Самые дорогие картины русских художников

[ulysses]

Вел сегодня дискуссию о советском авангарде и натолкнулся случайно на такую любопытную информацию:

Самые дорогие картины русских художников

ARTinvestment.RU – 11.04.2008, 13:30

1. Марк Ротко. Белый центр. 15.05.2007. 65 миллионов долларов
2. Казимир Малевич. Супрематическая композиция. 03.11.2008. 60 миллионов долларов
3. Василий Кандинский. Фуга. 17.05.1990. 19 миллионов долларов
4. Алексей Явленский. Шокко в широкополой шляпе. 05.02.2008. 8,4 миллиона фунтов
5. Хаим Сутин. Мужчина в красном шарфе. 05.02.2007. 7,8 миллиона фунтов
6. Марк Шагал. Юбилей. 17.05.1990. 13,5 миллиона долларов
7. Наталия Гончарова. Цветы. 24.06.2008. 5,52 миллиона фунтов
8. Константин Сомов. Радуга. 13.06.2007. 3,3 миллиона фунтов
9. Илья Кабаков. Жук. 28.02.2008. 2,6 миллиона фунтов
10. Борис Кустодиев. Деревенская ярмарка. 2,84 миллиона фунтов
11. Владимир Баранов-Россине. Ритм (Адам и Ева). 24.06.2008. 2,72 миллиона фунтов
12. Александр Яковлев. Портрет Василия Шухаева в его студии. 13.06.2007. 2,5 миллиона фунтов
13. Иван Айвазовский. Американские суда у скалы Гибралтара. 13.06.2007. 2,4 миллиона фунтов

Подробнее о картинах и художниках можно прочесть здесь:
http://artinvestment.ru/invest/ratin..._top12rus.html

[ulysses]

Нашел информацию для сравнения:

Мировая top-десятка художников

1. Пабло Пикассо. Мальчик с трубкой. май 2004. 104,168 млн. долл.
2. Густав Климт. Портрет Адель Блох-Бауэр II. ноябрь 2006. 87,936 млн. долл.
3. Фрэнсис Бэкон. Триптих. май 2008. 86,281 млн. долл.
4. Винсент ван Гог. май 1990. 82,500 млн. долл.
5. Оскар Клод Моне. июнь 2008. 80,451 млн. долл.
6. Пьер-Огюст Ренуар. В Мулен де ла Гелетт. май 1990. 78,100 млн. долл.
7. Питер Пауль Рубенс. Избиение младенцев. октябрь 2002. 76,761 млн. долл.
8. Марк Ротко. Белый центр. май 2007. 72,840 млн. долл.
9. Энди Уорхол. Авария зеленой машины. май 2007. 71,720 млн. долл.
10. Поль Сезанн. Натюрморт с кувшином и драпировкой. май 1999. 60,205 млн. долл.

http://www.nikelarin.ru/blog/70/

Любопытно, что для Белого центра Ротко здесь указа другая сумма для той же продажи.

И еще:

Если картина, подобная «Моне Лизе», будет выставлена на продажу — она наверняка будет продана по цене значительно более высокой, чем перечисленные в списке картины, но подобная ситуация не представляется возможной. Таким образом, список самых дорогих картин включает лишь работы, выставленные на продажу в ХХ-ХХI вв.

Список самых дорогих картин - Материал из Википедии

А здесь можно взглянуть на фотографии самых дорогих картин:
http://www.art-spb.ru/artspb102.html

[Fellici]

Марк Ротко. Белый центр. 15.05.2007. 65 миллионов долларов

Не видела и не слышала, полезла посмотреть, принесла иллюстрацию и сюда.

[ulysses]

принесла иллюстрацию и сюда.

Спасибо за помощь

[Fellici]

ulysses, не за что, я еще и не то могу

Рассказ о произведении Сутина.

«Кожа», Роальд Даль


Зима тысяча девятьсот сорок шестого года тянулась бесконечно долго. Хотя был апрель месяц, леденящий ветер хозяйничал на улицах города, а над головой по небу плыли снежные облака.

Старик по имени Дриоли с трудом волочил ноги по тротуару улицы Риволи. Жалкий, закоченевший от холода, он все время ежился, запахивая грязное старое пальто черного цвета; над поднятым воротником виднелись только глаза и макушка.

Дверь кафе распахнулась, и слабый запах жареного цыпленка вызвал у него нестерпимое чувство голода. Старик продолжал волочить ноги, поглядывая без всякого интереса на предметы, выставленные в витринах магазинов, — духи, шелковые галстуки и рубашки, бриллианты, фарфор, старинную мебель, книги в роскошных переплетах. Затем он поравнялся с картинной галереей. Ему всегда нравилось бывать в картинных галереях. В витрине была выставлена одна-единственная картина. Он остановился, чтобы рассмотреть ее. Потом повернулся, чтобы продолжить свой путь. Затем снова приостановился, оглянувшись на витрину; и тут вдруг он почувствовал легкое беспокойство, смутное воспоминание о чем-то, что он видел где-то давным-давно. Он стал рассматривать картину. Это был пейзаж. На переднем плане была изображена группа деревьев, стволы которых очень сильно накренились в одну сторону, как будто под натиском ураганного ветра; по небу неслись рваные грозовые облака. Надпись на дощечке, которая была прикреплена к раме, гласила: «Хаим Сутин (1894—1943)».

Дриоли задумчиво разглядывал картину, стараясь понять, что же она напоминает ему. «Чудная картина, — подумал он. — Странная и чудная — но мне нравится… Хаим Сутин… Сутин».

— Ей-богу! — воскликнул он вдруг. — Да это же мой маленький калмык, вот кто это! Только подумать! Картина моего маленького калмыка выставлена в лучшем магазине Парижа!

Старик прижался лицом к стеклу витрины. Он вспомнил парнишку — да, он его хорошо помнит. Но когда это было? Когда? Память ему отказывает. Ведь это было так давно. Сколько лет тому назад? Лет двадцать? Нет, пожалуй, лет тридцать тому назад. Неужто тридцать лет? Постой-ка! Да это же было перед войной, перед первой войной, в тысяча девятьсот тринадцатом году. Теперь он вспомнил, это было именно тогда. И этот Сутин, этот некрасивый маленький калмык, вечно угрюмый, ушедший в себя паренек, который так нравился ему, которого он почти любил — просто так, не отдавая себе отчета в этом, разве только за то, что тот умел писать картины.

А как он писал их! Теперь он вспомнил даже подробности — улицу, вдоль которой стояли мусорные баки, запах гнили, коричневых котов, которые осторожно рылись в отбросах, и женщин, потных, толстых, сидевших на порогах своих жилищ, опустив ноги на каменный настил улицы. Что это была за улица? Как же называлась улица, на которой жил паренек?

