Брыся (Ren)

[ODETTA]

Ren, Я тоже перечитала "рассказы" уже несколько раз. И хочется продолжения, хочется снова к ним возвращаться, хочется не расставаться с Брысей.
Так хорошо, так чудно и так добро написано! Я распечатала рассказы и храню в папке.
Ren, Я уже писала, жду книгу, я первый покупатель!
Все думала, что же со мной происходит, я ведь уже большая... Вот ответила SET на мой вопрос - эта книга дла ЛЮБОЙ аудитории!!!

[Ren]

ODETTA,

Как только, как говорится, так сразу... !

[Ren]

X.
Я долго размышляла над тем, как же найти Брысе друзей. Идея взять еще одну собаку была отложена на время: ЖЛ страдал от острых приступов аллергии, и врач посоветовал нам не торопиться. На прогулки в лесу рассчитывать особно не приходилось – мы встречали там почему-то только болонок, ведомых хозяйками-старушками на коротких поводках. Болонки играть с Брысей не хотели. Старушки, впрочем, тоже были против.
Был еще один вариант, но пока он вызывал сомнения: у одних моих русских друзей, живших совсем неподалеку, был замечательный палевый лабрадор. Он был младше Брыси всего на два дня и страдал от врожденной дисплазии локтевых суставов. Это означало, что играть в салки и скакать до одури по лесным лужайкам, а также многое другое, положенное нормальному щенку самой природой, было ему строжайше запрещено.
Чтобы не перегружать его хрупкие суставы, Наташа и Леша носили Чарли по лестницам на руках, поэтому мы никак не могли решиться на то, чтобы познакомить наших собак: их чрезмерно подвижное общение могло бы закончиться травмой, после которой Чарли вряд ли смог бы нормально передвигаться.
И вот, как-то раз, в очередном телефонном разговоре, мы решили, что если бы знакомство состоялось, например, на пруду, то, может, все было бы не так и страшно: плавание было единственной отдушиной лабрадора-инвалида. Он часами не вылезал из окрестных водоемов, мастерски ныряя, охотясь за палками и вырывая с корнями кувшинки. Как ни странно это звучало, но вода являлась весьма неплохой почвой для первого контакта: Чарли не вылез бы оттуда ни за какие коврижки, а пугливая Брыся точно не полезла бы в жидкую, незнакомую ей, среду. Проанализировав все это, мы договорились встретиться через пару часов на пруду.
- Брыся, собирайся, мы едем гулять на пруд с Чарли! Ты рада? – едва повесив трубку, сообщила я.
- Ой! – неуверенно отозвалась Брыся. – А это кто такой?
- Лабрадор! - ответила я. – Самая добрая в мире собака! И, между прочим, ты его на два дня старше. Так что веди, себя, пожалуйста, нормально.
- А он какого роста? Как я? – все так же настороженно спросила собака.
- Чарли гораздо больше тебя, но он пока совсем еще щенок, как и ты. – сказала я как можно более радостным тоном, стараясь заранее заверить Брысю, что ничего страшного в этой встрече нет.
- Я не щенок! – обиженно потупилась собака. - Почему ты меня все время щенком обзываешь? Как куда ни пойдем, все твердишь – «Не бойтесь, это – щенок!», «Не пугайтесь, это – щенок!». А я, может, хочу, чтобы меня все боялись! – прорычала она и встала в боевую стойку, показывая все свои зубы.
- Брыся, - мягко сказала я,- а ты знаешь, как определяется интеллект у собак?
- Ин-ти-лект? Это что еще такое?
- Интеллект – это то, что в голове. Вот как ты можешь определить, умна ли собака? – спросила я.
- Не знаю, - ответила Брыся и пожала плечами, - может, ее об этом нужно спросить?
- Ну, пойди спроси тогда у йорка.
Брыся побежала спрашивать. Вскоре она вернулась, расстроенная.
- Он сказал, что он не знает. Как быть?
- С этого вопроса мы и начали...
Я посадила ее на колени.
- Так вот, интеллект собаки определяется, исходя ее способности принимать во внимание контекст и соразмерять с ним свое поведение. Впрочем, это правило распространяется и на людей. Точнее, на них – в первую очередь.
- Как-текст? – переспросила собака. - Это как? Я помню, ты говорила – мясо в как-тексте! Но при чем тут мясо?
- Сейчас объясню! - сказала я. - Например, если ты увидишь что кто-то входит к нам в дом, то что ты сделаешь?
- Для начала, я его облаю. - гордо сказала Брыся. – А потом ущипну за ногу! – добавили она и хищно щелкнула зубами.
- Почему?!
- Но я же кусаться не умею, поэтому и ущипну!
- Нет, я тебя спрашиваю, почему именно ты его облаешь и ущипнешь?
- Как, почему? А чего этот кто-то тут ходит?! Может, это чужой? Или грабитель?!
Она взъерошила шерсть и опять показала зубы.
- А если мы готовим праздничный ужин, и это - друг, который пришел к нам на вечеринку? – спросила я, улыбаясь.
- А я все равно его облаю.– чувствуя подвох, упрямо пробубила Брыся. – И ущипну! А потом посмотрим.
- Вот этот ответ и говорит о том, что ты - глупая собака. Ну, или пока не очень умная. - смягчилась я, видя ее обиженное лицо.
- Почему? – насупившись, спросила она. - Почему это я глупая?
- Потому что ты не учитываешь контекст. – объяснила я. - Когда мы готовим праздничный ужин, то люди, приходящие к нам в дом, являются, вероятнее всего, нашими друзьями. Так?
Она кивнула.
- Так вот, ты пока совсем не различаешь, кого надо облаивать, а кого - не надо. Потому что совсем не думаешь о контексте. Понятно?
- Понятно, - грустно согласилась собака, - а как о нем надо думать? И когда? А то я о нем думать совсем не успеваю! Я сначала лаю, а потом думаю.
- А ты сначала думай, а потом лай. – сказала я специальным педагогическим голосом.
- Хорошо. – согласилась она. – Я попробую. Но при чем тут этот... Чарли?
- При том, что я уверена, что даже если ты теперь знаешь, что это щенок, то ты все равно будешь от него спасаться бегством, как от всех остальных собак! Потому что ты сначала действуешь, а потом – думаешь.
- А вот и не буду! Я все поняла! – возмутилась собака. – Спорим?
- Спорим! – согласилась я. – А на что?
- Давай так: если я проиграю, то я.... то я.... – она задумалась, - то я верну тебе тушь, которую я украла в прошлые выходные!
Она закрутила хвостом, как пропеллером: моя тушь в золотистом тюбике была пределом ее мечтаний, и на прошлой неделе ей, наконец, удалось ее украсть прямо у меня из-под носа. Теперь она прятала ее в саду и категорически отказывалась мне ее вернуть, как я ни просила.
- А если ты проиграешь, то отдашь мне старый халат! – продолжила она, как ни в чем ни бывало. - Ты все равно новый купила! А старый мне пригодится, я буду в него ночью заворачиваться, а одеяльце мышке отдам. Я про нее все время думаю – может, ей холодно там, в саду?
- Согласна. По рукам?
- По рукам! – радостно закричала собака, довольная сделкой, и побежала за мячиком, чтобы было, что грызть его в дороге.
Мы погрузились в машину и, болтая о разном, поехали на место встречи. Припарковавшись на стоянке, возле пруда, я распахнула дверцу машины. Брыся, увидев хозяев Чарли, наотрез отказалась выходить из машины.
- Привет, Брыся! – сказал Леша, присев на корточки перед открытой дверцей.
- У-у-у... – заворчала Брыся, - а я тебя сейчас ка-а-ак ущипну! Знаешь, как я больно щипаюсь? Как гусь!
- Выходи, познакомимся. - продолжал Леша, делая вид, что он совершенно не замечает ее угроз.
- Не выйду, и не проси. - проворчала собака и спряталась за кресло.
- Брыся! – сказала я строго. - Выходи сейчас же! Ты ужасно невежливо себя ведешь!
- Не выйду, - заупрямилась Брыся, - ты мне Чарли обещала, а тут еще двое незнакомых людей.
- Брыся, глупая, это - друзья. Думай о контексте! – сказала я и выпихнула ее из машины.
Мы пошли к пруду. Чарли с размаху влетел в воду и быстро погреб на середину, как заправский спортсмен-олимпиец. Брыся бегала вокруг, категорически отказываясь приближаться к нам.
- Брыся! – позвала Наташа. - Иди к нам! Не бойся!
- А я и не боюсь! - крикнула Брыся с безопасного расстояния. – Я спортом занимаюсь! Чарли, вон, плавает, а я бегаю.
- Ладно, не хочешь – не надо. - сказал Алексей и повернулся к пруду. - Чарли! Плыви сюда! У меня палка есть!
Чарли самозабвенно кружил по пруду, не обращая внимания на зов хозяина.
- Он теперь не вылезет, - сказала Наташа, - так и будет, в воде. А что это Брыся твоя так всех боится?
Я неопределенно пожала плечами.
- Говорю же, я не боюсь! – крикнула издали Брыся. - Я спортом занимаюсь!
- А вот смотри, что у меня есть! – крикнула Наташа стала рыться в кармане. – Иди сюда, я что-то тебе дам!
Брыся тут же заинтересовалась и подбежала поближе.
- Смотри, какое печенье!
Наташа присела на корточки и протянула кусочек печенья на открытой ладони.
– Вку-у-усное!
- А ты брось, тогда подойду! – ответила Брыся, поджав хвост.
- Лови!
Брыся задумчиво сжевала печенье и подошла полиже.
- А еще есть?
- Лови еще!
Через пятнадцать минут контакт был установлен. Философски настроенный Чарли все еще оставался в воде. Он охотился за палками, понимая, что Брыся никуда не денется. Потом он вылез, и мы, все вместе, медленно двинулись вокруг пруда. Чарли бежал чуть впереди, а Брыся, опасливо озираясь, трусила рядом со мной.
- Интересно, а вода - холодная? – спросила она, обращаясь как бы ко всем.
- Зайди – узнаешь! – ответил Чарли и помахал хвостом. – Кстати, а чего ты не пошла-то? Я тебя ждал-ждал...
- Ты меня ждал?!
Брыся округлила глаза и остановилась как вкопанная.
- А чего же ты не сказал?
- Так ты же спортом занималась, бегала вокруг, я же видел! Ты же занята была ужасно! – засмеялся Чарли
- Да, но... – замялась Брыся.
- Что - «но»? – переспросил Чарли.
- Ничего. – промямлила Брыся и обернулась на меня.
- Тушь! - сказала я и показала ей большой палец, что означало мою победу.
Брыся насупилась. Расставаться с тушью ей не хотелось.
- О чем это вы? – спросил Чарли.
- Да так, - сказала я, - это мы поспорили, а Брыся проиграла.
- Проиграла?
Он перевел взгляд своих ясных ореховых глаз на Брысю.
– Ничего не понимаю.
- Чарли, - начала объяснять я, - Брыся недавно украла у меня тушь и не хочет мне ее возвращать. Так вот, мы поспорили: если она тебя испугается, то вернет мне тушь, а если не испугается, то я ей отдам старый халат.
- А-а-а! Теперь понятно! – улыбнулся Чарли и опять посмотрел на Брысю. – Я думаю, что, во-первых, тушь жалко, а во-вторых, халат надо срочно обратно выигрывать. Ты как – не против?
- Нет! То есть да! – решительно заорала Брыся и запрыгала на месте. - Мне тушь самой нужна, я ее в саду прячу! И халат тоже ужасно нужен! Я тогда мышке одеяльце отдам, а то зима скоро наступит! И она совсем замерзнет!
- Тогда, может... в салки...?
Чарли мотнул головой, приглашая к игре.
- Помчались! Ух!
Брыся пружинкой подрыгнула на месте и понеслась в высокую траву.
Мы с Наташей тревожно переглянулись, и приготовили поводки. Но, уставший от плавания, Чарли просто встал в центре маленькой полянки и сделал самое свирепое лицо, на какое был способен. Брыся же носилась вокруг, закатывая глаза в притворном ужасе. Чарли отражал ее атаки, аккуратно поворачиваясь в разные стороны.
- Даешь тушь! – кричал один.
- Даешь халат! – отвечал другой.
- Кажется, получилось, - сказала Наташа, - смотри-ка, Чарли играет, но это, вроде, неопасно.
- А Брысе-то какое удовольствие!
В этот момент Брыся промахнулась в своем решающем броске и чуть было не улетела в пруд. Падению помешали растущие на берегу ежевичные заросли, где она благополучно застряла. Чарли рухнул в траву от смеха, а я побежала выпутывать Брысю из западни.
- Ты видела?! Видела?! – с восторгом кричала Брыся, пытаясь повернуться так, чтобы мне было удобнее отцеплять удерживающие ее колючие плети. – Ты видела, как ловко я его атаковала?!
- Тебе страшно повезло, что тут кусты растут. - ответила я, выпутывая лапу за лапой.
- Подумаешь, немножко промахнулась! Ерунда! – отмахнулась она. – Чарли бы меня вытащил, если что!
- Ладно, заканчивайте ваши игры, пора домой собираться...
Мы еще немного поболтали, но собаки продолжали играть, забыв обо всем на свете: им явно не хотелось расставаться. Наконец, мы захлопали в ладоши и засвистели, призывая их к дисциплине.
- А давайте, вы к нам домой в следующий раз приедете, - предложила я Наташе, - может, в саду они тоже много бегать не будут?
- Ладно, созвонимся. - кивнула Наташа. - Надо выбрать какие-нибудь выходные и приехать к вам в гости. Я тогда пирогов напеку. Вы пироги с чем любите?
- С мясом! – хором ответили собаки и одновременно облизнулись.
На том и расстались. На обратном пути Брыся вертелась юлой на сиденье и, настойчиво теребя меня за рукав, расспрашивала о том, когда же Чарли придет к нам в гости.
- Не волнуйся, - отвечала я, - когда – не знаю, но он обязательно приедет! А ты пока подумай, что можно было бы ему показать.
Почесав за ухом и сосредоточившись, Брыся начала размышлять вслух:
- Значит, так. Во дворе есть: новогодняя елка, палки для камина, три желтых мячика, голова синего монстра, которую я вчера оторвала, и меховая кость. Еще есть кусты и шалаш, где можно играть в прятки. Как ты думаешь, ему будет интересно?
- Конечно, - сказала я, - на его месте мне было бы очень интересно. А в лесу?
- В лесу? – она задумалась. – Например, там есть большая грязная лужа. Как ты думаешь, Чарли любит грязные лужи?
- Не знаю, - пожала плечами я, - когда они приедут, я спрошу у Наташи.
- Еще я знаю место, где лисой пахет. Показать ему?
- Где это? – удивилась я. – А почему ты мне не показала?
- Ну, мама! – возмутилась Брыся. – Зачем тебе-то знать, где в лесу лисой пахнет?
- А что такого? – смущенно спросила я.
- Ну, а какая тебе разница? – опять возмутилась собака. – Это наши дела, между нами, собаками... А тебе-то зачем?!
- Ну, ладно, ладно, - начала оправдываться я, - я же не знаю, как лиса пахнет, мне так, для общего развития...
- Тогда покажу, если для развития. – кивнула Брыся. - Знаешь, возле дороги, на повороте к большому дубу, есть пень, вокруг которого колючки растут, которые ты все время от меня отцепляешь?
- Ежевика?
- Ну да. Там, сзади, есть нора. С дороги не видно и не пахнет. Но если ты пролезешь под колючками...
- Не уверена, что пролезу. Я тебе лучше на слово поверю.
- Ладно, мы тогда с Чарли пролезем, я ему покажу. Там настоящая лиса живет.
- Ты видела?
- Нет, но оттуда сильно воняет. Я хотела йорку показать, но, боюсь, он внутрь полезет.
- Не надо йорку. А то мало ли что... Ладно, что у тебя еще есть?
- Да, больше ничего особенного, - пожала плечами Брыся, - разве что, оленьи следы и еще место, где кошку недавно похоронили.
- Откуда ты знаешь, что кошку? – строго спросила я.
- Ну, мама! – опять возмутилась собака. – Ну как - откуда? Оттуда!
- Не груби, пожалуйста, так откуда ты знаешь? – продолжила я.
- Йорк сказал, - ответила Брыся обиженно, - так показать?
- Ну, покажи. Только не рой там ничего, ладно?
- Мама! Я что – совсем глупая?!
- Ну, не так чтоб совсем, но иногда глупишь. - рассмеялась я.
- Я не глуплю, я просто иногда не понимаю. – обиделась Брыся. – Так когда он приедет?
- Пока не знаю, - сказала я, - но я попробую договориться прямо на эти выходные. Идет?
- Идет! – она сразу повеселела, схватила мой палец и начала жевать.
- Брыся, не грызи меня, пожалуйста! Потерпи до дома. Вот вернемся, я тебе дам игрушку, ее и будешь мурыжить.
- Ладно! – она с неохотой пролезла на заднее сиденье и оттуда тут же донеслось:
– Ой, какой хорошенький пакетик! А можно я его порву?
Не успела я ответить, как раздался треск разрываемой бумаги.
- Брыся, интересно, а зачем ты меня спросила? – поинтересовалась я.
- Ты же сама мне сказала – думать о контексте! Вот я и думаю! А потом – делаю! – шепелявя, ответила Брыся. Внятно говорить ей мешал кусок бумаги, который она старательно пережевывала с целью выплюнуть его потом где-нибудь в машине.
- Ох, Брыся, ну что мне с тобой делать...
На самом деле, я ничего с ней делать не собиралась. Мне в ней нравилось абсолютно все. То, что другой человек посчитал бы недостатками, для меня стало самым большим ее достоинством: Брыся просто заставляла меня смеяться каждый день, раскрашивая мой черно-белый мир с помощью своей, совершенно особенной, ни на что не похожей, палитры.

