ПАРАДЖАНОВ Сергей Иосифович

[Casanier]

irasweden,
я просто очень-очень
люблю творчество Параджанова
и очень не люблю
некоторые комментарии о его личной жизни ...




Поэтому дам слово великим :

Я видел "Легенду о Сурамской крепости" Параджанова в Тбидиси и сразу сказал, что это шедевр. А последние четыре месяца ее показывают в Риме: нельзя попасть, хотя Италия избалована кинематографом.

Тонио Туэрра

"Цвет граната" Параджанова, на мой взгляд одного из самых лучших режисеров современности, поражает совершенством красоты...

Микеланджело Антониони
...По использованию цвета режиссер Параджанов не имеет равных в мировом кино. Цветовое решение в его фильмахз, совершенно самостоятельное, идет впереди решений Сергея Эйзенштейна.

Виктор Шкловский
...В храме кино есть изображения, свет и реальность, Сергей Параджанов был мастером и хозяином этого храма.

Жан Люк Годар
Параджанов был великим гуманистом, его мечтой было воссоединение всех людей. Его искусство великолепно, ибо это послание в будущее.

Роберт Оссейн

Я знаю, что моя режиссура охотно растворяется в живописи, и в этом, наверное, ее первая слабость и первая сила... И мне доступнее всего та литература, которая по сути своей сама - преображенная живопись.

Сергей Параджанов


ИНТЕРВЬЮ С.ПАРАДЖАНОВА АРМЯНСКОМУ TV НА ОТКРЫТИИ ВЫСТАВКИ В ЕРЕВАНЕ
15 января 1988 г.

Биография... Я не очень-то помню мою биографию. Что моя биография? "Дард"* - вот это вечная ее форма. Сейчас, в последнее время как третий арест прошел, я как-то могу что-то суммировать, обернулся - вижу старость. Это я ощущаю мои 63 года. Мой профессор умер в 43. Человек, у которого я учился - Савченко, великий мастер советского кино умер в 43 года. Для нас он был тогда старый человек. Мы все были молодые 20-ти летние юноши: Алов, Наумов, Хуциев, Миронер, Бережных.

Украина меня атаковала желанием, чтоб я снял "Слово о полку Игореве". Это для меня высшая награда. Я давно об этом мечтал. Я мечтал снять фильм вместе с Герасимовым. Он снимает реализм, а я сюрреализм. Получается двухслойный с начинкой пирог.

У меня в связи с пенсией возникает еще большая нежность к Родине, где я, к сожалению, пока не живу. Для меня Армения - это искусство и история, это мои друзья, мои радости, наши творческие потери.

Я не профессионал и на это не претендую. Моя выставка - это не хобби, а необходимость моей профессии. Я режиссер: учился у великих мастеров Савченко и Довженко, они оба рисовали, рисовал и Эйзенштейн, и, поневоле, я начал рисовать, делать коллажи, стыковывать фактуры, искать какую-то пластику.

Я хочу, чтобы выставку посетили дети, потому что сейчас пришло время искать, находить и реализовывать прекрасное, прекрасное вокруг нас - наши горы, небо. Надо уметь выражать страсти, видеть, любить и благоговеть. Мало любить! Надо благоговеть.

Поэтому я и сделал специально комнату для детей, где я выразил в куклах пластику - передал трагедию войны, с юмором показал Кармен и Хосе, и даже турка, который сдал Каре. Это все в назидание детям: мои старые чемоданы превратились в слонов, а слоны превратились в чемоданы. Вот этот Мирок очень интересно откроется перед детьми Армении, которые заслуживают большого внимания, потому что нам надо многое реставрировать в Армении в культуре, выравнить потребителя, выравнивать общий вкус в стране.

Одна из комнат - это "комната памяти Тарковского". Я посвятил ему два манекена, названных "Пиета" и сделал специально коллаж о ночной птице.

В "комнате сияния" - костюмы к фильму "Демон", букеты-посвящения - восхищение жизнью.

Одна из комнат - "комната моей судьбы". Это моя судьба, судьба моих друзей, их отношение ко мне. Здесь я выставляю в гармоническом сочетании грузинских и армянских художников и свой автопортрет.

Здесь я выразил благоговение перед матерью - армянкой, отдавшей всю свою жизнь воспитанию детей. К сожалению, она ни разу не была в Армении, не нашла времени для этого: она то бегала, чтоб освободить папу из заключения, или же воспитывала детей.

Тут и мой диплом, подписанный Довженко, мой аттестат, мой дед, торгующий вином, мой дядя, наш институт: Мелик-Авакян, Хуциев и я - три армянина, которые поступали в один год во ВГИК. Все это волнует меня.