Сите Фолджиер! Да, именно так она называлась! Старик, довольный тем, что вспомнил название улицы, несколько раз кивнул сам себе.

Там находилась мастерская, и в ней были всего один стул и старая грязная кушетка красного цвета, на которой спал Сутин; он вспомнил пьяные пирушки, дешевое белое вино, дикие ссоры и вечно желчное, угрюмое лицо художника, задумчиво склонившегося над своей работой.

«Странно», — подумал Дриоли. Теперь он с легкостью все вспоминал, и воспоминание об одном событии вызывало в памяти другое.

Взять хотя бы ту шутку с татуировкой. Это же было сумасбродство. С чего все началось? Ах да, однажды он заработал кучу денег — да, да, все началось именно с этого — и купил много вина. Помнится, как он, довольный, вошел тогда в мастерскую с пакетом под мышкой, в котором были бутылки, как он увидел Сутина, сидящего перед мольбертом, и свою жену Джози — она стояла посредине комнаты и позировала для портрета.

— Сегодня вечером мы празднуем, — объявил он, — мы устроим небольшой выпивон для нас троих.

— В честь чего это? — спросил паренек, не поднимая головы. — Уж не потому ли, что решился наконец развестись со своей женой, чтобы она могла выйти замуж за меня?

— Нет, — ответил Дриоли. — Мы празднуем потому, что я заработал сегодня кучу денег.

— А я ничего не заработал. Это мы тоже можем отметить.

— Ну, если тебе хочется, можно и это отметить.

Дриоли стоял у стола и разворачивал пакет. Он чувствовал себя усталым и хотел скорее дорваться до вина. Девять клиентов, разумеется, совсем неплохо, но от этого дьявольски устают глаза. Он еще никогда столько клиентов не татуировал за один день. Девять пьяных солдат! И самое замечательное было в том, что не менее семи из них заплатили ему в звонкой монете. Вот почему сегодня он так разбогател. Но глаза его смертельно устали от этой работы. Глаза Дриоли были полузакрыты от усталости, белки покрылись тонкой сетью красных прожилок, а за каждым глазным яблоком, на глубине одного дюйма за ним, он чувствовал острую боль. Но теперь уже вечер, он богат, как свинья, а в пакете лежат три бутылки — одна для его жены, другая для его друга, а третья для него самого. Найдя штопор, он стал откупоривать бутылки.

Художник положил кисть.

— Боже мой, — сказал он. — Разве можно работать, когда такое творится?

Молодая женщина, пройдя через всю комнату, подошла посмотреть на картину. Дриоли тоже подошел, с бутылкой в одной руке, со стаканом в другой.

— Нет! — крикнул художник, внезапно вспыхнув. — Пожалуйста, не надо! — Он схватил полотно с мольберта и поставил его лицом к стене. Но Дриоли успел увидеть картину.

— Мне она нравится.

— Она ужасна.

— Она изумительна. Она изумительна так же, как все остальные картины, написанные тобой. Я в восторге от них всех.

— Беда в том, — ответил Сутин, хмурясь, — что они несъедобные. Я не могу их есть.

— И все же они изумительны. — Дриоли протянул ему стакан, полный бледно-желтого вина. — Выпей, — сказал он, — ты почувствуешь себя счастливым.

Никогда он еще не знал человека более несчастного или, скорее, человека с таким мрачным лицом. Дриоли встретил его в каком-то кафе семь месяцев назад, где он пил в одиночестве, и только потому, что он походил на азиата, Дриоли подсел к его столу и заговорил.

— Вы русский?

— Да.

— Откуда родом?

— Из Минска.

Дриоли вскочил со своего места и обнял его, воскликнув при этом, что он тоже родом из этого города.

— Я не совсем из Минска, — пояснил паренек, — но местечко это недалеко от него.

— Где же?

— Смиловичи, около двенадцати миль от Минска.

— Смиловичи! — вскричал Дриоли, снова бросаясь к нему с объятиями. — Да я же ходил туда пешком несколько раз, когда был мальчишкой. — Потом он снова уселся на свое место, не отрывая дружелюбного взгляда от лица своего собеседника.

— Вы знаете, — сказал он, — вы не похожи на западного русского. Вы похожи на татарина или калмыка. Вы действительно вылитый калмык.

И теперь, в мастерской, Дриоли снова внимательно посмотрел на художника, на то, как тот взял стакан с вином и залпом выпил его. Да, нет сомнений, черты лица его были калмыцкие — широкое лицо с высокими скулами, с широким, грубоватой формы носом. Но руки — руки всегда вызывали удивление: маленькие, как женские, с изящными тонкими пальцами.

— Дай мне еще, — сказал художник. — Если праздновать, так уж надо праздновать как следует.

Дриоли разлил вино и сел на стул. Сутин устроился на старой кушетке рядом с женой Дриоли. На полу между ними стояли три бутылки.

— Сегодня вечером мы будем пить столько, сколько влезет, — сказал Дриоли. — Я исключительно богат. Сейчас сбегаю и куплю еще несколько бутылок. Сколько купить?

— Еще шесть, — ответил паренек. — Каждому по две бутылки.

— Хорошо. Я сейчас пойду и принесу.

— А я помогу тебе.

В ближайшем кафе Дриоли купил шесть бутылок белого вина. После того как они вернулись в мастерскую, поставили на пол в два ряда и Дриоли, вооружившись штопором, откупорил все шесть бутылок, они снова уселись и стали пить.

— А ведь только очень богатые, — заметил Дриоли, — могут так кутить.

— Это правда, — сказал паренек. — Разве это не так, Джози?

— Разумеется.

— Как настроение. Джози?

— Прекрасное.

— Может быть бросишь Дриоли и выйдешь за меня?

— Нет.

— Вино изумительное, — сказал Дриоли. — Одно удовольствие пить его.

Не спеша, смакуя, они стали постепенно пьянеть. Хотя они пили так же, как они делали это обычно, тем не менее полагалось соблюдать известный ритуал — пить со всей серьезностью, о многом поговорить, повторяясь снова и снова.

Полагалось расхваливать вино, обязательно пить его медленно, смакуя все три восхитительные стадии опьянения, особенно момент, когда кажется, что плаваешь в воздухе и уже не чувствуешь своих ног (как бывает у Дриоли). Да, это самый приятный момент, когда смотришь на свои ноги и они кажутся такими далекими, что удивляешься тому, какому же чудаку они могут принадлежать и почему они лежат вот так, где-то на полу и на таком расстоянии.

