Cегодня родился гениальный поэт Маяковский

[Boris]

Трудно, даже просто невозможно выбрать "пару любимых стихов" у Маяковского. Два первых тома из собрания его сочинений (изданы в 1955 году) я до сих пор храню и перечитываю. Ну разве не гениально вот это:

СКРИПКА И НЕМНОЖКО НЕРВНО

Скрипка издергалась, упрашивая,
и вдруг разревелась
так по-детски,
что барабан не выдержал:
"Хорошо, хорошо, хорошо!"
А сам устал,
не дослушал скрипкиной речи,
шмыгнул на горящий Кузнецкий
и ушел.
Оркестр чужо смотрел, как
выплакивалась скрипка
без слов,
без такта,
и только где-то
глупая тарелка
вылязгивала:
"Что это?"
"Как это?"
А когда геликон -
меднорожий,
потный,
крикнул:
"Дура,
плакса,
вытри!" -
я встал,
шатаясь, полез через ноты,
сгибающиеся под ужасом пюпитры,
зачем-то крикнул:
"Боже!",
бросился на деревянную шею:
"Знаете что, скрипка?
Мы ужасно похожи:
я вот тоже
ору -
а доказать ничего не умею!"
Музыканты смеются:
"Влип как!
Пришел к деревянной невесте!
Голова!"
А мне - наплевать!
Я - хороший.
"Знаете что, скрипка?
Давайте -
будем жить вместе!
А?"

1914

СЕБЕ, ЛЮБИМОМУ, ПОСВЯЩАЕТ ЭТИ СТРОКИ АВТОР

Четыре.
Тяжелые, как удар.
"Кесарево кесарю - богу богово".
А такому,
как я,
ткнуться куда?
Где мне уготовано логово?

Если бы я был
маленький,
как океан,-
на цыпочки волн встал,
приливом ласкался к луне бы.
Где любимую найти мне,
Такую, как и я?
Такая не уместилась бы в крохотное небо!

О, если б я нищ был!
Как миллиардер!
Что деньги душе?
Ненасытный вор в ней.
Моих желаний разнузданной орде
не хватит золота всех Калифорний.

Если б быть мне косноязычным,
как Дант
или Петрарка!
Душу к одной зажечь!
Стихами велеть истлеть ей!
И слова
и любовь моя -
триумфальная арка:
пышно,
бесследно пройдут сквозь нее
любовницы всех столетий.

О, если б был я
тихий,
как гром,-
ныл бы,
дрожью объял бы земли одряхлевший скит.
Я если всей его мощью
выреву голос огромный,-
кометы заломят горящие руки,
бросаясь вниз с тоски.

Я бы глаз лучами грыз ночи -
о, если б был я
тусклый, как солце!
Очень мне надо
сияньем моим поить
земли отощавшее лонце!

Пройду,
любовищу мою волоча.
В какой ночи
бредовой,
недужной
какими Голиафами я зачат -
такой большой
и такой ненужный?

1916


ЛИЛИЧКА!
Вместо письма

Дым табачный воздух выел.
Комната -
глава в крученыховском аде.
Вспомни -
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще -
выгонишь,
можешь быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя -
тяжкая гиря ведь -
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят -
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон -
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек...
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.

26 мая 1916 г. Петроград



ПИСЬМО ТАТЬЯНЕ ЯКОВЛЕВОЙ

В поцелуе рук ли,
губ ли,
в дрожи тела
близких мне
красный
цвет
моих республик
тоже
должен
пламенеть.
Я не люблю
парижскую любовь:
любую самочку
шелками разукрасьте,
потягиваясь, задремлю,
сказав -
тубо -
собакам
озверевшей страсти.
Ты одна мне
ростом вровень,
стань же рядом
с бровью брови,
дай
про этот
важный вечер
рассказать
по-человечьи.
Пять часов,
и с этих пор
стих
людей
дремучий бор,
вымер
город заселенный,
слышу лишь
свисточный спор
поездов до Барселоны.
В черном небе
молний поступь,
гром
ругней
в небесной драме, -
не гроза,
а это просто
ревность двигает горами.
Глупых слов
не верь сырью,
на пугайся
этой тряски, -
я взнуздаю,
я смирю
чувства
отпрысков дворянских.
Страсти корь
сойдет коростой,
но радость
неиссыхаемая,
буду долго,
буду просто
разговаривать стихами я.
Ревность,
жены,
слезы...
ну их! -
вспухнут веки,
впору Вию.
Я не сам,
а я
ревную
за Советскую Россию.
Видел
на плечах заплаты,
их
чахотка
лижет вздохом.
Что же,
мы не виноваты -
ста мильонам
было плохо.
Мы
теперь
к таким нежны -
спортом
выпрямишь не многих, -
вы и нам
в Москве нужны,
не хватает
длинноногих.
Не тебе,
в снега
и в тиф
шедшей
этими ногами,
здесь
на ласки
выдать их
в ужины
с нефтяниками.
Ты не думай, щурясь просто
из-под выпрямленных дуг.
Иди сюда,
иди на перекресток
моих больших
и неуклюжих рук.
Не хочешь?
Оставайся и зимуй,
и это
оскорбление
на общий счет нанижем.
Я все равно
тебя
когда-нибудь возьму -
одну
или вдвоем с Парижем.

1928


ПРОЩАНЬЕ

В авто,
последний франк разменяв.
- В котором часу на Марсель? -
Париж
бежит,
провожая меня,
во всей
невозможной красе.
Подступай
к глазам,
разлуки жижа,
сердце
мне
сантиментальностью расквась!
Я хотел бы
жить
и умереть в Париже,
если б не было
такой земли -
Москва.
1925



ОДА РЕВОЛЮЦИИ

Тебе,
освистанная,
осмеянная батареями,
тебе,
изъязвленная злословием штыков,
восторженно возношу
над руганью реемой
оды торжественное
"О"!
О, звериная!
О, детская!
О, копеечная!
О, великая!
Каким названьем тебя еще звали?
Как обернешься мне еще, двуликая?
Стройной постройкой,
грудой развалин?
Машинисту,
пылью угля овеянному,
шахтеру, пробивающему толщи руд,
кадишь,
кадишь благоговейно,
славишь человечий труд.
А завтра
Блаженный
стропила соборовы
тщетно возносит, пощаду моля, -
твоих шестидюймовок тупорылые боровы
взрывают тысячелетия Кремля.
"Слава".
Хрипит в предсмертном рейсе.
Визг сирен приглушенно тонок.
Ты шлешь моряков
на тонущий крейсер,
туда,
где забытый мяукал котенок.
А после!
Пьяной толпой орала.
Ус залихватский закручен в форсе.
Прикладами гонишь седых адмиралов
вниз головой
с моста в Гельсингфорсе.
Вчерашние раны лижет и лижет,
и снова вижу вскрытые вены я.
Тебе обывательское
- О будь ты проклята трижды! -
и мое,
поэтово
- о, четырежды славься, благословенная! -

