Брыся (Ren)

[Ren]

XXII.
С Полем Леруа мы встретились в кафе на центральной площади, под стенами украшенной скульптурами мэрии. Я пришла чуть раньше и заняла место в углу, лицом к улице. Официант принес мне кофе.

Поль появился минута в минуту. Одетый в строгий темно-серый костюм, белую рубашку и модный галстук, он неожиданно грузно сел, почти упал, на стул рядом со мной. И хотя на его лице сияла привлекательная мальчишеская улыбка, глаза выдавали мятежное состояние его души. Безусловно, он не был доволен нашей встречей.

- Кофе? – спросила я.

Он кивнул в ответ и выжидающе уставился на меня.

- Поль, - сказала я, - перед тем, как мы начнем разговаривать о Ваших проблемах, я хотела бы до Вас донести довольно простую мысль...

Я сделала паузу, заставив его включиться в диалог.

- Какую? – спросил он.

- Я Вам не враг. – сказала я спокойно.

- Но и не друг. – заметил он как-то обиженно, по-детски. – Вы мне судом пригрозили, я помню.

- А иначе Вас невозможно было бы заставить поговорить со мной, не так ли?Благодарите лучше свою собаку. Если бы он укусил не меня, а полицейского, вы были бы уже в суде. Кстати, как он?

- Нормально. - буркнул Поль. – Пока нормально. Не знаю, что с ним делать. Упрямый, скотина.

- Ну, вряд ли упрямее Вас. - улыбнулась я. – Как его зовут хоть?

- Роджер.

- Хорошее имя, пиратское... Впрочем, мы будем говорить не о нем, а о Вас. Учитывая то, что от Вас ушла жена, Вы пьете и совсем не занимаетесь Вашей компанией, я думаю, что собака – это не самый интересный для Вас объект разговора.

Поль поперхнулся кофе. Я услужливо подала ему салфетку. Откашлявшись, он с сомнением посмотрел на меня:

- Вы что – ясновидящая?

- Я?! Да нет, что Вы... Просто у меня есть источники информации, позволяющие узнавать нужные сведения быстро и совершенно конфиденциально. – рассмеялась я. – Ну что, расскажете все сами, или будем дальше угадывать?

- А что, Вы еще что-то можете угадать? – озабоченно спросил он.

- Многое! – уверенно ответила я. – Например, что Вы, скорее всего, купили собаку в подарок жене, а она, уйдя от Вас, отказалась от нее. Так?

Он уставился на меня, как на пришельца с другой планеты:

- А это Вы откуда взяли?

- Во Франции, согласно традиции, щенок – это чаще всего подарок жене на день рождения или Рождество. А по другой традиции, тот, кто уходит из семьи, собаку с собой почему-то не берет. Ну как? Подходит под Ваш случай?

- Лучше бы она его забрала... – вдруг неожиданно грустно сказал он. – Я когда на него смотрю, то вижу, как Натали собирает чемоданы...

- А почему она ушла? – спросила я. – Что случилось? У Вас же дети есть, кажется?

- Есть... – протянул он. – Но это ее не остановило.

- Так почему она ушла? – продолжала настаивать я.

Он посмотрел куда-то в угол, пряча от меня глаза.

- Знаете, в семьях всякое бывает. Поспорили, поссорились...

- И что?

- Ну... – сказал он и покраснел. – Ссорились мы часто. Однажды я ее ударил. А потом это повторилось. Потом еще раз. А потом она ушла. Только почему я Вам это только все рассказываю, ума не приложу.

- Потому что это очень важно. – ответила я. - Спасибо, что поделились.
Представляю, как Вам было трудно это рассказать.

Он кивнул, но промолчал.

- И что Вы собираетесь делать? – спросила я.

- А что тут сделаешь? Мне больше и жить-то незачем. Впрочем, я и не живу. Так, существую...

Он опять замолчал.

- Поль, у меня есть вопрос. Можно? – спросила я.

Он кивнул.

- Почему Вы не можете сдержаться, чтобы не ударить, не оскорбить?

Он пожал плечами и горько усмехнулся:

- Во мне поднимается такая волна ненависти, что я бью. Вы же сами видели.

- Послушайте, Поль, - сказала я быстро, - все рано или поздно впадают в состояние гнева. Однако, люди, которые поднимают руку на тех, кто слабее, чаще всего сами подвергались физическому и моральному насилию в детстве. Я думаю, что Вы бьете только потому, что били Вас, и Ваше окружение будет всю жизнь платить за то, что кто-то однажды сделал Вам больно. Скажите... но кто же Вас так сильно обидел, что Вы до сих пор отвечаете ему?

Поль посмотрел в небо.

- Ты никогда ничего в жизни не достигнешь... Нормальная девушка не выйдет за тебя замуж... Лучше тебе не иметь детей...

Слова, как капли воды, еле слышно падали с его губ. Он обращался к кому-то далекому, чью лицо было видно только ему, в его воспоминаниях.

- Отец? Мать? – спросила я.

- Ни тот, ни другой. – ответил он и вернулся обратно на землю, наконец посмотрев мне в глаза. – Автокатастрофа. Детский дом. Приемная семья...

- Мне очень жаль. – сказала я и накрыла его руку ладонью. – Мне, правда, очень жаль.

Мы оба долго молчали. Наконец, его глаза постепенно смягчились. От бури ненависти там осталось только тихое отчаяние.

- Я дам Вам адрес очень хорошего психотерапевта, Поль. – сказала я, достав из сумки карандаш и блокнот. – Он Вам поможет.

- А Вы? – спросил он.

- Нет, - покачала я головой, - я не смогу. Я бы очень хотела, но не смогу. По разным причинам. Единственное, что я могу для Вас сделать, это пристроить Роджера к охотникам, на время, пока Вы будете разбираться со своими проблемами.

Он кивнул:

- Неплохая идея. Я и сам уже начал подыскивать ему новых хозяев. Но кому он, такой, нужен?

- Охотники возьмут его с радостью. Позвонить?

- Позвоните, - кивнул он, - я думаю, так будет лучше для всех.

Мы допили давно остывший кофе. Поль немного оживился и даже улыбнулся, прощаясь. Листочек с адресом психотерапевта он бережно сложил в портмоне.

- Я позвоню Вам завтра, насчет охотников. – сказала я, прощаясь. – Если они не согласятся приехать, то я сама заберу Роджера и отвезу к ним. Идет?

- Идет. – кивнул он. – Ну, я пошел? До завтра?

- До завтра...

Он быстро пошел прочь, через площадь, и скрылся в какой-то подворотне. Я сказала правду: я не могла стать его психотерапевтом, потому что в моей памяти еще жил взгляд маленького джека, в недолгом существовании которого было пока лишь это бессмысленное зло, передаваемое по цепочке от человека человеку, претендующих, в отличие от животных, на звание «разумных».

Я позвонила ЖЛ и попросила дать мне телефон знакомых охотников. Они жили в Провансе, в горах, где они охотились, в основном, на кабанов. Хозяйка дома, Валери, держала маленький отель, а ее муж и деверь пропадали целыми днями на охоте или на ферме, где производился дивный козий сыр. Помимо двух сотен коз, у них была лошадь, корова, куры и большая псарня: примерно двадцать собак, все породистые, охотничьи: гончие по крови, джеки-расселы и таксы.

ЖЛ познакомился с этой семьей давно, лет пятнадцать назад, и, с тех пор, часто останавливался в их отеле во время своих мото-экскапад с друзьями. Жан, муж хозяйки, рассказывал в гостиной, за ужином, уморительные истории про повадки лесных животных и другие охотничьи байки. Родом он был из Марселя, поэтому догадаться, выдумывал он или говорил правду, было практически невозможно.
Несколько месяцев назад, на обратном пути из Греции, мы останавливались у них на ночлег. Я пошла поздороваться с собаками и заметила две новые пятнистые головы, подпрыгивающие за невысоким забором псарни. Это были джеки-расселы, взрослые кобели.

- Где взял? – спросила я Жана.

- Отдали. - ответил Жан, перегнулся через забор, подхватил обоих собак и зажал их подмышками.– Оба из ваших краев. Парижане! Смотри, какие классные!
Собаки, действительно, были хороши – упитанные, с гладкой блестящей шерстью, с белыми здоровыми зубами. Они смотрели на меня с одинаковым выражением лиц, поставив уши домиком, словно близнецы.

- Представляешь, их держали в квартире, в Париже. Они там все разнесли – обивки, мебель, двери... Ха! Хотели из джеков сделать салонных собачек, идиоты! Я их на кабана уже брал, так они его чуть не порвали в клочья. Они и на медведя могут! – закончил он, с гордостью глядя на свое недавнее приобретение.

- А остальные? Приняли их? - спросила я.

- А как же! – он хихикнул. – Они попытались было права качать, но их вожак, Норд, быстренько поставил на место. Сначала одного, потом другого. С тех пор, как шелковые... Играют целыми днями, носятся по двору. А если на охоту их не беру – обижаются.

Он поцеловал обоих джеков в носы и поставил обратно, за забор. Они, оголтело лая, помчались к другим собакам, которые, все вместе, рвали в клочьи какую-то тряпку в другом конце вольера. Вцепившись в свободные концы, они стали тянуть тряпку в противоположные стороны. Вид у них был абсолютно счастливый...

Я заплатила за кофе и пошла за машиной, которую я припарковала на площади, у подножия наполеновского дворца. Мои каблуки стучали по мощеной камнями улице, которой было несколько веков. На одном из кафе была криво прилеплена разрисованная неприличными словами афиша очередного розыгрыша «лото-миллион», обещавшая всем играющим неслыханный лот в пятнадцать миллионов евро. «На эти деньги можно построить приют, реабилитационный центр, дом для престарелых собак... – пронеслось в голове. - Надеяться на то, что когда-нибудь обязательные социальные отчисления коснутся нужд животных, глупо».

С ощущением полной безысходности, я зашла в кафе и, будто бросая бутылку с мольбой о помощи тому, кого, вероятнее всего, никогда и не существовало, купила голубой лотерейный билетик.