Спустя некоторое время он встал, чтобы включить свет. Он очень удивился, заметив, что ноги его встали вместе с ним, когда он отправился включать свет; особенно его поразило то, что он не чувствовал, как ноги касались пола. У него было приятное ощущение того, что он ходит по воздуху. Потом он стал ходить по комнате, лукаво поглядывая на полотна, сложенные у стен.

— Послушайте, — сказал он наконец. — Я придумал одну вещь. — Он направился к кушетке и встал перед ней, слегка покачиваясь. — Слушай, мой маленький калмык.

— Что такое?

— У меня есть потрясающая идея. Ты слушаешь меня?

— Я слушаю, Джози.

— Слушай меня, пожалуйста. Ты мой друг — мой маленький калмык из Минска, и я считаю тебя хорошим художником, и мне хотелось бы иметь картину, прекрасную картину.

— Возьми себе все. Возьми все, что ты найдешь, но не прерывай меня, когда я беседую с твоей женой.

— Нет, нет. Послушай-ка. Я имею в виду картину, которая всегда была бы со мной… вечно… куда бы я ни пошел, что бы ни случилось… но всегда со мной… картину, написанную тобой.

Протянув руку, он положил ее на колено паренька.

— Пожалуйста, слушай меня сейчас.

— Слушай его, — сказала молодая женщина.

— Вот что. Я хочу, чтобы ты написал картину на моей коже, на спине. Затем я хочу, чтобы ты сделал татуировку поверх написанного, чтобы картина навсегда сохранилась на спине.

— Ты, наверное, рехнулся.

— Я научу тебя пользоваться татуировальной машинкой. Это легко. Даже ребенок сумел бы.

— Я не ребенок.

— Пожалуйста…

— Ты в самом деле сумасшедший. Что ты все-таки затеял?

Художник посмотрел в неподвижные, черные, блестящие от выпитого вина глаза Дриоли.

— Ради всего святого, что тебе все-таки надо?

— Ты с легкостью сумеешь сделать это! Ты сумеешь! Сумеешь!

— Ты имеешь в виду татуировку?

— Да, татуировку! В две минуты я тебя научу!

— Это невозможно!

— Ты хочешь сказать, что я не знаю, о чем говорю.

Ну, нет, художник не мог этого утверждать, так как все знали, что если кто и знает о татуировальном искусстве, так это он — Дриоли. Разве не он, это было в прошлом месяце, покрыл живот какого-то мужчины удивительно изящным рисунком, изображающим цветы? А тот клиент, у которого вся грудь была покрыта такой густой шерстью? Он так искусно изобразил на его груди серого медведя, что волосатая грудь превратилась в шкуру мохнатого зверя.

Разве не он татуировал женщину на руке мужчины таким образом, что когда мускулы руки мужчины двигались, то женщина оживала и принимала самые неожиданные позы.

— Я просто хочу сказать тебе, — ответил Сутин, — что ты пьян и у тебя пьяные мысли.

— А Джози будет позировать. Это будет этюд с Джози на моей спине. Разве я не вправе иметь портрет жены на своей спине?

— Портрет Джози?

— Да. — Дриоли знал, что стоит ему только упомянуть имя жены, как толстые губы паренька невольно растянутся в улыбку.

— Я не согласна, — сказала молодая женщина.

— Джози, дорогая, ну пожалуйста. Вот возьми эту бутылку и допей ее, тогда ты станешь добрей. Это же потрясающая идея. В жизни еще не придумывал что-нибудь подобное.

— Какая еще там идея?

— Ну, то, что он должен будет делать твой портрет на моей спине. Разве я не могу желать этого?

— Мой портрет?

— В обнаженном виде, — заметил художник.

— Соблазнительная идея.

— Только не в обнаженном виде, — сказала молодая женщина.

— Это же гениальная идея, — сказал Дриоли.

— Нет, это безумная идея, — ответила молодая женщина.

— Так или иначе, все же это идея, — сказал Сутин. — И она заслуживает того, чтобы отметить ее.

Они выпили еще одну бутылку. Затем художник заметил:

— Ничего из этого не выйдет. Я не умею обращаться с татуировальной машинкой. Хочешь, я напишу картину на твоей спине, и ты будешь ходить с ней до тех пор, пока не выкупаешься и не смоешь ее? А если ты вообще не будешь мыться, тогда картина сохранится на твоей спине до конца твоей жизни.

— Нет, — ответил Дриоли.

— Да. И в день, когда ты решишь выкупаться, я буду знать, что ты больше не ценишь мою картину. Это будет серьезным испытанием для тебя как поклонника моего таланта.

— Не нравится мне все это, — сказала молодая женщина. — Он так восхищается твоим талантом, что будет ходить грязным всю жизнь. Давайте лучше татуировку. Только не в обнаженном виде.

— Тогда только голову, — предложил Дриоли.

— Боюсь, не справлюсь.

— Это чрезвычайно просто. Я научу тебя в две минуты. Вот увидишь. Я пошел за иглами и чернилами. У меня есть чернила всех цветов — стольких оттенков, сколько у тебя есть для живописи, и даже более красивые, чем у тебя.

— Нет, это невозможно.

— У меня есть всякие чернила. Разве у меня нет чернил разных цветов, Джози?

— Есть.

— Вот увидишь, — сказал Дриоли. — Я пойду за ними.

Он встал со стула и нетвердым шагом, но с решительным видом вышел из комнаты. Через полчаса Дриоли вернулся.

— Я принес все, — крикнул он, размахивая коричневым чемоданчиком. — Все, что нужно татуировщику, находится здесь, в этом чемоданчике.

Он положил сумку на стол, открыл ее, вынул электрические иглы и небольшие пузырьки с цветными чернилами. Затем он воткнул штепсель от электрической иглы в сеть; взяв инструмент в руки и нажав на кнопку, включил ток. Послышалось жужжание, и конец иглы, примерно с четверть дюйма, начал стремительно вибрировать вверх и вниз. Он скинул пиджак, отвернул рукав на левой руке и сказал:

— Теперь смотри. Следи за мной, и я покажу тебе, как это легко. Я сейчас сделаю татуировку на моей руке вот здесь.

Предплечье его было сплошь покрыто синими знаками, но он все же нашел небольшой участок кожи, свободный от татуировки, чтобы преподать на ней урок татуировального искусства.

— Сначала я выбираю цвет чернил, возьмем, скажем, обычные синие чернила, затем я погружаю конец иглы в чернила… вот так… потом я держу иглу концом вверх, после этого я провожу ею по коже, слегка касаясь ее… вот так… и вот игла, приводимая в движение крохотным электрическим моторчиком, двигается скачками вверх и вниз и прокалывает кожу, при этом чернила проникают в прокол на коже, вот и все… Посмотри, как это легко… Смотри, сейчас я наколю серую гончую собаку на своей руке.