1918



РАЗГОВОР С ТОВАРИЩЕМ ЛЕНИНЫМ

Грудой дел,
суматохой явлений
день отошел,
постепенно стемнев.
Двое в комнате.
Я
и Ленин -
фотографией
на белой стене.
Рот открыт
в напряженной речи,
усов
щетинка
вздернулась ввысь,
в складках лба
зажата
человечья,
в огромный лоб
огромная мысль.
Должно быть,
под ним
проходят тысячи...
Лес флагов...
рук трава...
Я встал со стула,
радостью высвечен,
хочется-
идти,
приветствовать,
рапортовать!
"Товарищ Ленин,
я вам докладываю
не по службе,
а по душе.
Товарищ Ленин,
работа адовая
будет
сделана
и делается уже.
Освещаем,
одеваем нищь и оголь,
ширится
добыча
угля и руды...
А рядом с этим,
конешно,
много,
много
разной
дряни и ерунды.
Устаешь
отбиваться и отгрызаться.
Многие
без вас
отбились от рук.
Очень
много
разных мерзавцев
ходят
по нашей земле
и вокруг.
Нету
им
ни числа,
ни клички,
целая
лента типов
тянется.
Кулаки
и волокитчики,
подхалимы,
сектанты
и пьяницы, -
ходят,
гордо
выпятив груди,
в ручках сплошь
и в значках нагрудных...
Мы их
всех,
конешно, скрутим,
но всех
скрутить
ужасно трудно.
Товарищ Ленин,
по фабрикам дымным,
по землям,
покрытым
и снегом
и жнивьем,
вашим,
товарищ,
сердцем
и именем
думаем,
дышим,
боремся
и живем!.."
Грудой дел,
суматохой явлений
день отошел,
постепенно стемнев.
Двое в комнате.
Я
и Ленин -
фотографией
на белой стене.
1924


СТИХИ О СОВЕТСКОМ ПАСПОРТЕ

Я волком бы
выгрыз
бюрократизм.
К мандатам
почтения нету.
К любым
чертям с матерями
катись
любая бумажка.
Но эту...
По длинному фронту
купе
и кают
чиновник
учтивый
движется.
Сдают паспорта,
и я
сдаю
мою
пурпурную книжицу.
К одним паспортам -
улыбка у рта.
К другим -
отношение плевое.
С почтеньем
берут, например,
паспорта
с двухспальным
английским левою.
Глазами
доброго дядю выев,
не переставая
кланяться,
берут,
как будто берут чаевые,
паспорт
американца.
На польский -
глядят,
как в афишу коза.
На польский -
выпяливают глаза
в тугой
полицейской слоновости -
откуда, мол,
и что это за
географические новости?
И не повернув
головы кочан
и чувств
никаких
не изведав,
берут,
не моргнув,
паспорта датчан
и разных
прочих
шведов.
И вдруг,
как будто
ожогом,
рот
скривило
господину.
Это
господин чиновник
берет
мою
краснокожую паспортину.
Берет -
как бомбу,
берет -
как ежа,
как бритву
обоюдоострую,
берет,
как гремучую
в 20 жал
змею
двухметроворостую.
Моргнул
многозначаще
глаз носильщика,
хоть вещи
снесет задаром вам.
Жандарм
вопросительно
смотрит на сыщика,
сыщик
на жандарма.
С каким наслажденьем
жандармской кастой
я был бы
исхлестан и распят
за то,
что в руках у меня
молоткастый,
серпастый
советский паспорт.
Я волком бы
выгрыз
бюрократизм.
К мандатам
почтения нету.
К любым
чертям с матерями
катись
любая бумажка.
Но эту...
Я
достаю
из широких штанин
дубликатом
бесценного груза.
Читайте,
завидуйте,
я -
гражданин
Советского Союза.

1929

А кто еще, кроме Маяковского, мог так написать о Белом движении?

Наши наседали, крыли по трапам.
Кашею грузился последний эшелон.
Хлопнув дверью, сухой, как рапорт,
Из штаба опустевшего вышел он.
Город бросили. На молу голо.
Лодка шестивесельная стоит у мола.
И над белым тленом, как от пули падающий,
На оба колена упал главнокомандующий.
Трижды землю поцеловавши, трижды город перекрестил...
Под пулями в лодку прыгнул.
- Ваше превосходительство, грести?
- Грести.

[Roshemback]

Да Маяковский - гениальный поэт.
Борис, а что он писал про наши ростовские водопроводы?

[Vishenka]

С днем рождения Владимира Владимировича! Roshemback, а что он писал? "Нигде, кроме, как в Моссельпроме" помню, а про ростовские водопроводы - нет Некоторое время назад полюбила "Баба, не будь дурой - занимайся физкультурой!" - к месту времени пришлось

[Casanier]

Поздравляю всех ,с днем "Ангела-Тяжелоступа ,в веках Владимира !"
О нем Пастернак замечательно писал в "Охранной грамоте ".
А не знаете ли Вы, Boris,где можно прочесть о грузинских корнях Маяковского ?

[Vishenka]

В любом собрании сочинений Маяковского есть его автобиография, называется, кажется, "О себе". Оттуда (читала в юности, не судите строго, если не помню все) вынесла впечатление, что грузинское - место проживания семьи и рождения поэта, а происхождение - русское.

[maggie]

Мне тоже очень нравится творчество Маяковского, да и не только его творчество...
Маяковский - красавец мужчина, точно в моем вкусе!!

[Nikita]

Борис, спасибо, за открытую тему и напоминание и такой дате. Я редко захожу в этот раздел
А тут ...Маяковский.. .
Я обожаю его поэзию. Он не является моим самым любимым поэтом, но выбрать пару слов не могу даже, чтоб оценить насколько он может захватить душу человека своим масштабом. Маяковский просто ГРАНДИОЗЕН. Его поэзия как скала, воздвигнутая им.
Когда читаешь его стихи , как будто на камне они высечены.
Его стихи хочется читать именно вслух. Они как будто воздух прорезают.

[Casanier]

В любом собрании сочинений Маяковского есть его автобиография, называется, кажется, "О себе". Оттуда (читала в юности, не судите строго, если не помню все) вынесла впечатление, что грузинское - место проживания семьи и рождения поэта, а происхождение - русское.