[Ren]

XXIII.
Едва я открыла дверь, как Брыся выкатилась мне под ноги и заорала во все горло:
- Ну как?!
Видимо, она просидела все это время у двери, ожидая моего возвращения и нервничая в неизвестности.
- Нормально. - ответила я. - Завтра я заберу Роджера и отправлю его к охотникам.
- А ты его сюда принесешь? – заволновалась Брыся. – Вдруг он меня тоже укусит?
- Нет, не принесу, - поспешила ответить я, - я поеду к Леруа с клеткой и сразу отвезу Роджера на вокзал.
- А-а-а... Тогда ладно. - успокоилась она. - А хозяин?
- Он будет разбираться со своими проблемами. - ответила я. – Он, кажется, понял, что это ему необходимо.
Брыся забралась ко мне на руки и устроилась поудобнее.
- А почему он его бил? – спросила она, обнюхивая мои ладони.
- Потому, что его тоже били в детстве. – ответила я. – Он несчастен, потому агрессивен. Понимаешь?
Она задумалась. Потом, совершенно неожиданно, спросила:
- А «зазаборные», получается, тоже несчастные?
- Конечно, - ответила я, - все, кто агрессивен – несчастны.
- Откуда ты знаешь? Может, они, наоборот, счастливые?! Они службу несут, дома охраняют... Хозяева, небось, ими довольны?
- Знаешь, - ответила я, - тот факт, что тобой кто-то доволен, совершенно не означает, что ты - счастлив. Понимаешь?
- Кажется, понимаю. – кивнула Брыся. – Например, если я поймаю мышь и принесу ее домой, то я буду счастлива, но ты будешь недовольна. Но ты будешь довольна, если я не буду ловить мышь. Так?
- Именно. – улыбнулась я. – Кстати, у меня новость. Насчет Чмпионата. К нам Марина едет на подмогу!
- Какая Марина? – озадаченно спросила Брыся.
- Помнишь, ты жила в питомнике? Ну, вот, хозяйка питомника - это Марина.
- А-а-а! Помню вообще, но запах забыла. Вот понюхать бы... Тогда бы сразу точно вспомнила!
- Вот приедет, тогда и понюхаешь! – сказала я. – А пока надо тренироваться...
На следующее утро, захватив старую клетку-переноску, я поехала забирать Роджера. Поль продиктовал мне по телефону адрес и объснил как найти его дом. Это оказалось совсем нетрудно – расположенный прямо в центре соседней деревни, его дом не мог не обратить на себя внимание: большой, ухоженный, как с картинки, с огромным садом, в котором цвели фруктовые деревья. Дорожки были покрыты красивым серебристым гравием, а перед домом было разбито несколько красивых клумб, где вовсю пробивались ранние весенние цветы.
Поль вышел встречать меня к калитке. Он был небрит и взлохмачен, белки его глаз пронизывала сеточка лопнувших сосудов. Одетый в мятую рубашку и рваные, в пятнах, джинсы, он производил впечатление бродяги, случайно попавшего на чужую, богатую, территорию. Контраст с цветущим, аккуратно подстиженным садом был разительным.
- Легко нашли? – спросил он вместо приветствия.
Я сделала рукой неопределенный жест.
- Не обращайте внимания на мой вид, - извиняющимся тоном сказал он, - я всю ночь не спал. Думал.
- И что надумали? – осторожно спросила я.
- Что я пойду к психотерапевту, – сказал он, – Но Роджера не отдам. Я знаю, что я с ним плохо обращаюсь, но я постараюсь. Отдать – это легче всего.
- Охотно Вам верю. – сказала я, поддерживая эту неожиданную инициативу. – А можно мне взглянуть на Роджера?
- Конечно, - сказал Поль, - подождите, я сейчас его выпущу. В дом не приглашаю – у меня не убрано.
Он скрылся за дверью, и из дома тотчас донесся истошный лай маленького джека. По всей видимости, он был заперт на кухне. Я, на всякий случай, вышла за калитку, и не напрасно: Роджер пулей вылетел из дома и бросился к самой широкой щели в заборе. По всей видимости, он прекрасно знал, откуда удобнее всего лаять на прохожих.
- Ну и чего ты орешь? – спросила я. – Ты же меня укусить не можешь? Тогда чего орать?
- Потому и ору! – проорал Роджер. – Потому что укусить не могу!
- Понятно. – ответила я. – Слушай, у меня к тебе дело.
- Дело?! Какое дело? – озадаченно спросил Роджер, сев, от неожиданности, на свой куцый хвостик. К нему, видимо, еще никто по делу не приходил.
- Тебя хозяин бьет? – спросила я.
- Ага! – закивал маленький джек. – Еще как лупит! Говорит, что я по-другому не понимаю.
- А ты правда не понимаешь? – спросила я.
- Я-то понимаю, но мне нужно долго объяснять. – сказал он грустно. – А у него терпения не хватает.
Он тяжело вздохнул.
- Он скоро изменится, я думаю. – сказала я и, просунув палец сквозь решетку забора, почесала его за ухом. – Я буду тебя навещать раз в неделю, а ты мне будешь рассказывать, бьет он тебя или нет. Идет?
- Идет! – ответил Роджер. – А меня от него не заберут?
- Нет, он не хочет. – сказала я и покачала головой.
- Он, вообще-то, хороший. – вздохнул он. – Но у него терпения часто не хватает...
- Значит, договорились? – спросила я, просовывая за решетку всю ладонь.
Он внимательно обнюхал мои пальцы, словно ища доказательств, можно ли мне верить.
- Договорились! – сказал он и потрусил обратно на кухню.
Я вернулась к Леруа.
- О чем это вы там с ним шептались? – спросил он настороженно.
- Я его попросила мне рассказывать, если Вы будете его бить. – честно ответила я. - Я не шучу. Если Вы будете продолжать, то я все равно узнаю.
Он только пожал плечами, видимо, не сомневаясь в правдивости моих слов.
- Когда Вы пойдете к психотерапевту, - продолжила я, - Вам станет понятно, почему Вы бьете тех, кто Вам дорог. Но пока Вы еще к нему не пошли, постарайтесь, пожалуйста, сдерживать свой гнев. Я Вам книжку дам почитать про обучение с помощью положительной мотивации. Вот увидите – затягивает, как покер...
Мы попрощались, и я поехала домой. Я чувствовала, что Поль не врал, но это было еще далеко не выигранное дело. Он усвоил с детства, что единственный способ мотивации – это побои и оскорбления. Это был его единственный, личный, опыт, в результате которого он стал тем, кем он стал – процветающим владельцем собственного предприятия, успешным бизнесменом. Теперь ему предстояло осмыслить относительность этого способа общения с окружающими, что было вполне очевидно в теории, но невероятно трудно в действии. Я мысленно пожелала ему удачи.
Вернувшись домой, я пересказала Брысе наш разговор. Она покачала головой:
- Видишь, хозяин его бьет и, если бы Роджер тебе бы в ногу не вцепился, продолжал бы бить. Так?
- Так. – грустно согласилась я.
- И где же справедливость? – вздохнула Брыся. – Нет свидетелей - нет и преступления. Он же никому не может рассказать, что его лупят?
- Никому. – подтвердила я. – Но многие могут увидеть и вмешаться.
- А могут и не вмешаться. – мрачно подытожила Брыся. – Если никто не видит, то бей собаку, сколько влезет. Все равно она никому не скажет...
- Брыся, - сказала я, - а может, не все так безнадежно, как кажется? Смотри, сколько существует людей, которые любят собак, о них заботятся...
- Мама! – возмущенно воскликнула Брыся. – Ты не понимаешь! Ты говоришь, что хозяин Роджера – жертва воспитания. А Роджер, тогда, получается - жертва жертвы воспитания? И кто тогда в ответе? Воспитание? Кто в ответе за то, что хозяин Роджера его бьет?!
- Хозяин Роджера. – ответила я с уверенностью. – Если человек способен осознать свои собственные проблемы, то он способен изменить и свое поведение. Искать для себя извинения, например, « в детстве меня били», «меня бросила мать», «я рос без отца», - легче всего. Все это может быть причиной, но никак не оправданием собственного недостойного отношения к окружающим.
- Значит, нужно всегда вмешиваться, когда кто-то лупит собаку! – воскликнула Брыся, делая ударение на слове «всегда». – Так?
- Так! – ответила я.
- А почему тогда никто не вмешался, когда он лупил Роджера на выставке? – воскликнула Брыся.
- Потому что все испугались. – грустно сказала я. – Потому что, даже осуждая в душе, мы редко публично вступаемся за слабого.
- Но почему? – грустно спросила Брыся. – Почему? Вы же такие большие и умные!
- У каждого свои причины, Брыся. - ответила я. – Это все не так просто...
Этот разговор так и не был закончен. Я никогда не смогла бы объяснить Брысе, почему в современном обществе права животных не являются актуальной темой, хотя на эту тему написано немало философских трудов. Почему люди плохо обращаются с ними и не несут за это никакой или почти никакой ответственности. Почему в странах, считающих себя цивилизованными, все еще существуют зоопарки, хотя уровень современной фотографии и видеосъемки позволяет увидеть дикое животное в его естественной среде, не сажая его за решетку. Почему до сих пор существуют цирки, где тигров заставляют прыгать через нелепые обручи, а слонов – садиться на тумбы. Почему человек продолжает обращаться с животными как с игрушками и испытывать удовольствие от официально полученной на это власти...

[Ren]

XXIV.
Наступило лето. Подтотовка к Чемпионату Франции шла своим чердом: Марине дали визу, она должна была прилететь в Париж за три дня до нашего отъезда. Согласно традиции, главное кинологическое событие Франции каждый год меняет место своего проведения. На этот раз, в центре внимания общественности оказался Лион, до которого нам надо было проехать примерно пятьсот километров.
Мы решили выехать вечером, переночевать в соседнем городе и, подготовив собак в гостинице, предстать утром перед судьями в полном параде. Брыся задавала мне огромное количество вопросов по поводу организации процесса, собственной прически, количества еды и «мати-вации», которые нам предстояло взять с собой в поезду и прочих, второстепенных, вещей.
- Брыся, - говорила я, - ты только не забывай, что ты не одна едешь. С нами будут Марина и Ричард, лучший кобель твоего питомника. Так что тебе придется считаться с окружающими, а также делиться едой. Кстати, они совсем скоро уже будут здесь!
- Ну вот, - говорила Брыся расстроенным тоном, - мало того, что я совсем не помню, кто такой Ричард, но еще я должна с ним едой делиться!
- Ничего, Брыся, - отвечала я, - вспомнишь.
- Нет, так я точно не вспомню, - мотала головой Брыся, - надо тоже его понюхать...
- Разберетесь, как приедут. Будете друг друга нюхать, сколько захотите...
Наконец настал долгожданный день, и я поехала в аэропорт встречать Марину, наказав Брысе смотреть в окно, и, ожидая нашего приезда, махать хвостом и думать о контексте.
- Ладно! – согласилась Брыся. – Игрушки прятать?
- Не знаю, - ответила я, пожав плечами, - это твои игрушки, делай, что хочешь.
- Я тогда половину спрячу, - сказала Брыся озабоченным тоном, - а то вдруг он их все порвет? А так мне хоть половина останется. Кстати, а где Ричард будет спать? Со мной?
- Нет, я думаю, - успокоила я ее, - наверное, с Мариной. Ладно, поеду-ка я в аэропорт, а то опоздаю.
Брыся кивнула и помчалась прятать игрушки.