..."Комната графики", где я посвятил целую стену "бакинским комиссарам" - стена Элегия, графические произведения и букет, посвященный любимому брату, который не вернулся из армии. Он погиб на фронте - ему посвящается букет.

Я непрофессионал и запрещаю критикам считать меня профессиональным художником. Я любитель искусства и режиссер. И вы присутствуете в моей мастерской, где происходит процесс тех фильмов, за которые я получаю... В сумме я получил 60 золотых медалей. За что я их получил? За вкус, за то, что я могу выразить пластику.

Никакого чуда не происходит. Я это ищу, это лежит в природе. Это она мне помогает взять, зафиксировать, создать пластику и благоговеть перед этим. Эта выставка - мой праздник.

Народность для меня выше всего и самое дорогое, что есть у меня в жизни. Поэтому я выбрал музей народного искусства. Я лишаю критиков права считать меня профессиональным художником. Я режиссер и горжусь этой профессией. Никогда не лез сниматься в своих фильмах, чтобы увековечить себя.

Все знают, что у меня три родины. Я родился в Грузии, работал на Украине и собираюсь умирать в Армении.

Музей Параджанова :
http://www.parajanov.camo.ru/mus1_e.htm

Ссылки :
http://magazines.russ.ru/druzhba/2004/3/kara12.html
http://m-m.sotcom.ru/6-7/sergpar.htm
http://www.teatrparajanova.ru/history/
Понравилось :
Тамара ДУЛАРИДЗЕ
http://ps.1september.ru/articlef.php?ID=200107017
Праздничная трагедия по имени Параджанов
О художнике,
который сквозь шум песочных часов слышал то, что эти часы всего лишь измеряют