Vishenka ,строго Вас судить не буду в честь такого праздника .
Я из красивых кавказских устных рассказов вынесла ,но
с помощью никаких биографий не проверила ,к сожалению , историю
родства Маяковского с грузинским замечательным поэтом Паоло Иашвили.
О дате дня рождения , я бы без Boris-а не вспомнила .
Задалась таким вот вопросом в этот подходящий день ,поскольку и к Маяковскому , и к Кавказу отношусь неравнодушно

[Boris]

Борис, а что он писал про наши ростовские водопроводы?

А вот что:

В Ростове
рабочий
в праздничный отдых
захотел
воды для самовара выжать, -
и отшатнулся:
во всех водопроводах
сочилась та же рыжая жижа.


Не очень-то поэтично, но со знанием дела написано, да, Ромштекс?

[Boris]

А не знаете ли Вы, Boris, где можно прочесть о грузинских корнях Маяковского?

Именно про грузинские корни не знаю, но вот очень неплохая подборка авторитетных отзывов и воспоминаний о Маяковском:
http://www.litera.ru/stixiya/authors.../articles.html

[Casanier]

Нашла у Пастернака когда-то понравившееся мне описание :
http://pasternak.niv.ru/proiz/gramota.html
...я не отрываясь наблюдал Маяковского. Кажется, так близко я
тогда его видел впервые.
Его "э" оборотное вместо "а", куском листового железа колыхавшее его
дикцию, было чертой актерской. Его намеренную резкость легко было вообразить
отличительным признаком других профессий и положений. В своей разительности
он был не одинок. Рядом сидели его товарищи. Из них один, как он, разыгрывал
денди, другой подобно ему, был подлинным поэтом. Но все эти сходства не
умаляли исключительности Маяковского, а ее подчеркивали. В отличье от игры в
отдельное он разом играл во все, в противность разыгрыванью ролей,- играл
жизнью. Последнее, без какой бы то ни было мысли о его будущем конце,-
улавливалось с первого взгляда. Это-то и приковывало к нему, и пугало.
Хотя всех людей на ходу и когда они стоят, видно во весь рост, но то же
обстоятельство при появленьи Маяковского показалось чудесным, заставив всех
повернуться в его сторону. Естественное казалось в его случае
сверхъестественным. Причиной был не его рост, а другая, более общая и менее
уловимая особенность. Он в большей степени, чем остальные люди, был весь в
явленьи. Выраженного и окончательного в нем было так же много, как мало
этого у большинства, редко когда и лишь в случаях особых потрясений
выходящего из мглы невыбродивших намерений и несостоявшихся предположений.
Он существовал точно на другой день после огромной душевной жизни, крупно
прожитой впрок на все случаи, и все заставали его уже в снопе ее
бесповоротных последствий. Он садился на стул, как на седло мотоцикла,
подавался вперед, резал и быстро глотал венский шницель, играл в карты,
скашивая глаза и не поворачивая головы, величественно прогуливался по
Кузнецкому, глуховато потягивал в нос, как отрывки литургии, особо
глубокомысленные клочки своего и чужого, хмурился, рос, ездил и выступал, и
в глубине за всем этим, как за прямотою разбежавшегося конькобежца, вечно
мерещился какой-то предшествующий всем дням его день, когда был взят этот
изумительный разгон, распрямлявший его так крупно и непринужденно. За его
манерою держаться чудилось нечто подобное решенью, когда оно приведено в
исполненье и следствия его уже не подлежат отмене. Таким решеньем была его
гениальность, встреча с которой когда-то так его потрясла, что стала ему на
все времена тематическим предписаньем, воплощенью которого он отдал всего
себя без жалости и колебанья.
Но он был еще молод, формы, предстоявшие этой теме, были впереди. Тема
же была ненасытима и отлагательства не терпела. Поэтому первое время ей в
угоду приходилось предвосхищать свое будущее, предвосхищенье же,
осуществляемое в первом лице, есть поза.
Из этих поз, естественных в мире высшего самовыраженья, как правила
приличья в быту, он выбрал позу внешней цельности, для художника труднейшую
и в отношении друзей и близких благороднейшую. Эту позу он выдерживал с
таким совершенством, что теперь почти нет возможности дать характеристику ее
подоплеки.
А между тем пружиной его беззастенчивости была дикая застенчивость, а
под его притворной волей крылось феноменально мнительное и склонное к
беспричинной угрюмости безволье. Таким же обманчивым был и механизм его
желтой кофты. Он боролся с ее помощью вовсе не с мещанскими пиджаками, а с
тем черным бархатом таланта в самом себе, приторно-чернобровые формы
которого стали возмущать его раньше, чем это бывает с людьми менее
одаренными. Потому что никто, как он, не знал всей пошлости самородного
огня, не разъяряемого исподволь холодною водой, и того, что страсти,
достаточной для продолженья рода, для творчества недостаточно и что оно
нуждается в страсти, требующейся для продолженья образа рода, то есть в
такой страсти, которая внутренне подобна страстям и новизна которой
внутренне подобна новому обетованью.

[Vishenka]

Вишенка ,строго Вас судить не буду в честь такого праздника
,,, с грузинским замечательным поэтом Паоло Иашвили.

Опять строго не судите, просто запишите в зануды , замечательный грузинский поэт известен в русском написании Паоло Яшвили

[Casanier]

Именно про грузинские корни не знаю, но вот очень неплохая подборка авторитетных отзывов и воспоминаний о Маяковском:
http://www.litera.ru/stixiya/authors.../articles.html

Спасибо , я как оттуда ушла, не найдя "Охранной Грамоты"
Не нашла и посвящения Пастернака на смерть Маяковского
Раньше помнила наизусть :
"Не верили,считали сплетней ,
но узнавали от чужих,своих,от всех
Равнялись в строку остановившигося срока
Дворы ,деревья ,и на них
Грачи ,надсадно на грачих
кричавшие ,чтоб дуры впредь не
совались в грех ,
да будь он лих..."
Вспомню дальше...

[Casanier]

Опять строго не судите, просто запишите в зануды , замечательный грузинский поэт известен в русском написании Паоло Яшвили

Запишу Вас в "далекие от грузинской орфографии ". Захотелось мне ее упомянуть во фразе о красивых грузинских историях .
В грузинском буква я пишется как "иа" .
Простите уж мою горскую ностальгию , неуместно вторгшуюся на салонную территорию

[Roshemback]

Не очень-то поэтично, но со знанием дела написано, да, Ромштекс?