[Ren]

XI.
В ожидании Чарли, брысино время полетело гораздо быстрее: у нее была цель, и она знала, что рано или поздно я выполню свое обещание. Но пока нам с Наташей все никак не удавалось договориться о встрече.
Брыся продолжала играть с Робином, который по-прежнему радовался до слез, когда ему удавалось спрятаться в самом неожиданном, с его точки зрения, месте. И, хотя ей было довольно скучно с маленьким йорком, она искренне жалела его, потому что с ним совсем никто не хотел дружить.
Потом, совершенно неожиданно, наступили большие изменения: наши соседи слева, подобно птицам, улетели жить на юг, и их дом был выставлен на продажу. Потенциальные покупатели потекли рекой: они приезжали целыми семьями, ходили по соседскому участку и громко обсуждали достоинства и недостатки «продукта», как называли выставленный на продажу дом агенты по недвижимости. Через неделю мы выучили назубок метраж комнат и могли назвать материалы, из которых был построен «продукт». По вечерам Брыся смешила меня до слез, передразнивая агентов.
Прошла еще пара недель, но продажа, по всей видимости, продвигалась как-то вяло: покупатели ходили и ходили, но предложения, похоже, никто не делал. Потом визиты прекратились. Соседский дом повис в неизвестности, как летучий корабль: иногда по участку кто-то ходил, по вечерам изнутри доносился стук, ворота часто оставались распахнутыми настежь, но больше никакой информации не было. Умирающая от любопытства Брыся вызвалась было пролезть под туями и посмотреть, что там происходит, но я ей строго-настрого запретила предпринимать что бы то ни было без моего специального разрешения.
Потихоньку анализируя подозрительные движения и шумы, мы пришли к выводу, что дом продан, и наши новые соседи скорее всего делают там ремонт. Их «профиль» стал нашей новой темой для разговоров: ЖЛ мечтал о редком подвиде соседей, терпимому к громкой музыке, шуму мотоциклов и барбекю на террасе, Брыся - о собаке, с которой можно было бы играть, а я - о том, чтобы ситуация поскорее прояснилась.
Наконец, неизбежное свершилось, о чем я узнала самым неожиданным образом.
- Мама, а что такое «сыск-ная собака»? – спросила меня Брыся как-то за завраком.
- Сыскная собака – это ищейка. - объяснила я. - А где ты такое услышала?
- А мне йорк вчера вечером сказал, - сообщила Брыся, как ни в чем ни бывало, - точнее, он сказал, что у наших новых соседей есть сыск-ная собака. Они вроде бы сегодня переезжают. Он видел, как они приезжали дом смотреть. Но описать сыск-ную собаку он не смог, потому что считает всех собак огромными. А как ты думаешь, она большого роста?
- Про рост не знаю, - сказала я. – Вообще-то, сыскная собака – это профессия, а не порода. Может, это овчарка, а может, и спаниель. Ты сама увидишь, когда она переедет. Да, заодно не забудь спросить у этой сыскной собаки, чем занимаются ее хозяева, ладно? Ты этим окажешь мне просто неоценимую услугу.
- Идет. - сказала собака, быстро похватала то, что было в миске и умчалась во двор.
Через час послышался шум грузовика, который парковался во дворе. Брыся влетела обратно в гостиную:
- Они приехали! – сообщила она, запыхавшись. – Там кто-то опять мусор весь повытаскивал из пакетов, так вот, - она перевела дух, - я шла по следу того, кто повытаскивал, вдруг вижу – машина. Огро-о-омная! Наверное, это они!
- Наверное, - согласилась я, - иди к забору, посмотри! Если что-нибудь увидишь интересное, то зови меня!
Собака потрусила к забору наблюдать за переездом.
- Мама! Иди скорее! – послышался через несколько минут ее голос. – Точно, у них есть собака! Мне ее отсюда хорошо видно! Она чуть побольше меня! Теперь только надо узнать, чего она ищет. Ты только постой рядом, ладно? А то я боюсь!
Я подошла к забору. Во дворе у новых соседей носился весьма ладный бигль. Он с любопытством знакомился с новой территорией. Наконец, заметив нас, он подбежал поближе к забору.
- Привет! Меня зовут Энди. А вас? – и он грациозно поклонился.
- О! Какое воспитание! – не удержалась я. – Браво! Смотри, Брыся, как надо!
- А меня зовут Брыся. - смущенно сказала Брыся и шаркнула ножкой на всякий случай, чтобы Энди не подумал, что она плохо воспитана.
- А меня – Ирина. - и я тоже шаркнула ножкой, чтобы Энди не подумал, что у нас в семье хорошо воспитана только собака.
- А мне сказали, что ты – сыск-ная собака, - сказала Брыся, выглядывая из-за моей ноги. – Это правда?
- Правда, - ответил Энди, - а кто тебе сказал?
- Йорк, - Брыся мотнула головой в сторону соседнего дома, - он вон там живет.
- И откуда это он узнал? – спросил бигль. – Не иначе, разнюхал где-то...
- Не думаю, - сказала Брыся. – Он слишком маленький, чтобы разнюхивать. Он только повторяет все, как попугай.
- А-а-а, - сказал бигль, - тогда ладно. Тогда, наверное, он это от моих узнал.
- От кого это – от моих? – озадаченно спросила Брыся.
- Мои – это хозяева.- ответил бигль. - А у тебя что, нет хозяев?
- Не знаю. - пожала плечами Брыся. - У меня - мама. Мам, а у меня есть хозяева?
- Брыся, хозяева и мамы – это почти одно и то же, учитывая несколько дополнительных деталей, - ответила я, - я потом тебе объясню. Энди, так ты – сыскная собака? – спросила я, переводя разговор на другую тему.
- Ага, - загадочно улыбнувшись, сказал бигль, - Ищейка.
- Ну, это мы уже поняли, - осмелев, сказала Брыся, - а кого ты ищешь-то?
- Не кого, а что. – продолжая загадочно улыбаться, сказал Энди. – Я наркотики ищу. Точнее, искал. Я теперь на пенсии.
- Котики? – вытаращила глаза Брыся. – А чего их искать? Их вон сколько тут бродит!
- Ха-ха! – покатился от смеха Энди. – Котики! Наркотики, а не котики! Ты что, не знаешь, что это такое? Это – дурь!
- Мама! Чего он меня оскорбляет! – возмутилась Брыся, - Дурью назвал!... А я старалась, ножкой шаркала, как ты меня учила!
- Да нет, это не ты – дурь, а наркотики - дурь, - объяснил бигль, сообразив, что Брыся просто не знает слова «наркотики». – Эту дурь прячут, а я – ищу. Точнее, искал. – опять поправился он.
- А зачем? – удивилась Брыся, разом забыв про свое возмущение.
- Работа была такая. – гордо пояснил Энди.
- А-а-а! – обрадовалась Брыся. – Это я знаю! Мне мама объясняла, что работа – это выполнение команд за вознаграждение! Так?
- Я не просто выполнял команды, - ответил Энди, - я людей спасал. Знаешь про собак-спасателей?
- Нет, а это кто такие?
- Ну, есть такие собаки специальные. - пояснил тот. - Они спасают людей в горах, на воде или в других опасных местах, где бушует стихия. А мы спасаем в городе. Там она тоже бушует. В своем роде.
Я подумала, что среди собак тоже встречаются философы.
– Но я больше их не ищу. – грустно сказал Энди. - Я теперь на пенсии, а из полиции меня забрали мои хозяева. Я теперь у них живу, вот уже целый год.
- А что нужно для того, чтобы спасать людей? – заинтересованно спросила Брыся. – А то я тоже хочу.
- Надо быть, во-первых, смелым, - сказал Энди, снисходительно улыбнувшись, - во-вторых, послушным, а в-третьих, уметь держать язык за зубами.
- Вот так? – промычала Брыся и показала зубы, за которыми был спрятан ее язык. - Это я как раз умею!
- Это значит, надо уметь хранить секреты! – рассмеялся Энди. – И я почему-то думаю, что ты совсем не умеешь этого делать.
- Почему это не умею? – обиделась Брыся. – У меня есть один секрет в саду, я его там храню. Хочешь, покажу?
- Брыся, - пришла я ей на помощь, - хранить секреты – это значит, что никому-никому нельзя их рассказывать.
- А я и не рассказываю! – возмутилась Брыся. – Я показываю! А что еще нужно, чтобы спасать людей?
- Ну, нужно будет сходить в полицию, - ответил Энди, - и попросить взять тебя на работу, доказав, что ты умеешь делать что-то для того, чтобы спасти человека.
- Одной? В полицию?! – ужаснулась Брыся. - А вдруг они меня...
Бигль рухнул от смеха в траву:
- Я тебе уже сказал, что сначала нужно стать смелой?
- Ладно, - вздохнула Брыся, - если мне надо стать смелой, чтобы спасать людей, то выхода нет. Но как?
- Надо тренироваться. –ответил Энди. - Например, ходить по дому ночью и сдерживаться, чтобы не лаять.
- А если я спать захочу?
- Все равно надо ходить. А днем надо подходить ко всем окружающим и вежливо здороваться первой.
- А вдруг они меня?...
- Ну и что? – удивился Энди. – Ну, укусят пару раз, но не все же тебя кусать будут? Зато ты точно перестанешь бояться, если научишься давать отпор!
- А как это – давать отпор?
- Как-как...Кусать в ответ! Вот как!
И Энди опять громко щелкнул зубами.
- Ой!
Брыся в ужасе зажмурилась.
- А я кусаться не умею! Я только щипаться умею. Мама говорит, что я щиплюсь, как гусь. Но кусаться – не умею. Точно.
- Хочешь, научу?
- Мама, можно?
Брыся умоляюще посмотрела на меня. Ей, видимо, очень хотелось научиться кусаться по-настоящему.
- Ну, учись. – я недоверчиво посмотрела на Энди.
Тот кивнул, гарантируя, что плохому Брысю не научит.
- Вот, смотри. Правило первое: когда к тебе кто-то приближается, надо помахать хвостом. Маши давай.
И Энди показал, как именно надо махать хвостом. Брыся послушно замахала хвостом изо всех сил.
- Повернись ко мне спиной, я посмотрю!
Он придирчиво осмотрел Брысю сзади.
– Пойдет. Теперь, правило второе: если твой противник хвостом не машет, то надо тоже перестать. Давай, выполняй.
Брыся остановила хвост и попыталась его поджать.
- Нет, поджимать не надо, а то он подумает, что ты его боишься.
- А-а-а! А я всегда поджимаю. Само так получается. Почему-то.
- Ты, главное, себя контролируй. Знаешь, что надо говорить, когда страшно и хочется поджать хвост? – спросил Энди и встал в боевую стойку, насупив брови. - Что если ты подожмешь хвост, то его тебе точно оторвут! – торжественно закончил он.
- Ой! – заволновалась Брыся. - И что дальше?
- Дальше надо встать в стойку, чтобы показать мускулы! Вставай, давай!
- А как?
- Как-как... Как-нибудь вставай, а я тебя поправлю. Так, грудь выпяти, а спину прогни! Подбородок выше! Еще выше! Нет, так похоже, что ты на луну воешь в тоске. Хвост задери выше! Еще выше!
- Ой, я выше уже задрать не смогу!
Брыся обернулась и расстроенно посмотрела на свой хвост.
- Ладно, и так сойдет.
Бигль критически осмотрел свое произведение.
- Вот так и стой.
- Долго? – напряженно спросила Брыся.
- Ага. - кивнул Энди. – Ты же хотела тренироваться? Стой тогда.

[Ren]

Примерно через полминуты он продолжил:
- Дальше : после того, как ты приняла стойку, надо зарычать. Рычи давай.
- Это легко! Рычать я умею! – обрадовалась Брыся и зарычала. – Так?
- Нет, так только щенки рычат. Давай, рычи по-взрослому!
- А я не умею по-взрослому! – опять расстроилась Брыся.
- Вот так рычи!
Бигль рявкнул всем горлом.
– Давай, повторяй!
Брыся попробовала пару раз, но у нее ничего не получилось. Она пожала плечами и расстроено села на травку.
- Не переживай! Знаешь, почему у тебя не получается?
Энди посмотрел на нее ободряюще и ткнул носом в плечо.
- Потому что ты все делаешь отдельно! Давай, репетируй все вместе.
Брыся послушно помахала хвостом, потом встала в стойку и зарычала. Получилось гораздо убедительнее. Я захлопала в ладоши, а Брыся запрыгала на месте от радости.
- Отлично! – продолжил Энди. - Это ты усвоила, но теперь тебе надо регулярно тренироваться. Когда научишься быть совсем убедительной, я тебе дам несколько уроков боя. Хочешь?
- Хочу!
Она умоляюще посмотрела на меня:
- Мама, можно?
- Потом посмотрим. - ответила я. - Ты сначала научись в стойку становиться.
- Ладно, – согласилась Брыся, - я смотрю, до полиции мне еще расти и расти... Может, я как-нибудь еще могу людей спасать?
- Я думаю, Брыся, что из тебя может получиться отличный клоун. – вставила я.
- Клоун? Это кто? Он тоже людей спасает?
- Ага. - кивнул Энди. – От депрессии спасает. У клоунов-людей есть специальные клоуны-собаки, мы с ними иногда сотрудничаем. То есть, сотрудничали. – опять поправился он.
- А что такое ди-пре-сия? – озадаченно переспросила Брыся, которую количество новых слов немного выбило из колеи.
- Это такая болезнь, - объяснил Энди, - когда человек становится вдруг грустным и перестает выходить из дома.
- А как я могу тогда его спасти? Мне ничего на ум не приходит! – Брыся села на травку и почесала за ухом в знак полной растерянности.
- Ну, как же! – воскликнул Энди. – Например, ты дашь объявление в мэрии, что собака по имени Брыся приглашает всех грустных людей на представление под названием «Брыся – лучшее средство от депрессии», во время которого они будут так сильно смеяться, что обо всем забудут. Пойдет?
- Пойдет! А что такое прид-став-ление?
- Это когда ты делаешь всякие смешные трюки, а остальные на тебя смотрят, смеются и хлопают в ладоши. – объяснил Энди. – Ты какие-нибудь трюки умеешь делать?
- Я умею сидеть по команде, лежать по команде, заходить в клетку тоже по команде. Вроде все. – она задумалась. – Нет, забыла! Я еще умею отдавать носки по команде «Отдай носок!». Теперь вроде все.
- Ну, это не смешно, - сказал Энди, - это все собаки умеют делать. Ты научись чему-то такому, чтобы никто не умел, и всем было смешно.
- Например?
- Ну, не знаю... Я так быстро не могу, надо подумать. Хочешь, завтра подумаем вместе? Мне сейчас пора идти уже, а то, вон, подстилку мою понесли и пакет с мисками! – он кивнул в сторону людей, выгружающих вещи. – Надо проконтролировать, а то потом не найдешь!
- Давай! – согласилась Брыся. – Но завтра обязательно встретимся! А то мне уж очень хочется людей спасать!
- Договорились. После завтрака, идет? Я видел дыру в вашем заборе, в которую я вполне могу пролезть.
- Идет! Я обязательно приду. - очень серьезно ответила Брыся. – А то людей спасать очень уж хочется.
Энди кивнул и побежал контролировать выгрузку своих вещей. Видя, какой серьезный поворот приняло дело, я сказала:
- Если честно, я думаю, что тебе никаких трюков придумывать не надо. Чтобы развеселиться, человеку достаточно за тобой денек понаблюдать. Ты – прирожденный клоун, тебе даже не надо этому учиться.
- Правда? – восхитилась Брыся. – Значит, я уже могу спасти кого-нибудь от ди-пре-сии?
- Можешь, - я кивнула головой, - например, меня.
- А у тебя что – ди-пре-сия? – она наклонила голову набок и посмотрела на меня с сочувствием.
- Не совсем... – задумалась я, не желая, на самом деле, вдаваться в подробности и признаваться в собственной слабости. – Скорее нет, у меня нет депрессии.
- Ну, ма-а-ама! – тут же заныла Брыся. – Если у тебя нет ди-пре-сии, то я тогда пойду других весели-и-ить! У кого она е-е-есть!
– Ладно, я тебе объясню. – решилась я. - В общем, до тебя у меня была другая собака. И я по ней очень грущу.
- Как это - «до меня»? – с удивлением спросила она. – Как это?
- Ладно, начнем сначала, - я села на диван и устроила ее поудобнее на коленях. – Много-много лет назад в моем доме появился такой же щенок, как ты. Мы прожили вместе много счастливых лет, и однажды утром моя собака умерла. Я похоронила ее в саду и посадила над ней цветы, вон там – видишь? И когда я на них смотрю, я как бы ее там вижу.
Словно в ответ, по вереску пробежал легкий ветерок.
– Так ты поэтому так часто грустишь? – спросила она, прижимаясь ко мне всем телом.
– Да, мне очень ее не хватает. Если бы она сейчас была жива, то все было бы по-другому. Например, я не оставляла бы ее надолго одну, никогда бы не ругала... Но чтобы я это поняла, мне надо было ее потерять. Оказалось, что любые проступки и недостатки любимого существа кажутся полной ерундой по сравнению с его смертью. Потому что больше не у кого попросить прощения, кроме своей памяти. И это не дает мне покоя.
- Ой! А я тоже умру? – вдруг, глядя мне в глаза, тревожно спросила Брыся.
- Конечно. И я. – кивнула я.
- А если я умру, то что ты будешь делать? – спросила она и положила мне голову на грудь.
- Я буду долго плакать, - ответила я, гладя ее черные кудри, - а потом, наверное, опять возьму щенка.
- А если умрешь ты? То что буду делать я? – спросила она, прижимаясь поплотнее.
- Ты тоже будешь долго плакать, а потом выберешь новую маму. – Хочешь, мы выберем ее вместе? Я напишу завещание, и ты попадешь к той маме, к какой пожелаешь!
- Какое такое «вещание»? – насупилась Брыся. - Я же не вещь?
- Завещание - это от слова «вещать», то есть, «говорить», – объяснила я. - А кого бы ты хотела в мамы?
- В мамы? – она задумалась. – Не знаю... А можно в мамы выбрать папу?
- Конечно, можно! – ответила я. - Он тебя очень любит.
- Ага! – подтвердила она. – Точно, любит! Когда я разодрала твою ночную рубашку, он спрятал клочки в помойку и сказал, чтобы я тебе не показывала. Он сказал, что если ты узнаешь, то ты меня накажешь! А-я-не-по-ка-зала, а-ты-не-на-ка-зала! – и она, вывернувшись их моих рук, заплясала на диване, крутя хвостом, как пропеллером.
- Брыся! – сказала я строго. – Ну-ка, отвечай, какие еще у вас там секреты с папой?
- Ой! – воскликнула Брыся. - Он же меня просил…! Ой!
- Поздно! Проговорилась! Впрочем, ладно, - сказала я, - разговор не об этом…Так ты согласна?
Брыся вдруг перестала плясать и посмотрела мне прямо в глаза.
– А как же ты? Ты тогда тоже будешь в земле, под цветами? – серьезно спросила она.
- Ну да, примерно… - улыбнулась я.
- И я тоже смогу иногда смотреть на них и видеть тебя?
- Не знаю, Брыся, - ответила я, - в любом случае, у тебя останется что-то, что будет напоминать обо мне.
Мы помолчали.
- Я, кажется, поняла. – вдруг сказала она и вопросительно посмотрела на меня.
- Что ты поняла?
– Что если, например, я погрызу твои новые красные туфли, то ты совсем меня не будешь ругать. Правильно?
Она смотрела на меня совершенно серьезно. Я, не выдержав, прыснула от смеха.
- О! – воодушевилась Брыся. – И мне не попадет, даже если я погрызу... твой ти-ли-фон?!
Мой мобильный телефон был пределом ее мечтаний и предметом неустанной охоты и выслеживания. Когда он верещал где-то на столе, Брыся приходила в чрезвычайное возбуждение, считая, что он верещит исключительно по собственной инициативе. Когда он молчал, то был совершенно безопасен: она пыталась его достать и распотрошить, проявляя совершенно нечеловеческие способности к определению его локализации и методу добычи.
- Брыся, - сказала я специальным педагогическим голосом, - конечно, цена телефона абсолютно несоразмерна с ценой твоей жизни, но если ты его погрызешь, то не видать тебе новых игрушек, как собственных ушей! Причем, довольно долго.
Она тут же попыталась поймать в поле зрения свои собственные уши, чтобы проверить, как долго она не увидит новых игрушек.
- А я как раз их вижу! – заорала она с восторгом. – Смотри!
И она быстро-быстро закрутила головой. Уши хлопали, как паруса.
- Брыся, - сказала я, - так ты все поняла, про телефон?
- Ага!
Она кивнула.
- Но, знаешь, я все же рискну. Вдруг ты потом передумаешь? Это я насчет игрушек.
И она сделала самое умильное лицо, на какое была способна. Сдержаться было невозможно, и я расхохоталась, а в моей памяти моментальным снимком мелькнул Грей, мудрая собака, которая однажды летним утром спасла меня от одиночества и пустоты всего лишь одной фразой: «Приятных поисков».