Знаете ли вы, каков праздничный человек? Если вы думаете, что он приходит к обреченному с тортом и улыбкой и делает вид, будто не замечает его страха, ничего не ведает о его болезни и беспечно болтает о грядущем отпуске, значит, ваше представление неточно и, уж во всяком случае, неполно. Будничный человек бывает добрее, тоньше и отзывчивее. И очень любит праздники. Праздничный человек во всем может уступать будничному. Кроме одного – он делает праздник из всего, из самого неподходящего материала, из отсутствия материала. Потому что он сам – праздник.
Один тбилисский денди, потерявший ногу из-за глупого мальчишества – прыгнул в набравший скорость трамвай, – рассказал мне, как спас его от отчаяния, как помог ему сохранить дух и шик дендизма отец Параджанова. «Я боялся его доброты больше, чем жалости матери и невесты. Но вместо соболезнования получил от него палку черного дерева, всю в богатой резьбе и инкрустации, со словами: “Наконец эту красоту увидит весь Тбилиси!”»
О Сергее Параджанове любят говорить как о чудаке и хулигане, потому что чудачествами он прорывался в мир, обычные отношения с которым у него были параллельны. Но на моей памяти он был прост и сердечен, пока не появлялся кто-то чужой, от которого следовало немедленно и прочно скрыться. И тогда вспархивали, как в танце двенадцати покрывал, руки, сыпались шуточки, оскорбления, комплименты, сувениры. Блеск, шок, шум. Одиночество и усталость. Никто не мог бы обвинить его в грехах ранее и более, чем он сам. И, может быть, проявлением несомненной религиозности Параджанова было то, что он искал заступничества у святого Георгия, не смея поднять глаза выше.
Простодушие и слава чудака давали ему преимущества, которых не могло быть у его более удачливых и осторожных коллег. Он мог заявлять, как Сирано де Бержерак: «И рад сказать я: “Сегодня я нажил себе еще врага”». Он коллекционировал недоброжелателей и клеветников, прикармливал врагов и почти гордился их всевластием. Наверное, так было легче оттачивать оружие своего искусства, его он противопоставлял безобразию и несвободе. Параджановское художественное трудолюбие, неусыпное существование в искусстве проявлялись не только в куклах, их он ухитрялся делать даже в тюрьме, но в том прежде всего, как без устали дрессировал он дикий, жестокий и ленивый мир вокруг себя. Письма, рисунки, наброски к фильмам, сценарии. И бесконечные разговоры о кино, об искусстве, о мастерстве, его он ценил в человеке, как булгаковская Маргарита.
Сразу после смерти вышла книга с его сценариями на французском языке. Его письма стали публиковать еще при жизни – то в «Литературной газете», то в киножурналах. О нем начали писать много, когда это перестало быть опасным. Старый друг Василий Катанян издал его коллажи, рисунки, письма в формате альбома, предварив их своими воспоминаниями.
Наконец, издательство «Азбука» (Санкт-Петербург) представило на последней книжной ярмарке в Москве изящный толстенький томик наследия Сергея Параджанова.
Он был сыном антикваров, и вещи были для него источником волнений и радости, бальзамом, каким бывает игрушка для обиженного ребенка. Они становились поводом для спектакля, драматургической пружиной. Игра бриллиантов завораживала его, он часами изучал их блеск. А потом глаза Софико Чиаурели в его фильмах “Цвет граната” и “Легенда о Сурамской крепости” сверкали, как драгоценные камни. Вспоминаешь таинственную картину из тбилисских басен о Параджановых: когда к матери приходили покупать бриллианты, она выносила их на бархате, держа зажженную свечу. И прозаическое объяснение: чтобы не украли, погасив свет. Но, думаю, ею двигала та же страсть играть со светом и его отсутствием, которая привела ее гениального сына в кинематограф.
Перемена в образе жизни, названная перестройкой, по-разному сказалась на творчестве советских кинематографистов. Одни кинулись экранизировать запрещенных прежде авторов, другие, сорвав чадру и растоптав евнухов, пустились во все тяжкие, третьи стали методично и уныло отражать свою жизнь во всей ее неприглядности и скуке.
Лишь очень немногие выдержали испытание свободой. Сергей Параджанов, хулиган и гений, приветствовал перестройку, сняв на киностудии «Грузия-фильм» турецкую сказку “Ашик-Кериб”, услышанную русским поэтом Михаилом Лермонтовым от уличного певца в Тбилиси. Варварская красота и ошеломительная свобода этого фильма – вот и все, что противопоставил Параджанов ленинской простоте, сталинской мудрости, хрущевской справедливости и брежневскому дружелюбию. Он обошелся без обвинений и разоблачений, без гнева, упреков и сведения счетов.
Не этого ли боялись чиновники от кино, запрещая его фильмы к прокату, сценарии – к запуску в производство, а ему самому – дышать. Во всяком случае, в процессе извлечения с полок стало ясно, что запрещали они красоту и свободу, боролись с обыкновенными человеческими чувствами, с традициями, которые учитывали Десять заповедей. И врали, подменяя понятия.
Не потому ли в постсоветском кино восторжествовало то, под видом чего запрещалась красота и свобода: порнография и контрреволюция, наравне с икрой и саунами составлявшие воровскую роскошь партийных «малин». Так что сегодняшняя уродливая «чернуха» в российском кино – не зеркало, а скорее ностальгия по тоталитарному обществу.
Определенно и однозначно художниками остались лишь те, кто не перестал слушать Время, кому шум сыплющегося в часах песка не мешает расслышать то, что эти часы всего лишь измеряют. В неосуществленных фильмах Сергея Параджанова, сохранившихся в записанных, как стихи – ритмично, сценариях, в графике его писем, напоминающей титры в немом кино, слышен не только умолкший гений кинематографа. Слышно время – словно он ухватил его за край, как хватается за сбрую коня святого Георгия его Пиросмани в финале «Арабесок» на тему Пиросмани.

Еще :
Невыносимый гений Сергея Параджанова
Или рассказ о том, кто «имел коммуняк на деле». Когда этот человек умер, в Россию пришла телеграмма: «Мир кино потерял одного из своих магов-волшебников». Под телеграммой подписались великие итальянцы: Феллини, Антониони, Бертолуччи, Мастрояни, Мазина, Моравия.

«Если бы было предложено послать одно-единственное кинопроизведение в другую цивилизацию, то я предложил бы картину Параджанова «Тени забытых предков», — сказал однажды известный французский режиссер и актер Робер Оссейн. Анджей Вайда встал перед Параджановым на колени и поцеловал руку, благодаря за этот шедевр. Весь мир восхищался фильмами Мастера. Они получили 39 международных наград, в том числе 24 Гран-при. Может быть, не все знают, что он был удивительным художником, создававшим коллажи и инсталляции. Его произведения изобразительного искусства не так известны. Но это никоим образом не умаляет их необычайных достоинств. Недавно мир отметил очередной день рождения Мастера…Бывшая жена охарактеризовала Параджанова так: «Прелестен, но невыносим». Параджанов охотно её цитировал, но всегда делал ударение на первом слове. Он был «невыносим» во всем: и в художнической «особости», и в гусарском ухарстве, и в необычайной широте и разнообразии своих талантов. Этот несерьезный человек умел многое. По свидетельству знатоков его жизни и творчества он хорошо рисовал, консультировал мастеров по керамике, стеклу, фарфору, средневековому искусству, оружию, антиквариату. Пользовался непререкаемым авторитетом среди ювелиров. Был и поныне остается высоко почитаемым большими и малыми светилами в области археологии, истории, этнографии, фольклора и литературы Древнего Востока. И все это — в свободное от занятий режиссурой и кинодраматургией время!