Да, в точку! Должен сказать, что водопроводные вопросы актуальны и в настоящее время

[Vishenka]

Да, до грузинской орфографии мне как до Луны, к сожалению. Однако, грузинская орфография не диктует законов русской. Если теоретически представить себе, что некто, заинтересовавшись Вашим постом, начнет искать поэта Иашвили в Нете, то решит, что поэт, наверное, в отличие от того, что Вы о нем написали, малоизвестный и малозамечательный (несправедливо решит).
Салоном это назвала Нел, немного с претензией, согласна, однако теперь-то уж что... Остается только хранить, поелику возможно.

[Casanier]

Да, до грузинской орфографии мне как до Луны, к сожалению. Однако, грузинская орфография не диктует законов русской. Если теоретически представить себе, что некто, заинтересовавшись Вашим постом, начнет искать поэта Иашвили в Нете, то решит, что поэт, наверное, в отличие от того, что Вы о нем написали, малоизвестный и малозамечательный (несправедливо решит).
Салоном это назвала Нел, немного с претензией, согласна, однако теперь-то уж что... Остается только хранить, поелику возможно.

Там были смайлики с очень добрыми улыбками...

Вы абсолютно правильно считаете , и салон nel и Ваш у меня вызывает только очень теплые чувства ,вот и поделилась ими у Вас в гостях.
Считаю ,что в салонах не наследишь, и традиции хранить - тоже есть от кого и для кого ...
Nel здесь всем очень не хватает ...
А стихи Пастернака на смерть Маяковского не могу ни найти ,ни вспомнить ...

[Casanier]

Б. Пастернак
СМЕРТЬ ПОЭТА
Не верили, считали - бредни,
Но узнавали от двоих,
Троих, от всех. Равнялись в строку
Остановившегося срока
Дома чиновниц и купчих,
Дворы, деревья, и на них
Грачи, в чаду от солнцепека
Разгоряченно на грачих
Кричавшие, чтоб дуры впредь не
Совались в грех, да будь он лих.
Лишь был на лицах влажный сдвиг,
Как в складках порванного бредня.
Был день, безвредный день, безвредней
Десятка прежних дней твоих.
Толпились, выстроясь в передней,
Как выстрел выстроил бы их.

Как, сплющив, выплеснул из стока б
Лещей и щуку минный вспых
Шутих, заложенных в осоку.
Как вздох пластов нехолостых.

Ты спал, постлав постель на сплетне,
Спал и, оттрепетав, был тих, -
Красивый, двадцатидвухлетний,
Как предсказал твой тетраптих.
Ты спал, прижав к подушке щеку,
Спал, - со всех ног, со всех лодыг
Врезаясь вновь и вновь с наскоку
В разряд преданий молодых.
Ты в них врезался тем заметней,
Что их одним прыжком достиг.
Твой выстрел был подобен Этне
В предгорьи трусов и трусих.

Друзья же изощрялись в спорах,
Забыв, что рядом - жизнь и я.

Ну что ж еще? Что ты припер их
К стене, и стер с земли, и страх
Твой порох выдает за прах?

Но мрази только он и дорог.
На то и рассуждений ворох,
Чтоб не бежала за края
Большого случая струя,
Чрезмерно скорая для хворых.

Так пошлость свертывает в творог
Седые сливки бытия.

[Casanier]

"Охранная грамота"
В окно лилось кажущееся безучастье безмерного мира. Вдоль по небу,
точно между землей и морем, стояли серые деревья и стерегли границу. Глядя
на сучья в горячащихся почках, я постарался представить себе далеко-далеко
за ними тот маловероятный Лондон, куда отошла телеграмма. Там вскоре должны
были вскрикнуть, простереть сюда руки и упасть без памяти. Мне перехватило
горло. Я решил опять перейти в его комнату, чтобы на этот раз выреветься в
полную досталь.
Он лежал на боку, лицом к стене, хмурый, рослый, под простыней до
подбородка, с полуоткрытым, как у спящего, ртом. Горделиво ото всех
отвернувшись, он даже лежа, даже и в этом сне упорно куда-то порывался и
куда-то уходил. Лицо возвращало к временам, когда он сам назвал себя
красивым, двадцатидвухлетним, потому что смерть закостенила мимику, почти
никогда не попадающуюся ей в лапы. Это было выраженье, с которым начинают
жизнь, а не которым ее кончают. Он дулся и негодовал.
Но вот в сенях произошло движенье. Особняком от матери и старшей
сестры, уже неслышно горевавших среди собравшихся, на квартиру явилась
младшая сестра покойного Ольга Владимировна. Она явилась требовательно и
шумно. Перед ней в помещенье вплыл ее голос. Подымаясь одна по лестнице, она
с кем-то громко разговаривала, явно адресуясь к брату. Затем показалась она
сама и, пройдя, как по мусору, мимо всех до братниной двери, всплеснула
руками и остановилась. "Володя!"- крикнула она на весь дом. Прошло
мгновенье. "Молчит!- закричала она того пуще.- Молчит. Не отвечает. Володя.
Володя!! Какой ужас!"
Она стала падать. Ее подхватили и бросились приводить в чувство. Едва
придя в себя, она жадно двинулась к телу и, сев в ногах, торопливо
возобновила свой неутоленный диалог. Я разревелся, как мне давно хотелось.
Так не могло плакаться на месте происшествия, где огнестрельную
свежесть факта быстро вытеснил стадный дух драмы. Там асфальтовый двор, как
селитрой, вонял обожествленьем неизбежности, то есть тем фальшивым городским
фатализмом, который зиждется на обезьяньей подражательности и представляет
жизнь цепью послушно отпечатляемых сенсаций. Там тоже рыдали, но оттого, что
потрясенная глотка с животным медиумизмом воспроизводила судорогу жилых
корпусов, пожарных лестниц, револьверной коробки и всего того, от чего
тошнит отчаяньем и рвет убийством.
Сестра первою плакала по нем своей волей и выбором, как плачут по
великом, и под ее слова плакалось ненасытимо широко, как под рев органа.
Она же не унималась. "Баню им!- негодовал собственный голос
Маяковского, странно приспособленный для сестрина контральто.- Чтобы
посмешнее. Хохотали. Вызывали.- А с ним вот что делалось.- Что же ты к нам
не пришел, Володя?"- навзрыд протянула она, но, тотчас овладев собой,
порывисто пересела к нему ближе. "Помнишь, помнишь, Володичка?"- почти как
живому вдруг напомнила она стала декламировать:

И чувствую, "я" для меня мало,
Кто-то из меня вырывается упрямо.
Алло!
Кто говорит?! Мама?
Мама! Ваш сын прекрасно болен.
Мама! У него пожар сердца.
Скажите сестрам, Люде и Оле,
Ему уж некуда деться.