Художник заинтересовался:

— Теперь дай мне попрактиковаться немного на твоей руке.

Он начал проводить жужжащей иглой голубые линии на руке Дриоли.

— Это нетрудно, — сказал он. Как будто рисуешь пером и чернилами. Разницы никакой, разве только иглой медленнее.

— Конечно, это просто. Ты готов? Начнем?

— Немедленно.

— А натура! — воскликнул Дриоли. — Давай, Джози!

Его охватило возбуждение. Пошатываясь, он начал суетливо подготавливать место для работы, как ребенок, который с энтузиазмом готовится к интересной игре.

— Где ты хочешь, чтобы она позировала? Где она будет стоять?

— Пусть станет там, рядом с туалетным столиком, и расчесывает волосы. Я так и напишу ее: расчесывающей распушенные по плечам волосы.

— Великолепно! Ты — гений.

Молодая женщина с неохотой подошла к туалетному столику и встала около него со стаканом вина в руках.

Дриоли стянул рубаху и сбросил брюки. Он оставил только трусы, носки и обувь и стоял, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Тело его было крепким, а кожа белая и почти без волос.

— Теперь, — сказал он, — я полотно. Куда ты собираешься положить свое полотно?

— Как всегда, на мольберт.

— Не валяй дурака. Я же полотно.

— Тогда располагайся на мольберте. Это же нетрудно.

— Но как это сделать?

— Ты полотно, не так ли?

— Да, я полотно. Я уже начинаю чувствовать себя полотном.

— Тогда располагайся на мольберте. Это нетрудно.

— Но правда, это невозможно.

— В таком случае садись на стул. Садись задом наперед, тогда ты сможешь положить свою пьяную голову на спинку стула. Поторапливайся, я собираюсь начать.

— Я уже готов и жду тебя.

— Сначала, — сказал художник, — я напишу обычную картину. Затем, если она мне понравится, я сделаю татуировку поверх нее.

Вооружившись широкой кистью, он начал писать на голой спине Дриоли.

— Ай! Ай! — вскрикнул Дриоли. — Чудовищная сороконожка шагает по моей спине.

— Ну-ка спокойней! Спокойней!

Художник работал быстро, накладывая краску тонким голубым слоем так, чтобы она не мешала татуировке. Сосредоточенность, с которой он стал работать, была так велика, что она, казалось, преодолевала его опьянение. Он накладывал мазки быстрыми движениями, чувствуя предельное напряжение в кисти руки, и меньше чем через полчаса работа была закончена,

— Все. Кончил, — обратился он к молодой женщине, которая, услышав эти слова, сразу же направилась к кушетке, легла и заснула.

Дриоли бодрствовал. Он видел, как художник взял иглу, погрузил в чернила; потом он почувствовал пронзительный, щекочущий укол в спину. Боль была неприятна, но терпима и не давала Дриоли впасть в сон. Дриоли развлекался тем, что старался угадать след иглы, наблюдая за тем, какими красками пользовался художник, пытался представить себе, что делается у него за спиной. Сутин работал с поразительным напряжением.

Казалось, крохотная машинка и необычная работа целиком захватили его.

До самого рассвета художник работал под мерное жужжание машинки. Дриоли хорошо помнил, что, когда художник отступил назад и сказал: «Картина закончена», — на улице был день и за окном слышались шаги прохожих.

— Я хочу посмотреть, — сказал Дриоли.

Сутин взял зеркало и стал держать его под углом, а Дриоли повернул голову, стараясь увидеть свою спину.

— Боже мой! — воскликнул он.

То, что он увидел, поразило его. Вся спина, начиная от плеч и кончая основанием спины, покрыта яркими красками — и золотистыми, и зелеными, и голубыми, и черными, и красными. Татуировка была сделана так густо, что вся спина казалась сплошь покрытой мазками красок. Художник старался татуировать точь-в-точь по нарисованному, густо заполняя линии, и самое удивительное состояло в том, что он с большим мастерством использовал в своей картине выступы лопаток, сделав их частью композиции.

Более того, хотя работа двигалась медленно, он ухитрился передать в картине какую-то непосредственность, спонтанность. Портрет был выполнен в драматической, резкой манере, такой характерной для других работ Сутина. Поражало не сходство портрета с натурой. Нет. Скорее портрет выражал настроение. Черты лица неясные, блуждающий взгляд, а вокруг головы вихревая масса темно-зеленых волнистых линий, которая придавала всей картине предельный динамизм.

— Потрясающе!

— Мне, пожалуй, самому нравится.

Художник отступил назад и стал рассматривать свою работу критически.

— Ты знаешь, — добавил он, — я думаю, она стоит того, чтобы я поставил свою подпись.

И, взяв в руки электрическую иглу, он вывел свое имя красными чернилами в правой стороне, на месте, под которым находится почка…

Старик Дриоли стоял в состоянии, похожем на транс, не спуская глаз с картины, выставленной в витрине галереи.

Все это было так давно, что, кажется, будто все эти события имели место в какой-то другой жизни.

А Сутин? Что стало с ним? Он теперь вспомнил, что после того, как он вернулся с войны — с первой войны, ему стало не хватать художника, и он спросил Джози:

— Ты не знаешь, где мой маленький калмык?

— Он ушел, — ответила она. — Я не знаю куда, но я слышала, что он связался с каким-то торговцем, который послал его в Серет писать картины.

— Может, он еще вернется.

— Кто знает? Может, и вернется.

Это было в последний раз, когда они говорили о нем.

Через некоторое время они переехали в Гавр, где много моряков и потому много работы. При воспоминании о Гавре старик улыбнулся. Да, это были добрые времена, период между двумя войнами; тогда у него были уютные комнаты, небольшая мастерская около дома и достаточно работы. Ежедневно трое или четверо, а то и пять моряков приходили к нему и просили, чтобы он татуировал их руки. Ничего не скажешь, это действительно были добрые времена.

Затем вторая мировая война, приход немцев, смерть Джози — и все пошло прахом! В те годы никто не нуждался в татуировках, а он был слишком стар, чтобы браться за какую-нибудь иную работу. В отчаянии он решил вернуться в Париж, смутно надеясь, что в большом городе дела пойдут лучше. Но надежды его не оправдались.

Теперь, когда война кончилась, у него не оказалось ни сил, ни средств, чтобы возобновить свое дело. Да, трудно одинокому старику без крова и работы. К тому же если еще и не хочется просить милостыню. А с другой стороны, как же жить иначе?

«Итак, — подумал он, все еще разглядывая картину, — это картина моего маленького калмыка». Удивительно, что вид одного небольшого предмета, как, скажем, эта картина, может вызвать к жизни прошлое. А ведь несколькими минутами раньше он и не помнил о существовании татуировки на своей спине.

