех.

- Нет, лисенок. Мы, колдуны, лишены знания о тех, кого мы любим. Поэтому я не знал о том, что случится с мамой. Не знаю я, что будет и с тобой, какая судьба тебя ждет. Поэтому тебя оберегаю. Наверное, я не прав в этом, но все-таки так спокойнее.

- Но почему, отец? Почему ты не знаешь?

- Понимаешь, детка, колдуны могут влиять на ход истории. И влияют в силу необходимости. Но когда дело касается близких и любимых людей, колдуны, как и все люди, теряют голову от собственных страстей. И могут повлиять сверх необходимого на то, что может или должно произойти. Поэтому мы слепы - Господь все продумал. Поэтому я не знаю, что будет с тобой. И с Анитой.

- Господи, а она-то тут причем?

- Я хотел с тобой поговорить, но сейчас уже этот разговор не имеет смысла. Раз она любит Тома.

- Не пугай меня, отец…

- Не бойся, лисенок, ничего страшного. Просто Анита стала первой женщиной, девушкой, которую я полюбил после смерти твоей матери.

- Нет! Только не это! Она еще и тебя у меня отняла!… Нет!

- Она никого у тебя не отнимала. Жизнь так устроена. Кто-то любит тебя, кого-то любишь ты. Часто это не совпадает…

- Слишком уж часто! Я люблю Тома, ты любишь Аниту. Она моя подруга. Она его любит и ждет от него ребенка. И ты собираешься все это просто так оставить? Ты ничего не сделаешь?

- Конечно, детка. Я вытерплю эту боль. И ты вытерпишь. Так устроен мир. Запомни, мы не вправе вершить судьбы людей, пока они сами об этом нас не попросят. А эти двое не попросят. У них и так все хорошо. И слава Богу.

- Как - «слава Богу»? Ты что, отец? Ладно, твое счастье для тебя не важно. А счастье твоей единственной дочери тоже для тебя не важно? А что вообще для тебя важно?

- Что важно? Лисенок, в тебе сейчас говорит обида. И любовь. А во мне говорит мудрость и терпение. Поверь, все пройдет. Вот увидишь, ты простишь их обоих, и будешь еще нянчить их ребенка. А для меня важно оставаться человеком. Хотя, наверное, ты сейчас это не поймешь.

- Человеком, человеком… А что это значит? Объясни мне, я так устала от слез, что уже тебя совсем не понимаю.

Отец грустно усмехнулся:

- Вот это-то я тебе не объясню. Это можно только почувствовать. Научиться прощать. Научиться любить. Научиться верить. Научиться страдать. Это тоже искусство. Научиться прощать себя. Это самое трудное.

- А ты умеешь? Умеешь все это?

- Я – да. Но научить тебя не смогу. Ты должна научиться сама.

- Ладно, отец. Давай ложиться спать. Я устала, завтра договорим.

- Хорошо, лисенок. У меня тоже был трудный день.

- Кстати, отец, а что ты будешь делать со своей любовью? Выпьешь отворотное зелье?

- Нет, детка. Мне оно не поможет. Я научусь жить со своей любовью в сердце к женщине, которая меня не любит.

- А почему она на тебя так смотрела? Виновато как-то?

- Потому, детка, что всю обратную дорогу я ей рассказывал о своей любви.

- А она? Она что – тварь бессердечная? Она тебе ничего не сказала?

- Не называй ее так. Она пыталась. Но я, старый дурак, не давал ей рта раскрыть. Боялся, наверное, услышать правду. Сердце давно догадывалось. Но я же говорил, что мы, колдуны, слепы. Надеемся, надеемся… На что, только? Мне уже шестьдесят. А ей – девятнадцать… Она молода, а я – глубокий старик. Конечно, Том для нее – лучшая пара. Смешон я был, что и говорить…

- Неправда! Неправда, отец! Ты же сам знаешь, что ты – лучше всех. Я не знаю больше мужчин, которые были бы сравнимы с тобой…
Он улыбнулся и перебил меня:

- Можно подумать, многих ты знала. Тем более, сама влюбилась в Тома…

Я отмахнулась:

- Том – это другое…

- И у нее, наверное, другое. Ладно, закончим на этом. Я хочу побыть один. Да и тебе не мешало бы.