В аэропорт я приехала точно вовремя - самолет уже сел, но пассажиры еще не вышли. За стеклянной стеной, отделявшей встречающих от прилетевших, сновали путешественники с других рейсов. Москвы все не было. Примерно через пятнадцать минут, я, наконец, увидела знакомую белокурую голову, мелкнувшую в проходе. Она вышла первой: Ричарда не разрешили взять в салон, и он всю дорогу летел один, в отделении для животных.
Марина жутко волновалась. Обеспокоенная, она металась между черными змеями лент, по которым скользили чужие чемоданы, но московский рейс не был обозначен ни на одном табло. Группа русских туристов, прилетевших тем же самолетом, бегала вслед за Мариной, вероятно, считая, что человек, шагающий такой уверенной походной из одного конца зала в другой, наверняка знает, куда он идет.
Наконец, багаж был получен, но собаки все еще не было. Марина паниковала и показывала мне жестами, что она в отчаяньи. Поймав за рукав проходящего мимо сотрудника аэропорта, я спросила, где выдают собак, прилетевших из Москвы. Он хихикнул:
- А вы что, на ленте его ждете? Не волнуйтесь, Мадам, его вывезут к выходу из двери, что прямо прямо перед таможней.
Он вежливо козырнул и скрылся за скользящей дверью для персонала. Тут я услышала лай Ричарда, который раздавался совсем близко. Я помчалась обратно, к Марине, и жестом показала ей, куда надо было бежать. Она схватила тележку и побежала в указанном направлении.
Освобожденный из клетки, Ричард сразу повис у Марины на шее, пытаясь обхватить ее половчее обеими лапами, чтобы она не смогла больше никуда от него уйти. Работники таможни, наблюдавшие за сценой, вытирали слезы – то ли от умиления, то ли от смеха. Наконец, поцелуи закончились, и мои гости вышли из заветной двери, отделяющей земной мир встречающих от воздушного мира путешествующих. Мы спустились на стоянку и поехали домой. По дороге Ричард тихонько сопел на заднем сиденье, а мы обсуждали перелет, погоду, природу и мелькающие мимо деревни.
Примерно через час мы подъехали к дому, откуда доносились громкие звуки электрогитары: ЖЛ что-то репетировал. Брыся спала, свернувшись клубком на диване.
- А-а-а! – как можно громче заорал Ричард, входя в дверь. – Это кто это тут живет? Выходи сейчас же!
- Я! А что? – мигом проснулась Брыся. – А что такого?
- Ты – это кто? – рявкнул Ричард вместо ответа. – Кто, спрашиваю?!
- Я – Брыся... – пожала плечами Брыся, спускаясь на пол. – А чего ты так орешь-то?
- Страшно! – клацнул зубами Ричард и утробно рыкнул, видимо, на всякий случай.
Брыся одним прыжком взлетела на спинку дивана.
- Чего это ты? С ума сошел? – округлив глаза, заорала она. – Я ж упасть могу! В обморок! Хлоп – и нету!
И, в подтверждение своих слов, она закатила глаза и упала на сиденье дивана с другой стороны. Ричард тут же попытался прыгнуть на спинку дивана, но растянулся на полу.
- Хи-хи! – покатилась от смеха Брыся, вспрыгнув, как чертик, обратно на спинку. - А вот и не умеешь, как я! Смотри, как просто!
И она, соскочив на пол, тут же взлетела обратно одним прыжком и, довольная, пробежалась по спинке дивана, показывая, как легко далось ей это упражнение.
- А я тебя сейчас ка-а-а-ак укушу! – заорал Ричард. - Сукам запрещено смеяться над кобелями! Чего ржешь-то?
- Ага! Укусит он! – захихикала Брыся со спинки. – Забыл, что ли, как я тебя за уши таскала на даче?
- Э-э-э... – Ричард вдруг сел на пол и неудоуменно закрутил головой. – Брыся, это ты что ли?
- А кто ж! – заорала Брыся и прыгнула на него сверху. – Я тебе сейчас все уши поотрываю!
Собаки, радостно визжа, покатились клубком по полу. Мы же, понаблюдав за ними еще несколько минут, пошли на кухню ставить чайник. Не успели мы устроиться, как они примчались к нам. Ричард сунул нос в брысину миску:
- Где тут есть дают?
- Мы вас обоих сейчас покормим. Но есть только сухой корм. – ответила я, извиняясь.
- Не важно! – отрезал он. – Я с утра ничего не ел еще. Даже живот теперь болит.
- И у меня! – тут же встряла Брыся. – С ног прямо падаю от голода!
- Ну да! – покачала я головой. – И ты! Всегда сама отказываешься есть, а теперь с ног падаешь. Точно!
- Что-то она у тебя худая. - покачала головой Марина.
- Ничего я не худая! – возмутилась Брыся. – Я спортивная!
- Она спортивная, - подтвердила я, - но не ест.
- Я ем! – опять возмутилась Брыся. – Но мало.
Марина задумалась:
- Но как же нам ее откормить? До выставки?
- Не надо меня откармливать! – продолжала возмущаться Брыся. – Я, может, за фигурой слежу!
Ричард тут же покатился со смеху:
- Брыся! Упитанный кокер – это самая лучшая фигура! Худой кокер имеет исключительно жалкий вид!
- Ладно, тогда, может, я поем. Только без давления! – предупредила Брыся. – А то я не люблю, когда давят.
- Держите ваши миски, и чтоб все доели! – пригрозила Марина. – А завтра вам консервов купим.
- Ура. Нам купят консервов. – сказал Ричард.
Он стал жадно поглощать то, что положили в миску, а Брыся, немного покуксившись, все-таки съела примерно две трети.
Потом, проверив, не осталось ли чего-нибудь вкусного в соседней миске, они вернулись обратно в гостиную, играть. Брыся попыталась было научить Ричарда прыгать на спинку дивана прямо с пола, но у нее самой, после ужина, это не особенно получалось. Тогда она устроилась на диване, а Ричард, добыв где-то старую кость, стал ее сосредоточенно грызть на полу...
Последующие дни пролетели без особых приключений, не считая кратковременных драк за право лежания на солнечных пятнах, выяснений, чья очередь сидеть на коленях, и прочих мелих склок с поводом и без. Мы помыли и постригли Брысю, и она, довольная, хвасталась перед друзьями своей новой, уже профессиональной, стрижкой.
Наконец, настала долгожданная суббота. Мы загрузили машину и, в три часа пополудни, выехали в направлении Лиона. Наш путь лежал точно с севера на юг, в объезд Парижа по кольцевой дороге. Собаки глазели на проезжавшие мимо машины и дружно облаивали мотоциклы. Мы останавливались на заправках попить кофе и размять ноги. Наконец, мы доехали до маленького городка под названием Шалон-на-Соне, где у нас была забронирована малобюджетная гостиница.
Едва мы вошли в номер, собаки сразу влезли на кровать и стали на ней прыгать. Брыся попыталась взобраться по лесенке на второй ярус, где была расположена еще одна кровать, но ей не удалось.
- Мама! – потребовала она. - Ну-ка, подсади меня наверх! Я там спать буду.
- Я тебя подсажу, но только посмотреть. – ответила я. – Но спать ты будешь внизу, с Мариной и Ричардом.
- Почему это внизу? – сразу заныла она. - Вверху интереснее! Мне оттуда все видно будет – кто куда пошел, кто что ест...
- Брыся, - терпеливо объяснила я, - никто никуда ходить не будет, потом что номер – крошечный, и ходить в нем трудно. И есть тоже, кстати, но по другой причине. Так что ты спокойно можешь спать внизу.
- Ну вот, - расстроилась она, - а я хотела сверху на Ричарда прыгнуть, хотя бы разок!
- Ничего, прыгнешь потом, дома. А пока давай, топай в душ, сейчас мы тебя помоем и причешем. Завтра надо быть при полном параде! Поторопись, а то нам двух собак мыть.
- Да? – насупилась Брыся, в обиде на то, что ей не разрешили спать наверху. - Меня же уже вчера мыли и причесывали! Сколько можно?!
- Сколько нужно! – ответила я. – Давай, топай в душ.
Брыся грустно повесила хвост и пошла в душевую кабину. Она молчала и смотрела на меня с укором.
- Ладно, Брыся, - сказала я терпеливо и включила душ, - не преувеличивай. Мыться неприятно, но ничего, потерпишь. Смотри, какой шампунь – приятный, с запахом! Давай, поставляй голову.
- Заче-е-ем? – опять заныла она. - Смотри, какая я чистенькая со вчерашнего дня, и на ощупь приятная!
- Брыся, чем меньше ты будешь возмущаться, тем скорее я тебя помою. А если ты будешь продолжать, то больше времени уйдет на переговоры. – сказала я специальным педагогическим голосом.
- Ладно. - смирилась она и подставила голову. – Мой давай, только побыстрее.
Закатав брюки и рукава, я хорошенько намочила ее, нанесла специальный шампунь с отбеливающим эффектом и потом, смыв его, покрыла Брысю ровным слоем специального бальзама с приятным имбирным запахом. Брыся морщила нос, но стойко сносила водные процедуры. Слегка сполоснув ее в последний раз, я отжала лишнюю воду, завернула Брысю в два полотенца и вынесла в номер. Мокрая Брыся выглядела несчастней обычного, но я знала, что она радовалась тому, что все уже закончилось.
- Одна собака готова! – гордо сообщила она, показывая язык Ричарду. – Теперь твоя очередь!
- Нет, мы сейчас тебя причешем, а Ричардом после ужина займемся. – сказала я, взглянув на часы. – А то все рестораны закроют.
- Ура. - коротко ответил Ричард и показал Брысе язык. – Меня потом помоют.
Сушка и стрижка продолжались еще примерно час, потом мучение, наконец, закончилось, и Брыся была отпущена на волю. Она сплясала неизвестный танец, покрутилась на одеяле и, найдя бумажный носовой платок, начала сосредоточенно рвать его на мелкие клочки...
Мы заперли собак в номере и вышли на улицу. На Шалон опускались мягкие летние сумерки, было еще совсем светло. Найдя неподалеку маленький ресторан, мы заказали графинчик вина и что-то итальянское – пиццы, салаты, пирожные... Есть не хотелось – назавтра нам предстояло настоящее испытание, и хотя, в обществе Марины, я себя чувствовала гораздо уверенней, мне все же было не по себе.
Брыся верила в свою победу, она готовилась к выставке, как я, в свое время, к поступлению в университет. Согласно опубликованным на сайте Чемпионата данным, завтра в ринге должно было присутствовать девять собак, а призовых места было всего три. В университете тогда было семь человек на место. Когда я поступила, нет, меня не стали больше любить окружающие меня люди, но я стала относиться к себе самой с большем уважением, и те, кто не хотел брать меня в компанию, с тех пор стали мне просто безразличны.

