Про собаку (от Ren)

[nel]

Куплю я себе туфли к фраку
И буду петь по ночам псалом.
И заведу себе собаку –
Ничего, как-нибудь проживем…
М. Булгаков



Ушки на лапках, чебурашечное выражение личика… Господи, как же мне тебя не хватает. Хоть волком вой...

Я не была хорошей хозяйкой. Иногда я оставляла ее надолго одну, - что она тогда делала, я не знала. Потом я поняла – то же, что и я, когда меня надолго оставляли одну – мучилась сомнениями, а вернется ли тот, кто оставил так надолго? Или все-таки нет? А вдруг он сейчас с другой собакой?
Но я была честна. Ее бесконечное нытье при виде вкусного меня раздражало. В чем я признавалась как себе, так и ей. Много бы я сейчас отдала за то, чтобы кто-то ныл так рядом, прижимаясь к левой ноге. Или к правой. Это, по сути, не так уж и важно. Ключевое слово – «прижимаясь».
Две недели, проведенные мной дома шесть месяцев тому назад, согрели мое сердце. Собака, живущая воспоминаниями во мне, в яви оказалась еще лучше: редкий случай превосходства реальности над ожиданиями. Вновь и вновь я задавалась вопросом – она меня простила? Или такой категории у собак не существует?
Мои чувства к ней непонятны. Мелкость ее корыстной душонки меня не раздражает. Я понимаю ее. Я прощаю ее, потому что не знаю, прощает ли она меня. На всякий случай прощаю, одним словом.
Ее глупость, непреданность… Я понимаю мужчин, которые безнадежно любят подобных женщин. Цепляет за сердце их беспомощность. И ответственность, которую ты берешь на себя. И несешь этот груз, пока не найдется кто-то другой. Но отчаянная ее привязанность, которая возрождается в ней с каждым последующим ее хозяином, питает тебя вечной иллюзией: только ты… Потому что ты не знаешь, что будет с ней, если ты ее бросишь. Она - тем более. А когда все это предсказуемо – становится неинтересно.
Я понимаю, что чувствует человек, оставляя дома существо, которое ждет его у двери, поскуливая от нетерпения. Я понимаю, что чувствует мужчина, оставляя дома такую женщину. За такую привязанность можно возненавидеть. А она не сможет по-другому, потому что это ей экологично. А она не сможет по-другому, потому что она такая. Потому что она будет долго скулить у двери. Потому что она… Впрочем, неважно.
Ее маленькие радости - украденная и пожеванная втихомолку косметика, заныканная за диваном кость, разобранное мусорное ведро... Я понимаю тех мужчин, которые умиляются любимой женщиной, покупающей новую помаду или дорогой маникюр. Это, по сути, одно и то же. Вот только когда перестаешь любить - это начинает раздражать...
Я устала редкой усталостью - это когда дома нет собаки - не с кем словом перекинуться. Нет, есть друзья, - но им ведь не скажешь - поди сюда, рыло вытру... И ведь им не скажешь - пойдем на улицу, пописаем... И ведь им не скажешь - кыш, чучело, мышь полосатая... Не хватает живого общения, одним словом. Пропала, пропала из языка непосредственная простота. Теперь приходится изъясняться изящно, по-французски, правильно артикулируя и грассируя, расставляя то там, то сям элегантные акценты...
М-да. Куда иду? Чего хочу? Вот так, в ожидании упущенного счастья под названием поезд «Париж-Ницца», в полночь на Аустерлицком вокзале, в компании бомжей, но с подключенным к стене компьютером я тешу свою память воспоминанием пятнисто-глупого, но доброго существа.
Впрочем, много разных побочных мыслей одновременно посещает мозг. Например, почему в Америке, в штатах, где показатель интеллектуального коеффициента ниже среднего, большинство голосовало за Буша, а выше среднего - за Керри? На этот вопрос можно было бы ответить встречным исследованием : например, почему во Франции самая популярная порода собак - йоркширский терьер, мозг которого помещается в спичечный коробок.
Или еще, почему я уезжаю завтра в Ниццу с Лионского вокзала, а ночую на Аустерлицком? Потому, что на Лионском нет зала ожидания. Или почему в зале ожидания на Аустерлице кресла деревянные? Наверное, чтоб потом рассказывать, что провели настоящую ночь на вокзале, а не игрушечную - ведь спать на мягком и дурак сможет...
Мда. Впрочем, я отвлеклась. Удивительный сервис, милые люди. За две улыбки дают сходить в туалет. За три - могут посторожить вещи, если ты захочешь пойти поискать съедобное. Нет, только не надо думать, что съедобное на французском вокзале ищется под скамейками... В округе есть прекрасные аппараты, которые, наверное, работают, а в них есть куча шоколада и море сладкой воды. Для тех, кто на диете, словом. Я преувеличиваю, конечно. Но не сильно.
Через шесть с половиной часов я потопаю на другой вокзал, чтобы в радостном порыве слиться с поездом, который повезет меня к солнцу и морю. На двое суток. А весь этот бред я пишу по вине французского МПС, которое задержало зачем-то поезд «Реймс-Париж» на 3 часа... Кто бы мне сказал года два назад, что я буду коротать ночи на французских вокзалах? В морду бы дала за такое предположение... Может, кто-то и предполагал, но боялся сказать...
Впрочем, я опять отвлеклась от сюжета... Ночное мышление, как известно из психологии, отличается своей направленностью на себя, а не на других. Наверное, потому, что их, других, просто меньше вокруг тебя, чем тебя самого. На единицу площади, так сказать...
И вот мы с моей собакой коротаем эту зимнюю ночь практически вместе - я поскуливаю у двери французского вокзала, потому что меня не пускают в Ниццу, она - у двери маминой комнаты, потому что ее туда не пускает мамина же собака. Она вообще-то тоже добрая. Но днем. А ночью она тихо говорит моей собаке - не лезь к моей маме, а то убью. А моя собака тогда тихо думает - если это ее мама, то где же тогда моя? Интересно, в эти моменты она по-прежнему прощает меня? Или не очень?
А я вспоминаю, сидя перед ее фотографией, которая всегда висит обоями на моем компьютере, как мы вместе ходили на рынок у метро Планерная, и она сожрала на спор сырую лисичку. И тогда продавец продал мне кучку на двадцать рублей дешевле... А еще вспоминаю, как она свисала у меня с рук тряпочкой, когда ей вырезали половину пуза. И мы ехали в машине, и была полночь, и тогда по радио я в первый раз услышала «Пожалуйста, не умирай...», и у меня текли слезы с удвоенной быстротой... А еще, когда я только ее купила и везла домой на метро за пазухой, она описала мои новые джинсы. А еще один раз она оторвала моему попугаю хвост, когда он пытался, мокрый, летать по комнате после продолжительного купания в глубокой тарелке на шкафу... А еще она умела меня смешить, потому что все время делала глупости...
И вот наступает утро, и я еду в Ниццу, чтобы забыть там про угрызения моей совести, потому что с каждым новым днем мне становится яснее и яснее, что я не могу ее взять сюда. Потому что мне становится все яснее и яснее, что это я поеду к ней...


И.А. 20.02.2005