Было у него и другое «свободное от режиссуры» время. Несмотря на всемирную славу, в родной стране Параджанов был объектом, за которым охотились власти, не упуская ни одной возможности, чтобы отлучить его от творчества... 15 лет оказались вычеркнутыми из его кинематографической жизни. Три раза его сажали в тюрьму. Повод для этого найти было не сложно. Параджанов отличался независимостью, несдержанностью, эпатирующей манерой поведения. Когда в московском Театре на Таганке цензура не разрешила очередную премьеру, Параджанов выступил с речью в поддержку режиссера Юрия Любимова Он сказал ему: «Если тебя выгонят из театра, не горюй, не пропадешь. Мне ведь тоже не дают работать. Но папа римский присылает мне алмазы. Я их продаю и живу на эти деньги». Большей несуразицы не придумаешь! К этим словам придрались, обвинив режиссера в спекуляции, и он в очередной раз сел в тюрьму.

Но Параджанов и «на зоне» оставался художником, артистом, творцом. Его фантазия одухотворяла любой клочок бумаги, стекляшку, пробку от бутылки, да что там — обыкновенный мусор превращался в удивительные фигурки, коллажи. Портреты кардинала Ришелье, русского царя Петра I и многие другие его произведения, созданные таким фантастическим образом в тюрьме, хранятся в Музее Параджанова в столице Армении Ереване. Периодически его работы выставляются и в Москве. И тогда маленькие залы галерей не вмещают всех желающих. Потому что его коллажи — это целый мир, в котором все фантастично, ирреально, волшебно: то ли это вдруг ожившая живопись, то ли ставшая зримой поэзия, то ли божественные видения, то ли дьявольское наваждение...

Иногда Параджанов-художник увлекался совершенно обыденными вещами, шляпками, например. И тогда эти пикантные предметы дамского туалета в его руках превращались в подлинные шедевры. Алла Демидова вспоминает об этом так: «Когда Театр на Таганке был на гастролях в Тбилиси, Сережа принимал нас у себя дома. И устроил из своего двора просто какой-то фейерверк и спектакль. Свисали ковры, лоскутные одеяла, фонтанчик импровизированный. Я как раз приехала из Франции, и на мне была прелестная беленькая шляпка. Когда он меня увидел, сразу стал фотографироваться и все время говорил: «Ох, шляпы, шляпы, шляпы, теперь я буду делать только шляпы». И у него пошел период шляп. Он много сделал шляп, была даже целая выставка. С этого все началось».

Параджанов создал шляпы Алле Демидовой и Инне Генс, выступавших в одной из постановок «Вишневого сада». Но, к сожалению, дамы в них так и не покрасовались на сцене. Зато теперь эти эффектные головные уборы представлены на выставке вместе со шляпной коробкой и изысканным шарфиком от Параджанова.

Параджанов мог сделать произведением искусства все, даже сам факт пребывания «в местах, не столь отдаленных». Вторую свою «отсидку» он коротал в зоне строгого режима в компании уголовников. Те заподозрили, что Параджанова «подсадили» для того, чтобы он потом снял кино про зэков. И стали его нещадно бить. Более того, статья, по которой он сидел, — гомосексуализм, была практически «не жилой». В том смысле, что шансов выжить у него не было. Но его спасла…родная коммунистическая партия. Один из пунктов обвинения гласил: «режиссер Параджанов изнасиловал члена КПСС». Вот как рассказывают о том, что за этим последовало, биографы режиссера: «К Параджанову явилась представительная делегация влиятельных урок, ему были принесены, заверения в глубоком почтении со следующей формулировкой: «Мы коммуняк всегда на словах имели, а ты — на деле!». Вдохновленный таким признанием, Параджанов вскоре превратил этот пункт своей «обвиниловки» в целый эпос: он утверждал, что всю жизнь мстил большевикам и лично изнасиловал триста членов КПСС».

Те, кто знал его близко, рассказывают, что даже к смерти Параджанов относился со свойственным ему любопытством и озорством. Он часто говорил, что смерть надо организовывать так же, как и жизнь», однажды даже перед объективом фотографа Мечетова разыграл импровизацию собственных воображаемых похорон.
В одном из своих писем с «зоны» он нарисовал сердечко из колючей проволоки и подписал: «Всем поклон! А что если есть БОГ».

Павел Подкладов

http://in-versiya.ru/articles/article1134.html