Годами он не вспоминал о ней.

Он прижался лицом к стеклу витрины и заглянул в галерею. На стенах он увидел большое количество картин, и все они, казалось, принадлежали кисти одного и того же художника. Дриоли увидел также множество людей, которые медленно прохаживались по галерее.

Подчиняясь внезапному импульсу, Дриоли повернулся, толкнул дверь галереи и вошел.

Это было длинное помещение, пол которого был устлан ковром винного цвета. Господи, как кругом тепло и красиво!

Нарядные, с холеной наружностью люди расхаживали с чувством собственного достоинства по галерее, причем у каждого в руках был каталог, в который он заглядывал время от времени. Старик не решался двинуться с места и смешаться со всей этой толпой. Но в то время, как он набирался смелости, вдруг до него донесся голос, сказавший: «Что тебе здесь нужно?»

Человек, который произнес эти слова, был в черном утреннем пиджаке. Полный мужчина, небольшого роста, с очень бледным лицом. Дряблое лицо его было таким мясистым, что щеки отвисли по обеим сторонам рта, как у спаниеля. Подойдя близко к Дриоли, он снова спросил:

— Что тебе здесь нужно?

Дриоли стоял неподвижно.

— Вот что, любезный, — обратился к нему снова мужчина, — убирайся-ка ты из моей галереи.

— Разве нельзя смотреть на картины?

— Ты слышал, что я тебе сказал?

Дриоли упрямился. Внезапно он почувствовал, как гнев закипает в нем.

— Давай-ка лучше без скандала, — сказал снова мужчина. — Ну, пошевеливайся, сюда, в эту дверь. — И, положив свою белую жирную лапу на плечо Дриоли, он стал с силой толкать его к двери.

Тут Дриоли прорвало.

— Убери свои грязные руки от меня! — крикнул он.

Голос его громко раздался по всей галерее; все присутствующие одновременно повернулись и испуганно посмотрели на человека, стоящего в конце помещения, который являлся виновником этого беспорядка. Лакей подбежал к хозяину галереи, и вдвоем они стали выталкивать Дриоли на улицу. Публика молча наблюдала за этой сценой. Лица людей выражали легкий интерес к происходящему и, казалось, одну и ту же мысль: «Все в порядке. Ничего опасного для нас нет. Об этом позаботятся».

— У меня тоже! — кричал Дриоли. — У меня тоже есть картина этого художника! Он был моим другом, и у меня есть картина, подаренная им.

— Он сошел с ума.

— Да это сумасшедший. Буйный сумасшедший.

— Нужно вызвать полицию.

Резким, быстрым движением Дриоли вырвался из рук мужчин, и не успели они опомниться и снова схватить его, как он побежал по галерее, выкрикивая: «Я покажу ее вам! Я покажу ее вам! Я сейчас покажу!» Он сбросил с себя пальто, затем пиджак и рубашку, а затем повернулся так, чтобы присутствующие увидели его обнаженную спину.

— Вот! — крикнул он, прерывисто дыша. — Вы видите? Вот она!

Внезапно наступила абсолютная тишина; все застыли в неловких позах, в замешательстве, так и не завершив начатое движение. Пораженные, они смотрели на картину-татуировку, яркие краски которой не поблекли от времени. Но оттого, что теперь старик похудел и лопатки резко выступали, картина выглядела как бы несколько сморщенной и сдавленной, что придавало ей странный вид.

Кто-то из присутствующих наконец проговорил:

— Боже мой, старик сказал правду!

Затем всех охватило возбуждение, все задвигались, зашумели и, опережая друг друга, бросились к старику.

— Сомнений быть не может!

— Его ранняя манера, не так ли?

— Ничего подобного не видел!

— Посмотрите, есть подпись!

— Согните плечи вперед, друг мой, так, чтобы картина натянулась на спине.

— Когда она была сделана, старина?

— В тринадцатом году, — ответил Дриоли, не оборачиваясь. — Осенью тысяча девятьсот тринадцатого года.

— Кто научил Сутина татуировать?

— Я научил его.

— А эта женщина? Кто она?

— Она была моей женой.

Владелец галереи проталкивался сквозь толпу к Дриоли. Теперь он был спокоен, чрезвычайно серьезен и улыбался одним только ртом.

— Монсеньор, — сказал он, — я куплю ее.

Дриоли заметил, как у него дрожали жирные отвислые щеки, когда он двигал челюстями.

— Я сказал, что куплю ее, монсеньор.

— Как вы можете купить ее? — вежливо спросил Дриоли.

— Я заплачу вам за нее двести тысяч франков.

Глаза у говорящего были маленькие, черные. Ноздри его широкого носа начали дрожать.

— Не продавай! — проговорил кто-то в толпе.

— Она стоит в двадцать раз дороже.

Дриоли открыл рот, хотел что-то сказать, но не мог произнести ни слова. Тогда он закрыл его, затем снова открыл и медленно сказал:


— Но как я могу продать ее? — Он поднял руки, потом бессильно опустил их по бокам. — Монсеньор, разве я могу продать ее? — повторил он с глубокой тоской в голосе.

— В самом деле! — послышалось из толпы. — Как он может ее продать? Она же часть его самого!

— Послушай, — сказал хозяин галереи, подходя ближе. — Я помогу тебе. Я сделаю тебя богатым. Мы с тобой вместе договоримся насчет этой картины, хорошо?

Дриоли неторопливо, с опаской в глазах разглядывал его.

— Но как вы можете ее купить, мсье? Что вы с ней собираетесь сделать, после того как купите ее? Где вы будете хранить ее? Например, куда вы ее положите сегодня ночью? Куда завтра?

— Где я буду хранить ее? Правда, где я буду хранить ее? Погодите-ка, где я буду хранить ее? Минутку… Дайте сообразить.

Владелец галереи стал поглаживать переносицу своего носа толстым белым пальцем.

— Кажется, если я куплю картину, я должен купить и вас также. Это уже сложнее. — Он сделал паузу и снова потрогал свой нос. — Сама картина не имеет никакой цены, пока вы живы. Сколько вам лет, друг?

— Шестьдесят один.

— Но вы, кажется, не отличаетесь крепким здоровьем?

Владелец галереи оставил в покое свой нос и окинул Дриоли критическим взглядом с головы до ног, словно фермер, оценивающий старую лошадь.

— Не по душе мне все это, — сказал Дриоли, боком пробираясь в толпе. — Честное слово, монсеньор, мне все это не нравится.

Но тут он, направляясь к выходу, попал в объятия какого-то высокого человека, который, вытянув руки, мягко обхватил его за плечи. Дриоли посмотрел на окружающих и извинился. Но человек улыбнулся ему, успокаивающе похлопав его по обнаженному плечу рукой, затянутой в перчатку канареечного цвета.

