Марина Цветаева

[варежка]

Сегодня 115 лет со дня рождения Марины Ивановны Цветаевой.
Я воспринимаю ее как современницу, а ей 115.

[hobbes]

Люблю Марину, и еще тоньше чувствую ее сестру, Анастасию.

[варежка]

hobbes, Да, ее "воспоминания" это " очень - очень."
А мне довелось Анастасию Ивановну видеть. Я была еще девочкой - школьницей и мы поехали в Москву на выставку Николая Рериха. В москве в одно время проходили две выставки- Николая и Святослава Рериха. Святослав пришел на выставку отца с женой - индианкой. Необыкновенной красоты была женщина, ну оно и понятно - она актрисса. Святаслав с народом по залам пошел, а жене стул принесли и она сидеть осталась. К ней подошла старушка, присела рядом, и спросила, на каком языке госте разговаривить удобно: английский, немецкий , французкий? Так они сидели и беседовали, а я все рядом крутилась, уж очень необычные старушки были. А потом мама новое издание "Воспоминаний" купила, а на фотографии "моя" старушка- Анастасия Ивановна.

[hobbes]

"Воспоминания", да, очень люблю, у меня здесь на русском есть и на французском.
Но больше всего я ее "Звонаря" люблю, о легендарном Котике Сараджеве (читали?), и роман Amor, написанный в лагерях, и особенно "Моя Сибирь" Жаль, их пока не переиздали.

[Azzaz]

И я люблю "Московского звонаря".
Я когда в Праге бываю, что почему то всегда о Марине вспоминаю. Даже чаще , чем в Париже.

[варежка]

Я когда в Праге бываю, что почему то всегда о Марине вспоминаю. Даже чаще , чем в Париже.

Я тоже в Чехии о ней большн думала. Наверное потомк,что там она счастливей была, чем во Франции.

[hobbes]

Уже не помню в какой из своих книг Анастасия Цветаева так хорошо скaзала о судьбах - своей и старшей сестры: "Марина хлебала несчастность ковшом. Я – глотками…"

[варежка]

hobbes, мне книжкой только "Воспоминания" попадались, а все остальное - кусочки в журналах.

[hobbes]

У меня электронный вариант Звонаря есть, хотите?

[варежка]

hobbes, хочу очень, спасибо. Только не знаю, как это осуществляется. я с копьютером на ВЫ.

[hobbes]

Это просто: кидайте мне в л/я ваш email, я со своего пришлю вам Звонаря в файле word, и читайте на здоровье. Рассказ небольшой, можно читать с экрана, можно распечатать.

[Zara]

Цветаева в моей жизни - это не один ее год... Впервые, наверное, лет 9-10 назад ее открыла для себя по-настоящему. А после понеслось - мои статьи о ней, спектакль, созданный режиссером НГУ и мною по ее произведениям "Повесть о Сонечках", репетиции ночами в пустой аудитории, чтение всего собрания сочинений, потом неизданного, потом воспоминания о ней, потом литературоведческие работы, потом книги о жизни ее дочери Ариадны и ее переписка, чтение переписки близкой подруги Цветаевой Софьи Голлидэй с актером Качаловым, заучивание наизусть огромного числа стихотворений, покупка дисков с песнями на цветаевские слова... Приезд мой в Чехию в 1999 году с целью найти места, где она жила - деревеньки Вшеноры и Мокропсы. Невероятная любовь к Праге с подачи влюбленности в нее Марины Ивановны... Позже самостоятельно выученный чешский - а все оттуда, от Цветаевой, от ее Чехии...

Если интересно, вот пара статей, которые обнаружила в моей копилке о Цветаевой. Обе написаны в необычных жанрах - первый, как будто диалог, составленный мною из отрывков различных ее работ. Второй сделан по переписке Цветаевой с Анной Тесковой. Это письмо не было никогда написано в таком виде - оно составлено по крупицам - предложение здесь, предложение там - из написанного самой Мариной Ивановной в письмах к ее чешской подруге.