[Ren]

XII.
Неожиданное появление нового соседа значительно обогатило брысины вечера: Энди учил Брысю жизни в целом и разным профессиональным полицейским приемам в частности. Он твердо знал, что такое «хорошо» и что такое «плохо», и никогда не сомневался в том, что говорил.
Десять лет, проведенных в полицейском участке, начисто лишили его воображения, импровизации, фантазии, которые, в правильных дозах, призваны обогащать собой нашу жизнь. В отличие от Брыси, ему совершенно не могло придти в голову, что можно, например, втихомолку выкрасть из сумки гостя банан и ходить с ним по дому, показывая его всем, кроме владельца. Или спрятать тапок в самом дальнем углу сада и потом наблюдать, как отчаявшийся владелец мечется по дому в его поисках...
Впрочем, это не мешало им находить общие интересы: всего через пару недель с момента появления Энди, Брыся уже умела подолгу виснуть на рукаве, находить тщательно спрятанные предметы, свирепо рычать и надолго затаиваться в самых неожиданных местах. Прятки с участием йорка ей были, по-прежнему, не особно интересны, и тогда она изобрела новое развлечение: каждый вечер Робин появлялся на нашей террасе, и до меня доносилось:
- Хвост выше! Еще выше! Подбородок вперед!
Энди охотно корректировал их ошибки. И хотя у маленького Робина многое пока не получалось, он слушался Брысю и Энди совершенно беспрекословно, стараясь изо всех сил соответствовать требованиям первой настоящей компании, куда его приняли, и где ему было нескучно.
По вечерам, лежа у камина, Брыся мечтала о том, как она познакомит Энди и Робина с Чарли.
- Мы с йорком ему покажем, как мы умеем виснуть на рукаве! – говорила она. – Как ты считаешь, он оценит?
Наконец, день встречи не был определен. Брысиному счастью не было предела.
- Ура-а-а! – заорала она во всю глотку, узнав о приезде дорогого гостя.
Вылетев пулей в сад, она помчалась по седой от инея траве сначала к забору справа, потом – к забору слева, потом опять к забору справа, потом опять к забору слева, оглашая сонную тишину нашего сада радостным лаем. Через несколько минут слева выскочил йорк, а потом, в дыре справа, показалась голова Энди. Перелаиваясь, они вместе прибежали на террасу.
- Здравствуй, Энди, здравствуй, Робин! – я присела на корточки и потрепала их обоих по ушам. – Как ваши дела? Какие новости?
- У меня - потрясающая новость! – первым крикнул маленький йорк и запрыгал на месте, как заводная игрушка. – У нас в двери наконец-то прорезали лаз для кошки, и я туда прекрасно прохожу! Я сделал вид, что меня эта дыра совсем не интересует, а сам – фьить! И нету! Правда, потрясающе?
И он, чрезвычайно гордый собой, потряс ушками в подтверждение своих слов.
- Вот это новость! – подхватила Брыся. – Значит, ты сможешь теперь приходить, когда захочешь?! Лаз под забором ты уже выкопал, а теперь еще и дыра для кошки! Класс!
- Ага! – закивал йорк. – Представляете?!
Мы все одобрительно закивали.
- А у тебя, Энди? - спорсила я.
- У меня? – задумчиво переспросил тот, показывая всем своим видом, что ему не детских глупостей. – Соседская собака донесла, что вроде крыса какая-то наглая появилась в деревне. Никого не боится, не убегает даже при виде собак! Но я пока не знаю, то ли это выдумка, то ли – правда. В любом случае, надо проверить. Но у меня...
- И у меня – новость! Я им сказала, что Чарли приезжает! – перебивая его, заорала Брыся. – Они придут знакомиться! Я их пригласила!
- Только, чур, не в дом! – запротестовала я. – А то четыре собаки в доме – это как-то много.
- Почему четыре-то? – возмутилась Брыся. – С йорком - три с небольшим будет.
- Почему это – с небольшим? – возмутился в ответ Робин. – Я теперь виснуть на рукаве умею, как настоящая полицейская собака!
- Зато ты рычать не умеешь! Висишь себе, как брошка! – захихикала Брыся. – Вот когда научишься рычать, будем считать тебя полноценной собакой! Мам, а когда они приедут?
- После обеда. – ответила я.
- Чьего? – заинтересованно спросил Робин, который, было, сник в ответ на брысин невежливый выпад, но услышав, что кого-то будут кормить, снова воспрял духом.
- В твоем случае, Робин, обед – это не действие, а время суток. – разочаровала я его. – Идите пока, погуляйте. Вон, солнышко выглянуло...
Собаки умчались во двор. Завидуя им всей душой, я села дописывать статью про изобретенный мною новый метод анализа коммуникаций. Со двора доносился лай и команды, которые Брыся отдавала йорку. Судя по звукам, они отрабатывали приемы поиска вора, которому они дали условное имя «Барсик», что было вполне естественно. Руководила операцией Брыся, и Энди время от времени падал от хохота в траву, услышав изобретенные ею команды.
Приближалось время обеда, и я, сделав себе большой бутерброд с сыром, вышла на террасу. Было прохладно. Ночной иней давно уже стаял, и трава в саду была теперь мокрой, как после дождя. Собаки закончили игру в кота и теперь шелестели листвой в где-то глубине сада. В ожидании приезда Чарли, я посмотрела на часы, и тут, словно по команде, раздался шорох шин.
- Брыся! – громко позвала я. – Чарли приехал!
Из глубины сада донесся оголтелый лай, и Брыся полетела в дом со скоростью гончей на синодроме. Одновременно в дверь позвонили.
– Чарли! Наконец-то ты приехал! – заорала Брыся, чуть было не затормозив в вешалку.
- Здрасте, - скромно сказал Чарли, входя как-то боком, - действительно, долго не виделись...
Он огляделся и спокойно прошел в гостиную. Брыся, визжа от радости, понеслась следом за ним, пытаясь потрогать его зубами и лапами одновременно. Мы же прошли на кухню, где Наташа вручила мне укутанную в махровые полотенца стеклянную миску. Едва я пошевелила первый слой полотенец, как по дому поплыл сладковатый запах жареных пирожков. Тут же в коридоре раздался топот собак.
- Ой! Пирожочки! С мясом! – заорала Брыся, влетев на кухню. – А мне?!
- Брыся, перестань орать и носиться. – взмолилась я. – Я вам обоим дам по пол-пирога, но потом, когда чай будем пить. А пока иди лучше, познакомь Чарли с соседями. Идет?
- Идет! – во всю мощь своих легких заорала Брыся и, торжествуя, попыталась поймать себя за хвост. Ей это не удалось, и, весело гавкнув, она скрылась за дверью. Я подумала, что охота за своим хвостом должна очень повышать самооценку: если поймал, значит, очень ловко ловил, а если нет – то очень ловко убегал.
- С соседями? – переспросила Наташа. – А что за соседи?
- Ну да, у нас тут есть два соседа – йорк Робин и Энди, бигль, полицейский на пенсии. Брыся с ними играет по вечерам, они через дыры в заборе к нам пролезают.
- Смотри-ка, - воскликнула Наташа, кивая в сторону сада, - вон они уже пришли. Обнюхивают друг друга. А Брыся вокруг бегает и лает. Ой, а йорк-то какой маленький! Не затопчут?
- Маленький, да удаленький... И вообще, они сейчас все сюда прибегут. Брыся им расскажет про пироги, вот увидишь...
Словно по команде, собаки развернулись и помчались на террасу. Впереди неслась Брыся, рядом серым клубочком катился йорк, за ними трусил Энди, всем своим видом показывая, что главное – это сохранять достоинство, а Чарли неторопливо шел позади всех. В паре метров от террасы, Брыся остановилась и оглянулась на Чарли. Робин, воспользовавшись замешательством, с радостным воплем первым влетел на кухню. За ним вошел Энди.
- Кажется, тут что-то с мясом раздают? – запыхавшись, спросил йорк и повел носом.
- Какие-то пи-ра-шки... – добавил Энди. – Пахнет вкусно...
- Сам ты - пи-ра-шок! – возмущенно заорала подоспевшая сзади Брыся.
Она растолкала всех и теперь подпрыгивала, пытаясь заглянуть в стоящую на столе кастрюлю.
– Это же... Это же самое вкусное, что есть на свете! После сыра, конечно! Ма-а-ама! Дай пирожо-о-ок! – заныла она, быстро сообразив, что под групповым натиском я сдамся гораздо быстрее.
- Ладно, - улыбнулась я, - если Наташа не против, я вам всем сейчас выдам по половине, как было обещано.
- Не против. - рассмеялась Наташа. - Ты дели, а я пойду из машины остальные сумки принесу...
- Только ты по-честному дели! – проводив Наташу взглядом, Брыся перешла обратно на ор. – Йорк - маленький! Ему – меньше всех!
- Почему это меньше всех? – яростно возмутился Робин. – Мне – как всем! Ничего себе заявленьице – «йорку меньше всех»!
И он, впервые в жизни, оскалился и зарычал.
- Ура-а-а! – тут же завопила Брыся. – Надо же, получилось! Я просто хотела, чтоб ты разозлился по-настоящему! А пироги – это была самая лучшая мати-вация!
- Чего-чего? – настороженно спросил йорк, мигом забыв про свою обиду. - Это что за мати-вация?
- Это чтоб ты захотел делать то, что ты делать совсем не хочешь! Или не можешь! – продолжала орать Брыся, пытаясь скинуть на пол миску с пирогами. – А ты ведь и вправду подумал, что тебе дадут малю-ю-юсенький кусочек вместо обещанной половины?!

[Ren]

И она довольно захихикала, в восторге от собственного педагогического таланта.

- Брыся! – строго сказала я. – Во-первых, убери со стола лапы, а во-вторых, перестань, пожалуйста, орать. И вообще, собаки, сейчас все получат по пол-пирога и пойдут играть в сад!

- И вы тоже с нами пойдете? – воодушевилась Брыся, немного снизив громкость. – Хочешь, я вам что-то покажу? Я норку нашла! Там кто-то живет, но я пока не знаю, кто он, этот кто-то. Я его выслеживаю. Может, он - заяц?

- Брыся, - терпеливо ответила я, - мы потом посмотрим на твою норку, а пока будем пить чай.

Я вынула из миски два пирога и разрезала их ровно пополам. Четыре пары глаз, не отрываясь, следили за моими руками, ожидая раздачи.

- Первым получит свой пирог...- начала я, обводя глазами собачью братию.

- Кто? – спросили они хором.

- Робин!

Я решила немного подбодрить малыша-йорка, который, было, опять расстроился после брысиных педагогических издевательств. Торжествующе показав Брысе язык, он быстро схватил свою долю и скрылся под шкафом, куда, кроме него, никто больше не мог пролезть. За ним подошел Энди и, вежливо взяв у меня из рук свою половину, тут же методично ее уничтожил. Чарли заглотил свои пол-пирога в один присест, а Брыся сначала выела самое вкусное - мясо с жареным луком и грибами, - а потом неторопливо дожевала валявшееся на полу тесто, ставшее похожим на вывернутую варежку.

- Ух-х! – выдохнула она, облизываясь. – А больше нет?

- Нет, Брыся, - ответила я, - остальные пироги – для нас.

- А зачем вам сто-олько? – тут же заныла Брыся. - Вон, целая миска! Вас же четверо и нас четверо! Так не честно! Нам всего два, а вам... а вам... а вам... гораздо больше!

- Брыся, если вы будете себя хорошо вести, так и быть, я вам дам еще по пол-пирога. Но потом. И вообще, собаки, идите-ка в сад.

- А мы будем себя хорошо вести! – заявил йорк, вылезая из-под шкафа и отряхивая с шерсти прилипшие крошки. – И еще придем. За пирогами.

- Да вы и так просто заходите, чего уж там! - рассмеялась я. - Например, поболтать!

- А с пирогами болтать гораздо интереснее, ты не замечала? Мати-вация сильнее! – хихикнул в ответ Робин.

- Ну почему же не замечала... – вздохнула я, вспоминая наши московские кухонные посиделки. – Ладно, идите, играйте...

Собаки помчались вглубь сада выслеживать того, кто жил в загадочной норке. Я накрыла стол, и мы, вчетвером, сели есть пироги и болтать о всякой ерунде, незаметно переходя с русского на французский и обратно. Потом, за разговорами, песнями под гитару и сигаретами, незаметно стемнело. Чай был давно допит, а пироги съедены. Приближалось время ужина. ЖЛ поставил на огонь свою любимую кастрюлю солнечного цвета и стал готовить что-то из курицы, бормоча себе под нос какие-то заклинания и подкидывая специй в варево. Наташа и Леша следили за его манипуляциями, пытаясь понять, что же мы будем есть сегодня вечером. ЖЛ обещал им что-то магическое, достойное лучших парижских ресторанов...