— Послушай, старина, — сказал незнакомец, все еще улыбаясь. — Ты любишь плавать в море и загорать на солнце?

Дриоли удивленно взглянул на него.

— Ты хотел бы вкусно есть и наслаждаться красным вином из замка Бордо?

Незнакомец продолжал улыбаться, обнажая крепкие белые зубы, среди которых поблескивал один золотой. Он говорил задабривающим тоном, рука в канареечного цвета перчатке все еще лежала на плече Дриоли.

— Так ты любишь все это?

— Ну да, — ответил Дриоли все еще в большом недоумении. — Конечно.

— И Красиных женщин?

— Почему бы и нет.

— И гардероб, полный костюмов и рубашек, сшитых по твоей мерке? По-моему, тебе многого не хватает из одежды.

Дриоли смотрел на этого человека с вкрадчивыми манерами, ожидая, что он еще предложит.

— Одевал ли ты когда-нибудь обувь, сделанную по твоей ноге?

— Нет.

— А ты хотел бы носить такую обувь?

— Но…

— И иметь человека, который брил и стриг бы тебя по утрам?

Дриоли только стоял, широко разинув рот.

— И пухленькую хорошенькую девушку, которая делала бы тебе маникюр?

Послышалось чье-то хихиканье в толпе.

— И звонок подле твоей кровати для того, чтобы звать по утрам горничную с завтраком? Тебе бы хотелось иметь все это, дружок? Нравится ли тебе все это?

Дриоли стоял тихо и смотрел на него.

— Видишь ли, я владелец отеля «Бристоль» в Каннах. Я приглашаю тебя приехать ко мне туда гостем и жить до конца жизни в роскоши, с комфортом.

Человек сделал паузу, чтобы дать возможность своему собеседнику переварить радужную картину жизни, нарисованную им.

— Твоя единственная обязанность — скорее это можно назвать удовольствием — будет заключаться в том, что ты все свое время будешь проводить на моем пляже в плавках, прогуливаясь вместе с моими гостями; будешь загорать, плавать и попивать коктейли. Разве это не здорово?

Но ответа не последовало.

— Ты догадываешься почему? Ведь тогда все мои гости будут иметь возможность любоваться твоей изумительной картиной. Ты станешь знаменитым, и люди будут говорить друг другу: «Послушай, здесь есть один малый, который ходит с десятью миллионами франков на спине». Что ты на это скажешь? Неплохо, а?

Дриоли взглянул на высокого человека в перчатках канареечного Цвета, все еще думая, что тот его разыгрывает.

— Все это звучит забавно, — проговорил он в нерешительности. — Неужели вы все это предлагаете мне всерьез?

— Разумеется, всерьез.

— Погодите-ка, — прервал их владелец галереи. — Вот что, старина. Я придумал, что делать. Я куплю картину, а затем договорюсь с хирургом, чтобы он снял кожу с вашей спины, а после этого идите на все четыре стороны и живите в свое удовольствие на те большие деньги, которые я заплачу вам.

— Как! Без кожи на спине?

— Ну пожалуйста, зачем вы так! Вы не поняли меня. Хирург наложит другую кожу на спину вместо вашей. Это делается очень просто.

— Сумеет ли он?

— Ничего трудного в этом нет.

— Это невозможно! — вмешался человек с перчатками канареечного цвета. — Он же очень стар для того, чтобы ему делать операцию с пересадкой кожи. Он не выдержит. Это убьет тебя, друг мой.

— Это убьет меня?

— Естественно. Ты никогда не выдержишь такой операции. А вот с картиной все будет в порядке.

— Упаси бог! — вскричал Дриоли.

Пораженный ужасом, он посмотрел на лица людей, наблюдавших за ним. Потом последовало молчание, которое нарушилось чьим-то голосом, тихо проговорившим в толпе стоящих людей: «А что, если нашелся бы человек, который предложил бы этому старику кругленькую сумму денег, может, он согласится убить себя тут же на месте. Кто знает?» Несколько человек хихикнули. Владелец галереи стал неловко переступать с ноги на ногу.

Тут рука в перчатке канареечного цвета снова стала похлопывать Дриоли по плечу.

— Давай-ка, — сказал человек, обнажая при этом белые зубы в широкой улыбке, — отправимся мы с тобой сейчас и вкусно пообедаем, а за обедом можно будет поговорить. Ну что, пошли? Разве ты не хочешь есть?

Дриоли хмуро смотрел на него. Ему не нравились ни длинная, гибкая шея незнакомца, ни то, как он, подобно змее, вытягивал ее вперед к собеседнику во время разговора.

— Возьмем жареную утку и «Чарбертин» к ней, — продолжал незнакомец, сочно выговаривая каждое слово, как бы выплескивая его языком. — А может, суфле из каштанов.

Дриоли отвел глаза к потолку, рот приоткрылся и губы стали влажными. Было видно, что бедный старик стал в буквальном смысле пускать слюни.

— Ну как, хочешь жареную утку? — продолжал незнакомец. — Ты как любишь, когда она хорошо зажарена, с хрустящей корочкой или тебе нравится, когда…

— Я иду, — быстро проговорил Дриоли. И тут же стал поспешно натягивать рубаху через голову. — Подождите меня, мсье. Я иду.

И через мгновение он исчез из галереи со своим новым покровителем.

Не прошло и нескольких недель, как новая картина Сутина — портрет женщины, написанный в необычайной манере, покрытый лаком, в красивой раме — была выставлена на продажу в Буэнос-Айресе. Эта новость и тот факт, что не существует никакой гостиницы «Бристоль» в Каннах, не только дают повод для печальных размышлений, но и вызывают желание помолиться за здоровье старика и питать горячую надежду, что где бы он ни находился в эту минуту, у него в услужении имеются пухленькая хорошенькая маникюрша и горничная, которая приносит ему завтрак в постель.

[ulysses]

А вот у меня вопрос: во Франции люди не особо искушенные в искусстве тоже считают абстрактную живопись - "никчемной детской мазней"?

[Niki M]

Знаете, ulysses, это конечно не по теме, но благодаря Вам я отыскала таки в сети художников-одесситов, сегодняшняя попытка оказалась удачной.
http://www.artodessa.com/index.php?p...&prev=0&next=0 Вот, делюсь своей радостью.

[Niki M]

А по теме, мне в свое время понравился остроумный фильм "Модернисты" http://www.kinopoisk.ru/level/3/review/888752/
Там интересно обыгрывается вопрос стоимости произведений искусства.

[ulysses]

Знаете, ulysses, это конечно не по теме, но благодаря Вам я отыскала таки в сети художников-одесситов, сегодняшняя попытка оказалась удачной.