[Ren]

XXIV.
Наступило лето. Подтотовка к Чемпионату Франции шла своим чердом: Марине дали визу, она должна была прилететь в Париж за три дня до нашего отъезда. Согласно традиции, главное кинологическое событие Франции каждый год меняет место своего проведения. На этот раз, в центре внимания общественности оказался Лион, до которого нам надо было проехать примерно пятьсот километров.
Мы решили выехать вечером, переночевать в соседнем городе и, подготовив собак в гостинице, предстать утром перед судьями в полном параде. Брыся задавала мне огромное количество вопросов по поводу организации процесса, собственной прически, количества еды и «мати-вации», которые нам предстояло взять с собой в поезду и прочих, второстепенных, вещей.
- Брыся, - говорила я, - ты только не забывай, что ты не одна едешь. С нами будут Марина и Ричард, лучший кобель твоего питомника. Так что тебе придется считаться с окружающими, а также делиться едой. Кстати, они совсем скоро уже будут здесь!
- Ну вот, - говорила Брыся расстроенным тоном, - мало того, что я совсем не помню, кто такой Ричард, но еще я должна с ним едой делиться!
- Ничего, Брыся, - отвечала я, - вспомнишь.
- Нет, так я точно не вспомню, - мотала головой Брыся, - надо тоже его понюхать...
- Разберетесь, как приедут. Будете друг друга нюхать, сколько захотите...
Наконец настал долгожданный день, и я поехала в аэропорт встречать Марину, наказав Брысе смотреть в окно, и, ожидая нашего приезда, махать хвостом и думать о контексте.
- Ладно! – согласилась Брыся. – Игрушки прятать?
- Не знаю, - ответила я, пожав плечами, - это твои игрушки, делай, что хочешь.
- Я тогда половину спрячу, - сказала Брыся озабоченным тоном, - а то вдруг он их все порвет? А так мне хоть половина останется. Кстати, а где Ричард будет спать? Со мной?
- Нет, я думаю, - успокоила я ее, - наверное, с Мариной. Ладно, поеду-ка я в аэропорт, а то опоздаю.
Брыся кивнула и помчалась прятать игрушки.

В аэропорт я приехала точно вовремя - самолет уже сел, но пассажиры еще не вышли. За стеклянной стеной, отделявшей встречающих от прилетевших, сновали путешественники с других рейсов. Москвы все не было. Примерно через пятнадцать минут, я, наконец, увидела знакомую белокурую голову, мелкнувшую в проходе. Она вышла первой: Ричарда не разрешили взять в салон, и он всю дорогу летел один, в отделении для животных.
Марина жутко волновалась. Обеспокоенная, она металась между черными змеями лент, по которым скользили чужие чемоданы, но московский рейс не был обозначен ни на одном табло. Группа русских туристов, прилетевших тем же самолетом, бегала вслед за Мариной, вероятно, считая, что человек, шагающий такой уверенной походной из одного конца зала в другой, наверняка знает, куда он идет.
Наконец, багаж был получен, но собаки все еще не было. Марина паниковала и показывала мне жестами, что она в отчаяньи. Поймав за рукав проходящего мимо сотрудника аэропорта, я спросила, где выдают собак, прилетевших из Москвы. Он хихикнул:
- А вы что, на ленте его ждете? Не волнуйтесь, Мадам, его вывезут к выходу из двери, что прямо прямо перед таможней.
Он вежливо козырнул и скрылся за скользящей дверью для персонала. Тут я услышала лай Ричарда, который раздавался совсем близко. Я помчалась обратно, к Марине, и жестом показала ей, куда надо было бежать. Она схватила тележку и побежала в указанном направлении.
Освобожденный из клетки, Ричард сразу повис у Марины на шее, пытаясь обхватить ее половчее обеими лапами, чтобы она не смогла больше никуда от него уйти. Работники таможни, наблюдавшие за сценой, вытирали слезы – то ли от умиления, то ли от смеха. Наконец, поцелуи закончились, и мои гости вышли из заветной двери, отделяющей земной мир встречающих от воздушного мира путешествующих. Мы спустились на стоянку и поехали домой. По дороге Ричард тихонько сопел на заднем сиденье, а мы обсуждали перелет, погоду, природу и мелькающие мимо деревни.
Примерно через час мы подъехали к дому, откуда доносились громкие звуки электрогитары: ЖЛ что-то репетировал. Брыся спала, свернувшись клубком на диване.
- А-а-а! – как можно громче заорал Ричард, входя в дверь. – Это кто это тут живет? Выходи сейчас же!
- Я! А что? – мигом проснулась Брыся. – А что такого?
- Ты – это кто? – рявкнул Ричард вместо ответа. – Кто, спрашиваю?!
- Я – Брыся... – пожала плечами Брыся, спускаясь на пол. – А чего ты так орешь-то?
- Страшно! – клацнул зубами Ричард и утробно рыкнул, видимо, на всякий случай.
Брыся одним прыжком взлетела на спинку дивана.
- Чего это ты? С ума сошел? – округлив глаза, заорала она. – Я ж упасть могу! В обморок! Хлоп – и нету!
И, в подтверждение своих слов, она закатила глаза и упала на сиденье дивана с другой стороны. Ричард тут же попытался прыгнуть на спинку дивана, но растянулся на полу.
- Хи-хи! – покатилась от смеха Брыся, вспрыгнув, как чертик, обратно на спинку. - А вот и не умеешь, как я! Смотри, как просто!
И она, соскочив на пол, тут же взлетела обратно одним прыжком и, довольная, пробежалась по спинке дивана, показывая, как легко далось ей это упражнение.
- А я тебя сейчас ка-а-а-ак укушу! – заорал Ричард. - Сукам запрещено смеяться над кобелями! Чего ржешь-то?
- Ага! Укусит он! – захихикала Брыся со спинки. – Забыл, что ли, как я тебя за уши таскала на даче?
- Э-э-э... – Ричард вдруг сел на пол и неудоуменно закрутил головой. – Брыся, это ты что ли?
- А кто ж! – заорала Брыся и прыгнула на него сверху. – Я тебе сейчас все уши поотрываю!
Собаки, радостно визжа, покатились клубком по полу. Мы же, понаблюдав за ними еще несколько минут, пошли на кухню ставить чайник. Не успели мы устроиться, как они примчались к нам. Ричард сунул нос в брысину миску:
- Где тут есть дают?
- Мы вас обоих сейчас покормим. Но есть только сухой корм. – ответила я, извиняясь.
- Не важно! – отрезал он. – Я с утра ничего не ел еще. Даже живот теперь болит.
- И у меня! – тут же встряла Брыся. – С ног прямо падаю от голода!
- Ну да! – покачала я головой. – И ты! Всегда сама отказываешься есть, а теперь с ног падаешь. Точно!
- Что-то она у тебя худая. - покачала головой Марина.
- Ничего я не худая! – возмутилась Брыся. – Я спортивная!
- Она спортивная, - подтвердила я, - но не ест.
- Я ем! – опять возмутилась Брыся. – Но мало.
Марина задумалась:
- Но как же нам ее откормить? До выставки?
- Не надо меня откармливать! – продолжала возмущаться Брыся. – Я, может, за фигурой слежу!
Ричард тут же покатился со смеху:
- Брыся! Упитанный кокер – это самая лучшая фигура! Худой кокер имеет исключительно жалкий вид!
- Ладно, тогда, может, я поем. Только без давления! – предупредила Брыся. – А то я не люблю, когда давят.
- Держите ваши миски, и чтоб все доели! – пригрозила Марина. – А завтра вам консервов купим.
- Ура. Нам купят консервов. – сказал Ричард.
Он стал жадно поглощать то, что положили в миску, а Брыся, немного покуксившись, все-таки съела примерно две трети.
Потом, проверив, не осталось ли чего-нибудь вкусного в соседней миске, они вернулись обратно в гостиную, играть. Брыся попыталась было научить Ричарда прыгать на спинку дивана прямо с пола, но у нее самой, после ужина, это не особенно получалось. Тогда она устроилась на диване, а Ричард, добыв где-то старую кость, стал ее сосредоточенно грызть на полу...
Последующие дни пролетели без особых приключений, не считая кратковременных драк за право лежания на солнечных пятнах, выяснений, чья очередь сидеть на коленях, и прочих мелих склок с поводом и без. Мы помыли и постригли Брысю, и она, довольная, хвасталась перед друзьями своей новой, уже профессиональной, стрижкой.
Наконец, настала долгожданная суббота. Мы загрузили машину и, в три часа пополудни, выехали в направлении Лиона. Наш путь лежал точно с севера на юг, в объезд Парижа по кольцевой дороге. Собаки глазели на проезжавшие мимо машины и дружно облаивали мотоциклы. Мы останавливались на заправках попить кофе и размять ноги. Наконец, мы доехали до маленького городка под названием Шалон-на-Соне, где у нас была забронирована малобюджетная гостиница.
Едва мы вошли в номер, собаки сразу влезли на кровать и стали на ней прыгать. Брыся попыталась взобраться по лесенке на второй ярус, где была расположена еще одна кровать, но ей не удалось.
- Мама! – потребовала она. - Ну-ка, подсади меня наверх! Я там спать буду.
- Я тебя подсажу, но только посмотреть. – ответила я. – Но спать ты будешь внизу, с Мариной и Ричардом.
- Почему это внизу? – сразу заныла она. - Вверху интереснее! Мне оттуда все видно будет – кто куда пошел, кто что ест...
- Брыся, - терпеливо объяснила я, - никто никуда ходить не будет, потом что номер – крошечный, и ходить в нем трудно. И есть тоже, кстати, но по другой причине. Так что ты спокойно можешь спать внизу.
- Ну вот, - расстроилась она, - а я хотела сверху на Ричарда прыгнуть, хотя бы разок!
- Ничего, прыгнешь потом, дома. А пока давай, топай в душ, сейчас мы тебя помоем и причешем. Завтра надо быть при полном параде! Поторопись, а то нам двух собак мыть.
- Да? – насупилась Брыся, в обиде на то, что ей не разрешили спать наверху. - Меня же уже вчера мыли и причесывали! Сколько можно?!
- Сколько нужно! – ответила я. – Давай, топай в душ.
Брыся грустно повесила хвост и пошла в душевую кабину. Она молчала и смотрела на меня с укором.
- Ладно, Брыся, - сказала я терпеливо и включила душ, - не преувеличивай. Мыться неприятно, но ничего, потерпишь. Смотри, какой шампунь – приятный, с запахом! Давай, поставляй голову.
- Заче-е-ем? – опять заныла она. - Смотри, какая я чистенькая со вчерашнего дня, и на ощупь приятная!
- Брыся, чем меньше ты будешь возмущаться, тем скорее я тебя помою. А если ты будешь продолжать, то больше времени уйдет на переговоры. – сказала я специальным педагогическим голосом.
- Ладно. - смирилась она и подставила голову. – Мой давай, только побыстрее.
Закатав брюки и рукава, я хорошенько намочила ее, нанесла специальный шампунь с отбеливающим эффектом и потом, смыв его, покрыла Брысю ровным слоем специального бальзама с приятным имбирным запахом. Брыся морщила нос, но стойко сносила водные процедуры. Слегка сполоснув ее в последний раз, я отжала лишнюю воду, завернула Брысю в два полотенца и вынесла в номер. Мокрая Брыся выглядела несчастней обычного, но я знала, что она радовалась тому, что все уже закончилось.
- Одна собака готова! – гордо сообщила она, показывая язык Ричарду. – Теперь твоя очередь!
- Нет, мы сейчас тебя причешем, а Ричардом после ужина займемся. – сказала я, взглянув на часы. – А то все рестораны закроют.
- Ура. - коротко ответил Ричард и показал Брысе язык. – Меня потом помоют.
Сушка и стрижка продолжались еще примерно час, потом мучение, наконец, закончилось, и Брыся была отпущена на волю. Она сплясала неизвестный танец, покрутилась на одеяле и, найдя бумажный носовой платок, начала сосредоточенно рвать его на мелкие клочки...
Мы заперли собак в номере и вышли на улицу. На Шалон опускались мягкие летние сумерки, было еще совсем светло. Найдя неподалеку маленький ресторан, мы заказали графинчик вина и что-то итальянское – пиццы, салаты, пирожные... Есть не хотелось – назавтра нам предстояло настоящее испытание, и хотя, в обществе Марины, я себя чувствовала гораздо уверенней, мне все же было не по себе.
Брыся верила в свою победу, она готовилась к выставке, как я, в свое время, к поступлению в университет. Согласно опубликованным на сайте Чемпионата данным, завтра в ринге должно было присутствовать девять собак, а призовых места было всего три. В университете тогда было семь человек на место. Когда я поступила, нет, меня не стали больше любить окружающие меня люди, но я стала относиться к себе самой с большем уважением, и те, кто не хотел брать меня в компанию, с тех пор стали мне просто безразличны.