[Zara]

“До России“

- Марина Ивановна…
- Зовите меня просто Марина. Умница Сонечка* ни разу не назвала меня “Ивановна“. Пусть так и останется: без отчеств.
- Марина, последнее время говорят о вашем отъезде, обратно-вперед в “не-Россию”. Вы действительно едете?
- России (звука) нет, есть буквы: СССР, - не могу же я ехать в глухое, без гласных, в свистящую гущу. Не шучу, от одной мысли душно. Кроме того, меня в Россию не пустят: буквы не раздвинуться.
- А я уж подумала, что - правда. Лишний раз убеждаюсь, что нельзя верить слухам. СССР - это уже не Россия, но ведь он остается родиной. Вам не страшно жить без нее?
- Для меня родина - это не условность территории, а непреложность памяти крови. Не быть в России - может бояться лишь тот, кто Россию мыслит вне себя. В ком она внутри - тот потеряет ее вместе с жизнью. Знающий России, сущий - Россия, прежде всего и поверх всего - -и самой России - любит все, ничего не боиться любить. Это-то и есть Россия: безмерность и бесстрашие любви. И если есть тоска по родине - то только по безмерности мест: отсутствию границ.
- А по Москве, “первенство которой неоспоримо”, Москве, которая была для вас всей Россией?
- Совсем не хочу в Москву (всюду в России, кроме!). Детство - юность - Революция - три разные Москвы: точно живым в сон, сны - и ничто не похоже! все - неузнаваемо! В Москве я жить не могу: она американская. Москва превращена в Нью-Йорк: в идеологический Нью-Йорк, - ни пустырей, ни бугров - асфальтовые озера с рупорами громкоговорителей и коллосальными рекламами.
- А Сережа?* Ведь он и Аля* рвутся уехать.
- С. Я. держать здесь дольше не могу - да и не держу - без меня не едет, чего-то выжидает (моего “прозрения”) не понимая, что я - такой умру. Я бы на его месте: либо - либо. Летом еду. Едете? И я бы, конечно, сказала - да, ибо - не расставаться же. Кроме того, одна я здесь с Муром* пропаду. Но он этого на себя не берет, ждет, чтобы я добровольно - сожгла корабли (по нему: распустила все паруса).
- Вспоминаю его слова: “ Путь к России лишь от себя к ней, а не наоборот… Даже больше: путь к России возможен лишь через сатоопределение, через самоутверждение.” Неужели уже пора?
- Ехать в Россию?
- Да, в “ путь к России“.
- Там Мура у меня окончательно отобьют, а во благо ли ему - не знаю. И там мне не только заткнут рот непечатанием моих вещей - там мне их писать не дадут.
- Вам нельзя в Россию - ни с кем и ни к кому. “Главное в жизни писателя (во второй половине ее) - писать. Не: успех, а: успеть.” Останьтесь здесь, поживите еще - тогда успеете.
- Да, здесь мне писать не мешают, дважды не мешают, ибо мешает не только травля, но и слава (любовь). Здесь та Россия, там - вся Россия. Здешнему в искусстве современно прошлое. Россия (о России говорю, не о властях), Россия, страна ведущих, от искусства требует, чтобы оно вело, эмиграция, страна оставшихся, чтобы вместе с ней оставалось, то есть неудержимо откатывалось назад. В здешнем порядке вещей я не порядок вещей. Там бы меня не печатали - и читали, здесь меня печатают - и не читают. И еще: мои русские вещи, при всей моей уединенности, и волей не моей, а своей, рассчитаны - на множества. Здесь множеств - физически нет, есть группы. Как вместо арен и трибун России - зальца, вместо этического события - выступления (пусть наступления!) литератерные вечера, вместо безымянного незаменимого слушателя России - слушатель именной и даже именитый. В порядке литературы, не в ходе жизни. Не то масштаб, не тот ответ. В России, как в степи, как на море, есть откуда и куда сказать. Если бы давали говорить.