И за ним закрылась дверь.

Да уж, не мешало бы. Уж отца-то я этой твари не прощу. Я твердо решила мстить. Все сказанное отцом, конечно, правильно. Но как она посмела его оттолкнуть? Человека, лучше которого нет, и не было в мире? Как она посмела? Теперь она точно мне за это ответит.

***************
Заставлять ее пить зелье мне не пришлось. На следующий день я, как ни в чем не бывало, пришла к ней:

- Привет, Анита, как ты?

- Привет, лисенок, а ты как? – она осторожно смотрела на меня, боялась, видно, что опять начну плакать.

Выглядела она неважно, под глазами залегли глубокие тени, наверное, не спала всю ночь.

- Все в порядке, пришла сказать, что мы останемся друзьями. Кстати, мой отец просил передать тебе травы, сказал, что это поможет от плохого самочувствия. А тебе, наверное, сейчас не очень…

- Да, спасибо большое. Действительно, тошнит по утрам, живот
тянет, да и вообще…

- Ну вот, выпьешь, полегчает.

- Спасибо еще раз. Обязательно поблагодарю его сама.

- Не стоит. Он мне вчера все рассказал. Просил не приходить, ему больно тебя видеть. Так что постарайся держаться подальше. Ты ж его знаешь, все будет в себе носить, виду не подаст. А страдать будет.

- Ну, а ты-то как?

- Да я рада за вас с Томом. Тем более, у вас скоро прибавленье. Кстати, когда свадьба?

- Чем скорее, тем лучше. Ты ж знаешь наших: слухи поползут, оглянуться не успеешь.

- Точно. Сообщи, когда подарки готовить.

- Конечно. Приходи сегодня к нам. Мама пирогов напекла. Том придет, будем как раз о свадьбе говорить.

- Нет уж, спасибо. В другой раз. Я пока не буду с тобой видеться. В любом случае, такой дружбы, как раньше, у нас уже не будет. Потом как-нибудь поболтаем. Что ж, я пошла. Тому привет.

- Пока, заходи. И…

- Что?

- Не держи на нас зла…

- Постараюсь.

Я пошла прочь, чувствуя ее взгляд, обжигающий мою спину. Я ни разу не обернулась. Я знала, что она точно выпьет зелье, она ведь доверяла моему отцу.

*******************

Прошла неделя. Я не находила себе места, потому что не знала, сработало или нет. Я сжимала кулаки по ночам, бормоча проклятия, мне так хотелось, чтобы не одна я была так несчастна. Отец ходил, погруженный в свои мысли, не замечая ничего вокруг. Машинально гладил меня по голове, привычно спрашивал: «Как дела, лисенок?», и, не дожидаясь моего ответа, уходил в свой кабинет, запирался там.
Иногда я слышала плач.

Я не могла поверить, что это плакал мой отец. Он был сильным, слезы же я всегда считала признаком слабости. Во мне росло желание отомстить. Я хотела войти к отцу и сказать: «Не плачь, она недостойна твоих слез. Я отомстила за тебя. За нас обоих». Но напрасно я дергала ручку. Дверь была заперта. Он не хотел делиться со мной своим горем.
Постепенно степень отчуждения между нами достигла предела. Отец почти не разговаривал со мной. Я понимала, что теряю его. Надо было что-то делать.

И тут появился Том. Он пришел поговорить с отцом. Как и тогда, в Озерии, ему нужен был совет колдуна. Отец не обрадовался его приходу, но и не прогнал за порог. Позвал в дом, спросил, что привело его к нам. Том сказал:

- Рассказывать, в общем-то нечего. Просто, Оливер, происходят странные вещи. Анита стала внезапно куда-то пропадать. Убегает от меня, ведет себя как-то странно. Может, поможешь разобраться?

- А сам не можешь? Ты же мужчина?

- Понимаешь, она мне ничего не рассказывает. А тебе она доверяет. Может, позовешь ее, она расскажет?

- Я-то позову. Только она-то пойдет?

- Вот и я ей говорил, сходи к Оливеру, может он тебе поможет. Она только головой мотает, и трясти ее начинает.

- Не хочет, не заставляй. Я не буду ей помогать против ее воли. Когда захочет, сама придет. Иди, Том. Я все сказал.