Я приготовила тазик с водой, старое полотенце и вышла на террасу. Поднимался ветер. Я позвала собак, которые шуршали где-то в дальних кустах. Через несколько минут, Брыся с Чарли вернулись на террасу, что-то горячо обсуждая. Энди и Робин потрусили к своим дырам.

- А сейчас мы будем мыть лапы! – торжественно объявила я.

Начался привычный мне балаган: Брыся тут же решила испачкаться посильнее и помчалась копать яму, а Чарли попытался залезть в тазик всеми четырьмя лапами, чтобы, видимо облегчить свое мытье. Когда это ему почти удалось, тазик перевернулся, и вся вода вылилась на террасу. Чарли тут же дал мне понять, что он, безусловно, хотел как лучше, и смущенно извинился. Когда я пошла в дом набрать новой воды, Брыся попыталась прошмыгнуть за мной на кухню, чтобы потом полюбоваться на свои грязные следы, такие отчетливые на белом кафеле пола. Я отпихнула ее ногой, захлопнула дверь и пригрозила пальцем. В ответ она сплясала неизвестный танец, показала мне язык и унеслась обратно в сад.

Вторая попытка удалась мне лучше: Чарли, продолжавший глубоко переживать причиненный им беспорядок, дал мне себя вымыть почти беспрекословно, а Брысю, без особых церемоний, удалось поймать за хвост, когда она в очередной раз пробегала мимо, горланя: «А вот и не поймаешь, а вот и не помоешь!». Усадив ее на колени, я смочила полотенце и тщательно протерла все четыре лапы, которыми она болтала в воздухе, по-ужиному пытаясь вывернуться из моих рук.

- Мама! А у меня – новость! – вдруг объявила она, когда я наконец закончила процедуру и занесла ее в дом. – Я нашла в кустах куриные кости и дынные корки! Догадайся, кто там живет!

- Думаю, ежик. - предположила я.

Она одобрительно закивала:

- Правильно! А как ты догадалась?

- Зайцы не едят курицу, а хорьки – дынные корки. Остается только ежик.

- Точно! Надо же, какая ты умная! Почти как настоящая охотничья собака! – восхитилась она. – Так вот, мы ему подбросили стаканчик от сметаны и затаились в кустах. Он и вылез! Только мы теперь не знаем, как его поймать – на нем целая колючая броня! Эх, мне бы такую... – она грустно вздохнула. - Я бы тогда гулять ходила бы, куда хотела!

- Брыся, - спросила я, - а что вы собираетесь делать с ежиком? Если не секрет, конечно.

- Пока не знаю!

Она пожала плечами.

- Вот когда поймаем, тогда и решим. Пригодится, наверное, для чего-нибудь. Правда, Чарли?

- Ага! – подтвердил тот. – Мы его по-честному поделим!

- Как это – поделим? Он же – живой! – возмутилась я.

- Мама говорила, что дружба – это когда все пополам! – невинным тоном возразил Чарли. – Вот мы его и поделим! Мы тут мячик поделили – теперь у каждого есть своя половина! Можем меняться, например...

- Точно! – закивала Брыся. – Лучше и не придумать! Поймать и поделить! Как мячик!

- Собаки, вы что?! – сказала я специальным педагогическим голосом. – Как вы собираетесь делить ежа, если он живой?

- Вот и я думаю – как? – ответила Брыся наморщив лоб. – Чарли, ты не знаешь?

- Я еще об этом не думал, - ответил тот, - я пока думал только над тем, как мы его будем ловить...

- Собаки, - продолжила я специальным педагогическим голосом, - я - категорически против дележки ежа.

- Почему?! – хором спросили они.

- Потому что еж – это живое существо, а не мячик.

- И что? – хором спросили они.

- А то! – ответила я. – У него есть право на жизнь!

- Мама, а что такое кати-гари-чиски? – спросила Брыся, пытаясь залезть ко мне на колени. Это был ее любимый прием, который она обычно использовала для отвлечения моего внимания.

- Это значит – совсем против. То есть, абсолютно. И даже не пытайся торговаться.

- Ну вот, - расстроилась Брыся, - а что нам тогда с ним делать?

- Действительно, что? – подхватил Чарли. – Что вообще делают с ежами?

- Их приручают и поят молоком из блюдечка. – ответила я.

- А давай тогда его домой возьмем? – предложила Брыся. – Чтобы приручить!

- А что ты с ним собираешься делать дома? – поинтересовалась я, подумав, что только ежа мне дома и не хватало.

- Ну, я буду его кормить, буду с ним играть.... – начала Брыся. - А еще я могу его научить команде «Сидеть!». А если он будет лаять по ночам, я буду ему говорить «Место» и гладить по голове! А если он будет писать в доме, я буду говорить «Как ни стыдно» и выпускать его во двор...

Она умоляюще посмотрела на меня.

– Ма-ама! Давай его домой возьмем!

- Да уж...ничего себе программа...

Я потрепала ее по ушам и спустила на пол.

- Брыся, ежик – это не домашнее животное. Его дом – лес. Боюсь, он никогда не поймет команды «Сидеть» и не научится писать по команде.

- Ну вот, - опять расстроилась Брыся, - а как тогда его приручить, если он будет жить в лесу?

- Действительно, как? – вставил Чарли.

- Собаки, - сказала я, - вот вы сегодня отнесли ему стаканчик остатками сметаны, так?

- Мы хотели его выманить! – уточнила Брыся. – Чтобы посмотреть, кто это, и поймать. А он нас увидел и спрятался обратно.

- Так вот, - продолжила я, - вы ему теперь носите еду просто так, без цели. Глядишь, он к вам привыкнет и не будет убегать.

- И что тогда? – спросила Брыся. - Зачем нам это надо?

- Обладание, Брыся, - это не главное. - объяснила я. - Главное – это когда кто-то хочет с тобой общаться по собственному желанию, а не под давлением. Человек, собака, рыбка, мышка... Или ежик. Это, в любом случае, гораздо интереснее, чем обладание. Понятно?

- Понятно! – кивнула Брыся. – Тогда, значит, совсем никого не надо ловить? А как же охота?

- Я считаю, что охота нужна только затем, чтобы не умереть с голода. В остальных случаях, она совершенно себя не оправдывает. – ответила я.

- Да-а, - тут же заныла Брыся, - но если я – охотничья собака, то как же я могу совсем не охотиться?

- А ты охоться понарошку, если тебе так уж хочется. - ответила я. - Вот, например, Чарли будет изображать дичь, а ты его выслеживай и лови.

- Где это? – заинтересовался Чарли. – Где это она меня будет выслеживать и ловить? И какой это я буду дичью?

- Ну, положим, птицей ты быть не сможешь, потому что у тебя нет крыльев, но за лисицу вполне сойдешь. А выслеживать... Например, в гостиной или в гараже! Представь, что гараж – это твое логово, а гостиная – поле. Предположим, что тебе надо добежать до поля, назаметно подобраться к спящей там Брысе и...

- А если я не сплю и все вижу? – возмутилась Брыся. – Как тогда он ко мне незаметно подберется?

- Так я же говорю – понарошку! – продолжила я. – Так вот, задача - подобраться к спящей там Брысе, ловко украсть что-нибудь прямо из-под ее носа и спрятаться в логове. Хотя я думаю, что если надо что-то ловко украсть, то эта роль лучше бы подошла для Брыси. Объективно говоря.

- Точно! – закивала Брыся. – Если я что-то ворую, то никто не может заподозрить, что это была я! А можно, я буду лисицей? Мне лисицей быть интереснее.

- Но тогда ты не сможешь быть охотничьей собакой! Ты уж определись, кем ты хочешь быть! – воскликнула я.

- А лисицы ловят кур! – авторитетно заявил Чарли. – Мне об этом одна такса рассказывала. Так вот, если Брыся будет лисицей, то ей все равно придется кого-то ловить. Но только я курицей быть совсем не хочу, потому что они гораздо глупее лисиц!

И Чарли отчаянно замотал головой, показывая всем своим видом, что глупее лисицы он быть совершенно не согласен.

- Что-то мы с вами совсем запутались! – вздохнула я. - Брыся, так ты хочешь ловить или убегать?

- А я не знаю теперь, - ответила растерянно Брыся, - вроде, как охотничья собака, я должна ловить, но мне убегать гораздо интереснее.

- Чарли, а тебе?

- А мне все равно, - ответил Чарли, - мне что предложат, на то я и согласен! Кроме того, чтобы быть курицей.

- А зачем тогда вы хотели ловить ежа? – спросила я тогда их обоих. – Если одной интереснее убегать, а другому – вообще все равно?

- Ну, как зачем... – задумалась Брыся. – Когда я вижу кого-то маленького, то мне всегда хочется его поймать. Я даже навозников ловлю. И мух. Пожую и выплевываю, уж больно они противные.

- И я! – похватил Чарли. – Я тут лягушку поймал недавно, только она потом оказалась жабой. У меня слюни текли два дня, ничем остановить не могли!

- Собаки, - воскликнула я, - но если мухи и навозники – противные, жабы – ядовитые, а ежи – колючие, то зачем тогда вы их ловите?!

- Само получается! – хором ответили они.

- Понятно... – протянула я. – А удержаться никак нельзя?

- Никак! – хором ответили они.

- А что вы решили делать с ежом? – спросила я, возвращаясь к предмету нашего разговора.

- Ну, как ты сказала, - пожала плечами Брыся, - мы его приручать будем. С помощью положительной мати-вации. Если ты нам дашь доступ к мусорным мешкам!

И она захихикала, довольная своей сообразительностью.

- Про мусорные мешки даже не мечтай! – возмутилась я. - Я вам выделю, конечно, разных отбросов для ежика, но чтобы рыться в мусорных мешках – даже не надейся!

- Ладно! Если отбросов выделишь, то тоже сойдет. - кивнула Брыся. – Чарли, как ты думаешь? Стоит нам начать приручать ежа с помощью отбросов?

- А кости там будут? В отбросах? – с надеждой спросил тот. – Мне бы хотелось его костями приручать.

- Вот-вот, - подхватила Брыся, - а мне – сыром. У тебя нет какого-нибудь старенького отброшенного сыра? Совсем ненужного?

Она облизнулась.

- Ладно, посмотрим завтра, - сказала я, - а теперь пойдемте-ка лучше в гостиную, там стол уже накрыт, и для вас пирог один остался...

Довольные новой сделкой, собаки ринулись в гостиную за пирогом. Мы же опять сели за стол. Блюдо, приготовленное ЖЛ, издавало дивный запах, отсылая нас в какую-то дальнюю страну, где кокосовое молоко, бадьян и корица являются такими же банальными продуктами, как перец, соль и подсолнечное масло в средней полосе России. Потом мы как-то незаметно перешли к сыру, за ним – к десерту, закончив, наконец, наш кулинарный разгул крепким кофе с шоколадом.
А потом мы все расселись у камина и стали разговаривать на разные темы. Я достала собакам по кости, чтобы им было приятнее проводить вечер в нашем обществе.

- Чарли, а знаешь... – вдруг начала Брыся.

Поскольку она жевала кость, то речь получалась не очень внятной.

– Знаешь, у меня никогда не было друга. Вот друг – это кто?

- Друг... – задумался Чарли, - это когда все пополам. Это так мама сказала.

- А-а-а... – протянула Брыся, - а что – пополам-то? Если ежа нельзя? Может, печенье?

- Ну да, - кивнул Чарли, - можно и печенье. Но, по-моему, она все-таки про что-то другое говорила.

- Может, про мышь?

- Про мышь?

- Ну, если я мышь, например, поймаю, то мы ее тоже пополам поделим?

- Брыся! – укоризненно сказал Чарли. – Тебе же мама объяснила, что живое пополам не делится!. Я, правда, не понял, почему, но раз сказали «нет», значит, «нет»!

- А если я ее уже мертвую поймаю! – возмутилась Брыся. – Тогда и поделим!

- Тогда, не поймаю, а найду, - ответил Чарли, - но ты сначала найди, а там посмотрим.

- А что еще про дружбу ты знаешь? – продолжила Брыся.

Чарли пожал плечами:

- Ну, мама еще рассказывала, что за друга нужно и в огонь, и в воду. Я, правда, не совсем про огонь понял, но про воду – это всегда пожалуйста. В воду я даже и без друга полезу!

- А-а-а, - протянула Брыся, - а зачем в огонь-то?

- Не знаю, - ответил Чарли и помотал головой, - мама не объяснила!

- Да... Интересно... – задумалась Брыся.

- Наверное, - продолжил Чарли, - если будет пожар, и друг будет в огне, то надо его спасти. Или если он в воде будет тонуть.

- А вот если кошка будет тонуть, мы тоже ее спасем? – спросила Брыся.

- Конечно!

- Но она ведь нам не друг?

- Ну и что?

- Как это – что? Спасать же нужно только друзей?

- Брыся! Ты что-то неправильно поняла! Спасать надо всех.

- А-а-а.... Но при чем тут огонь и вода тогда? Ну, если за другом – в огонь и в воду?

- А я и сам не понял! Мне про «все пополам» гораздо больше нравится!

- Мне тоже...

Тем временем, болтая о разном и распевая песни, мы тоже углублялись в ночь. Я постелила нашим гостям в комнате для гостей, а собак мы отправили спать в гостиную. Судя по доносившимся оттуда звукам, Брыся попыталась спихнуть Чарли с его подстилки и устроиться в его уютной ямке, посередине. Когда ей это почти удалось, Чарли, наконец, возмутился и, взяв ее за ухо, потащил по направлению к ее клетке. Тогда, видимо, сообразив, что с помощью пиратских методов подстилкой завладеть ей не удастся, Брыся промычала, что она согласна спать на самом краешке самого дальнего уголка его огромной подстилки «только-оставь-в-покое-мое-ухо», и, наконец, в доме наступила долгожданная тишина.

Засыпая, я думала о чудесном подарке, который мне оставила Юджи. Мой ангел-хранитель.

[ODETTA]

Ren, Так уютно...

[Ren]

Редкий лучик солнца в Пикардии. Мы обедаем в доме, а Брыся наблюдает за едой с террасы. Солнце же! Нельзя же пропустить! И сыра хочется... Разрывается, бедная...

[Volga]

Ира, спасибо за доставленное удовольствие от чтения. А вот это нужно издать в книге афоризмов для собак:

охота за своим хвостом должна очень повышать самооценку: если поймал, значит, очень ловко ловил, а если нет – то очень ловко убегал.

И вообще, когда издашь про Брысю - я на очереди на книгу для моей крестницы, которая по-русски уже почти не читает, но очень любит животных. А картинки там будут?

[Ren]

Volga,

Как только, так сразу . Если издадут . У меня план - дописать до Нового Года. И потом - как сложится. Если издадут в России, буду искать переводчика

Картинки - должны быть. Хочу найти художника, который умеет спаниелей рисовать.

[marusik]

Ren, и я, и я в очереди на книгу!!

[ODETTA]

Брысе

[Ren]

Нашла фото старое, c Юджи. Мне 22 года...

[Konfeta]

Ren. прочитала последние главы. Спасибо большое , еще раз раз,за трогательные и забавные повествования и за фотографии тоже

[Ren]

Konfeta,

[Ren]

XX.
Пришла весна. Мягко, по-французски, она постучалась в наш отсыревший за зиму дом и наполнила его ярким солнечным светом. Весеннее солнце щедро делилось с нами теплом, дни становились все длиннее и длиннее. Выходя из трудной зимы, мы наслаждались спокойствием уже по-летнему светлых вечеров и часто ужинали на террасе.

От наступившего тепла и весеннего солнца Брыся совсем сошла с ума и теперь, целыми днями, скакала козленком по газону, где, сквозь оттаявшую землю пробивались первые кроты и крокусы. Она орала во все горло веселые песни собственного сочинения. Энди и Робин приходили к нам каждый день и бурно обсуждали на террасе свежие новости, которых вдруг оказалось почему-то гораздо больше, чем зимой. Йорк рассказывал о свадьбах в мэрии, а Энди – про то, как разное лесное зверье подходит все чаще и чаще к домам в поисках еды. Чарли тоже часто приезжал к нам, и однажды, к великой радости Брыси, нам даже оставили его на выходные.

Я записала Брысю на вторую выставку, и мы возобновили наши занятия. Теперь Брыся училась стоять на столе и показывать зубы незнакомым людям. «С лапами и хвостом договориться гораздо проще, чем с головой» - утверждала она. Незнакомых людей, которые согласились бы заглянуть Брысе в рот, было немного, поэтому их, в основном, играли знакомые. Брыся старалась стоять смирно, но ей это удавалось довольно редко: она не доверяла даже очень хорошо знакомым людям и пыталась сбежать со стола.

Мы продолжали тренироваться и на улице, по-прежнему избегая злосчастного добермана и других «зазаборных». Я понимала, что они по-своему несчастны, что их жизнь – скучна и неинтересна, и что их единственное развлечение – это облаивать таких, как Брыся. Мне было их по-настоящему жалко: я знала, что любой человек тоже может стать однажды таким вот «зазаборным», но собаки, в отличие от людей, не могут выйти из этого положения по собственной воле...