[Ren]

XXV.
Ранним утром, едва рассвело, мы вышли из дремавшего отеля, погрузились в машину и двинулись в путь. Через полтора часа нас встречал по-утреннему серый Лион, город-промышленник, со времен средневековья, город мастеров. Благодаря навигатору, мы быстро нашли место проведения выставки, припарковались, и, выяснив, где будет наш ринг, помчались занимать клетки.
- Какие такие клетки? – встряла было Брыся. – И куда мы все время бежим?
- Сейчас все увидишь! – хихикнул Ричард. – Ты, видно, на выставках – новичок.
- Ага, – кивнула на бегу Брыся. – Я пока на двух всего была. Ой! – вдруг заверещала она. – Гляди, какие огромные! Это точно собаки?
Она потянула поводок в сторону двух высоченных дирхаундов, неторопливо трусивших куда-то вслед за хозяином.
- Точно. – кивнула я. – Это собаки.
- Везет же... – протянула она, завистливо глядя на их длинные лапы, похожие больше на ноги лошадей. – Могут, наверное, на второй ярус в отеле забираться без посторонней помощи!
Она до сих пор не могла мне простить то, что наверху я спала одна.
- Ладно, смотрите – вон клетка свободная, - сказала Марина, - мы туда сейчас оставим контейнер и коврик положим. Давайте, идите внутрь!
- Вот еще! – заупрямилась Брыся. - Я, может, поглядеть хочу, что тут вокруг творится! Столько народу!
- Нет уж, идите! – подтвердила я. – Мы сегодня тут целый день проведем, еще насмотритесь!
- Ладно, - смирилась Брыся, - пока посижу тут. Но ты меня потом возьмешь с собой, посмотреть!
Я кивнула пошла в секретариат за каталогами и номерами, где две ярко накрашенные дамы долго изучали каталог, отслеживая наши фамилии с помощью ногтя с художественным маникюром, принадлежавшей одной из них. «Наверное, это специальный выставочный ноготь, - подумала я, - вместо собаки». По моим расчетам, на это произведение искусства нужно было потратить столько же времени, сколько на мойку и стрижку целой Брыси. Наконец, ноготь нашел знакомую фамилию, и мне были выданы причитавшиеся мне бумаги.
Я вернулась к рингу, где Марина болтала со своим другом Антонио, известным заводчиком-испанцем. Он привез на Чемпионат своих самых лучших кобелей – черного Дарка и рыжего Калэ. Они высовывавали любопытные носы из собственного металлического манежика. Брыся смотрела на них с плохо скрываемой завистью, и я пообещала купить ей такой же, если она получит какое-нибудь место.
- Правда? – тут же начала торговаться Брыся. - А можно мне еще мисочку как у них?...
- Брыся, - ответила я, - либо манежик, либо мисочку. Ты хорошо подумай и реши. И, главное, выиграть заодно не забудь.
- Ладно. – сказала она, наморщив лоб. – Я с Робином сейчас посоветуюсь – мисочку или манежик. Все равно нам делать пока нечего...
Я поглядывала на часы: время испытаний неумолимо приближалось. Мы решили, что выставлять Брысю будет Марина – в любом случае, у нее это получилось бы лучше. Потренировавшись пять минут в пока еще пустом ринге, Марина вынесла свой вердикт: « Бежит хорошо, но тебе придется прятаться».
- А зачем? – тут же встряла Брыся. – Я буду бежать и все время на нее смотреть, а она пусть мне кричит, хорошо ли я бегу!
- Вот именно этого мы и хотим избежать, - сказала я, - чтобы ты на меня смотрела. Так что я буду прятаться, а ты меня не высматривай – все равно не увидишь!
Тем временем, на ринг начали выходить первые соревнующиеся собаки. Брыся провожала их грустным взглядом, понимая, что ей самой придется сейчас вернуться в клетку, из которой, к тому же, заберут Ричарда. Так и получилось. Марина взяла его на поводок и повела к рингу, где уже бегала английская судья с лошадиным лицом. Выражение ее очков вселяло ужас в массы, но особо никто не сопротивлялся: французы чаще всего благоговеют перед англичанами, хотя стараются тщательно это скрывать.
Согласно процедуре, сначала все собаки с хозяевами встали в стойки, а потом побежали по кругу. Английская судья прохаживалась очень важной походкой, наблюдая эту карусель. Потом каждую собаку представили по отдельности – в беге и стойке на столе. Наконец, настала очередь Ричарда. Я сжала кулаки и мысленно послала ему настоящую сахарную кость. Он посмотрел куда-то в сторону и облизнулся. «Дошла» - подумала я.
То, что случилось дальше, не понял никто: стоя на столе, Ричард громко обругал судью, а потом, уже стоя на финишной прямой, зарычал на нее... Вместо того, чтобы торжествовать, справедливость плакала горючими слезами: он был поставлен всего лишь третьим. Сам Ричард рвал и метал:
- Ох, попадись она мне на улице, я ее в клочки мелкие порвал бы!
- Ты чего это, белены объелся? Кто ж рычит на судью? – спросила я, присаживаясь рядом с ним на корточки.
- Нет, а ты ее лицо видела? Если бы тебя судил человек с таким лицом, ты бы как реагировала? – заорал он.
- Ричард, - возмутилась я, - какое бы лицо ни было у судьи, рычать на него запрещается. Таковы правила. Понятно?
- Мне-то понятно! – возмутился он. – А вот ей – непонятно! Если бы у меня было такое лицо, то я бы... то я бы... то я бы... – от возмущения он растерял все аргументы.
Мы вернулись к клеткам, где волновалась Брыся, ожидая результатов.
- Рича-а-ард! – заорала во всю мощь своих легких Брыся. – Ну как? Мы победили?
- Победили-то победили. – хмыкнул он. – Тебе повезло еще – сук мужик знакомый судит. Настоящий мужик, из наших... Эх, мне бы к нему! Я бы первым точно был бы.
- А что случилось-то? – засуетилась она. – Рассказывай!
- Ну как... – нехотя начал Ричард. – В общем, мне не понравилось ее лицо. Дальше сама додумай.
- Ой! – заорала Брыся и с размаху села на хвост. – Ой! Додумала! Кошм-а-а-ар!
- Собаки, - вмешалась я, - никакого кошмара нет. Ну, не понравилась тебе судья, Ричард, ну, зарычал ты. Жаль, конечно, что ты только третье место занял, но это не так плохо, как кажется. Брыся, а ты не падай в обморок, а готовься давай!
- Ой-ой! – сказала Брыся и спряталась в контейнер. – Я боюсь теперь. Меня тоже судить будут? Как крысу?
- Нет! - рассмеялась я. – Выставка – это праздник. А то, что кто-то выигрывает, кто-то проигрывает... суть не в этом. Главное – показать лучшее, что у тебя есть.
- А что во мне хорошего-то? – пожала плечами Брыся. – Собака как собака...
- Самое хорошее, Брыся, в тебе – это ты. Вот себя и показывай.
Я надела ей на шею элегантный выставочный поводок.
- Ир, - кивнула мне Марина, - своди-ка ее на улицу, а то потом поздно будет.
- Да, точно! – закивала Брыся. – А то если я на ринге описаюсь, то это точно будет не самое лучшее, что у меня есть!
Мы вышли из выставочного комплекса. Снаружи было много собак, которых прогуливали хозяева в ожидании рингов. Весь асфальт пестрел свежими кучками. «Три с половиной тысячи» - вспомнила я рекламу выставки.
Вдруг Брыся потянула поводок куда-то вправо:
- Ой, смотри!
К нам приближались три очень хорошо одетые дамы. На поводке у каждой из них было по одномк чиа-хуа-хуа. Все собаки были одеты в трикотажные жилеты ярких цветов – небесно-голубой, апельсиновый и изумрудно-зеленый. Чихи были настолько миниатюрными, что основное внимание привлекали их жилеты. Создавалось впечатление, что под ногами у дам передвигалось три надувных шарика на веревочках.
– И не щенки, вроде! – удивленно воскликнула Брыся. – Клопы какие-то!
- Никакие мы не клопы! – неожиданно громко заявил апельсиновый чих. - Я – чемпион мира, а они вон, - он кивнул на голубого и изумрудного собратьев, - чемпионы Европы.
- Ничего себе! – растерянно сказала Брыся. - А кофточки вам зачем?
- А чтоб не раздавили! А то не заметят! – захихикали чихи.
- А как же вы гуляете? – спросила Брыся. – В кофточках?
- В них! – подтвердили они хором.
– Мы их снимаем только когда спим! - пояснил апельсиновый. - А в сотальное время они всегда на нас. Гарантия, что не наступят! Хотя собакам все равно, они цветов не различают. Недавно, вон, на моего брата овчарка наступила – три дня в реанимации, представляете?
- Ничего себе. – повторила Брыся. – Это ж как же вы живете? И делать вам ничего нельзя, наверное! Ни ямки рыть, ни по бревнам скакать, ни в пруду плавать, ни с собаками играть... Бедненькие!