Я потирала руки. Моя проделка удалась. Она начала превращаться. И она точно не пойдет к отцу. Даже если она догадалась, что превращения начались после того, как она выпила зелье из той бутылочки, которую вручила ей я, она все равно не пойдет к нему. Потому что думает, что это он его сварил. А он ее не позовет. Потому что она должна сама придти. Круг замкнулся.

Я торжествовала. Отец не догадывался, что происходит с Анитой. Он ведь ее любит, поэтому слеп. Все знаю только я. И скоро Том будет моим. Тем лучше, что она беременна. Она так долго не протянет.
Вечером я пошла искать наших голубков, мне не терпелось своими глазами увидеть то, что я сотворила. Я нашла их на скамейке у околицы Анитиного дома. Они сидели рядом, не касаясь друг друга руками, и грустно молчали. Я подкралась поближе, чтобы ничего не пропустить. Плотная стена зелени надежно скрывала меня от чужих взглядов.

- Анита, что случилось, что все-таки с тобой происходит? – в который, видно, уже раз спросил Том, - почему ты не хочешь мне рассказать?

Анита грустно покачала головой:

- Я не могу Том, я должна сама во всем разобраться. Видно, что-то мы сделали не так. Наверное, нужно было раньше Злате все рассказать.
Спохватилась, подруженька!

Он взял ее руку в свою, она ее вырвала.

- Что с тобой, Анита? – спросил Том, - так же нельзя, мы не чужие люди. Я люблю тебя…

- Знаю, знаю… Но не трогай меня, пожалуйста…

- Раньше ты так не говорила…

- А теперь все изменилось.

- Изменилось – что? Я – такой же. Ты – наверное, такая же. Я слышал про капризы беременных женщин, но не до такой же степени…

- Это не каприз. Это – хуже.

- Что - хуже?

Этот бессмысленный разговор мог продолжаться и продолжаться, если бы Том вдруг не обнял ее за плечи и не попытался поцеловать. Она оттолкнула его. Но было поздно. Внезапно Анита вскочила на ноги, и пулей влетела в дом. Оттуда послышался удивленный возглас матери.

- Оставьте меня все! – крикнула Анита.

Послышался стук двери и скрежет замка. Она заперлась в комнате. Том пожал плечами и растерянно побрел домой. Я сидела в кустах и ждала, что же будет дальше.

Снаружи было слышно, как мать несколько раз постучалась в комнату Аниты. Оттуда не доносилось ни звука. Тетя Тория вышла на крыльцо, бормоча себе под нос, что все беременные бабы, включая родную дочь, совершенно невыносимы и пошла на огород. Я терпеливо ждала.

Окно Анитиной комнаты выходило в лес. Оно тоже было открыто. На нем-то я и сосредоточила свое внимание. И я увидела ее. Она легко перемахнула через подоконник и побежала в лес. Безумно красивая черно-бурая лисица. С роскошным серебристым хвостом и серыми глазами. Изящная, тонкая как струна, прекрасная Анита. Она оглянулась, на мгновенье наши глаза встретились. Я увидела боль. И я поняла, что она больше не вернется.

Теперь я была спокойна. Правосудие свершилось.

***********************

Я вернулась домой, торжествуя. Ждать осталось недолго. Я стала готовить ужин, машинально резала капусту, лук, перец… Перед моими глазами стоял взгляд Аниты. Серебристый взгляд лисицы.
Незаметно опустился вечер, темнота окутывала все за окном, скрывая привычные очертания под мягким пологом ночи. Взошла луна. Отца все еще не было. Я начала беспокоиться.

Наконец-то послышался стук его башмаков. Я бросилась к двери. Господи, как же мне хотелось рассказать все ему, но я не могла. Я не знала, что он скажет мне, у него же принципы – все прощать… Отец вошел в дом, прислонился к косяку. Устало потер виски, улыбнулся мне, сказал:

- Как дела, лисенок?

И, не выслушав даже мой ответ, продолжил:

- Знаешь, я был в лесу, собирал травы. Удивительное дело, у нас появилась ручная лисица, очень красивая, черно-бурая. У нас с тобой точно такой не было. Интересно, чья же она?