Ирина давала мне все новые и новые советы по стрижке и хэндлингу. Узнав, что в июне состоится Чемпионат Франции, она посоветовала мне на него записаться, и, через несколько дней, она перезвонила и сказала, что тоже хочет приехать и выставить одного из своих лучших кобелей. Я обрадовалась – лучше, чем Ирина, подготовить и выставить Брысю никто бы не смог. Тем более, что она была уже знакома с судьей по прошлым европейским выставкам – это был пожилой венгр, что наполняло нас обеих нежностью к бывшему коллеге по соцлагерю. Общее прошлое, общая судьба.

Не откладывая, мы начали подготовку документов: французское посольство могло придраться к любой мелочи, к каждой запятой, поэтому было исключительно важно, чтобы документы на выезд были подготовлены без малейшей ошибки или неясности.

Я тут же поспешила сообщить Брысе, что вторая ее выставка будет не просто выставкой, а подотовкой к Чемпионату Франции, что еще больше повысило брысин статус в глазах ее друзей. Сама же Брыся прониклась важностью ситуации и теперь отрабатывала с Энди прием под названием «неподвижная стойка». Я часто наблюдала из окна, как Брыся неподвижно стояла на террасе, а йорк, под строгим наблюдением Энди, не без удовольствия ел из ее миски или отрывал уши ее очередной игрушке. Брысина задача заключалась в том, чтобы переносить любые удары судьбы с невозмутимым видом, подобно настоящей выставочной собаке. Иногда ей это удавалось, иногда – нет, но чаще всего она возмущенно орала, с разными вариациями: «Сейчас-же-выплюнь-то-что-взял-в-миске-обратно!» или «Оставь-ослика-это-моя-любимая-игрушка!».

Ответственная Брыся тренировалась каждый день – ее друзья не давали ей расслабиться. Наши, впрочем, тоже. Узнав, что Брыся поедет в июне на Чемпионат Франции, они предлагали всяческую помощь и поддержку. Количество добровольцев заглянуть ей в зубы росло с каждым днем. Брыся проводила домашние кастинги, выбирая тех, кому она хотела бы показать свои зубы. Критерии выбора были мне неизвестны. Я же обсуждала предстоящий Чемпионат дома, на работе и с друзьями почти каждый день. Коллеги сдержанно хмыкали, а родные и близкие стали вскоре иронично намекать, что меня, кроме Брыси и Чемпионата, больше ничего в жизни не интересует. Впрочем, так оно и было. Я полностью ушла на собчьи форумы, где почти двадцать четыре часа в сутки подобные мне рассуждали о том, чем отличается результаты тримминга «коат кингом» от «фурминатором», какой кондиционер лучше подходит для шерсти и как сделать пятку кокера кошачьей.

Наконец, день второй выставки настал. Я постригла и причесала успевшую обрасти Брысю, и она была довольна, любуясь на себя в зеркало. Хохол отрасти так и не успел, и она теперь чрезвычайно гордилась своей гладкой головой, с ушами, похожими на капельки. Купленные в Бельгии специальные шампуни, ополаскиватели, спреи и прочие модные парикмахерские средства для собак придавали нам обеим уверенности в себе.

Судья – француженка лет шестидесяти - была нам незнакома. Подойдя поближе к рингу, мы увидели Шарлотку и Канелль, а также еще пару незнакомых сук-юниорок. К моему удивлению, Брыся, хоть и не приближаясь, поздоровалась со всеми первой и тут же потащила меня в проход тренироваться.

Мы так долго бегали по узкому проходу между рингами, что мне показалось, что Брыся вошла в состояние транса. Она молчала, не откликаясь на мои реплики, а взгляд ее шоколадных глаз был направлен куда-то внутрь: окружающие ее больше не интересовали. Казалось, что она может так бегать, без устали, весь день. Ее ноги летали как поршни какой-то диковинного японского робота, на которого хитроумные разработчики натянули отлично сшитый меховой чехол. Словом, Брыся производила такое неизгладимое впечатление, что я уже стала беспокоиться, все ли с ней в порядке. Я решила отвести ее в парк, что был рядом с выставочным комплексом: там можно было посидеть на травке, успокоиться, попить воды и съесть захваченную нами из дома пачку отличного печенья.

Брыся нехотя согласилась, и мы, двинулись было к выходу, как в наш проход вылетел маленький джек-рассел. Щелкая зубами и визжа на одной ноте, он ринулся прямо на Брысю. Инстинктивно, я подхватила ее на руки. Не сообразив, что он промахнулся, джек вцепился мне прямо в щиколотку. От боли я неожиданности я заорала, но вырвать щиколотку из его зубов у меня не была возможности: пришлось бы спустить Брысю на пол. Брыся же извивалась в моих руках и визжала «Отстань от мамы! Сейчас спущусь и уши все оторву!». Это совершенно не действовало, более того, не получив желаемого, джек продолжал сжимать челюсти на моей ноге, сдержанно рыча.

Я попыталась отбиться от него другой ногой, но он, возбужденный атмосферой выставки, совсем уже больше не соображал, что делает. На мой крик «Заберите собаку! Чья собака?!» прибежал его хозяин и, жестко выкрутив ухо псу, смог, наконец, оторвать его от моей ноги. На брючине, через следы слюней, проступила кровь, и я осознала, что меня впервые в жизни по-настоящему покусала собака.

- Тварь! – сквозь зубы сказал хозяин и пнул джека ногой.

Тот жалобно заскулил и прижался к бетонному полу, пытаясь стать как можно более плоским и незаметным.

[Ren]

- Теперь мне денег платить! – добавил хозяин и, для острастки, дал джеку затрещину. – Мадам сейчас полицию позовет! Тварь! Ну, дома ты у меня получишь!

Маленькая голова джека игрушечно мотнулась в сторону, но он только плотнее прильнул к полу. Хозяин - атлетического телосложения мужчина - замахнулся еще раз на своего пса ногой, но передумал и посмотрел на меня. Ненависть, плескавшаяся жидким дегтем на дне его карих, когда-то красивых, глаз, рассказала мне о нем больше, чем любой сеанс психотерапии. Он ненавидел всех, включая себя, и, как и его собака, он совершенно не соображал, что делал.

Брыся прижалась ко мне всем телом и начала дрожать крупной дрожью. Спускать ее на пол я побоялась. Люди вокруг молчали, никто не вмешивался. Меня это не удивило – во Франции вообще редко вмешиваются в ваши дела. Невмешательство – это норма. Таковы правила.
Я приподняла брючину и изучила раны: их было четыре или пять, круглых кровоточащих дырочек.

- Ублюдок! – подытожил мужчина, пнул все-таки свою собаку и взял ее на поводок.

- Извините, мадам, - наконец обратился он ко мне, - эта псина совсем охренела. Он рабочий пес, охотник, но агрессивный – просто жуть. На поводке – нормально, но если сорвется – просто зверь. Вы как? Нормально?

- Нормально. – ответила я. – Дайте мне, пожалуйста, Ваш адрес и телефон.

- Конечно, конечно, - засуетился тот, - мало ли что... инфекция какая...

- Зачем тебе его адрес, мама? – заволновалась Брыся. – Он же его совсем убьет!

- Не волнуйся, - ответила я, - так надо.

Мужчина вынул визитную карточку, на которой, под его именем, было крупно написано «Директор». Название фирмы мне ни о чем не говорило.

- Спасибо. – сказала я, сунув визитку в карман брюк. – Вы его не наказывайте. Он ни в чем не виноват, я сама его спровоцировала.

- Да? – озадаченно спросил мужчина и улыбнулся широкой мальчишеской улыбкой. – Сами? Вот и ладненько!

Он изрядно повеселел, и мне показалось, что в его глазах закрутились, как счетчики, значки сэкономленных евро. Он кивнул мне и потащил на поводке своего пса к выходу. Тот упирался всеми четырьмя лапами, но хозяин бесцеремонно тащил его за собой, как ребенок игрушку. По всей видимости, выставка для джека на этом закончилась.

Я спустила Брысю на пол. Она обнюхала мою ногу и попыталась зализать ранки, оставленные острыми, как перочинный нож, зубами джека. Я остановила ее жестом – любое прикосновение, пусть даже собачьего языка, было болезненно. Мы переглянулись.

- Больно? – спросила Брыся. – Может, все-таки...

- Спасибо, не надо, - ответила я, - я как-нибудь сама.

- А мы пойдем на ринг? – озабоченно спросила она. – Это я просто так интересуюсь.

- Пойдем, наверное. - неуверенно ответила я. – Ты как?

- Я-то нормально. – ответила она и покрутила головой, проверяя свои способности видеть, слышать и ощущать. – А ты?

- Ну как... – сказала я и неопределенно махнула рукой. – Неприятно,
конечно, но не смертельно.

- Эх, жалко ты меня не спустила! – воскликнула Брыся. – Я ему наваляла бы горячих, как меня Энди учил! Полетели бы клочки!...

- ... по закоулочкам. – закончила я и погладила ее по растрепавшимся ушам. – Нет, Брыся, это даже не обсуждается. Драться ты не будешь. Так что, уезжаем или все-таки пробежимся по рингу?

- Не знаю... – протянула Брыся. – Никакого настроения уже нет . Расхотелось.

- А как же Чемпионат? - спросила я.

Брыся пожала плечами:

- Как-нибудь! Не хочу выступать сегодня.

- Нет уж, - сказала я решительно, - если уж мы приехали, надо выступить. С любым результатом.

Она задумчиво поскребла за ухом и кивнула:

- Ладно, только если я никакого места не займу, ты меня не ругай.

- Брыся, - возмутилась я, - а разве я тебя когда-нибудь ругаю? По-настоящему?...

Мы вернулись к нашему рингу, где все уже были оповещены об инциденте. Окружающие рассматривали нас с любопытством, задерживая взгляд на моей пятнистой и пожеванной брючине. Кто-то предложил вызвать к рингу дежурного врача, но я отказалась. Мы с Брысей тихонько сели на пол, в углу, и стали ждать нашей очереди. Праздничное настроение было безнадежно испорчено, и я подумывала о том, не уехать ли нам совсем. Впрочем, за руль мне садиться тоже не хотелось – слишком сильно колотилось средце.

Наконец, нас вызвали на ринг. На этот раз собак было пятеро, и все, как на подбор. Брыся больше не плясала на поводке, а стояла с отсутствующим видом и рассеянно смотрела по сторонам. Наступила наша очередь. Прихрамывая и морщась, я пробежала положенные метры. Брыся же рысила рядом, но без задора, как-будто ей было все равно. Потом я поставила ее на стол – она беспрекословно дала судье себя пощупать и заглянуть в рот. Вид у нее был совершенно безучастный.

Изучив всех собак, судья распределила места. К моему удивлению, мы были третьими, а впереди нас оказались... Шарлотка и Канелль. Мы переглянулись с их хозяевами и расхохотались. Вторая выставка, и опять мы, все вместе, стоим на призовых местах, пусть в другом порядке. Судья поздравил нас, выдал нам описание и мы пошли к машине.

Стоянка была довольно далеко, и Брыся старалась не тянуть поводок: я шла, все еще хромая. Мы обсуждали результаты выставки. Брыся расстроилась:

- Теперь вообще третье... Может, не поедем на Чемпионат? – сказала она, семеня рядом с моей покусанной ногой.

- Брыся, - ответила я, - в жизни так бывает, что иногда обстоятельства оказываются сильнее нас. То, что ты сегодня заняла третье место, говорит о том, что даже в состоянии глубокого потрясения и полной демотивации ты способна выигрывать. Так что, на Чемпионат мы, безусловно, поедем. А я постараюсь сделать так, чтобы никаких обстоятельств, которые бы были сильнее нас, рядом с нами больше не было.

Брыся подозрительно посмотрела на меня:

- А почему ты так веришь, что я смогу победить?

- Потому что у тебя все этого есть. – ответила я. – И если ты в это веришь, то обязательно победишь. Представляешь, я бы тебе сказала сегодня: «Какая же ты молодец – третье место заняла! А я-то думала, что ты вообще ни на что не способна!». Ты бы тогда захотела участвовать?

- Нет. – замотала головой Брыся. – Зачем? Если не способна победить? Я бы лучше поиграла с йорком в прятки.

- Вот я тебе и говорю: если ты не смогла бы победить, то я бы предпочла сходить с тобой в лес или съездить на море. Понимаешь?

- Понимаю! – кивнула Брыся. – Значит, Чемпионат?

- Чемпионат! – кивнула я.

Через час мы были дома, где мне удалось наконец промыть раны, наложить пластырь и выстирать брюки, чтобы уничтожить свидетельства нападения и пережитого нами обеими шока. Потом, устроившись с чашкой горячего шоколада на диване, я долго изучала визитку, которую дал мне хозяин джека. ЖЛ не был с ним знаком, но пообещал навести справки. Мне было любопытно: что же такого случилось в жизни этого человека, что даже его собака впитала, как губка, часть переполнявшей его ненависти?

Будучи глубоко убежденной в том, что агрессивных собак у счастливых людей не бывает, я еще долго думала о хозяине джека, который, в этот самый момент, возможно наказывал кого-то более слабого, чем он сам.

[Бриташка]

Ren, безумно интересно. А это реальная история?

[Ren]

А это реальная история?

Почти . Было все, кроме покусанной ноги.

[Бриташка]

Ну и хорошо.
Я так поняла, что хозяин джека еще появиться? Иначе к чему бы наводить о нем справки? Вы прямо заинтриговали...

[Ren]

Я так поняла, что хозяин джека еще появиться? Иначе к чему бы наводить о нем справки? Вы прямо заинтриговали...

Конечно Это просто очередная глава

[Ren]

XXI.

Происшествие на выставке оставило гораздо более глубокие следы в брысиной психике, чем я могла подумать. Она теперь часто спрашивала меня о том, почему люди бьют собак. На мой встречный вопрос – почему собаки кусают людей – она ответить не могла, а лишь уклончиво отвечала, что это нельзя сравнивать.

- Почему, Брыся? – спрашивала я. – Человек может убить собаку, но и собака может загрызть человека. Вон, смотри, газеты прямо кишат статьями, что опять собака загрызла ребенка.

- Кишат! – соглашалась Брыся. – Это просто ужас какой-то! Но все равно нельзя сравнивать!

Дальше этого разговор у нас не двигался, пока, как-то раз, она не развила свою мысль:

- Вот, если, например, человек убьет собаку, то что с ним сделают?

- Ну... – замялась я. – Если докажут, что убил жестоко, то посадят в тюрьму на пару месяцев и наложат штраф. Если просто он ее усыпит, то ничего не будет.

- А если собака укусит ребенка?

- Ну... чаще всего... – опять замялась я. – Усыпят на месте.

- Ну и чего тут непонятного? – воскликнула Брыся. – Собаку усыпят в любом случае, а человека никто никогда не усыпит, даже если он собаку бросит в колодец умирать, утопит или замучает. Мне Энди таких ужасов нарассказывал! Я три ночи не спала! Вон, та же крыса! Вы, люди, ей бы вынесли совсем другой приговор, разве не так?

- Так. – грустно согласилась я. – И что теперь делать?

- Да ничего, - грустно вздохнула Брыся, - джека только жалко. И тебя жалко. Всех жалко. – закончила она, подняв на меня свой, полный скорби, взгляд.

- Как думаешь, может, позвонить? – спросила я, доставая визитку из сумки. – А то он там, наверное, преживает. Хуже неизвестности ничего же нет...

- Позвони! – закивала Брыся. – Посмотрим, что хозяин скажет...

Я достала телефон и набрала номер, написанный красивыми цифрами на визитной карточке, отпечатанной на дорогой бумаге с золотым срезом. Раздались гудки. Потом включился автоответчик, и знакомый голос уверенно произнес: «Вы набрали номер Поля Леруа, пожалуйста, оставьте ваше сообщение».

Я, не раздумывая, быстро проговорила: «Это говорит мадам, которую покусала на выставке Ваша собака. Я бы хотела с вами поговорить. Перезвоните мне, пожалуйста». Положив трубку, я вздохнула и посмотрела на Брысю.

- Как думаешь, перезвонит? – спросила она.

- Думаю, что да. – ответила я. – Чаще всего такие люди звонят, они не хотят неприятностей... Директор, все-таки. – добавила я и показала Брысе визитку, которую она тут же попыталась попробовать на зуб.

Я уже спрашивала ЖЛ, не знает ли ему этого человека. Название фирмы показалось ему знакомым, но ее директора он вспомнить не мог, несмотря на все мои старания в области художественного описания мужской внешности. Он пообещал мне порыться в досье предприятий региона на работе. На следующий день он позвонил мне и сказал:

- Твой Леруа – директор компании, не крупной, но и не мелкой. Двести пятьдесят человек. Производит водопроводные краны, продает предприятиям и в крупные магазины. Я позвонил агенту, который ведет его счет в нашем банке, он сказал, что Леруа пьет, и что два месяца назад от него, забрав детей, ушла жена, и что недавно звонил его финанасовый директор и предупредил, что руководитель компании ею больше не руководит. Копнуть поглубже или не стоит?

- Не стоит, спасибо. Мне этого достаточно...

Мое воображение сразу нарисовало мне эту семью: еще молодую женщину, которая больше не могла переность присутупы ярости своего когда-то горячо любимого супруга, ее детей, возможно, свидетелей тяжелых сцен, мужчину, который проводил свой досуг с бутылкой рома... Все это было мне знакомо. Главное, чтобы там не было поведенческой патологии.