17

Когда я пришел туда вечером, он лежал уже в гробу. Лица, наполнявшие
комнату днем, успели смениться другими. Было довольно тихо. Уже почти не
плакали.
Вдруг внизу, под окном, мне вообразилась его жизнь, теперь уже начисто
прошлая. Она пошла вбок от окна в виде какой-то тихой, обсаженной деревьями
улицы, вроде Поварской. И первым на ней у самой стены стало наше
государство, наше ломящееся в века и навсегда принятое в них, небывалое,
невозможное государство. Оно стояло внизу, его можно было кликнуть и взять
за руку. В своей осязательной необычайности оно чем-то напоминало покойного.
Связь между обоими была так разительна, что они могли показаться близнецами.
И тогда я с той же необязательностью подумал, что этот человек был,
собственно, этому гражданству единственным гражданином. Остальные боролись,
жертвовали жизнью и созидали или же терпели и недоумевали, но все равно были
туземцами истекшей эпохи и, несмотря на разницу, родными по ней земляками. И
только у этого новизна времен была климатически в крови. Весь он был странен
странностями эпохи, наполовину еще неосуществленными. Я стал вспоминать
черты его характера, его независимость, во многом совершенно особенную. Все
они объяснялись навыком к состояньям, хотя и подразумевающимся нашим
временем, но еще не вошедшим в свою злободневную силу. Он с детства был
избалован будущим, которое далось ему довольно рано и, видимо, без большого
труда.

[RD]

Очень люблю Маяковского. По-моему он вообще создал "советский русский язык" на котором мы говорим и этот язык сейчас уходит

[Di Ra]

Boris, я, как и многие, благодарю за открытие этой темы, за напоминание об этой дате!

Хочется поделится, как я "открывал" для себя Маяковского.

Наша учительница литературы в старших классах вела уроки совершенно нестандартно, не по учебнику (знание учебника у нее оценивалось на твердую тройку, не выше). А когда дело касалось поэзии, ее нестандартный подход просто расцветал...
Опрос на знание стихотворений велся четверками учеников: два ученика передней парты поворачивались к двойке учеников следующей парты. И каждый тихонечко декламировал стихотворение трем другим. После этого тройка учеников коллегиально высталяла оценку четвертому.
Затем наша бесподобная Ирина Яковлевна выборочно вызывала некоторых учеников для ответа перед классом. Ребята вставали, с места декламировали стихотворение (а выбор стихотворения целиком был за учеником; главное, чтобы стихотворение попадало в изучаемый период творчества поэта), учительница выставляла свою оценку и для тех, кто отвечал перед классом, окончательной была оценка учительницы, для остальных - в журнал шла оценка, высталвенная "четвркой". Сравнение оценки учительницы и "четверки" было показателем объективности ребят при выставлении оценок друг другу. (Однажды опрос учительницы выявил недобросовестность выставления оценок в группах и позже было всем стыдно за попытку обмана учительницы.) Некоторые ребята-девчата частенько шли по пути намиеншего сопротивления: учили наиболее коротенькие или наиболее популярные стихотворения - учить проще! Но это было в пределах установленной учительницой системы.

Стали мы учить Маяковского. У меня не оказалось дома стихотворений ВВ с широкой подборкой, была только книжка с гражданской лирикой. У друга одолжил совершенно уникальную книгу довоенного времени, большого формата (в портфель не влезала - в руках носил) и толстенную. Ирина Яковлевна как увидела эту книгу, глаза загорелись, руки затряслись, подошала к моей парте, образно говоря, на ватных ногах, стала эту книгу щупать, листать, нюхать, гладить... Видно, ее действия оказали на меня впечатление и я стал почаще заглядывать в книгу, стал выбирать стихотворения для заучивания малоцитируемые. Вот так и "вчитался" в Маяковского, полюбил его творчество. А однажды настал мой "момент истины". Выпало отвечать после ответа в "четверках" перед классом в числе других и мне. Причем, я отвечал последний. Остальные ребята вставали и у своих парт отвечали урок. Я же вышел к доске. Вышел, помню, на не послушных ногах. Стал отвечать. Голос поначалу срывался, волновался сильно. ТАКОЕ великое стихотворение великого поэта хотел донести до класса. Ребята почувствовали необычность момента! Тишина такая была, что аж...

А стихотворение было "Неоконченное"...

I
Любит? не любит? Я руки ломаю
и пальцы

разбрасываю разломавши
так рвут загадав и пускают
по маю
венчики встречных ромашек
пускай седины обнаруживает стрижка и бритье
Пусть серебро годов вызванивает
уймою
надеюсь верую вовеки не придет
ко мне позорное благоразумие
II
Уже второй
должно быть ты легла
А может быть
и у тебя такое
Я не спешу
И молниями телеграмм
мне незачем
тебя
будить и беспокоить

III
море уходит вспять
море уходит спать
Как говорят инцидент исперчен
любовная лодка разбилась о быт
С тобой мы в расчете
И не к чему перечень
взаимных болей бед и обид

IV
Уже второй должно быть ты легла
В ночи Млечпуть серебряной Окою
Я не спешу и молниями телеграмм
Мне незачем тебя будить и беспокоить
как говорят инцидент исперчен
любовная лодка разбилась о быт
С тобой мы в расчете и не к чему перечень
взаимных болей бед и обид
Ты посмотри какая в мире тишь
Ночь обложила небо звездной данью
в такие вот часы встаешь и говоришь
векам истории и мирозданью

V
Я знаю силу слов я знаю слов набат
Они не те которым рукоплещут ложи
От слов таких срываются гроба
шагать четверкою своих дубовых ножек
Бывает выбросят не напечатав не издав
Но слово мчится подтянув подпруги
звенит века и подползают поезда
лизать поэзии мозолистые руки
Я знаю силу слов Глядится пустяком
Опавшим лепестком под каблуками танца
Но человек душой губами костяком...

[Casanier]

Слагаю к пьедесталу ...
СТИХИ О МАЯКОВСКОМ

А. Ахматова

Маяковский в 1913 году

Я тебя в твоей не знала славе,
Помню только бурный твой рассвет,
Но, быть может, я сегодня вправе
Вспомнить день тех отдаленных лет.
Как в стихах твоих крепчали звуки,
Новые роились голоса...
Не ленились молодые руки,
Грозные ты возводил леса.
Все, чего касался ты, казалось
Не таким, как было до тех пор,
То, что разрушал ты, — разрушалось,
В каждом слове бился приговор.
Одинок и часто недоволен,
С нетерпеньем торопил судьбу, .
Знал, что скоро выйдешь весел, волен
На свою великую борьбу.
И уже отзывный гул прилива
Слышался, когда ты нам читал,
Дождь косил свои глаза гневливо,
С городом ты в буйный спор вступал.
И еще не слышанное имя
Молнией влетело в душный зал,
Чтобы нынче, всей страной хранимо,
Зазвучать, как боевой сигнал.
1940




--------------------------------------------------------------------------------

Б. Пастернак

Маяковскому

Вы заняты нашим балансом.
Трагедией ВСНХ,
Вы, певший Летучим голландцем
Над краем любого стиха.