Слушайте, Niki M, а зачем Вам понадобилось искать картины художников-одесситов? И как это "благодаря мне" Вы "таки" их нашли?
Сайт, который Вы нашли - это сайт лондонской галлереи известного одесского коллекционера Владимира Асриева.
А вот сайты галлерей одесских:
http://nt-art.net/ - галлерея Анатолия Дымчука
http://viknaodessa.od.ua/gallery/ - интернет-галерея «Викна-Одесса»

Кстати, почти по теме:

29 июня 2009 года на лондонском аукционе картина Александра Ройтбурда Прощай, Караваджо! была продана за $ 97 000, побив ценовой рекорд для работ современных украинских художников.

Саша умудрился хорошо заработать на огромной трагедии художественной Одессы:

Работа Прощание с Караваджо была создана после того, как в 2008 году из Одесского музея (Западного и Восточного искусства - ulysses) похитили полотно Поцелуй Иуды кисти итальянского художника Микеланджело Нерези Караваджо. Картина оценивалась в $100 млн.

http://korrespondent.net/showbiz/930097

[Niki M]

Слушайте, Niki M, а зачем Вам понадобилось искать картины художников-одесситов? И как это "благодаря мне" Вы "таки" их нашли?

Меня интересовали определенные художники, почему-то раньше я не находила сайты с их картинами, почему Вам - Вы заговорили о художниках, я знала, что Вы из Одессы и попробовала снова поискать. На этот раз удачно , так что,строго говоря не Вам благодаря, а собственному упорству. Это я уж так в порыве радости написала.
А чей уж я там сайт нашла, мне все равно, меня интересовали изображения.
Спасибо за ваши ссылки.

[ulysses]

"Модернисты" http://www.kinopoisk.ru/level/3/review/888752/

Почитать рецензию Сергея Кудрявцева, конечно, всегда приятно (это как знак качества для фильма), но хотелось бы большего

[Niki M]

Почитать рецензию Сергея Кудрявцева, конечно, всегда приятно (это как знак качества для фильма), но хотелось бы большего

Чего большего? Можно фильм посмотреть, если Вы его еще не видели.

[ulysses]

Спасибо за ваши ссылки

Всегда пожалуйста! Если Вы захотите узнать об этих "определенных" художниках что-то еще не стесняйтесь спрашивать

[ulysses]

Можно фильм посмотреть, если Вы его еще не видели.

Можно, но как?

[Niki M]

Всегда пожалуйста! Если Вы захотите узнать об этих "определенных" художниках что-то еще не стесняйтесь спрашивать

Большое спасибо! Ястреб Людмила, Волошинов Олег, Басанец Валерий, Маринюк Виктор и др. они как раз есть в вашей ссылке. Мне хотелось видеть их работы.

Можно, но как?

Ой, ну я не знаю, а в сети нельзя скачать?

[ulysses]

Ястреб Людмила, Волошинов Олег, Басанец Валерий, Маринюк Виктор и др. они как раз есть в вашей ссылке.

У Вас хороший вкус! А как Вы про них узнали?

Ой, ну я не знаю, а в сети нельзя скачать?

Вот и я о том же Если вдруг найдется благодетель - большая просьба написать мне в личку, а не в тему (дабы ненароком не нарушить какого закона или правила )

[Niki M]

У Вас хороший вкус! А как Вы про них узнали?

ulysses, спасибо, я ответила Вам в л/я.

[fialka22]

По-моему, Марка Ротко можно отнести к русским художникам с очень большой натяжкой. Родился он в Литве, откуда уехал в Орегон в 10-летнем возрасте. Все его образование было получено в американских школах и никакого русского влияния в его живописи не отмечалось...в отличие от того же Шагала.

[ulysses]

По-моему, Марка Ротко можно отнести к русским художникам с очень большой натяжкой. Родился он в Литве, откуда уехал в Орегон в 10-летнем возрасте. Все его образование было получено в американских школах и никакого русского влияния в его живописи не отмечалось...в отличие от того же Шагала.

Ну, дык об этом и сказано в статье:

С критериями включения в рейтинг самых дорогих работ русских художников лучше не мудрствовать. Иначе под рассуждениями «как так и почему именно он» способна рассыпаться любая конструкция, а не только «русская дюжина». Решилось просто. Во-первых, к участию принимались только аукционные результаты — они мало того что достоверны и открыты, но обычно еще и превосходят по объективности галерейные сделки. Во-вторых, по вопросу принадлежности к русским художникам было принято принципиальное решение: считать таковыми по месту рождения. Родился в Российской империи или в СССР, значит, русский художник, без скидок на то, как в дальнейшем сложилась судьба. К примеру, тот факт, что у Кандинского в разные годы были гражданства и русское, и немецкое, а умер он с французским, не является основанием усомниться, что художник русский. Ну и третье правило: один художник — одна картина. То есть ситуация, когда, строго говоря, все первые места пришлось бы отвести работам Марка Ротко, разрешается так: оставляется только самая дорогая работа, а все остальные результаты для картин этого художника игнорируются. Без этого, согласитесь, было бы не интересно.

Все здесь достаточно условно. К примеру украинские искусствоведы скажут Вам, что Малевич, а может даже и Кандинский - украинские художники. Белорусские - те же претензии предъявят на Шагала и Сутина, но с ними поспорят искусствоведы еврейские .
Поэтому спорить на эту тему не будем, приймем как условное соглашение.

[ulysses]

Любопытно, что для Белого центра Ротко здесь указа другая сумма для той же продажи.

Нашел объяснение этому факту:

Рекордная продажа в прошлом году картины «Белый центр» Марка Ротко (72,84 миллиона долларов с комиссией аукционного дома, или 65 миллионов долларов без комиссии) вызвала дополнительный «разогрев» всего рынка американского послевоенного искусства и особенно взлет цен на работы коллег Ротко по жанру.

И еще любопытно оттуда же:

Понятно, что такие бюджеты здорово сужают круг потенциальных покупателей вещей Ротко. Мультимиллионеров больше, чем миллиардеров, и «народ» живо переключился на протагонистов Ротко по теме «цветовых полей». В первую очередь обратили внимание на творчество главных фигур в Color Field Movement — художников Барнетта Ньюмана (Barnett Newman), Адольфа Готтлиба (Adolph Gottlieb) и Эда Райнхардта (Ad Reinhardt ).