- Если бы вы знали, скольким еще не будут давать говорить.
- Если бы идеологи пролетарской поэзии побольше чтили и поменьше учили поэтов, они бы дали этой потрясенной стихии потрясать поэта самой, предоставив поэту потрясать его по-своему.
Если бы между поэтом и народом не стояло политиков!
- Эти вечные - предвечные - “если бы”. Если бы только знать тогда…Так значит вы все-таки едете? Марина, ведь уже скоро, через несколько месяцев-лет…
- Все меня выталкивает в Россию, в которую я ехать не могу. Завтра или через год - я все равно уже не здесь (“на время не стоит труда”) и все равно уже не живу.
- Я не о том. Помните, вы недавно искали гадалку - хотели с ее помощью решить: ехать или остаться. Не нашли - и тем не менее приняли решение об отъезде.
- Мне говорили: а здесь что? - Ни-че-го.
- И вы, и многие возвращались, нет, вернуться в ту Россию нельзя, - уезжали, чтобы познакомиться, понравиться ей и, как знать, остаться.
- Вот французский писатель Мальро вернулся - в восторге. М. Л. ему: - А - свобода творчества? Тот: - О! Сейчас не время… Сколько в мире несправедливостей и преступлений совершалось во имя этого сейчас: часа - сего! “Который час?” его спросили здесь. - А он ответил любопытным: “Вечность” - Мандельштам о Батюшкове, и: “Какое, милые, у нас тысячелетье не дворе?” - Борис Пастернак о самом себе. По существу все поэты всех времен говорят одно и всякий поэт по существу эмигрант, даже в России. Эмигрант Царства Небесного и земного рая природы. На поэте - на всех людях искусства - но на поэте больше всего - особая печать неуюта, по которой даже в его собственном доме - узнаешь поэта. Эмигрант из Бессмертья во время, невозвращенец в свое небо. Перед той эмиграцией - что - наша!
- И тем не менее вы принимаете решение уехать из вашей эмиграции. Уже сложили все вещи, посидели на прощание по старому обычаю, перекрестились и… рачьте дале!
- Рачьте дале - но куда? Чувствую, что моя жизнь переламывается пополам и что это ее - последний конец.
Здесь я ненужна. Там невозможна.В России меня лучше поймут. Но на том свете меня еще лучше поймут, чем в России. Совсем поймут. Меня самое научат меня совсем понимать. Россия только предел земной понимаемости, за пределом земной понимаемости России - беспредельная понимаемость не-земли. “Есть такая страна - Бог, Россия граничит с ней”, так сказал Рильке, сам тосковавший везде вне России, по России всю жизнь. С этой страной Бог - Россия по сей день граничит. Природная граница, которой не сместят политики, ибо означена не церквами. Не только сейчас, после всего свершившегося, Россия для всего, что не-Россия, всегда была тем светом, с белыми медведями или большевиками, все равно - тем. Некой угрозой спасения - душ - через гибель тел.И решиться ехать туда тогда, при всех до-военных ласках, было немногим легче, чем сейчас через все запреты. Россия никогда не была страной земной карты. И ехавшие отсюда ехали именно за границу: видимого. На эту Россию ставка поэтов. На Россию - всю, на Россию - всегда.