Поль Леруа перезвонил мне через два дня. Подчеркнув, что в данный момент он чрезвычайно занят, и у него нет даже двух свободных минут на общение со мной, он коротко осведомился о том, что, собственно, заставило меня позвонить. Я ответила, что хотела бы поговорить о нашем общем происшествии. Его ответ прозвучал преувеличенно агрессивно. Впрочем, я к этому была готова.

По всей видимости, он все же не ожидал моего звонка, но, получив мое сообщение, постарался подготовиться к этому разговору. Для начала он заявил, что нашел свидетелей, готовых подтвердить, что я сама спровоцировала его собаку. Затем он добавил, что если подам на него в суд, то он все равно выиграет дело, потому что его лучший друг – известный адвокат. «В любом случае, - добавил он, - от этого придурка я скоро избавлюсь, так что прецедент исчезнет сам по себе». «Этим придурком», как я поняла, был не известный адвокат, а маленький джек-рассел, которого судьба забросила в руки Поля Леруа.

Эта информация, словно ушат грязной воды, была вылита на меня без малейшей паузы, без тени сожаления и сомнения в собственной правоте. Я поняла, что Брыся где-то была права: суд над собакой совершить гораздо проще и быстрее, чем суд над ее хозяином. Вопрос был в том, что это никак не решило бы проблему Поля Леруа.

Леруа был вправе усыпить джека, тем более, у него для этого был абсолютно одобряемый обществом мотив: кусачие собаки должны уничтожаться... Для меня вопрос состоял в другом: моя интуиция подсказывала, что джек был не первой его собакой, и что вскоре Поль Леруа заведет себе следующего четвероного друга. Дальше думать мне не хотелось, и я, набрав воздуха в легкие и сама от себя не ожидая, сказала:

- Мсье Леруа, слушайте меня внимательно. То, что Вы говорите – это полный бред. Если я захочу, Вы все равно попадете под суд и заплатите штраф, даже если докажете, что я провоцировала Вашу собаку. Закон, в любом случае, на моей стороне.

Он попытался что-то вставить, но я его оборвала:

- Я Вам предлагаю сделку. Мне совершенно очевидно, что Вам нужна помощь. Я – психолог. Вы приходите ко мне на консультацию, я не подаю на Вас в суд. Вы согласны?

В трубке наступила тишина. Она длилась так долго, что я, не выдержав паузы, спросила в пустоту:

- Алло?

- Да, я Вас слушаю. – сказал Поль Леруа и опять замолчал.

- Нет, это я Вас теперь слушаю. – ответила я резко. – Вы согласны или нет?

- Знаете, Мадам, - сказал он раздраженным голосом, - мне очень хочется Вас послать к черту...

- Но Вы этого не сделаете, - продолжила я ему в тон, - потому что... ну же, продолжайте!

- Потому что у меня собственное предприятие, достаточно известное. И мне не хочется, чтобы мои партнеры и подчиненные знали, что меня кто-то валяет в грязи на суде.

- Ну, это Вы хватили, - рассмеялась я, - скорее, десять минут позора и штраф в две-три тысячи евро, зато всплывут некоторые подробности из Вашей жизни, а рядом со зданием любого регионального суда всегда пасутся журналисты. Ладно, шутки в сторону. Я Вам предлагаю серьезно поговорить о Ваших проблемах. Не хотите – не надо. Встретимся в суде.

- Ладно, черт с Вами! – раздался в трубке раздраженный голос моего собеседника. – Во сколько и где?

- В пятницу, в три часа. Приезжайте в Компьень, встретимся в кафе на Центральной площади.

- Ладно. – буркнул он и, не попрощавшись, повесил трубку.

Я посмотрела на Брысю.

- Ну и ха-а-а-ам! – восхищенно протянула она. – Но ты его здорово уделала, я тобой горжусь!

Мне в лицо хлынула кровь. Я только сейчас сообразила, как далеко я зашла. А если он придет не один? Кто знает, что ему придет в голову.

- Не бойся, я с тобой пойду. - сказала Брыся, словно прочитав мои мысли. – Пусть только попробует! Я ему ухо откушу!

- Нет уж, Брыся, - ответила я, - ты со мной не пойдешь. Я буду отвлекаться на тебя, потому что, даже сидя под столом, ты не сможешь молчать, а будешь задавать разные вопросы. У меня тогда будет совсем дурацкий вид. Я так уже, наверное, кажусь ему полоумной...

Вскоре с работы пришел ЖЛ, и я пересказала ему наш разговор с Полем Леруа. Он покачал головой:

- Зачем тебе все это надо? Послушай, во Франции ежедневно усыпляют, наверное, сотню-другую собак. И несколько десятков людей гибнет на дорогах. И то, и другое – неизбежно. С этим надо смириться. Такое у нас общество.

- Ты не понимаешь, - тихо сказала я, - у Леруа психологические проблемы. И джек – не единственный, кто от этого страдает. Как я предполагаю.

- Делай как знаешь, - сказал ЖЛ, - но не рассчитывай на то, что ты сможешь переделать мир.

«А если не я, то кто?» - мысленно ответила я. Брыся была права – собака не имела права кусать человека, но человек имел право убить собаку, единолично вынося ей приговор, в отсутствие свидетелей, и часто следуя лишь собственным представлениям о справедливости.

Я вспомнила историю испанских гальго, прекрасных длинногих гончих, изящных статуэток, которых беспощадная национальная традиция приговаривала к повешенью после завершения второго охотничьего сезона в их жизни. Я вспомнила пару полицейских, ворвавшихся в ветеринарную клинику, где мы с Брысей как-то однажды ожидали приема: они просили у врача снотворных таблеток для временного усыпления двадцати шести собак, которых им удалось отбить у нелюдей, державших их в запертом кэмпинг-каре. Я вспомнила попрошайку-нищего со щенками, меняющимися каждые три месяца, на площади Мадлэн, прямо напротив моей работы.

Эти реминисценции как-будто заставляли меня смотреть прямо на солнце: мой внутренний взор не мог вынести яркости этих образов и ужаса этого мира, в котором собачья жизнь, словно разменная монета, обслуживала наше больное человеческое эго, которое почему-то считает себя то ли венцом природы, то ли ее творцом...

[Ren]

Разговор по душам.

[Бриташка]

Я вспомнила попрошайку-нищего со щенками, меняющимися каждые три месяца, на площади Мадлэн, прямо напротив моей работы.

Дааааа. А я-то всегда им подавала - разумеется, не ради них самих, а ради щенков, думая, что, может, хотя бы часть моих денег достанется этим щенкам в виде еды...

Вообще, Рен, замечательно. Мне последние главы очень, очень понравились.

Еще очень нравится, что вы перешли к - как это называется? - повествовательному стилю. Честно говоря, одни сплошные диалоги читать немного утомительно... Но это, конечно, мои личные предпочтения.

А вообще очень хорошо.

[Ren]

Бриташка, спасибо

[Ren]

XXII.
С Полем Леруа мы встретились в кафе на центральной площади, под стенами украшенной скульптурами мэрии. Я пришла чуть раньше и заняла место в углу, лицом к улице. Официант принес мне кофе.

Поль появился минута в минуту. Одетый в строгий темно-серый костюм, белую рубашку и модный галстук, он неожиданно грузно сел, почти упал, на стул рядом со мной. И хотя на его лице сияла привлекательная мальчишеская улыбка, глаза выдавали мятежное состояние его души. Безусловно, он не был доволен нашей встречей.

- Кофе? – спросила я.

Он кивнул в ответ и выжидающе уставился на меня.

- Поль, - сказала я, - перед тем, как мы начнем разговаривать о Ваших проблемах, я хотела бы до Вас донести довольно простую мысль...

Я сделала паузу, заставив его включиться в диалог.

- Какую? – спросил он.

- Я Вам не враг. – сказала я спокойно.

- Но и не друг. – заметил он как-то обиженно, по-детски. – Вы мне судом пригрозили, я помню.

- А иначе Вас невозможно было бы заставить поговорить со мной, не так ли?Благодарите лучше свою собаку. Если бы он укусил не меня, а полицейского, вы были бы уже в суде. Кстати, как он?

- Нормально. - буркнул Поль. – Пока нормально. Не знаю, что с ним делать. Упрямый, скотина.

- Ну, вряд ли упрямее Вас. - улыбнулась я. – Как его зовут хоть?

- Роджер.

- Хорошее имя, пиратское... Впрочем, мы будем говорить не о нем, а о Вас. Учитывая то, что от Вас ушла жена, Вы пьете и совсем не занимаетесь Вашей компанией, я думаю, что собака – это не самый интересный для Вас объект разговора.

Поль поперхнулся кофе. Я услужливо подала ему салфетку. Откашлявшись, он с сомнением посмотрел на меня:

- Вы что – ясновидящая?

- Я?! Да нет, что Вы... Просто у меня есть источники информации, позволяющие узнавать нужные сведения быстро и совершенно конфиденциально. – рассмеялась я. – Ну что, расскажете все сами, или будем дальше угадывать?

- А что, Вы еще что-то можете угадать? – озабоченно спросил он.

- Многое! – уверенно ответила я. – Например, что Вы, скорее всего, купили собаку в подарок жене, а она, уйдя от Вас, отказалась от нее. Так?

Он уставился на меня, как на пришельца с другой планеты:

- А это Вы откуда взяли?

- Во Франции, согласно традиции, щенок – это чаще всего подарок жене на день рождения или Рождество. А по другой традиции, тот, кто уходит из семьи, собаку с собой почему-то не берет. Ну как? Подходит под Ваш случай?

- Лучше бы она его забрала... – вдруг неожиданно грустно сказал он. – Я когда на него смотрю, то вижу, как Натали собирает чемоданы...

- А почему она ушла? – спросила я. – Что случилось? У Вас же дети есть, кажется?

- Есть... – протянул он. – Но это ее не остановило.

- Так почему она ушла? – продолжала настаивать я.

Он посмотрел куда-то в угол, пряча от меня глаза.

- Знаете, в семьях всякое бывает. Поспорили, поссорились...

- И что?

- Ну... – сказал он и покраснел. – Ссорились мы часто. Однажды я ее ударил. А потом это повторилось. Потом еще раз. А потом она ушла. Только почему я Вам это только все рассказываю, ума не приложу.

- Потому что это очень важно. – ответила я. - Спасибо, что поделились.
Представляю, как Вам было трудно это рассказать.

Он кивнул, но промолчал.

- И что Вы собираетесь делать? – спросила я.

- А что тут сделаешь? Мне больше и жить-то незачем. Впрочем, я и не живу. Так, существую...

Он опять замолчал.

- Поль, у меня есть вопрос. Можно? – спросила я.

Он кивнул.

- Почему Вы не можете сдержаться, чтобы не ударить, не оскорбить?

Он пожал плечами и горько усмехнулся:

- Во мне поднимается такая волна ненависти, что я бью. Вы же сами видели.

- Послушайте, Поль, - сказала я быстро, - все рано или поздно впадают в состояние гнева. Однако, люди, которые поднимают руку на тех, кто слабее, чаще всего сами подвергались физическому и моральному насилию в детстве. Я думаю, что Вы бьете только потому, что били Вас, и Ваше окружение будет всю жизнь платить за то, что кто-то однажды сделал Вам больно. Скажите... но кто же Вас так сильно обидел, что Вы до сих пор отвечаете ему?

Поль посмотрел в небо.

- Ты никогда ничего в жизни не достигнешь... Нормальная девушка не выйдет за тебя замуж... Лучше тебе не иметь детей...

Слова, как капли воды, еле слышно падали с его губ. Он обращался к кому-то далекому, чью лицо было видно только ему, в его воспоминаниях.

- Отец? Мать? – спросила я.

- Ни тот, ни другой. – ответил он и вернулся обратно на землю, наконец посмотрев мне в глаза. – Автокатастрофа. Детский дом. Приемная семья...

- Мне очень жаль. – сказала я и накрыла его руку ладонью. – Мне, правда, очень жаль.

Мы оба долго молчали. Наконец, его глаза постепенно смягчились. От бури ненависти там осталось только тихое отчаяние.

- Я дам Вам адрес очень хорошего психотерапевта, Поль. – сказала я, достав из сумки карандаш и блокнот. – Он Вам поможет.

- А Вы? – спросил он.

- Нет, - покачала я головой, - я не смогу. Я бы очень хотела, но не смогу. По разным причинам. Единственное, что я могу для Вас сделать, это пристроить Роджера к охотникам, на время, пока Вы будете разбираться со своими проблемами.

Он кивнул:

- Неплохая идея. Я и сам уже начал подыскивать ему новых хозяев. Но кому он, такой, нужен?

- Охотники возьмут его с радостью. Позвонить?

- Позвоните, - кивнул он, - я думаю, так будет лучше для всех.

Мы допили давно остывший кофе. Поль немного оживился и даже улыбнулся, прощаясь. Листочек с адресом психотерапевта он бережно сложил в портмоне.

- Я позвоню Вам завтра, насчет охотников. – сказала я, прощаясь. – Если они не согласятся приехать, то я сама заберу Роджера и отвезу к ним. Идет?

- Идет. – кивнул он. – Ну, я пошел? До завтра?

- До завтра...

Он быстро пошел прочь, через площадь, и скрылся в какой-то подворотне. Я сказала правду: я не могла стать его психотерапевтом, потому что в моей памяти еще жил взгляд маленького джека, в недолгом существовании которого было пока лишь это бессмысленное зло, передаваемое по цепочке от человека человеку, претендующих, в отличие от животных, на звание «разумных».

Я позвонила ЖЛ и попросила дать мне телефон знакомых охотников. Они жили в Провансе, в горах, где они охотились, в основном, на кабанов. Хозяйка дома, Валери, держала маленький отель, а ее муж и деверь пропадали целыми днями на охоте или на ферме, где производился дивный козий сыр. Помимо двух сотен коз, у них была лошадь, корова, куры и большая псарня: примерно двадцать собак, все породистые, охотничьи: гончие по крови, джеки-расселы и таксы.

ЖЛ познакомился с этой семьей давно, лет пятнадцать назад, и, с тех пор, часто останавливался в их отеле во время своих мото-экскапад с друзьями. Жан, муж хозяйки, рассказывал в гостиной, за ужином, уморительные истории про повадки лесных животных и другие охотничьи байки. Родом он был из Марселя, поэтому догадаться, выдумывал он или говорил правду, было практически невозможно.
Несколько месяцев назад, на обратном пути из Греции, мы останавливались у них на ночлег. Я пошла поздороваться с собаками и заметила две новые пятнистые головы, подпрыгивающие за невысоким забором псарни. Это были джеки-расселы, взрослые кобели.

- Где взял? – спросила я Жана.

- Отдали. - ответил Жан, перегнулся через забор, подхватил обоих собак и зажал их подмышками.– Оба из ваших краев. Парижане! Смотри, какие классные!
Собаки, действительно, были хороши – упитанные, с гладкой блестящей шерстью, с белыми здоровыми зубами. Они смотрели на меня с одинаковым выражением лиц, поставив уши домиком, словно близнецы.

- Представляешь, их держали в квартире, в Париже. Они там все разнесли – обивки, мебель, двери... Ха! Хотели из джеков сделать салонных собачек, идиоты! Я их на кабана уже брал, так они его чуть не порвали в клочья. Они и на медведя могут! – закончил он, с гордостью глядя на свое недавнее приобретение.

- А остальные? Приняли их? - спросила я.

- А как же! – он хихикнул. – Они попытались было права качать, но их вожак, Норд, быстренько поставил на место. Сначала одного, потом другого. С тех пор, как шелковые... Играют целыми днями, носятся по двору. А если на охоту их не беру – обижаются.

Он поцеловал обоих джеков в носы и поставил обратно, за забор. Они, оголтело лая, помчались к другим собакам, которые, все вместе, рвали в клочьи какую-то тряпку в другом конце вольера. Вцепившись в свободные концы, они стали тянуть тряпку в противоположные стороны. Вид у них был абсолютно счастливый...

Я заплатила за кофе и пошла за машиной, которую я припарковала на площади, у подножия наполеновского дворца. Мои каблуки стучали по мощеной камнями улице, которой было несколько веков. На одном из кафе была криво прилеплена разрисованная неприличными словами афиша очередного розыгрыша «лото-миллион», обещавшая всем играющим неслыханный лот в пятнадцать миллионов евро. «На эти деньги можно построить приют, реабилитационный центр, дом для престарелых собак... – пронеслось в голове. - Надеяться на то, что когда-нибудь обязательные социальные отчисления коснутся нужд животных, глупо».

С ощущением полной безысходности, я зашла в кафе и, будто бросая бутылку с мольбой о помощи тому, кого, вероятнее всего, никогда и не существовало, купила голубой лотерейный билетик.