- А у нас свои развлечения! – гордо сказал изумрудный. – Например, мы в прятки в старом пальто играем. Один в рукаве прячется, двое – в карманах! Или, вот, еще: недавно меня потеряли в доме, а я сидел там, где никто не догадался бы! Сказать где?
Он победно посмотрел на собратьев.
- Ага! – закивали они. - Скажи, а то они не догадаются!
- В мусорном ведре, в ванной! Представляете? – он гордо посмотрел на нас. – Хочу заметить, это самое маленькое ведро в доме!
- А если бы тебя выкинули, не заметив? – отомстила Брыся, завидуя способности чихов прятаться в самых маленьких мусорных ведрах. – Что тогда?
- А кофточка на что? – засмеялся изумрудный. – Я ее дома ведь тоже ношу. Так что нам превесело! И нас еще все время на руках носят, поэтому нам сверху все-все видно!
- Обалде-е-еть! – протянула Брыся. – А кости вам дают? Они же больше вас по размеру!
- Не-е-е, не дают. - грустно сказал голубой. – Дело даже не в размере, а в осколках. Они могут нам все внутри продырявить. И мы можем умереть...
- А-а-а... – уважительно протянула Брыся. – И что же вы грызете тогда? Ну, чтоб расслабиться?
- Нам специальные мягкие кости покупают, - ответил тот, - жутко дорого стоят, говорят...
- Обалде-е-еть... – повторила Брыся и посмотрела на чихов с уважением. Ей, видимо, тоже захотелось специальных мягких костей.
- Брыся, побежали обратно, - прервала я ход ее размышлений, - там нас Марина ждет, на ринг пора.
- Ладно, пока, чемпионы. - кивнула Брыся. – Может, еще встретимся, кто знает?...
Мы вернулись к рингу, где я вручила Марине поводок. Потеряв меня из виду, Брыся начала было растерянно озираться, но Марина уже вытащила расческу и начала методично разглаживать ее не послушные кудри.
Потом всех позвали на ринг. Я присела на корточки за стульчиками зрителей и начала снимать, следя за происходящим через видоискатель фотоаппарата. На ринг вышло девять собак, все как одна, красивые. Среди первых номеров я узнала Шарлотту, другие же были мне не знакомы. Большинство из них было пухленькими и обросшими красивой шерстью. «Ну и пусть, - подумала я, - а Брыся худая и кудрявая. Все равно она самая лучшая в мире собака. Ну и пусть».
Согласно процедуре, все побежали по кругу. Некоторые весело крутили хвостами, другие, стесняясь, пытались тянуть поводки в самых непредвиденных направлениях. Это был всего лишь класс юниоров, у них за плечами не было большого опыта. Потом все остановились, и, согласно очередности, собакам было предложено пройти на стол, на персональный осмотр. Время тянулось катастрофически медленно. Наконец, закончив опись, судья заставил всех еще раз пробежаться и стал выбирать тех, кто точно не вошел бы в первую четверку. И тут начались чудеса.
Первой покинула ринг Шарлотта, за ней вышла очень красивая сука из Англии, чей брат занял пять минут назад первое место в классе кобелей-юниоров... От удивления, я даже перестала фотографировать. Потом выбыло еще две собаки. Брыся, удерживаемая Мариной, терпеливо стояла в стойке и косила на меня одним глазом. Ее рот был зажат Марининой рукой, поэтому даже если она и хотела что-то сказать, то все равно не могла.
Наконец, судья оставил в ринге четырех собак, а дальше... я не поверила своим глазам! Он тронул Марину за плечо и указал ей на первое место.
- Ура! – не выдержав, закричала я.
Марина молча показала мне жестом, что если бы я легла на пол, то так было бы лучше для всех. Второе место судья отдал суке из знакомого питомника, третье и четвертое – я даже и не помню, кому... Мне было совершенно не до того: я все еще не верила своим глазам. Худая и кудрявая Брыся... моя Брыся! Заняла первое место! Как только их отпустили официальные выставочные фотографы, я кинулась обнимать мое сокровище и благодарить Марину.
- Манежик! – громко провозгласила собака, попав в мои объятия. – Мы с Ричардом решили! Манежик! Кстати, а что хорошего во мне было? То есть, лучшего? Ты не знаешь? Ну, по сравнению с другими?
- Не знаю, Брыся! - сказала я честно. - Все собаки были красивые, но то, что ты – лучше всех, я это знала еще задолго до выставки!
- Правда? – спросила Брыся. - Задолго, это засколько?
- Завсегда! – рассмеялась я, потрепав ее по ушам. – Ну что, домой?
- Домой! – крикнула Брыся что было силы. – Поехали скорее! Надо друзьям скорее рассказать!
Хохоча без причины и подтрунивая друг над другом, мы быстро погрузились в машину. Даже расстроенный Ричард радовался за Брысю. Она же сходила с ума от веселья на заднем сиденье, облаивая мотоциклы и что-то приговаривая вполголоса.
- Что ты там бормочешь? – спросила я, пытаясь поймать ее взглядом в зеркало заднего вида.
- Шиссот! – тут же заорала собака. – Шиссот!
- Это ты про что? – удивилась я.
- Про «зазаборных»! – продолжала орать она. – Мы им прямо сегодня расскажем! Щепка! Уродина! – продолжала выкрикивать она, беснуясь на полке под задним стеклом.
- Иди лучше, поспи. – посоветовала я, понимая, что в этот момент она уже не столько радовалась победе, сколько выплескивала свою обиду на ни в чем неповинных мотоциклистов.
- Не могу! – продолжала завывать Брыся. – Шиссот!
- Брыся, - сказала я, - я тебе обещаю: если ты перестанешь беситься, то мы заедем по дороге к «зазаборным». Но если не перестанешь, то не заедем.
- Договорились, - тут же сказала Брыся, тут же успокоившись, - лучше тогда заедем. Я лучше потом наорусь, дома.
Она пролезла под переднее сиденье, и устроившись у Марины в ногах, пристроила голову на вентиляционное отверстие и тут же заснула. Ричард дремал на заднем сиденьи, ворча и взлаивая во сне. Наверное, ему снилась английская судья.
Остановившись несколько раз размять ноги и выпить кофе, мы в обратном порядке миновали три региона и семь департаментов. На въезде в Париж, алая лента габаритных огней светилась в темноте новогодней елочной мишурой. Отстояв положенное в традиционной пробке, мы, наконец, добрались до нашей деревни, где, на самом въезде, Брыся проснулась и пихнула меня носом в бок – пришло время выполнять обещание. Я молча кивнула и свернула в проулок, где жил доберман.
- Эй, зазаборный! – негромко крикнула Брыся, высовывая голову из окна. – Выходи, чего скажу!
- Это ты что ли, мелочь? – ответил доберман, зевая и потягивая лапы в разные стороны. Он, видимо, спал на веранде.
- Я! – гордо ответила Брыся. – Я первое место заняла! На Чим-пи-анате!
- Ничего себе! – протянул доберман, вытаращив от удивления глаза. – Когда это?
- Только что! – хихикнула она. – Смотри, а у меня хохла больше нет! И прическа!
Она покрутилась за стеклом, показывая себя с разных сторон.
- Ничего себе... – повторил доберман и, совершенно неожиданно, во все горло заорал на всю округу:
- Наша Щепка победила!
Со всех окрестных дворов тут же донеслось собачье многоголосье:
- Ура-а-а-а! Щепка победила! Ура - Щепке!
- Я не Щепка! – гордо сказала Брыся. – Меня зовут Бригантина!
- Ее зовут Бригантина! – заорал доберман. – Все слышали?!
- Бри-ган-ти-на! – повторил хор голосов. – Ура-а-а-а!
- А тебя как зовут-то? – спросила Брыся, щурясь от удовольствия. – А то так и разойдемся, толком не познакомившись!
- Феликс. – представился доберман. - Ты это... того... зла не держи, ладно? Я рад, что ты победила, и они, похоже, тоже... – он кивнул в сторону улицы.
- Я не умею. – неожиданно серьезно ответила Брыся. – Зло держать - не умею. Ладно, нам пора...
Мы вернулись домой. ЖЛ встретил нас накрытым столом и вынутой из подвала бутылкой дорогого шампанского. Измученные дорогой, собаки поклевали немного из своих мисок, улеглись бок о бок на диван и сразу заснули. Мы сели ужинать, пересказывая наперебой наши приключения.
- Интересно все-таки... – сказал ЖЛ, выслушав мой сбивчивый рассказ. - А я ведь совсем не верил, что она победит. Она такая... впечатлительная! Всего боится, от всех шарахается...
- Знаешь, - сказала я, - все гораздо сложнее... Психика живого существа не сводится к тому поведению, которое ты можешь наблюдать. А главная функция воспитания – это не обучить каким-то навыкам, а выявить все лучшее, что скрыто внутри. Если мы сложим первое и второе, то получим, как результат, брысину победу на Чемпионате...