*Сонечка - актриса Софья Евгеньевна Голлидэй, подруга Цветаевой.
*Сережа - Сергей Яковлевич Эфрон, муж Цветаевой, расстрелян в 1941 году.
*Аля - Ариадна Сергеевна Эфрон, дочь Цветаевой, провела 16 лет в лагерях, после возвращения в Россию.
*Мур - Георгий Сергеевич Эфрон, сын Цветаевой, убит на войне в 1944 году.


Литература:
1. Марина Цветаева “Повесть о Сонечке”
2. Марина Цветаева “Поэт и время”
3. Марина Цветаева “Письма к Анне Тесковой”
4. Марина Цветаева “Письма к Ариадне Берг”
5. Сергей Эфрон “Ноябрь”

[Zara]

Дорогая Анна Антоновна! Начинаю день с письма к Вам. Знаете русское выражение: некогда о душе подумать. Так и со мной. (Так и с Вами). Сегодня мне вспомнилась Прага. Я недолго жила в Чехии и собственно жила не в Чехии, а на краю деревни, так что жила в чешской природе, за порогом культуры, т. е. природы плюс человека, природы плюс народ. И руку на сердце положа – люблю. Люблю бескорыстно и безответно – как и полагается любить. И – может быть – даже безнадежно, ибо: увижу ли еще когда? (Люди, когда безнадежно – перестают любить). То малое, что я видала от Праги – так далеко живя – навсегда для меня включилось в «Сказку моей жизни», как свою жизнь назвал Андерсен.

Здесь, в Париже, много людей, лиц, встреч, но все на поверхности, не затрагивая. В Париже нужно жить Парижем, иначе ты в нем и он для тебя бессмыслен. Я же предпочитаю Прагу, ее – несмотря на шум, а может быть – сквозь шум – тишину. Полгода назад – здешний ясновидящий Pascal Fortuny – старинный и старомодный старичок с белой бородой – профессор – подошедши ко мне, севший нарочно подальше, поглубже – сказал: « - Я вас вижу в старинном городе… Много воды… много воды… Вы на мосту – со статуями… так сказать… плавающими… И я вижу распятие, очень большое распятие… - Я была в Праге, мсье, но уже много воды протекло под Карловым мостом с тех пор, как я в последний раз на него облокотилась…». Господи, до чего мне хочется постоять над Влтавой! В том месте, где она как руками обнимает острова! И зачем я оттуда уехала?! Думала – на две недели, а вышло – 14 лет… Моя мечта (пока несбыточная) когда-нибудь приехать к Вам – о душе подумать. Погостила бы у Вас неделю – 10 дней. Наговорились бы. Ах, как было бы чудно!.. Сбудется?? Если даже нет, скажите: да! От Праги не откажусь ни за что, не отказывайтесь от меня и Вы… Мне хочется к Вам, ее единственному и лучшему для меня воплощению. Вы из того мира, где только душа весит, - мира сна или сказки. Я бы очень хотела побродить с Вами по Праге, потому что Прага, по существу, тоже такой город – где только душа весит.

Недавно, в кинематографе, я так живо вспомнила Вас и Ваших: секундное видение города – такой красоты, что я просто рот раскрыла (не хватило глаз!). Ряд мостов – точно ряд радуг – меня просто обожгло – красотой! Подпись: Прага. Еще расскажу Вам: иногда по радио слышится музыка, от которой у меня сразу падает и взлетает сердце, какая-то повелительно-родная, в которой я все узнаю – хотя слышу в первый раз. И это всегда – Сметана. Вообще – чешское. Так я под прошлое Рождество прослушала целый концерт чешских народных песен – нечаянно попала – и была заворожена… Народ – весь – в пении, а чешский народ есть пение, знак равенства. А в магазинах (Uni-Prix), когда что-нибудь нужно, рука неизменно тянется к чешскому: будь то эмалированная кружка или деревянные пуговицы, т. е.: сначала понравится, а потом, на обороте: «Made in Tchecoslovaquie». Недавно у знакомой выменяла кожаный кошелек, на картонную коробочку для булавок, с вытесненной надписью: Praha, Vaclavske namesti и Musea. Все это, конечно, чепуха, но такою чепухой любовь – живет. Если бы я могла, у меня все бы было – чешское.

У меня просьба к Вам: знаю, что – трудная: записывайте про Чехию – все, все, все маленькие случаи… Ведите дневник страны. Кто будет перечитывать старые газеты? Да наверное и в газеты-то не все попадает. Простые записи: там-то и тогда-то – то-то. Несколько строк в день. Будет – памятник.

Буду ждать вестей от вас, передайте мой горячий привет всей семье, желаю вам всем здоровья, мужества и долгой жизни. Думайте обо мне на пражских мостах и уличках (не – улицах!). Обнимаю Вас и в Вашем лице – всю мою родную Чехию. Оборачиваюсь на звук ее – как на свое имя. Мне скажут (не Вы, другие!) – «Ваша Прага», и я, схитрив и в полной чистоте сердца, отвечу: «Да, моя».