[Ren]

XXIII.
Едва я открыла дверь, как Брыся выкатилась мне под ноги и заорала во все горло:
- Ну как?!
Видимо, она просидела все это время у двери, ожидая моего возвращения и нервничая в неизвестности.
- Нормально. - ответила я. - Завтра я заберу Роджера и отправлю его к охотникам.
- А ты его сюда принесешь? – заволновалась Брыся. – Вдруг он меня тоже укусит?
- Нет, не принесу, - поспешила ответить я, - я поеду к Леруа с клеткой и сразу отвезу Роджера на вокзал.
- А-а-а... Тогда ладно. - успокоилась она. - А хозяин?
- Он будет разбираться со своими проблемами. - ответила я. – Он, кажется, понял, что это ему необходимо.
Брыся забралась ко мне на руки и устроилась поудобнее.
- А почему он его бил? – спросила она, обнюхивая мои ладони.
- Потому, что его тоже били в детстве. – ответила я. – Он несчастен, потому агрессивен. Понимаешь?
Она задумалась. Потом, совершенно неожиданно, спросила:
- А «зазаборные», получается, тоже несчастные?
- Конечно, - ответила я, - все, кто агрессивен – несчастны.
- Откуда ты знаешь? Может, они, наоборот, счастливые?! Они службу несут, дома охраняют... Хозяева, небось, ими довольны?
- Знаешь, - ответила я, - тот факт, что тобой кто-то доволен, совершенно не означает, что ты - счастлив. Понимаешь?
- Кажется, понимаю. – кивнула Брыся. – Например, если я поймаю мышь и принесу ее домой, то я буду счастлива, но ты будешь недовольна. Но ты будешь довольна, если я не буду ловить мышь. Так?
- Именно. – улыбнулась я. – Кстати, у меня новость. Насчет Чмпионата. К нам Марина едет на подмогу!
- Какая Марина? – озадаченно спросила Брыся.
- Помнишь, ты жила в питомнике? Ну, вот, хозяйка питомника - это Марина.
- А-а-а! Помню вообще, но запах забыла. Вот понюхать бы... Тогда бы сразу точно вспомнила!
- Вот приедет, тогда и понюхаешь! – сказала я. – А пока надо тренироваться...
На следующее утро, захватив старую клетку-переноску, я поехала забирать Роджера. Поль продиктовал мне по телефону адрес и объснил как найти его дом. Это оказалось совсем нетрудно – расположенный прямо в центре соседней деревни, его дом не мог не обратить на себя внимание: большой, ухоженный, как с картинки, с огромным садом, в котором цвели фруктовые деревья. Дорожки были покрыты красивым серебристым гравием, а перед домом было разбито несколько красивых клумб, где вовсю пробивались ранние весенние цветы.
Поль вышел встречать меня к калитке. Он был небрит и взлохмачен, белки его глаз пронизывала сеточка лопнувших сосудов. Одетый в мятую рубашку и рваные, в пятнах, джинсы, он производил впечатление бродяги, случайно попавшего на чужую, богатую, территорию. Контраст с цветущим, аккуратно подстиженным садом был разительным.
- Легко нашли? – спросил он вместо приветствия.
Я сделала рукой неопределенный жест.
- Не обращайте внимания на мой вид, - извиняющимся тоном сказал он, - я всю ночь не спал. Думал.
- И что надумали? – осторожно спросила я.
- Что я пойду к психотерапевту, – сказал он, – Но Роджера не отдам. Я знаю, что я с ним плохо обращаюсь, но я постараюсь. Отдать – это легче всего.
- Охотно Вам верю. – сказала я, поддерживая эту неожиданную инициативу. – А можно мне взглянуть на Роджера?
- Конечно, - сказал Поль, - подождите, я сейчас его выпущу. В дом не приглашаю – у меня не убрано.
Он скрылся за дверью, и из дома тотчас донесся истошный лай маленького джека. По всей видимости, он был заперт на кухне. Я, на всякий случай, вышла за калитку, и не напрасно: Роджер пулей вылетел из дома и бросился к самой широкой щели в заборе. По всей видимости, он прекрасно знал, откуда удобнее всего лаять на прохожих.
- Ну и чего ты орешь? – спросила я. – Ты же меня укусить не можешь? Тогда чего орать?
- Потому и ору! – проорал Роджер. – Потому что укусить не могу!
- Понятно. – ответила я. – Слушай, у меня к тебе дело.
- Дело?! Какое дело? – озадаченно спросил Роджер, сев, от неожиданности, на свой куцый хвостик. К нему, видимо, еще никто по делу не приходил.
- Тебя хозяин бьет? – спросила я.
- Ага! – закивал маленький джек. – Еще как лупит! Говорит, что я по-другому не понимаю.
- А ты правда не понимаешь? – спросила я.
- Я-то понимаю, но мне нужно долго объяснять. – сказал он грустно. – А у него терпения не хватает.
Он тяжело вздохнул.
- Он скоро изменится, я думаю. – сказала я и, просунув палец сквозь решетку забора, почесала его за ухом. – Я буду тебя навещать раз в неделю, а ты мне будешь рассказывать, бьет он тебя или нет. Идет?
- Идет! – ответил Роджер. – А меня от него не заберут?
- Нет, он не хочет. – сказала я и покачала головой.
- Он, вообще-то, хороший. – вздохнул он. – Но у него терпения часто не хватает...
- Значит, договорились? – спросила я, просовывая за решетку всю ладонь.
Он внимательно обнюхал мои пальцы, словно ища доказательств, можно ли мне верить.
- Договорились! – сказал он и потрусил обратно на кухню.
Я вернулась к Леруа.
- О чем это вы там с ним шептались? – спросил он настороженно.
- Я его попросила мне рассказывать, если Вы будете его бить. – честно ответила я. - Я не шучу. Если Вы будете продолжать, то я все равно узнаю.
Он только пожал плечами, видимо, не сомневаясь в правдивости моих слов.
- Когда Вы пойдете к психотерапевту, - продолжила я, - Вам станет понятно, почему Вы бьете тех, кто Вам дорог. Но пока Вы еще к нему не пошли, постарайтесь, пожалуйста, сдерживать свой гнев. Я Вам книжку дам почитать про обучение с помощью положительной мотивации. Вот увидите – затягивает, как покер...
Мы попрощались, и я поехала домой. Я чувствовала, что Поль не врал, но это было еще далеко не выигранное дело. Он усвоил с детства, что единственный способ мотивации – это побои и оскорбления. Это был его единственный, личный, опыт, в результате которого он стал тем, кем он стал – процветающим владельцем собственного предприятия, успешным бизнесменом. Теперь ему предстояло осмыслить относительность этого способа общения с окружающими, что было вполне очевидно в теории, но невероятно трудно в действии. Я мысленно пожелала ему удачи.
Вернувшись домой, я пересказала Брысе наш разговор. Она покачала головой:
- Видишь, хозяин его бьет и, если бы Роджер тебе бы в ногу не вцепился, продолжал бы бить. Так?
- Так. – грустно согласилась я.
- И где же справедливость? – вздохнула Брыся. – Нет свидетелей - нет и преступления. Он же никому не может рассказать, что его лупят?
- Никому. – подтвердила я. – Но многие могут увидеть и вмешаться.
- А могут и не вмешаться. – мрачно подытожила Брыся. – Если никто не видит, то бей собаку, сколько влезет. Все равно она никому не скажет...
- Брыся, - сказала я, - а может, не все так безнадежно, как кажется? Смотри, сколько существует людей, которые любят собак, о них заботятся...
- Мама! – возмущенно воскликнула Брыся. – Ты не понимаешь! Ты говоришь, что хозяин Роджера – жертва воспитания. А Роджер, тогда, получается - жертва жертвы воспитания? И кто тогда в ответе? Воспитание? Кто в ответе за то, что хозяин Роджера его бьет?!
- Хозяин Роджера. – ответила я с уверенностью. – Если человек способен осознать свои собственные проблемы, то он способен изменить и свое поведение. Искать для себя извинения, например, « в детстве меня били», «меня бросила мать», «я рос без отца», - легче всего. Все это может быть причиной, но никак не оправданием собственного недостойного отношения к окружающим.
- Значит, нужно всегда вмешиваться, когда кто-то лупит собаку! – воскликнула Брыся, делая ударение на слове «всегда». – Так?
- Так! – ответила я.
- А почему тогда никто не вмешался, когда он лупил Роджера на выставке? – воскликнула Брыся.
- Потому что все испугались. – грустно сказала я. – Потому что, даже осуждая в душе, мы редко публично вступаемся за слабого.
- Но почему? – грустно спросила Брыся. – Почему? Вы же такие большие и умные!
- У каждого свои причины, Брыся. - ответила я. – Это все не так просто...
Этот разговор так и не был закончен. Я никогда не смогла бы объяснить Брысе, почему в современном обществе права животных не являются актуальной темой, хотя на эту тему написано немало философских трудов. Почему люди плохо обращаются с ними и не несут за это никакой или почти никакой ответственности. Почему в странах, считающих себя цивилизованными, все еще существуют зоопарки, хотя уровень современной фотографии и видеосъемки позволяет увидеть дикое животное в его естественной среде, не сажая его за решетку. Почему до сих пор существуют цирки, где тигров заставляют прыгать через нелепые обручи, а слонов – садиться на тумбы. Почему человек продолжает обращаться с животными как с игрушками и испытывать удовольствие от официально полученной на это власти...

[Ren]

XXIV.
Наступило лето. Подтотовка к Чемпионату Франции шла своим чердом: Марине дали визу, она должна была прилететь в Париж за три дня до нашего отъезда. Согласно традиции, главное кинологическое событие Франции каждый год меняет место своего проведения. На этот раз, в центре внимания общественности оказался Лион, до которого нам надо было проехать примерно пятьсот километров.
Мы решили выехать вечером, переночевать в соседнем городе и, подготовив собак в гостинице, предстать утром перед судьями в полном параде. Брыся задавала мне огромное количество вопросов по поводу организации процесса, собственной прически, количества еды и «мати-вации», которые нам предстояло взять с собой в поезду и прочих, второстепенных, вещей.
- Брыся, - говорила я, - ты только не забывай, что ты не одна едешь. С нами будут Марина и Ричард, лучший кобель твоего питомника. Так что тебе придется считаться с окружающими, а также делиться едой. Кстати, они совсем скоро уже будут здесь!
- Ну вот, - говорила Брыся расстроенным тоном, - мало того, что я совсем не помню, кто такой Ричард, но еще я должна с ним едой делиться!
- Ничего, Брыся, - отвечала я, - вспомнишь.
- Нет, так я точно не вспомню, - мотала головой Брыся, - надо тоже его понюхать...
- Разберетесь, как приедут. Будете друг друга нюхать, сколько захотите...
Наконец настал долгожданный день, и я поехала в аэропорт встречать Марину, наказав Брысе смотреть в окно, и, ожидая нашего приезда, махать хвостом и думать о контексте.
- Ладно! – согласилась Брыся. – Игрушки прятать?
- Не знаю, - ответила я, пожав плечами, - это твои игрушки, делай, что хочешь.
- Я тогда половину спрячу, - сказала Брыся озабоченным тоном, - а то вдруг он их все порвет? А так мне хоть половина останется. Кстати, а где Ричард будет спать? Со мной?
- Нет, я думаю, - успокоила я ее, - наверное, с Мариной. Ладно, поеду-ка я в аэропорт, а то опоздаю.
Брыся кивнула и помчалась прятать игрушки.

В аэропорт я приехала точно вовремя - самолет уже сел, но пассажиры еще не вышли. За стеклянной стеной, отделявшей встречающих от прилетевших, сновали путешественники с других рейсов. Москвы все не было. Примерно через пятнадцать минут, я, наконец, увидела знакомую белокурую голову, мелкнувшую в проходе. Она вышла первой: Ричарда не разрешили взять в салон, и он всю дорогу летел один, в отделении для животных.
Марина жутко волновалась. Обеспокоенная, она металась между черными змеями лент, по которым скользили чужие чемоданы, но московский рейс не был обозначен ни на одном табло. Группа русских туристов, прилетевших тем же самолетом, бегала вслед за Мариной, вероятно, считая, что человек, шагающий такой уверенной походной из одного конца зала в другой, наверняка знает, куда он идет.
Наконец, багаж был получен, но собаки все еще не было. Марина паниковала и показывала мне жестами, что она в отчаяньи. Поймав за рукав проходящего мимо сотрудника аэропорта, я спросила, где выдают собак, прилетевших из Москвы. Он хихикнул:
- А вы что, на ленте его ждете? Не волнуйтесь, Мадам, его вывезут к выходу из двери, что прямо прямо перед таможней.
Он вежливо козырнул и скрылся за скользящей дверью для персонала. Тут я услышала лай Ричарда, который раздавался совсем близко. Я помчалась обратно, к Марине, и жестом показала ей, куда надо было бежать. Она схватила тележку и побежала в указанном направлении.
Освобожденный из клетки, Ричард сразу повис у Марины на шее, пытаясь обхватить ее половчее обеими лапами, чтобы она не смогла больше никуда от него уйти. Работники таможни, наблюдавшие за сценой, вытирали слезы – то ли от умиления, то ли от смеха. Наконец, поцелуи закончились, и мои гости вышли из заветной двери, отделяющей земной мир встречающих от воздушного мира путешествующих. Мы спустились на стоянку и поехали домой. По дороге Ричард тихонько сопел на заднем сиденье, а мы обсуждали перелет, погоду, природу и мелькающие мимо деревни.
Примерно через час мы подъехали к дому, откуда доносились громкие звуки электрогитары: ЖЛ что-то репетировал. Брыся спала, свернувшись клубком на диване.
- А-а-а! – как можно громче заорал Ричард, входя в дверь. – Это кто это тут живет? Выходи сейчас же!
- Я! А что? – мигом проснулась Брыся. – А что такого?
- Ты – это кто? – рявкнул Ричард вместо ответа. – Кто, спрашиваю?!
- Я – Брыся... – пожала плечами Брыся, спускаясь на пол. – А чего ты так орешь-то?
- Страшно! – клацнул зубами Ричард и утробно рыкнул, видимо, на всякий случай.
Брыся одним прыжком взлетела на спинку дивана.
- Чего это ты? С ума сошел? – округлив глаза, заорала она. – Я ж упасть могу! В обморок! Хлоп – и нету!
И, в подтверждение своих слов, она закатила глаза и упала на сиденье дивана с другой стороны. Ричард тут же попытался прыгнуть на спинку дивана, но растянулся на полу.
- Хи-хи! – покатилась от смеха Брыся, вспрыгнув, как чертик, обратно на спинку. - А вот и не умеешь, как я! Смотри, как просто!
И она, соскочив на пол, тут же взлетела обратно одним прыжком и, довольная, пробежалась по спинке дивана, показывая, как легко далось ей это упражнение.
- А я тебя сейчас ка-а-а-ак укушу! – заорал Ричард. - Сукам запрещено смеяться над кобелями! Чего ржешь-то?
- Ага! Укусит он! – захихикала Брыся со спинки. – Забыл, что ли, как я тебя за уши таскала на даче?
- Э-э-э... – Ричард вдруг сел на пол и неудоуменно закрутил головой. – Брыся, это ты что ли?
- А кто ж! – заорала Брыся и прыгнула на него сверху. – Я тебе сейчас все уши поотрываю!
Собаки, радостно визжа, покатились клубком по полу. Мы же, понаблюдав за ними еще несколько минут, пошли на кухню ставить чайник. Не успели мы устроиться, как они примчались к нам. Ричард сунул нос в брысину миску:
- Где тут есть дают?
- Мы вас обоих сейчас покормим. Но есть только сухой корм. – ответила я, извиняясь.
- Не важно! – отрезал он. – Я с утра ничего не ел еще. Даже живот теперь болит.
- И у меня! – тут же встряла Брыся. – С ног прямо падаю от голода!
- Ну да! – покачала я головой. – И ты! Всегда сама отказываешься есть, а теперь с ног падаешь. Точно!
- Что-то она у тебя худая. - покачала головой Марина.
- Ничего я не худая! – возмутилась Брыся. – Я спортивная!
- Она спортивная, - подтвердила я, - но не ест.
- Я ем! – опять возмутилась Брыся. – Но мало.
Марина задумалась:
- Но как же нам ее откормить? До выставки?
- Не надо меня откармливать! – продолжала возмущаться Брыся. – Я, может, за фигурой слежу!
Ричард тут же покатился со смеху:
- Брыся! Упитанный кокер – это самая лучшая фигура! Худой кокер имеет исключительно жалкий вид!
- Ладно, тогда, может, я поем. Только без давления! – предупредила Брыся. – А то я не люблю, когда давят.
- Держите ваши миски, и чтоб все доели! – пригрозила Марина. – А завтра вам консервов купим.
- Ура. Нам купят консервов. – сказал Ричард.
Он стал жадно поглощать то, что положили в миску, а Брыся, немного покуксившись, все-таки съела примерно две трети.
Потом, проверив, не осталось ли чего-нибудь вкусного в соседней миске, они вернулись обратно в гостиную, играть. Брыся попыталась было научить Ричарда прыгать на спинку дивана прямо с пола, но у нее самой, после ужина, это не особенно получалось. Тогда она устроилась на диване, а Ричард, добыв где-то старую кость, стал ее сосредоточенно грызть на полу...
Последующие дни пролетели без особых приключений, не считая кратковременных драк за право лежания на солнечных пятнах, выяснений, чья очередь сидеть на коленях, и прочих мелих склок с поводом и без. Мы помыли и постригли Брысю, и она, довольная, хвасталась перед друзьями своей новой, уже профессиональной, стрижкой.
Наконец, настала долгожданная суббота. Мы загрузили машину и, в три часа пополудни, выехали в направлении Лиона. Наш путь лежал точно с севера на юг, в объезд Парижа по кольцевой дороге. Собаки глазели на проезжавшие мимо машины и дружно облаивали мотоциклы. Мы останавливались на заправках попить кофе и размять ноги. Наконец, мы доехали до маленького городка под названием Шалон-на-Соне, где у нас была забронирована малобюджетная гостиница.
Едва мы вошли в номер, собаки сразу влезли на кровать и стали на ней прыгать. Брыся попыталась взобраться по лесенке на второй ярус, где была расположена еще одна кровать, но ей не удалось.
- Мама! – потребовала она. - Ну-ка, подсади меня наверх! Я там спать буду.
- Я тебя подсажу, но только посмотреть. – ответила я. – Но спать ты будешь внизу, с Мариной и Ричардом.
- Почему это внизу? – сразу заныла она. - Вверху интереснее! Мне оттуда все видно будет – кто куда пошел, кто что ест...
- Брыся, - терпеливо объяснила я, - никто никуда ходить не будет, потом что номер – крошечный, и ходить в нем трудно. И есть тоже, кстати, но по другой причине. Так что ты спокойно можешь спать внизу.
- Ну вот, - расстроилась она, - а я хотела сверху на Ричарда прыгнуть, хотя бы разок!
- Ничего, прыгнешь потом, дома. А пока давай, топай в душ, сейчас мы тебя помоем и причешем. Завтра надо быть при полном параде! Поторопись, а то нам двух собак мыть.
- Да? – насупилась Брыся, в обиде на то, что ей не разрешили спать наверху. - Меня же уже вчера мыли и причесывали! Сколько можно?!
- Сколько нужно! – ответила я. – Давай, топай в душ.
Брыся грустно повесила хвост и пошла в душевую кабину. Она молчала и смотрела на меня с укором.
- Ладно, Брыся, - сказала я терпеливо и включила душ, - не преувеличивай. Мыться неприятно, но ничего, потерпишь. Смотри, какой шампунь – приятный, с запахом! Давай, поставляй голову.
- Заче-е-ем? – опять заныла она. - Смотри, какая я чистенькая со вчерашнего дня, и на ощупь приятная!
- Брыся, чем меньше ты будешь возмущаться, тем скорее я тебя помою. А если ты будешь продолжать, то больше времени уйдет на переговоры. – сказала я специальным педагогическим голосом.
- Ладно. - смирилась она и подставила голову. – Мой давай, только побыстрее.
Закатав брюки и рукава, я хорошенько намочила ее, нанесла специальный шампунь с отбеливающим эффектом и потом, смыв его, покрыла Брысю ровным слоем специального бальзама с приятным имбирным запахом. Брыся морщила нос, но стойко сносила водные процедуры. Слегка сполоснув ее в последний раз, я отжала лишнюю воду, завернула Брысю в два полотенца и вынесла в номер. Мокрая Брыся выглядела несчастней обычного, но я знала, что она радовалась тому, что все уже закончилось.
- Одна собака готова! – гордо сообщила она, показывая язык Ричарду. – Теперь твоя очередь!
- Нет, мы сейчас тебя причешем, а Ричардом после ужина займемся. – сказала я, взглянув на часы. – А то все рестораны закроют.
- Ура. - коротко ответил Ричард и показал Брысе язык. – Меня потом помоют.
Сушка и стрижка продолжались еще примерно час, потом мучение, наконец, закончилось, и Брыся была отпущена на волю. Она сплясала неизвестный танец, покрутилась на одеяле и, найдя бумажный носовой платок, начала сосредоточенно рвать его на мелкие клочки...
Мы заперли собак в номере и вышли на улицу. На Шалон опускались мягкие летние сумерки, было еще совсем светло. Найдя неподалеку маленький ресторан, мы заказали графинчик вина и что-то итальянское – пиццы, салаты, пирожные... Есть не хотелось – назавтра нам предстояло настоящее испытание, и хотя, в обществе Марины, я себя чувствовала гораздо уверенней, мне все же было не по себе.
Брыся верила в свою победу, она готовилась к выставке, как я, в свое время, к поступлению в университет. Согласно опубликованным на сайте Чемпионата данным, завтра в ринге должно было присутствовать девять собак, а призовых места было всего три. В университете тогда было семь человек на место. Когда я поступила, нет, меня не стали больше любить окружающие меня люди, но я стала относиться к себе самой с большем уважением, и те, кто не хотел брать меня в компанию, с тех пор стали мне просто безразличны.