[Ren]

XXVI.
Лето пролетело бы совершенно незаметно, если бы в нашей жизни не наступили очередные изменения: мы решили переехать. Июль и август выдались дождливыми, в нашем подвале стояла вода, в которой, согласно Брысе, кто-то тихо квакал по ночам. Стены же покрылись черной плесенью, и по ним важно расхаживали огромные черные лесные пауки. Однажды вечером, когда Брыся задумчиво следила за этим неторопливым парадом, а ЖЛ откачивал воду из подвала, я приняла окончательное решение и сказала:
- Хватит! Надоело! Мы скоро сами уже плесенью покроемся, и у нас отрастут ноги, как у пауков! Переезжаем!
- А я как раз хочу такие ноги! – возмутилась Брыся. – Чтобы ловчее за ними было бегать! Может, останемся?!
- Брыся, - сказала я специальным педагогическим голосом, - если ты начнешь бегать еще и по стенам, то мне придется тебя посадить в вольер, как макаку, и кормить бананами через прутья. Так что даже не мечтай.
Расстроенная такой перспективой, Брыся переключилась обратно на наблюдение, а ЖЛ бросил насос и пошел в интернет искать новый дом, назидательно заметив, что уже давно надо было переехать. Позвонив в несколько агентств по недвижимости, он назначил несколько встреч.
На следующий же вечер, после работы, мы поехали смотреть предложенные нам дома. Первый оказался в стадии последней отделки – участок был покрыт перемешанной с песком землей, пола не было вообще. Мы покрутили головами и ничего не сказали – дом был, конечно, хорош, но его недоделанный вид вызывал у нас противоречивые чувства, словно мы ввязывались в проект, который никогда не будет закончен.
Второй дом оказался значительно лучше: абсолютно белый, как внутри, так и снаружи, с новенькими окнами, дверями, самогреющимся полом и стойкой-баром из черного фальшивого мрамора, он показался нам вполне приемлемым для наших нужд. Мы одобрительно переглянулись. Агент показал нам огромный, на три машины, гараж, комнаты, туалеты, ванную, душ... Все было как с иголочки.
Мы вышли в то место, что агент называл садом. На голом, больше похожем на выженное футбольное поле, небольшом участке одиноко рос безымянный кустарник, покрытый розовато-ситцевыми цветочками. Контраст с диким буйством нашего лесо-сада был разительным. Я посмотрела по сторонам: соседские дома были похожи на этот, как две капли воды. «Один владелец, - видя наши удивленные лица, пояснил бойкий агент, - вся улица ему принадлежит...».
На газоне соседей слева пасся складчатый шар-пей. Его нос напоминал боксерскую грушу. Он подошел к забору и молча прислонился к сетке, намекая, что неплохо было бы познакомиться. Я присела на корточки и протянула ему ладонь.
- Как тебя зовут? – спросила я.
- Тай. – коротко ответил он. – А тебя?
- А меня - Ирина. Мы, наверное, скоро переедем.
- Насовсем?
- Нет, - ответила я, - года на два, я думаю. А вы тоже снимаете?
- Да. - ответил он.
- Понятно.
Я просунула палец в дырку и почесала его надутый нос.
- А ты так все время разговариваешь? Кратко, я хотела сказать.
- Да, - улыбнулся он, - порода такая. Нас буддисты вывели.
- Понятно, - улыбнулась я, - у меня тоже собака есть, но она болтливая, как сорока. Так что тебе не повезло. Она задает много вопросов и все время требует ответы.
- Пусть болтает. - великодушно разрешил шар-пей. – Я, может быть, ее молчать научу. Дзен. Слышала?
- Ага, - ответила я, - но ты особо не надейся. Она, конечно, способна молчать, но только когда спит.
Он пожал плечами:
- Посмотрим...
Мы попрощались, и я вернулась в дом, где агент рассказывал ЖЛ про деревню и особенности жизни в ней. ЖЛ посмотрел на меня, я ответила утвердительным кивком. Раздумывать было особенно не над чем – дом был большой, теплый, чистый. Я подумала о Брысе, о том, как ей тяжело будет расставаться с друзьями, с нашим диким садом, ежами и пауками, кротами и улитками... Но выбора не было – оставаться в нашем старом доме у нас больше не было сил, и о том, чтобы провести в нем еще одну промозглую зиму, не было даже речи. Мы поехали домой, обсуждая предстоящий переезд.
- Брыся, - сказала я, едва мы вошли домой, - а мы скоро переезжаем!
- Как это?– заинтересованно спросила Брыся .
- Мы нашли новый дом, теплее и лучше. – сказала я и погладила ее по голове. – Ты не расстраивайся, там тоже есть собака, у соседей...
- Ничего себе! – повторила Брыся и покрутила головой. – Пойду расскажу Энди и Робину!
Она умчалась в сад, откуда донесся ее лай. Я сварила кофе и устроилась на диване. В глубине сада по-прежнему нежно розовел вереск, и я с грустью подумала, что больше никогда его не увижу. Собаки прибежали на терассу. Я вышла к ним.
- Ну, как вам новость? – спросила я, когда мы обменялись приветствиями.
- Жалко! – выдохнул йорк, делая жалобное личико. – Брыся переедет, а мы-то – нет!
- Кто знает? – философски заметил Энди.
- Но мы же можем вас навещать! – сказала я. – Мы же недалеко совсем переезжаем!
- Да-а-а... – протянул йорк, еле сдерживая слезы. – А где же нам теперь с Энди встречаться? Если вас не будет?
- Не знаю, - ответила я, - в нашем саду, наверное. Только вы поглубже уходите, к забору, там не видно будет. А потом, кто знает, может, на наше место въедет кто-нибудь другой, с собакой.
- Но они же мой лаз закопают сразу, а я так долго его копал, помнишь? – не выдержав, заплакал йорк. – И мне опять будет не с кем играть....
- Помню, помню, - сказала я, - но мы больше не можем тут оставаться, понимаешь?
Я села на ступеньки и взяла его на руки. Он шмыгнул носом, поплотнее прижался своим крошечным тельцем к моему животу и что-то запричитал. Энди молчал, а Брыся переводила взгляд то на меня, то на Робина, то на Энди.
- А может, не будем все-таки переезжать? – тихо спросила она. – Может, останемся?
- Брыся, мне тоже ужасно не хочется переезжать, тем более... – я кивнула головой в сторону вереска. – Но этот дом совершенно не приспособлен для жизни: он плохо построен, в нем холодно зимой и сыро летом. Мы все очень устали, понимаешь?
- Понимаю. – грустно вздохнула Брыся, глядя на причитающего Робина. – Но глупо терять друзей из-за какого-то дома...
- Ну почему же терять? – возразил Энди. – Все мои друзья остались в полиции, там было много собак. А потом появились вы. Теперь опять все поменяется, но это ведь еще не конец? Правда?
- Правда, - сказала я, - подтверждаю. Не расстраивайся, Робин, еще все наладится. Даже если твой лаз закопают, то ты вырой новый, подальше, и чтоб совсем незаметно было!
- Точно! – всхлипнул Робин. – Я им еще покажу, на что способны йорки!
Мы все расхохотались, видя решительность маленького Робина. Даже Энди, который всегда ставил во главу угла интересы людей, согласился с тем, что от нового лаза никому хуже не будет.
- Не переживай, - сказал он Робину, - мы будем встречаться так же часто, как раньше. Хочешь, я научу тебя незаметно покрадываться сзади?
- А меня? – встряла Брыся. – Пока я не переехала! А то кто меня там учить-то будет?
- Ладно, и тебя. – согласился Энди. – Тогда пошли?
- Пошли! – хором ответили собаки и потрусили вслед за Энди в глубину сада.
Я осталась сидеть на ступеньках. Прости, теперь мне останутся только воспоминания и фотографии, сказала я мысленно. Прости и прощай. Я подумала о том, что скоро на этой террасе будут сидеть другие люди, и кто-то из них, более восприимчивый, чем другие, однажды посмотрит вглубь сада и вдруг услышит, за своей спиной, стук собачьих лап по паркету.

[Ren]

XXVI.
Переезд хуже двух пожаров, так, кажется, говорят в народе, но переезд с Брысей был явно хуже трех. Она принимала в нем настолько активное участие, что мне приходилось привязывать ее к ножке стола в каждой последующей комнате, где я пыталась уложить в картонные коробки баночки, скляночки, трусики, носочки, свитера, шампуни, тарелки, бокалы, бутылки и банки, которым не было числа. Лишенная права перемещения и участия, Брыся теперь ограничивалась тем, что давала советы по упаковке имущества:
- Куда суешь макароны? – завывала она. – А консервы? Мы же их потом не найдем! Отдай носок, он все равно теперь один! И игрушки? Мы их не забудем?
Так, кочуя из комнаты в комнату, мы паковали и складывали, складывали и паковали. Наконец, в доме не осталось ни одной комнаты, где бы оставался заполненный шкаф или полка. Их распахнутые дверцы сиротливо демонстрировали выпотрошенные внутренности, а разложенный по картонкам скарб тихо ожидал переезда. Брыся несколько раз пыталась надорвать угол коробки «чтобы-только-глазами-посмотреть-что-там-внутри», но я пресекала любые попытки реорганизации пространства.
Лишенная возможности проявлять хоть какую-либо инициативу, Брыся подолгу дулась и упрекала меня в бесчеловечности, и я, сжалившись, выдала ей ненужную коробку, уточнив, что она будет нести полную ответственность за ее содержимое. Не прошло и суток, как в коробке оказались: оторванная голова плюшевого мишки, грязный теннисный мячик, порванный тапок, потерянный мной брелок для ключей, пачка носовых платков, две скрепки, пружинка от бельевой прищепки, три с половиной щепки для растопки, дохлый паук, украденный в гараже тюбик с клеем ПВА, большая железная гайка и полусгнившая морковка, которую я, вместе с дохлым пауком, выкинула в мусорное ведро, несмотря на протестующие брысины вопли. Потом она выкопала в саду все носки, тушь и прочие собачьи секреты, которые добавились к имеющемуся содержимому.
- Брыся, - говорила я, - я весь твой скарб уже собрала: подстилки, иструменты, документы, ошейники и поводки. Что ты мусор теперь в дом таскаешь?!
- Ты ничего не понимаешь! – возмущалась собака. – Видишь, например, пружинка? Очень нужная вещь!
Наконец, день переезда настал. Мы взяли в аренду грузовик и, с помощью двух друзей, начали грузить коробки и мебель. Как и все собаки, Брыся чрезвычайно волновалась, что ее обязательно забудут, и издавала как можно более дикие и острые крики, напоминая о своем существовании. Чтобы соседи не вызвали полицию, подозревая нас в плохом обращении с животным, мы вынуждены были посадить ее в кабину грузовика, откуда она командовала парадом, давая полезные, как ей казалось, советы. Переезд продолжался весь день, и Брыся сопровождала нас повсюду: в старый дом, на помойку, в булочную за сэндвичем, обратно в новый дом. Наконец, солнце село, мы вывезли последний грузовик, и, заперев дверь, направились в новый дом, где нас ждало тепло, сухость, а также гора неразобранных коробок и расставленной кое-как мебели.
Когда ЖЛ припарковал грузовик у нашего нового жилища, я увидела просунутый через сетку забора знакомый грушевидный нос. Брыся, не раздумывая, бросилась к забору.
- Привет! – заорала она, что было сил. – Тебя как зовут?!
- Тай. – ответил шар-пей. – А тебя?
- А меня Брыся! Мы тут теперь жить будем!
- Я знаю. – ответил Тай.
- А у меня своя коробка есть! Со скарбом! Даже две! Одна с нужными вещами, а другая – с мусором! – продолжала выкрикивать Брыся.
- Знаю. – вздохнул шар-пей.
- Откуда? – продолжала вопить Брыся. – Откуда ты знаешь?
- У каждой собаки есть свой скарб. – пожал плечами Тай. – Это очевидно.
- Да? – удивленно спросила она, сбавив громкость. – А покажи свой!
- А у меня его как раз нет. – ответил Тай с неопределенным выражением лица. – Дзен.
- Это что еще такое?
- Дзен – это когда нет ни избыточного имущества, ни избыточного общения.
- Ух ты! – восхитилась Брыся. – А как понять, имущество избыточное или еще нет?
- Ну, как... – задумался Тай. – Например, достаточно решить, можешь ли ты обойтись без того или иного предмета.
- А если, например, голова мишки мне нужна, и мячик тоже очень нужен. И носки. И пружинка. И щепки. Они мне все даже необходимы! Это - избыточное?
- У каждого свое понятие об избыточности. Мне, например, ничего не нужно. И говорю я редко. А тебе, как я вижу, нужно много общаться?
- Точно! – кивнула Брыся. – Нужно! А то, если у меня какое-нибудь новое имущество появится, то кому его показывать, если не общаться?
- Понимаю. – кивнул Тай. – Но у меня нет имущества, и общаться на эту тему мне неинтересно. У тебя есть другие предложения?
- Ну... – протянула Брыся. – Например, я могу тебя научить виснуть на рукаве и рычать, как настоящая полицейская собака. Меня Энди научил, мой друг! - добавила она с гордостью.
- Нет, спасибо, я не бойцовый пес. – ответил Тай. – Что еще?
- Еще? – задумалась Брыся. – Могу тебя научить копать настоящий лаз! Этому меня мой другой друг научил – Робин.
- Не знаю, зачем мне может понадобиться лаз... Нет, не подходит.
- Тогда... – задумалась Брыся. - Могу тебя научить плавать за палками, как Чарли! Это мой самый лучший друг!
- У нас нет ни одного водоема в округе. - пожав плечами, ответил Тай. - Знаешь, я пока не вижу ничего, чему я мог бы у тебя научиться. Это не означает, что в тебе ничего нет интересного, но мне нужно время, чтобы тебя понять. Идет?
- Идет! – кивнула Брыся. – Но как ты сможешь меня понять, если общение тебе не нужно, а мне нечему тебя научить?
- А хочешь я тоже тебя чему-нибудь научу? Может, тебе пригодится. – ответил Тай.
- А чему, например?
- Например, созерцанию. – задумчиво сказал Тай.
- Чему?! – удивилась Брыся. – Зерцанию?
- Созерцанию. – повторил он. – Ты смотришь на что-нибудь, а, на самом деле, тебе в голову в этом время приходят умные мысли.
- Сами? – усомнилась Брыся.
- Сами. – кивнул Тай. – Смотри, например на этот цветок.
Брыся послушно уставилась на какую-то помятую ромашку.
- Вот что тебе в голову сейчас пришло?
- Что я есть хочу и очень устала! – сказала Брыся и неуверенно посмотрела на шар-пея. – Это умная мысль или не очень?
- Понятно. – вздохнул Тай. – Ты иди, тогда, отдохни, поешь, а потом повторим...
Он неспеша пошел прочь. Брыся проводила его взглядом и проскользнула в приоткрытую дверь, через которую мы уже заканчивали носить мебель. Она обежала все комнаты, зашла по очереди в три зеркальных раздвижных шкафа, посетила ванные, туалеты и комнату для костей и удовлетворенно вздохнула.
- А где мой скарб? И мусор? Ты не знаешь? – спросила она меня, когда я проносила мимо очередную картонку.
- Они в подвале пока. – ответила я, кивнув в сторону приоткрытой двери.
Брыся кивнула и умчалась по лестнице вниз. Вернулась она, держа в зубах свою любимую игрушку – голубого плюшевого ослика. Потоптавшись по гостиной, больше напоминающей теперь мебельный склад, она запрыгнула на диван и спрятала ослика под подушку. Затем она умчалась обратно в подвал. Моментально вспомнив про кучу носков в комьях земли, пружинки и щепки для растопки, я ринулась к приоткрытой двери.
- Пусти меня внутрь! – прошипела Брыся сквозь зубы, в которых была зажата оторванная медвежья голова.
- Не уж, - возмутилась я, - против ослика, я, пожалуй, ничего не имею, но все остальное, будь добра, складывай на террасе!
Потом мы еще долго расставляли мебель и раскладывали содержимое коробок. Поздним вечером, когда мы, наконец, сели ужинать, Брыся уже вовсю резвилась на террасе в свете фонарей, гоняя летающую тарелку по газону. Новый дом ей нравился, это было очевидно. Лишь перед сном, устроившись поудобнее на моем животе, она сказала, грустно вздохнув:
- Интересно, а как там Энди с йорком?
- Надеюсь, что хорошо. – ответила я, погладив ее по голове. – Они, наверное, тоже о тебе сейчас думают.
- Здорово... – задумчиво протянула Брыся. – Как здорово, что где-то кто-то думает о тебе. А я, кстати, знаю, чему я Тая могу научить. Сказать?
- Скажи! – кивнула я.
- Я его играть научу! А то он совсем не умеет, бедненький, со своим дзеном! Грустный такой и нос надутый. Как-будто осы покусали!
При виде плутоватого выражения ее морды, я не смогла удержаться от смеха. Брыся, похоже, понимала о жизни гораздо больше, чем я предполагала. Или же она незаметно преодолела тот рубеж, который отделяет счастливых от несчастных, по-настоящему мудрых от тех, кто себя таковыми считает? Я одновременно гордилась ею и не могла поверить, что ровно год назад на моих коленях сидела маленькая пугливая собака, которая шарахалась при виде любого незнакомого ей предмета. Теперь же она собиралась научить незнакомую ей собаку тому, чем она владела в совершенстве – игре и легкости существования, тому, что я распознала в ней с первого взгляда на найденной мной как-то случайно в интернете фотографии.