Аналитический ресурс Artprice.com обращает внимание, что завидную динамику цен сегодня показывают многие первые имена в американском послевоенном искусстве (преимущественно представители абстрактного экспрессионизма): Аршил Горки, Клиффорд Стилл, Джексон Поллок, Франц Кляйн, Виллем де Кунинг. Их успех «подтягивает» весь рынок, в том числе и его относительно доступный сегмент.

http://artinvestment.ru/news/artnews...rk_rothko.html

[ulysses]

А вот еще о русских американских художниках:

Наши художники, зарядившись энергией импрессионизма-кубизма, взорвали рамки обыденного восприятия, изобретя революционную абстрактную живопись. Те из них, кто оказался в США, создали самобытный американский авангард, определивший художественный облик XX века.

Российские художники-эмигранты в Америке делятся на два типа. Одни попали туда в юности и приняли активное участие в формировании американской культуры изнутри. Это в первую очередь Арчил Горки (1904—1948) и его ученик Марк Ротко (1903—1970).

Другие были сформированы как художники в Европе и России и прибыли в США уже признанными мастерами. Из таких — мистический сюрреалист Павел Челищев (1898—1957) и отец русского футуризма Давид Бурлюк (1882—1967).

В отличие от России, в США художники измеряли холсты уже не в сантиметрах, а в метрах — растущей американской державе требовались оформители.

Возданик Адоян, он же Арчил Горки, эмигрант из Армении, был преемником русской культуры, поэтому называл себя учеником Кандинского, а псевдоним позаимствовал у писателя Горького.

Будучи преподавателем в школе дизайна, Горки попытался синтезировать разные художественные направления и, наконец, придумал выливать краску на холст, а затем процарапывать в застывших формах силуэты.

На выставке есть несколько его абстрактных композиций. Его творчество стало предтечей абстрактного экспрессионизма Поллока, де Кунинга и Ротко.

Марк Ротко — самый одухотворённый из них, он считал свои картины с прямоугольными цветовыми полями иконами. Смотреть их мастер рекомендовал с расстояния в 45 см, чтобы зрителя «затягивало» внутрь цветового поля. Его картины — это своеобразные психоцветовые (цвет на них трепетный, живой) врата в иное измерение.

Информация о выставке «Американские художники из Российской империи» в Третьяковке
http://www.chaskor.ru/p.php?id=8387
Вот Вам и влияние русской живописи на Ротко.

[ulysses]

Продублирую и в этой теме ради прикола гениальные откровения одного "ценителя" исксства:

Герой Sutherlandа проникновенно поведал о том, что однажды он обратился к школьной учительнице второго класса и спросил её с изумлением: "Как вам удается воспитывать гениев в вашем втором классе?! Ведь рисунки каждого из ваших учеников не уступают Матиссу! Возьмите меня во второй класс, сделайте и меня гением!" Пикантность этой фразы состоит в том, что человек, не знающий, что мировое сообщество утвердило Матисса гением, может интерпретировать её как весьма сомнительный комплимент его живописным способностям, либо даже усомниться в наличии таковых. Я лично Матисса давно не видел, не припомню, но на днях промелькнули в телевизоре несколько картин Пикассо, и это переполнило чашу моего терпения: я сел и начал писать эту статью.

Содержание картины и даже её автор не имеют значения. "Черный квадрат" Малевича ничуть не хуже "Девочки на шаре" Пикассо; впрочем, однородность черного квадрата — это недостаток с точки зрения идентифицируемости. Эстетической же ценности и в той, и в другой картине не более, чем в тысячедолларовой купюре, но наличие этой ценности и не требуется: ведь и доллар любят не за его красоту. Для задания же номинала картины используется живописный стиль.

Количество канонизированных картин и их цена быстро росли в течение XX века, что отражало рост количества денежной массы в мире и количества очень богатых людей. Растущая экономика нуждается в росте денежных оборотов, поэтому во второй половине XX века канонизации подвергался уже совершенный мусор (в эстетическом смысле) вроде Шагала и даже Поллака.

Полностью познакомиться с шедевром под названием СВОБОДНО-КОНВЕРТИРУЕМАЯ ЖИВОПИСЬ можно здесь:
http://www.lebed.com/2004/art3945.htm

[Niki M]

ulysses, Вы уже здесь . Я тоже решила сюда перебраться.

http://www.lebed.com/2004/art3945.htm
Статья вообще образцово-показательная, своего рода манифест "лапотничества", ее даже можно где-то на видном месте повесить и порадоваться всем форумом таким недюжиным интеллектуальным способностям, помноженным на высокую образованность и воспитанность автора

Признаться сначала я решила, что автор "шутит", то что он

лично Матисса давно не видел

это его проблемы, но вот в отношении совсем современного искусства, скажем Херста, как это ни печально, может он и прав. Лично для меня с Херстом полная загадка, мало того, что смотреть противно, так и хранить неудобно. А ведь берут.

[ulysses]

Лично для меня с Херстом полная загадка, мало того, что смотреть противно, так и хранить неудобно.

Да нет тут особой загадки. Как всегда художники ищут новый язык. Время просеет все эти поиски. Пока очень трудно сказать, что будет с изобразительными искусствами дальше. Но вот акула Херста все-таки останется в учебниках по искусству конца XX века.

[esti]

По-моему, Марка Ротко можно отнести к русским художникам с очень большой натяжкой.

Да уж... Из приведенной десятки русских два-три и обчелся.

Не по теме, но ужасно интересная (на мой взгляд) ссылка. Будет свободная минутка- поройтесь. Кстати, Komar & Melamid, авторы исследования, тоже "русские".

[Niki M]

Да уж... Из приведенной десятки русских два-три и обчелся.

esti, перечитайте пост №19

[Niki M]

Но вот акула Херста все-таки останется в учебниках по искусству конца XX века.

А сколько "произведений" в кунсткамере, да и в любом мединституте!

[ulysses]

А сколько "произведений" в кунсткамере, да и в любом мединституте!

Я имел в виду неразрезанную акулу, которая числится во всех обзорах постмодернисткого искусства . Что ей делать в кунсткамере или в мединституте?
Еще хочу добавить об этом:

Признаться сначала я решила, что автор "шутит"

Помните мы тут с Вами беседовали с одним юристом о Белинском и Бердяеве? Ее гневные злобные филиппики в адрес интеллигенции не забыли? Какие уж тут шутки, это самая настоящая "классовая ненависть". Те кто десятилетиями лелеяли свою вражду к "очкарикам" и всем их наукам и искусствам наконец-то получили возможность ее открыто выражать.

[ulysses]

esti, перечитайте пост №19

Просто слово "русский" имеет разные толкования Мне ближе расширительное, условно назовем его "имперским", когда в копилку русской культуры попадает творчество любого гражданина империи. (Надеюсь также, что Россия никогда не скатится до статуса обычного национального государства. Но это уже совсем оффтоп.)

[esti]

Надеюсь также, что Россия никогда не скатится до статуса обычного национального государства. Но это уже совсем оффтоп

Дай Б-г России побольше таких как Вы...