[варежка]

Zara, Прекрасные новеллы.

[Zara]

Варежка, спасибо Рада очень, что Вам понравилось!

[Caramelitta]

Памятник поэтессе Марине Цветаевой открыт в среду в Борисоглебском переулке Москвы, напротив дома-музея поэтессы, к 115-летию со дня ее рождения, передает корреспондент РИА Новости с места событий.

Цветаева родилась в Москве, в Трехпрудном переулке прошло ее детство, а в Борисоглебском переулке - молодость поэтессы, здесь она состоялась как поэт, прозаик и драматург.

"Дорогие москвичи, гости столицы, большое спасибо, что вы собрались здесь, вы оторвались от своих дел и от городской суеты, чтобы здесь, в старом московском переулке, открыть памятник самой-самой московской поэтессе",- сказала на торжественной церемонии открытия первый заместитель мэра Москвы Людмила Швецова.

Под строки из стихотворения Цветаевой "Красной кистью рябина зажглась..." с памятника сняли бронзового цвета покрывало, и перед москвичами, которые специально для этого заранее собрались в Борисоглебском переулке, предстала молодая Марина Цветаева, задумчиво сидящая и глядящая на московскую улицу.
REGNUM
Просмотр фильма "Ирония судьбы. Продолжение" едва не закончился суицидом
Назван настоящий преемник Гейдара Алиева
"Оранжевые" наполнят бюджет за счёт Филиппа Киркорова

"Москвичи у Цветаевой учились и учатся любить Москву, которую она считала своей, и слова "моя Москва" звучат в ее стихах в различных интерпретациях",- отметила Швецова, добавив, что Трехпрудный переулок поэтесса называла "душа моей души".

"Пусть в вашей Москве вам, Марина Ивановна, будет удобно", - сказала Швецова.

По ее словам, ни один образованный человек не может жить, не перечитав стихи Марины Цветаевой несколько раз.

Щвецова и почитатели творчества поэтессы возложили цветы к памятнику. Кроме того, все желающие могли подойти к микрофону и прочитать стихи Цветаевой.

Монумент выполнен по проекту авторского коллектива в составе скульптора Нины Матвеевой и заслуженных архитекторов России Сергея Бурицкого и Александра Дубовского. Именно их проект был отобран на конкурсе, проведенном Минкультуры РФ в 1993 году. Памятник Цветаевой отлит в бронзе на средства Департамента культуры столицы и спонсоров.

Также Швецова напомнила, что недавно в центре Москвы был открыт памятник Бунину, и сказала, что и в дальнейшем в Москве будут открываться памятники великим русским поэтам - "тем, кто прославил навечно русский язык, это дань уважения ярчайшим, талантливейшим личностям, которые были патриотами своей Родины".

[bluesman]

По существу все поэты всех времен говорят одно и всякий поэт по существу эмигрант, даже в России. Эмигрант Царства Небесного и земного рая природы. На поэте - на всех людях искусства - но на поэте больше всего - особая печать неуюта, по которой даже в его собственном доме - узнаешь поэта. Эмигрант из Бессмертья во время, невозвращенец в свое небо. Перед той эмиграцией - что - наша!

Россия только предел земной понимаемости, за пределом земной понимаемости России - беспредельная понимаемость не-земли. “Есть такая страна - Бог, Россия граничит с ней”, так сказал Рильке, сам тосковавший везде вне России, по России всю жизнь. С этой страной Бог - Россия по сей день граничит. Природная граница, которой не сместят политики, ибо означена не церквами. Не только сейчас, после всего свершившегося, Россия для всего, что не-Россия, всегда была тем светом, с белыми медведями или большевиками, все равно - тем.

Как тонко, мудро, глубоко и необыкновенно точно сказано...

[Ксения Moineau]

http://www.tsvetayeva.com/

Сайт о Марине Цветаевой