[Ren]

XXIV.
Наступило лето. Подтотовка к Чемпионату Франции шла своим чердом: Марине дали визу, она должна была прилететь в Париж за три дня до нашего отъезда. Согласно традиции, главное кинологическое событие Франции каждый год меняет место своего проведения. На этот раз, в центре внимания общественности оказался Лион, до которого нам надо было проехать примерно пятьсот километров.
Мы решили выехать вечером, переночевать в соседнем городе и, подготовив собак в гостинице, предстать утром перед судьями в полном параде. Брыся задавала мне огромное количество вопросов по поводу организации процесса, собственной прически, количества еды и «мати-вации», которые нам предстояло взять с собой в поезду и прочих, второстепенных, вещей.
- Брыся, - говорила я, - ты только не забывай, что ты не одна едешь. С нами будут Марина и Ричард, лучший кобель твоего питомника. Так что тебе придется считаться с окружающими, а также делиться едой. Кстати, они совсем скоро уже будут здесь!
- Ну вот, - говорила Брыся расстроенным тоном, - мало того, что я совсем не помню, кто такой Ричард, но еще я должна с ним едой делиться!
- Ничего, Брыся, - отвечала я, - вспомнишь.
- Нет, так я точно не вспомню, - мотала головой Брыся, - надо тоже его понюхать...
- Разберетесь, как приедут. Будете друг друга нюхать, сколько захотите...
Наконец настал долгожданный день, и я поехала в аэропорт встречать Марину, наказав Брысе смотреть в окно, и, ожидая нашего приезда, махать хвостом и думать о контексте.
- Ладно! – согласилась Брыся. – Игрушки прятать?
- Не знаю, - ответила я, пожав плечами, - это твои игрушки, делай, что хочешь.
- Я тогда половину спрячу, - сказала Брыся озабоченным тоном, - а то вдруг он их все порвет? А так мне хоть половина останется. Кстати, а где Ричард будет спать? Со мной?
- Нет, я думаю, - успокоила я ее, - наверное, с Мариной. Ладно, поеду-ка я в аэропорт, а то опоздаю.
Брыся кивнула и помчалась прятать игрушки.

В аэропорт я приехала точно вовремя - самолет уже сел, но пассажиры еще не вышли. За стеклянной стеной, отделявшей встречающих от прилетевших, сновали путешественники с других рейсов. Москвы все не было. Примерно через пятнадцать минут, я, наконец, увидела знакомую белокурую голову, мелкнувшую в проходе. Она вышла первой: Ричарда не разрешили взять в салон, и он всю дорогу летел один, в отделении для животных.
Марина жутко волновалась. Обеспокоенная, она металась между черными змеями лент, по которым скользили чужие чемоданы, но московский рейс не был обозначен ни на одном табло. Группа русских туристов, прилетевших тем же самолетом, бегала вслед за Мариной, вероятно, считая, что человек, шагающий такой уверенной походной из одного конца зала в другой, наверняка знает, куда он идет.
Наконец, багаж был получен, но собаки все еще не было. Марина паниковала и показывала мне жестами, что она в отчаяньи. Поймав за рукав проходящего мимо сотрудника аэропорта, я спросила, где выдают собак, прилетевших из Москвы. Он хихикнул:
- А вы что, на ленте его ждете? Не волнуйтесь, Мадам, его вывезут к выходу из двери, что прямо прямо перед таможней.
Он вежливо козырнул и скрылся за скользящей дверью для персонала. Тут я услышала лай Ричарда, который раздавался совсем близко. Я помчалась обратно, к Марине, и жестом показала ей, куда надо было бежать. Она схватила тележку и побежала в указанном направлении.
Освобожденный из клетки, Ричард сразу повис у Марины на шее, пытаясь обхватить ее половчее обеими лапами, чтобы она не смогла больше никуда от него уйти. Работники таможни, наблюдавшие за сценой, вытирали слезы – то ли от умиления, то ли от смеха. Наконец, поцелуи закончились, и мои гости вышли из заветной двери, отделяющей земной мир встречающих от воздушного мира путешествующих. Мы спустились на стоянку и поехали домой. По дороге Ричард тихонько сопел на заднем сиденье, а мы обсуждали перелет, погоду, природу и мелькающие мимо деревни.
Примерно через час мы подъехали к дому, откуда доносились громкие звуки электрогитары: ЖЛ что-то репетировал. Брыся спала, свернувшись клубком на диване.
- А-а-а! – как можно громче заорал Ричард, входя в дверь. – Это кто это тут живет? Выходи сейчас же!
- Я! А что? – мигом проснулась Брыся. – А что такого?
- Ты – это кто? – рявкнул Ричард вместо ответа. – Кто, спрашиваю?!
- Я – Брыся... – пожала плечами Брыся, спускаясь на пол. – А чего ты так орешь-то?
- Страшно! – клацнул зубами Ричард и утробно рыкнул, видимо, на всякий случай.
Брыся одним прыжком взлетела на спинку дивана.
- Чего это ты? С ума сошел? – округлив глаза, заорала она. – Я ж упасть могу! В обморок! Хлоп – и нету!
И, в подтверждение своих слов, она закатила глаза и упала на сиденье дивана с другой стороны. Ричард тут же попытался прыгнуть на спинку дивана, но растянулся на полу.
- Хи-хи! – покатилась от смеха Брыся, вспрыгнув, как чертик, обратно на спинку. - А вот и не умеешь, как я! Смотри, как просто!
И она, соскочив на пол, тут же взлетела обратно одним прыжком и, довольная, пробежалась по спинке дивана, показывая, как легко далось ей это упражнение.
- А я тебя сейчас ка-а-а-ак укушу! – заорал Ричард. - Сукам запрещено смеяться над кобелями! Чего ржешь-то?
- Ага! Укусит он! – захихикала Брыся со спинки. – Забыл, что ли, как я тебя за уши таскала на даче?
- Э-э-э... – Ричард вдруг сел на пол и неудоуменно закрутил головой. – Брыся, это ты что ли?
- А кто ж! – заорала Брыся и прыгнула на него сверху. – Я тебе сейчас все уши поотрываю!
Собаки, радостно визжа, покатились клубком по полу. Мы же, понаблюдав за ними еще несколько минут, пошли на кухню ставить чайник. Не успели мы устроиться, как они примчались к нам. Ричард сунул нос в брысину миску:
- Где тут есть дают?
- Мы вас обоих сейчас покормим. Но есть только сухой корм. – ответила я, извиняясь.
- Не важно! – отрезал он. – Я с утра ничего не ел еще. Даже живот теперь болит.
- И у меня! – тут же встряла Брыся. – С ног прямо падаю от голода!
- Ну да! – покачала я головой. – И ты! Всегда сама отказываешься есть, а теперь с ног падаешь. Точно!
- Что-то она у тебя худая. - покачала головой Марина.
- Ничего я не худая! – возмутилась Брыся. – Я спортивная!
- Она спортивная, - подтвердила я, - но не ест.
- Я ем! – опять возмутилась Брыся. – Но мало.
Марина задумалась:
- Но как же нам ее откормить? До выставки?
- Не надо меня откармливать! – продолжала возмущаться Брыся. – Я, может, за фигурой слежу!
Ричард тут же покатился со смеху:
- Брыся! Упитанный кокер – это самая лучшая фигура! Худой кокер имеет исключительно жалкий вид!
- Ладно, тогда, может, я поем. Только без давления! – предупредила Брыся. – А то я не люблю, когда давят.
- Держите ваши миски, и чтоб все доели! – пригрозила Марина. – А завтра вам консервов купим.
- Ура. Нам купят консервов. – сказал Ричард.
Он стал жадно поглощать то, что положили в миску, а Брыся, немного покуксившись, все-таки съела примерно две трети.
Потом, проверив, не осталось ли чего-нибудь вкусного в соседней миске, они вернулись обратно в гостиную, играть. Брыся попыталась было научить Ричарда прыгать на спинку дивана прямо с пола, но у нее самой, после ужина, это не особенно получалось. Тогда она устроилась на диване, а Ричард, добыв где-то старую кость, стал ее сосредоточенно грызть на полу...
Последующие дни пролетели без особых приключений, не считая кратковременных драк за право лежания на солнечных пятнах, выяснений, чья очередь сидеть на коленях, и прочих мелих склок с поводом и без. Мы помыли и постригли Брысю, и она, довольная, хвасталась перед друзьями своей новой, уже профессиональной, стрижкой.
Наконец, настала долгожданная суббота. Мы загрузили машину и, в три часа пополудни, выехали в направлении Лиона. Наш путь лежал точно с севера на юг, в объезд Парижа по кольцевой дороге. Собаки глазели на проезжавшие мимо машины и дружно облаивали мотоциклы. Мы останавливались на заправках попить кофе и размять ноги. Наконец, мы доехали до маленького городка под названием Шалон-на-Соне, где у нас была забронирована малобюджетная гостиница.
Едва мы вошли в номер, собаки сразу влезли на кровать и стали на ней прыгать. Брыся попыталась взобраться по лесенке на второй ярус, где была расположена еще одна кровать, но ей не удалось.
- Мама! – потребовала она. - Ну-ка, подсади меня наверх! Я там спать буду.
- Я тебя подсажу, но только посмотреть. – ответила я. – Но спать ты будешь внизу, с Мариной и Ричардом.
- Почему это внизу? – сразу заныла она. - Вверху интереснее! Мне оттуда все видно будет – кто куда пошел, кто что ест...
- Брыся, - терпеливо объяснила я, - никто никуда ходить не будет, потом что номер – крошечный, и ходить в нем трудно. И есть тоже, кстати, но по другой причине. Так что ты спокойно можешь спать внизу.
- Ну вот, - расстроилась она, - а я хотела сверху на Ричарда прыгнуть, хотя бы разок!
- Ничего, прыгнешь потом, дома. А пока давай, топай в душ, сейчас мы тебя помоем и причешем. Завтра надо быть при полном параде! Поторопись, а то нам двух собак мыть.
- Да? – насупилась Брыся, в обиде на то, что ей не разрешили спать наверху. - Меня же уже вчера мыли и причесывали! Сколько можно?!
- Сколько нужно! – ответила я. – Давай, топай в душ.
Брыся грустно повесила хвост и пошла в душевую кабину. Она молчала и смотрела на меня с укором.
- Ладно, Брыся, - сказала я терпеливо и включила душ, - не преувеличивай. Мыться неприятно, но ничего, потерпишь. Смотри, какой шампунь – приятный, с запахом! Давай, поставляй голову.
- Заче-е-ем? – опять заныла она. - Смотри, какая я чистенькая со вчерашнего дня, и на ощупь приятная!
- Брыся, чем меньше ты будешь возмущаться, тем скорее я тебя помою. А если ты будешь продолжать, то больше времени уйдет на переговоры. – сказала я специальным педагогическим голосом.
- Ладно. - смирилась она и подставила голову. – Мой давай, только побыстрее.
Закатав брюки и рукава, я хорошенько намочила ее, нанесла специальный шампунь с отбеливающим эффектом и потом, смыв его, покрыла Брысю ровным слоем специального бальзама с приятным имбирным запахом. Брыся морщила нос, но стойко сносила водные процедуры. Слегка сполоснув ее в последний раз, я отжала лишнюю воду, завернула Брысю в два полотенца и вынесла в номер. Мокрая Брыся выглядела несчастней обычного, но я знала, что она радовалась тому, что все уже закончилось.
- Одна собака готова! – гордо сообщила она, показывая язык Ричарду. – Теперь твоя очередь!
- Нет, мы сейчас тебя причешем, а Ричардом после ужина займемся. – сказала я, взглянув на часы. – А то все рестораны закроют.
- Ура. - коротко ответил Ричард и показал Брысе язык. – Меня потом помоют.
Сушка и стрижка продолжались еще примерно час, потом мучение, наконец, закончилось, и Брыся была отпущена на волю. Она сплясала неизвестный танец, покрутилась на одеяле и, найдя бумажный носовой платок, начала сосредоточенно рвать его на мелкие клочки...
Мы заперли собак в номере и вышли на улицу. На Шалон опускались мягкие летние сумерки, было еще совсем светло. Найдя неподалеку маленький ресторан, мы заказали графинчик вина и что-то итальянское – пиццы, салаты, пирожные... Есть не хотелось – назавтра нам предстояло настоящее испытание, и хотя, в обществе Марины, я себя чувствовала гораздо уверенней, мне все же было не по себе.
Брыся верила в свою победу, она готовилась к выставке, как я, в свое время, к поступлению в университет. Согласно опубликованным на сайте Чемпионата данным, завтра в ринге должно было присутствовать девять собак, а призовых места было всего три. В университете тогда было семь человек на место. Когда я поступила, нет, меня не стали больше любить окружающие меня люди, но я стала относиться к себе самой с большем уважением, и те, кто не хотел брать меня в компанию, с тех пор стали мне просто безразличны.