Мое сердце перестало биться. Я не знала, что ему сказать…

- Понимаешь, она подошла ко мне совсем близко, у нее серые глаза, что необычно для лис. Я собирал травы, а она села неподалеку и просто смотрела на меня. Ее взгляд мне что-то напоминал, только я не мог вспомнить, что именно…

Он говорил как будто не со мной, точнее, как будто меня здесь не было. Мне стало обидно до слез. Он видел только серебристую лисицу, а я, его любимая дочь, просто стояла в сторонке.

- Отец, она, наверное, из другого леса. Может там тоже кто-то живет, кто воспитывает маленьких зверят?

- Не знаю, не знаю… Тогда почему она подошла ко мне? Может, хотела есть? Непохоже… Если лисица хочет есть, она бежит к хозяину. Или в деревню. Ворует кур.

- Действительно, странно. Может, покормим ее? Сходи в лес, возьми с собой молока и хлеба. Если она будет это есть, ее точно выкормил человек.

- Да, наверное, я так завтра и сделаю.

Когда на следующее утро я проснулась, отца уже не было в доме. «Ну и пусть, - подумала я. Если он так хочет, пусть он ее кормит. Пусть хоть в дом возьмет. Мне уже все равно. Она мне больше не помеха».
Я как в воду глядела. Отец пропадал в лесу целый день и к вечеру вернулся домой с лисицей. Она пришла за ним просто так, даже веревка не понадобилась. Она бежала возле его левой ноги, нервно оглядываясь. Деревенские собаки заливались лаем. Он что-то тихо приговаривал, наверное «Не бойся, не бойся, собаки тебя не тронут…». Глупец! Если бы он знал, кого она высматривала. Но Том не приходил. Он теперь избегал встречаться с нами. Мою любовь он отверг, а отцу перешел дорогу. Такого не прощают ни мужчины, ни женщины. Тем более, колдуны.

Отец привел лисицу. Я смеялась: мы же не давали животным имен. Вот и она будет жить, безымянная. Теперь она еще и имени лишилась. Того, что отличает человека от животного.
Она была послушной, сразу легла на подстилку. Я не хотела усугублять ее страдания и постелила ей самый красивый, чистый и уютный коврик в клеточку. Сделанный из покрывала, на котором мы, когда были детьми, частенько сиживали на полу в сарае, играя со зверятами. Я принесла ей поесть. Она не притронулась к еде. Может, с тоски, а может, не верила мне. Я не знала, о чем она думает. Может, она считает, что это я ее заколдовала? А может, что это был отец? Я заглядывала в ее безумно красивые глаза, старалась разглядеть там ответ. Но она молча отворачивала изящную голову и только прикрывала веки, когда я хотела увидеть ее глаза, а она не могла уйти.

Прошла неделя. Лисица жила у нас. Я кормила ее, убирала ее подстилку. Отец жалел красивое создание и разрешил ей жить в доме, чего обычно не позволялось другим животным, включая собак. Ему нравилось, когда она лежала у его ног, свернувшись клубком, пряча влажный черный нос под пушистым хвостом. Она молчала, не издавала ни звука, даже обычного тявканья, которыми лисы обычно выражают свои эмоции. Он тоже молчал. Я уже привыкла, что он, и так обычно сдержанный, стал еще более молчалив. Да и я не рвалась общаться.
Мне просто хватало того, что он рядом.

С Томом мы больше не виделись. Он не навещал нас, погрузившись в свое горе. То, что Анита пропала, отец не знал. После того разговора Том не заходил, предпочитая справляться со своей бедой по-мужски, то есть молча. Я терпеливо ждала, отец говорил, что время лечит любые раны. У меня не было оснований не верить ему. Я уже не радовалась, глядя на лисицу. Мне было все равно. Одним животным больше – одним меньше. Знай себе – корми да убирай. Что она обо мне думает, меня не волновало. Я знала, к какой цели я иду. Том. Я по-прежнему его любила. Просто торопиться было некуда.

Я иногда задавалась вопросом: интересно, а кого она родит? Ребенка или лисенка? И потом, сколько она будет носить это дитя? Два месяца, как лисица, или девять, как человек? Заодно и узнаю, интересно ведь…
Шли дни. Я заметила, что отец стал больше времени проводить дома, совсем перестал ходить в лес. Он часто сидел в своем любимом кресле, курил трубку, читал книги. Иногда просто молча думал, прикрыв веки. Я не знала, о чем. Он не делился. Лисица лежала у его ног, положив морду на домашние туфли. Иногда я замечала на ее морде влажный след, как будто от слезы. Отец по-прежнему был слеп и ни о чем не догадывался.