Холщовая буря палаток
Раздулась гудящей Двиной
Движений, когда вы, крылатый,
Возникли борт о борт со мной.

И вы с прописями о нефти?
Теряясь и оторопев,
Я думаю о терапевте.
Который вернул бы вам гнев.

Я знаю, ваш путь неподделен,
Но как вас могло завести
Под своды таких богаделен
На искреннем вашем пути?
1922





М. Цветаева

Маяковскому

Превыше крестов и труб.
Крещенный в огне и дыме,
Архангел-тяжелоступ —
Здорово, в веках Владимир!

Он возчик и он же конь,
Он прихоть а он же право.
Вздохнул, поплевал в ладонь:
— Держись, ломовая слава!

Певец площадных чудес —
Здорово, гордец чумазый,
Что камнем — тяжеловес
Избрал, не прельстясь алмазом.

Здорово, булыжный гром!
Зевнул, козырнул — и снова
Оглоблей гребет — крылом
Архангела ломового.
18 сентября 1921

Наверх к содержанию

***

Зерна огненного цвета
Брошу на ладонь,
Чтоб предстал он в бездне света
Красным как огонь.

Советским вельможей,
При полном Синоде...
— Здорово, Сережа!
— Здорово, Володя!

Умаялся? — Малость.
— По общим? — По личным.
— Стрелялось? — Привычно.
— Горелось? — Отлично.

— Так стало быть пожил?
— Пасс в некотором роде.
...Негоже, Сережа!
...Негоже, Володя!

А помнишь, как матом
Во весь свой эстрадный
Басище — меня-то
Обкладывал? — Ладно

Уж... — Вот-те и шлюпка
Любовная лодка!
Ужель из-за юбки?
— Хужей из-за водки.

Опухшая рожа.
С тех пор и на взводе?
Негоже, Сережа.
— Негоже, Володя.

А впрочем — не бритва —
Сработано чисто.
Так стало быть бита
Картишка? — Сочится.

— Пряложь подорожник.
— Хорош и коллодий.
Приложим, Сережа?
— Приложим, Володя.

А что на Рассее —
На матушке? — То есть
Где? — В Эсэсэсере
Что нового? — Строят.

Родители — родят,
Вредители — точут,
Издатели — водят,
Писатели — строчут.

Мост новый заложен,
Да смыт половодьем.
Все то же, Сережа!
— Все тй же, Володя!

А певчая стая?
— Народ, знаешь, тертый!
Нам лавры сплетая,
У нас как у мертвых

Прут. Старую Росту
Да завтрашним лаком.
Да не обойдешься
Одним Пастернаком.

Хошь, руку приложим
На ихнем безводье?
Приложим, Сережа?
— Приложим, Володя!

Еще тебе кланяется...
— А что добрый
Наш Льсая Алексаныч?
— Вов — ангелом! — Федор

Кузьмич? — На канале:
По красные щекя
Пошел. — Гумилев Николай?
— На Востоке.

(В кровавой рогоже,
На полной подводе...)
— Все то же, Сережа.
— Все то же, Володя.

А коли все то же,
Володя, мил-друг мой —
Вновь руки наложим,
Володя, хоть рук — и —

Нет.
— Хотя и нету,
Сережа, мил-брат мой,
Под царство и это
Подложим гранату!

И на раствороженном
Нами Восходе —
Заложим, Сережа!
— Заложим, Володя!



***

Много храмов разрушил,
А этот — ценней всего.
Упокой, Господи, душу усопшего врага твоего.
Савойя, август 1930




--------------------------------------------------------------------------------

Б. Слуцкий

Ботинки Маяковского

Сорок седьмой номер:
Огромные, как саяоги.
К ботинкам Маяковского
Не подобрать ноги.

Ботинки Маяковского
Носить не смог никто.
Кроме того, осталось
Его пальто.

Кроме того, остался
Его пример,
Но больше человеческого
Его размер.

В маленькой квартирке
Маленький музей:
Веши Маяковского,
Книги его друзей.

Чашечки Маяковского
На полочках стоят.
Сколько меду и яду
Чашечки таят?

Кроме того, ботинки,
Кроме того, пальто.
Чашу Маяковского
Не осушил никто.

[Casanier]

Именно про грузинские корни не знаю, но вот очень неплохая подборка авторитетных отзывов и воспоминаний о Маяковском:

В любом собрании сочинений Маяковского есть его автобиография, называется, кажется, "О себе". Оттуда (читала в юности, не судите строго, если не помню все) вынесла впечатление, что грузинское - место проживания семьи и рождения поэта, а происхождение - русское.

Спасибо Вам за ответы и за тему . История о грузинских корнях Маяковского ,похоже - всего лишь легенда , в которую мне было легко верить,
выросшая ,возможно из его
"Я -

дедом казак,

другим -

сечевик, а по рожденью

грузин."
По крайней мере ,так говориться в единственной книге ,которую я нашла в Интернете " Голубые небеса " Ал. Михайлова из серии ЖЗЛ .
...........
"А событие - в семье Маяковских и в Багдадах - подтверждено документом. В метрической книге Им. Еп. Сакондзевской Георгиевской церкви, за тысяча восемьсот девяносто третий год, в первой части о родившихся, в статье 14-й, мужского пола, записано: родился седьмого, крещен восемнадцатого июля Владимир; родители его: дворянин Владимир Константинович Маяковский и законная жена его Александра Алексеевна, оба православной веры; восприемниками были: надворный советник Николай Ильич Савелиев и девица Анна Константиновна Маяковская, таинство крещения совершил священник Иусин Барбакадзе с причетником Николаем Дятшкариани.
Владимира Константиновича уважали. Этот высокий чернобородый человек был своим среди грузин, прекрасно знал их обычаи, свободно говорил по-грузински, во всех случаях жизни сохранял свое достоинство, что особенно импонировало местным жителям, людям гордым и независимым. О гостеприимстве кутаисского лесничего, которым мог пользоваться всякий приезжий, даже писали в газете «Черноморский вестник».
Владимир Константинович ведет свой род от вольных казаков Запорожской Сечи, чем он очень гордился. Родился же в Грузии, в городе Ахалцихе, в семье делопроизводителя городского управления Константина Константиновича Маяковского. Бабушка Володи Ефросинья Осиповна, урожденная Данилевская, приходилась двоюродной сестрой известному русскому и украинскому писателю Григорию Петровичу Данилевскому (1829-1890), автору исторических романов «Мирович», «Княжна Тараканова», «Сожженная Москва».