[ODETTA]

Ren , Спасибо , спасибо и еще раз спасибо!

Читаю, отложив все дела, несмотря на массу работы. Просто не могу оторваться.
Я конечно очень эмоциональный человек. И смеялась, и переживала и даже плакала.... эта сцена прощания с домом и "стук собачьих лап по паркету"...
А описание Парижа, мостовая. Как будто это я снова сижу в кафе около у отеля де Вилль, иду по улице.... Класс.
Вы не забыли, что я первый покупатель книги?

[Ren]

ODETTA, Мне осталось пару глав написать. Несмотря на малый объем на экране, это все-таки 4-5-6 страниц текста. Не много, вроде, но и не мало

Как только закончу, буду перечитывать и править, править, править...

Спасибо за правку

[lotega]

Ren, А про меня не забудете? Единственное, я немного поздабыла за кем занимала очередь на книжку Думаю, что нас будет великое множество, что радует

[Ren]

lotega, MaryIr, спасибо за отзывы

[MaryIr]

Ren, спасибо вам большое. Еще раз получила удовольствие, читая ваши рассказы. Здорово, что появилось кое-что новенькое.

[lotega]

Ren,

- Я, кажется, знаю, зачем нужно Ра-жди-ство...

- И зачем, по-твоему? – спросила я.

- Чтобы сделать кого-то счастливым.

Последняя глава - словно подарок к предстоящему Рождеству и, может для кого-то, инструкция к действию!? Сделаем кого-то счастливым! Я вот уже несколько месяцев уговариваю мужа завести собачку, легонько так пристаЮ, и, как мне кажется, он начинает "сдавать позиции :.. не иметь больше собачек", после того, как у него прожил долгую жизнь лабрадор, по крайней мере, вчера он был замечен на просмотре сайтов с щеночками - уже прогресс. И как жаль, что я не могу ему прочитать все Ваши главы... Тогда бы уж точно мы понеслись , сметая все на своем пути, в ближайший зоомагазин, это уж наверняка...
Спасибо за теплую и щемящую душу предрождественскую сказку-притчу. Вы - необыкновенная...

[Ren]

lotega, спасибо за отзыв!!! Купите не рождество таксика

[Vishivanka]

Ren, как трогательно...

[Ren]

Vishivanka, ODETTA,

[lotega]

Ren, Не уверена, что муж "созреет" уже к этому Рождеству... А так хотелось бы .... Представить, что тормошишь и заботишься о маленьком комочке... Я уже писАла где-то в темах, что к нам "прибилась" кошечка, которая вот уже год живет с нами, и поначалу муж ну никак не мог полюбить эту независимую и гордую "гулену", и только спустя какое-то время он начал привыкать к ее присутствию, также как и к почти постоянному ночному отсутствию Что поделать, она у нас дикая и свободолюбивая Вот я и думаю, сколько же мне понадобится времени, чтобы "уговорить" его на "щеночка"? Скажет, кошка - есть, рыбок - завел в своем собственноручно вырытом пруду... Проблема....:question
Достался ли Брысе кусочек чего-нибудь вкусненького с праздничного (по случаю Вашего ДР) стола? Ну, например, ломоть сыра или пирожок?!

[ODETTA]

Ren, Здорово! Как всегда!

[Ren]

Прилетела английская леди, зовут Bencleuch Born to Party

Будет жить 2-3 недели, потом отправлю Ирине

[ODETTA]

Ren, Нечто ... Обе.... Лапушки

[Бриташка]

Прилетела английская леди, зовут Bencleuch Born to Party

Будет жить 2-3 недели, потом отправлю Ирине

Действительно, леди. Ну, поздравляю.

[Ren]

Бриташка, Вам спасибо!

[Ren]

[lotega]

Ren, Хороша! Чисто английская стать!

[charavichka]

Ren, хоть я уже года два на форуме, я только сегодня - 15 ноября - открыла для себя Ваш талантище!
А можно мне все распечатать, тщательно хранить и читать дочери, когда она вырастет (пока копошится на своем развивающем коврике)? Или, может, Вы хотите все напечатать и издать?
И еще в Вашем профиле есть ссылка на Вашу биография, но она уже недействительна. Очень жаль...

[Ren]

charavichka, конечно, можно!

Я только закончила и начинаю разговоры с изд-вами.

Ссылку сейчас исправлю

[Ren]

У нас с Брысей гостит английский щенок. Нет, не в смысле «английский кокер-спаниель», а самый настоящий английский щенок. Ну, из Англии. Для непонятливых.

Ее зовут Плюша, и больше всего она любит, конечно же, есть. Когда же есть ей не дают - то есть, большую часть дня, - она писает на пол, тем самым отстаивая свое право на еду. Брыся особенно не возражает – главное, чтобы Плюша не трогала ее любимую свинью, которая умеет хрюкать.

Плюша только что вырвала с корнем настоящее растение из горшка. В этот момент мы с Брысей не подозревали, конечно же, ровным счетом ничего подозрительного.

Английский щенок пристроился возле горшка как бы посидеть, а потом сделал вид, что он как бы играет с воздушным корнем, которое наше растение неосмотрительно свесило в пространство.

Растение поплатилось за свое легкомыслие достаточно быстро – его еще неделю назад предупреждали не доверять английским щенкам...

То ли дело – Брыся. Она говорит, что она эти глупости прекратила очень давно. Практически, еще до рождения.

Но мы великодушно прощаем Плюшу - убийцу растений. Конечно, в качестве уплаты за убитое дерево Брыся хочет оторвать ей какую-нибудь лапу, но это не в счет: Брыся искренне верит, что поскольку Плюша отказывается ходить на поводке, то и ноги ей, в общем-то, не нужны.

Нет, Плюша – хороший щенок. Она не пытается укусить гитару стоимостью в несколько сотен евро, поэтому ЖЛ заранее согласен с тем, чтобы Плюша осталась с нами навсегда.

Брыся тоже не возражает, потому что Плюша бегает медленнее Брыси, делится с ней едой, у нее можно отобрать любую игрушку и иногда оторвать ногу-другую.

А еще от нее можно спрятаться на спинке дивана, потому что Плюша не может пока туда залезть.

Эх, нам бы так! – думаю я. - Захотел отдохнуть от ребенка – взял и спрятался от него на спинке дивана. Оттуда, например, можно ему корчить рожи, глядя, как он безуспешно пытается залезть туда же, куда и ты...

[варежка]

Эх, нам бы так! – думаю я. - Захотел отдохнуть от ребенка – взял и спрятался от него на спинке дивана. Оттуда, например, можно ему корчить рожи, глядя, как он безуспешно пытается залезть туда же, куда и ты...

и пару лапок оторвать вашему ребенку. А вообще, просто отлтчно, вставте в книжку обязательно. И все про Брыську - тоже, очень хочется , чтоб вам издать удалось поскорее.

[Ren]

варежка, нене . Книжка уже уехала редакторам . Теперь только если в следующую

[lotega]

Ren, А про то, чтобы оставить Плюшу себе , это "понарошку"?