Я начала беспокоиться. Я знала, что наступит момент, когда колдовство прервется ненадолго, Анита опять станет человеком. Сколько нужно было ждать? Я не знала, я ведь не была колдуном.

******************

Начинало холодать. На траве по утрам появился первый иней. Я решила, что время настало. Я пошла к Тому.

Он уже месяц жил один, ему невыносимо было жить с людьми, терпеть их участливые расспросы, впускать в свою жизнь чье-то любопытство. Он верил, что она вернется. Люди убеждали, что она сгинула. Разве раньше девушки не пропадали в лесах Лесовии? Не часто конечно, но бывает… Может, пошла по грибы да ягоды, и медведь задрал. Может, в болото провалилась… Да мало ли что… Но он знал, что дело не в медведе и не в болоте. Он искал свою вину, спрашивал себя, что же он сделал не так, и не находил… Он слишком любил ее, в этом была его единственная вина. Он не мог ее забыть. Том обращал свой взгляд в черное ночное небо, и ему казалось, что он видит ее лицо, запрокинутое в страсти, радостно улыбающееся… распахнутые ему навстречу руки… ее гибкое загорелое тело… ее волосы, черные как ночь и глаза, серые как рассвет. Он бродил по лесу и вспоминал, как они лежали на волчьей шкуре перед пылающим камином после того, как стали близки в первый раз…

- Ты прекрасна, Анита, я не могу тебе передать, как ты прекрасна…
Она, не разжимая губ, молча улыбалась в ответ… Ее душа пела от счастья. Она была рядом с человеком, о котором мечтала. Она чувствовала, что он любит ее. И больше ничего ей не было нужно. Достаточно и этого.

Недолгие мгновения счастья, когда еще нет никаких историй, первых ссор, первых слез, первой лжи. Когда все еще только начинается, и есть чувство, что так будет всегда.

Но что-то сломалось… И почему-то так быстро. Том не мог понять, сколько ни ломал голову. Он не знал, что ему делать, за что хвататься, куда бежать… А что тут сделаешь? В лесу искать? Искал. Всех расспрашивать? Спрашивал. Но люди только качали головами в ответ. Советовали сходить к колдуну Оливеру. Сходил. Но Оливер сказал, чтобы он сам справился со своей бедой.

Том нашел заброшенный дом и поселился там со своей собакой. «Эх, Молли, остались мы опять вдвоем…». Молли, чувствуя настроение хозяина, старалась просто не мешать. Ложилась рядом, уши на лапах, и тихонько сопела во сне. Том готовился к зиме, запасал шкуры на продажу, часто ходил на охоту. Так и жили.

*************

Я вышла на окраину деревни и сразу увидела дымок, вьющийся над крышей. «Значит, он дома… Как он меня встретит?» – думала я, неторопливо приближаясь к покосившемуся забору. Я грызла пожелтевшую травинку, стараясь скрыть свое волнение. В моих руках была корзинка со снедью – надо же было придумать предлог для визита.
Я постучала в дверь.

- Открыто, - раздался такой знакомый голос.

Мое лицо залилось краской. Пришлось еще минуту помедлить на крыльце в ожидании, когда кровь отольет от лица. Собравшись с духом, я вошла в дом. Том выглядел как всегда: те же синие глаза, те же волосы цвета спелой пшеницы. Только он не улыбался, и лицо осунулось.

- Как ты, Том?

- А, это ты, лисенок…

- Ты кого-то ждал? Похоже, совсем не рад меня видеть…

- Да нет, рад.

- Как-то ты не радостно это говоришь. Она не приходила?

- Нет.

- Понятно.

- Что тебе понятно?

- Что ты злишься на весь мир, что от тебя ушла Анита.

- Она от меня не уходила.

- А что же, по-твоему, тогда случилось?

- Не знаю.

- Ну хоть следы ты какие-то нашел?

- Молли нашла. Она побежала прямиком в лес. Странно, но она вела себя так, как будто почуяла зверя, а не Аниту.