А если заглянуть в родословную поглубже, то предок Маяковских Демьян обнаружится как один из предводителей запорожских отрядов, прапрадед Кирилл - как полковой есаул Черноморских войск, о чем есть запись в дворянской родословной книге 1820 года. О прадеде поэта, Константине Кирилловиче, говорит только подорожная, дававшая ему беспрепятственный пропуск в разные города Российской империи. Родоначальником же Данилевских был казак Данило, выходец из Подолии, основавший в конце XVII века на реке Донце слободу и «фортецию» для защиты от набегов кочевников. Перед Полтавской битвой у него останавливался Петр I и даже крестил внука...

Семья Маяковских принадлежала к дворянскому сословию, но жила в большой нужде. Всех пятерых детей Константину Константиновичу учить было трудно. Из Ахалцихе семья перебралась в Кутаис. (...)
...немалая доля хозяйственных забот падала на жену Владимира Константиновича - Александру Алексеевну. Только преданная любовь мужа, который всячески облегчал ее жизнь, помогла пережить все трудности, воспитать детей.Нельзя, разумеется, говорить серьезно о рисунках или о юношеских стихах Александры Алексеевны, но, видимо, сыну многое передалось от матери. Отраду ей приносило знание армянского языка, оно расширяло общение, однако Александра Алексеевна, в отличие от своего будущего мужа, была все-таки человеком замкнутым.(...)
А до замужества была сиротская жизнь в Джалал-Оглы, в Армении (осталась без отца в возрасте одиннадцати лет), подготовка к поступлению в учебное заведение.
Отец Александры Алексеевны - капитан Кубанского пехотного полка, участник двух турецких войн, удостоен нескольких наград, в том числе Георгиевской медали «За службу и храбрость». Умер от сыпного тифа, во время войны, в 1878 году. Мать (бабушка Володи) - Евдокия Никаноровна Павленко (урожденная Афанасьева) умерла в 1902 году.
http://vlmayakovsky.narod.ru/book/book_doc/bagd_ne.
Нашлись еще сайты, показавшиеся мне интересными
http://www.gym10.tob.ru/Site_liter/B...gieonem.htm#05
http://sphinxlit.narod.ru/indexjjl/critic3/jcsmay.htm
И даже -
http://magazines.russ.ru/druzhba/1999/3/jash.html - для тех ,кто на самом деле заинтересуется Паоло Яшвили

[Klea]

Как зачерпнуть ковшом Большой Медведицы его талант зрить?

послушайте...

...но, некогда-некогда-некогда, а если когда, то потом, не сейчас, сейчас душно, жарко, занята голова...

тогда, опираясь на тучи, осторожно, чтобы не задеть, не разбудить, не потревожить, не дай Бог! Он принял себя таким, каким создан,
каким вырос, кто бы ни примерял на себя его пальто, одеяло и ботинки.

полез через ноты, сгибающиеся под тяжестью пюпитры...

- Боже, кому читать? Кто вместит?
- Себе. Делай себе, на свой рост, на свое понимание. На полусогнутых далеко не уйдешь.
-Но, Боже, разве это не жестоко с Tвоей стороны: создав Mеня таким, не дать мне половинки, которая могла б принять весь водопад Mеня?"
- А мне ты думаешь, Владимир, легко? Кто вместит меня?
-Боже, не надо, послушайте, Боже!
- Смотри на мир Моими глазами, назови вещи именами, которые заплесневеют и отомрут, если их все время держать в глубине колодца души...
Я это Ты... Вот так и пиши.

и Он поцеловал "жилистую руку", за то, что был понят Им, за то, что в своем "стосорокасолнцевом" свечении увидел замысел и смысл
и принял его, чтобы гореть факелом, волком выгрызая и не теряя чувство юмора

----

-Погоди, погоди, Татьяна, как ты произносишь слово "плевочки"?, - слова режиссера застали меня врасплох..
-А как надо?
- Ты подумала, почему Маяковский назвал звезды плевочками? Найди это слово, помучайся, чтобы оно родилось, а не говори его наряду со всем текстом. Ведь это слово находка, не твоя находка, а Маяковского. Отступи в сторону, в тень, с почтением к Его слову и оно зазвучит.
Задержи дыхание перед тем как произнести его. У Него весь текст -- находка. Почувствуй.

- Послушайте... (вот оно, оно только что родилось это неясное понимание, не до конца осознанное, но уже не дающее спокойно уснуть)
Ведь, если (так доказывают теорему, не вызубрив, а от одного закона, цепляясь за его суть, "выковыривают" другое решение, апорию...)
Звезды зажигают (да, мир так устроен давно и прочно, но держится-то он тем, что...)
Значит....
Это...
КОМУ-НИБУДь НУЖНО? (вот она гениальность жизни! Надо, чтобы обязательно КОМУ-НИБУДь было нужно!, чтобы было желанно, ожидаемо и высекало восторги в груди, когда это случается, будь-то звезды, пиво, помада, дети, лень, любовь или прочии важные, "до зарезу", "до не могу" вещи) Вселенная откликается на нашу страсть, желание, на порывы души через край... Боже мой, как все просто и мудро! Kакими жемчужинами нам светят звезды просто потому, что КТО-ТО умеет их ждать, звать, гладить пальчиком, касаясь неба, согревать ладошкой или умереть, если не будет звезд...)
Значит кто-то ХОЧЕТ, чтобы они были?!!!

Значит кто-то называет эти ПЛЕВОЧКИ ЖЕМЧУЖИНОЙ?

(и дальше уже в тексте сам Mаяковский, его желание, чтобы такой человек был, а уж Он бы для него ворвался к Богу, целовал бы Ему руку,
плакал, умолял, чтобы обязательно была звезда, клялся, что не перенесет эту беззвездную муку! а потом, внеше не показывая, тревожился внутри, как будет вечером?
Будет ли звeзда или.... Ведь не для себя все эти преодоления законов существования людей, а для КОГО-ТО, который ощущает, видит, слышит звезды.... )

Ведь теперь тебе ничего?

не страшно? да?

ПОСЛУШАЙТЕ! (уже во весь голос, раскат, да, я доказал себе, что есть все и все это может зависеть от одного чистого взгляда на жемчуг неба...)
Ведь, если звезды зажигают -- значит это кому-нибудь нужно!
Значит это необходимо, чтобы каждый вечер над крышами зажигалась хоть одна звезда!
(подьем, прозрение и вера в свои силы -- сродни крыльям)

Вот так и прочитала я стихотворения Владимира Маяковского "Послушайте" и "Скрипка и немножко нервно" перед дамами в меховых манто.