- Может, это были не ее следы?

- А чьи следы могут вести от ее окна? Если дверь в комнату была заперта снаружи? Молли взяла след сразу под окном. Моя собака не ошибается. У нее лучшее чутье в округе…

- И куда она тебя привела?

- Никуда. Следы затерялись в чаще.

- Странно. Может, действительно случилось несчастье?

- Не знаю, я все обыскал. Должна была остаться хоть какая-то одежда. Или обрывки волос, если на нее напал дикий зверь.

- Да, странно.

- Вот я и говорю, странно.

Том говорил это как-то спокойно, без эмоций. Я знала, что он просто скрывает свою боль. Но я знала, что она пройдет. Останется только воспоминание.

- Ты не хочешь поехать куда-нибудь, развлечься?

- Куда? Зачем?

- На ярмарку, например. Я слышала, в город приехали акробаты. У них появился какой-то замечательный певец. Играет и поет. Поет и играет. И сказки рассказывает. Вся деревня уже болтает.

- Какие сказки?

- Про людей и животных. Про белую тигрицу, например. Наши пересказывали, но не так, наверное. Говорят, он лучший сказочник в округе…

- Не пойду. Не хочу.

- Надо шевелиться, Том. Надо что-то делать, нельзя так сидеть и страдать. Ее все равно не вернешь.

- Почему ты так уверена в этом? Скажи, ты что-то знаешь? Слышала? Не хочешь меня огорчать? Скажи мне, что ты знаешь?

- Ничего я не знаю. И знать не хочу. Ты сам знаешь, почему.

- Не говори так, она любила тебя.

- А я – ее. Но еще я любила тебя. И до сих пор люблю. А она не вернется. Так чем я хуже?

- Ты – не она… - почти простонал Том.

В эту фразу он вложил всю свою боль, он был как раненое животное. Глаза заблестели, в них стояли слезы. Я присела рядом, обняла его за плечи и, как недавно отец меня, принялась баюкать его. Я знала, что с ним, я знала, как ему больно. Я не держала на него зла, мне просто хотелось, чтобы он скорее забыл ее, чтобы он перестал думать о ней, чтобы он подумал наконец-то обо мне…

- Успокойся, милый, не надо так. Да, вы любили друг друга. И ты ее потерял. Не важно, кто в этом виноват. Она просто больше не придет. Много времени прошло. Не надо, не плачь, любимый мой, не надо…
Он как-то весь обмяк в моих руках, прильнул к моему плечу, я что-то говорила. Бывало, я говорила так с лесным народцем, который скучал по убитым охотниками матерям. Они тоже молча страдали, оплакивая сердцем прошлую жизнь, вспоминая тысячу радостных мгновений и нестерпимо горюя от мысли, что все это счастье безвозвратно ушло. Я знала, что все они скоро находили утешение в играх со мной, получая свою порцию ласки, еды, ухода. И Том, наверное, в этом мало отличался от них… От меня требовалось только терпение. Приручить мужчину трудно, но если хоть раз удалось приручить дикого зверя, то и здесь, наверное, получится…

Мы просидели так много времени, сквозь грязное окно я видела солнце, садившееся за лесом. «Надо бы здесь прибраться», - подумала я.

- Том, хочешь, я здесь порядок наведу?

- Мне все равно.

- А мне нет. Я не могу допустить, чтобы ты жил в такой грязи. Скоро мыши будут в твоей постели спать, у тебя на подушке…

- Скажешь тоже… - он впервые за весь вечер улыбнулся.
Я увидела его улыбку и растаяла. Как тогда, когда впервые увидела его. И поняла, что мне есть на что надеяться. Он будет мой. Он точно будет мой.

*********************

[Fellici]

У меня вопрос - а почему продолжение отдельной темой?

[Ren]

У меня вопрос - а почему продолжение отдельной темой?

не помещается

[Fellici]

Как "не помещается"? Вторым сообщением?

[Ren]

в одном сообщении не помещается

[Fellici]

Нет, хозяин-барин, конечно, но так одня часть с другой "разойдется"

[Ren]

Ну, кому надо, тот поймет

[Tora]

Ren, супер просто, нет слов...

[MADAME_Julia]

не могу найти продолжение?