Владимир Маяковский не глыба. Он -- тонкий и чувственный, скорее мы бываем каменными и вялыми.

[Bond]

Владимир Маяковский - тонкая и чувственная глыба! Я люблю раннего Маяковского, но понимаю его и поздний размах. Не хочу говорить про Лилю Брик - мещаночка, тогда (да и сейчас!) таких было много. Дело было не в ней. Просто он сказал все и сгорел. Такая судьба.

[Vishenka]

Лилю Брик - мещаночка

Лиля Брик - муза поэта или, скорее, Муза Поэта. С Вашим определением не согласились бы не только Маяковский, но и лично знакомые с ней, а через нее прикоснувшиеся и к нему тончайший эстет Виктор Соснора и нетончайшие "стадионные" поэты Евтушенко и Вознесенский. Это Татьяна Яковлева была по сути рассчитывающей каждый шаг с массой условий мещанкой - и внимание "глыбы" приятно, и прогадать не хочется. У мещаночек не бывает менаж-а-труа - принципы не позволяют. Агентками НКВД мещанкам тоже сложновато.
То, что я выше назвала "О себе", это "Я сам", конечно, прошу прощения за ошибку.

[RD]

Ну насколько я понимаю про Брик и ее сестру Триоле - это были окололитературные дамы, такие до революции имели салоны и если не определяли моду- то хоть пытались. С учетом еврейского происхождения - хорошо понимали русскую литературу, потому что она была им чужая и был как бы взгляд был со стороны и поэтому могли манипулировать, давать советамы и т.п.. " Муза"- это имется в виду?

А почему застрелился сказать трудно, эпоха была уж очень грязная

[Boris]

Заметка 2003 года о Лиле Брик:

Литературный музей открывает выставку "Лиля Брик. Фрагменты биографии"

К выходу в свет книги "Пристрастные рассказы", написанной одной из самых знаменитых женщин советской эпохи - Лилей Брик, приурочена выставка в стенах Государственного Литературного музея /ГЛМ/. С пятницы в Отделе литературы ХХ века ГЛМ можно увидеть свидетельства жизни главной музы Владимира Маяковского.

В "Пристрастные рассказы" вошли воспоминания Лили Брик, ее дневники, письма разных лет, а также фотографии. Эти материалы и легли в основу выставки, пояснил корреспонденту РИА "Новости" ведущий научный сотрудник ГЛМ Владимир Крижевский.

Лиля Юрьевна Брик - среди тех, кто оказался на пике событий в эпоху потрясений в жизни России. Ее старшая сестра, позже уехавшая во Францию и Эльза Триоле, первой познакомилась с еще юным поэтом-футуристом, но его истинной "подругой" суждено было стать Лиле Брик. Она сумела прославиться и в России, и за рубежом так, что чилиец Пабло Неруда, возможно, с преувеличенным восторгом называл ее "музой русского авангарда".

Как бы то ни было, 15 лет жизни гениального и по-своему несчастного "горлана-главаря" Маяковского оказались связаны с Лилей Брик, бывшей фактически его женой, но, кстати, так и не оставившей при этом своего законного мужа - заурядного литературного критика Осипа Брика. Однако в предсмертной записке, которая была воспринята как завещание главного советского поэта, наряду с матерью и сестрами Маяковский назвал имя Брик, что позволило ей фигурировать в качестве вдовы и наследницы поэта. После гибели Маяковского Брик еще почти полвека оставалась в центре внимания деятелей искусства и литераторов. Вдобавок она была среди тех счастливцев, кто в годы "железного занавеса" часто ездил за границу, служа там своего рода "витриной" советской идеологии.

По отзывам близко знавших ее людей, например, Майи Плисецкой, Брик щедро делилась своим материальным благополучием с друзьями. В последние годы жизни в круг Брик и ее последнего мужа Василия Катаняна входили Луи Арагон, Фернан Леже, Сергей Параджанов, Марк Шагал, Ив Сен-Лоран и многие другие.

25 лет назад Лиля Брик, как и сам поэт, добровольно ушла из жизни, правда, достигнув преклонных лет. Но ее личность по-прежнему вызывает интерес и неоднозначную реакцию как на родине, так и за рубежом. Это усугубляется тем, что долгие годы имя Брик замалчивалось, а в многочисленных публикациях и исследованиях последних лет, как правило, она предстает "роковой женщиной".

Развеять или подтвердить этот миф помогут собранные в ГЛМ записки Лили Брик и Маяковского, редкие фотографии, портреты кисти Давида Бурлюка, Александра Тышлера, Давида Штеренберга и самого Маяковского. На выставке - и произведения самой Брик, и посвящения ей, и ее личные вещи. Многие материалы из архива Лили Брик, Василия Катаняна и фондов ГЛМ экспонируются впервые.

http://www.roskultura.ru/news/center...1/28/1740.html
Источник:
© 2003, Министерство Культуры Российской Федерации

А кроме того:
http://www.peoples.ru/love/mayakovsky-brik/
http://www.sem40.ru/culture/books/6916/
http://www.express-k.kz/2002/06/13/26.php

[Vishenka]

" Муза"- это имется в виду?

Странно, что приходится объяснять, что имеется в виду под общепринятым понятием, но раз Вы просите - пожалуйста. Муза - это баба, обычно на высоких каблуках, поглядев на которую и пообщавшись, поэт начинает грызть гусиное перо или карандаш, испытывать муки поэтического творчества, а потом выдает: "Уже второй, должно быть ты легла.." или "...твое лицо в его простой оправе передо мной сияло на столе...", а не то, прости Господи, что поминаю всуе: "Я помню чудное мгновенье - передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты..." Хотя не обязательно брать так высоко, если поэт даже явный графоман, пишущий акростихи, например, Муза его все равно муза. А вот Ваши условия - ни окололитературность, ни еврейскость, ни способность давать толковые советы не необходимы, также как и не достаточны.

Триоле была сталинским агентом влияния в левых кругах западной творческой интеллигенции. А Лиля была около-НКВДэшной дамой. Кстати, она спасла наследие Маяковского для нескольких поколений советских читателей, написав письмо Сталину и получив его одобрение на признание Маяковского официальным поэтом революции, после чего Пастернак сказал, что Маяковского насаживают, как картошку. Это был смелый и необычный поступок человека, осознававшего, чем он рискует, и тем не менее, пошедшим "против течения" в одиночку ради идеалов, если хотите. Другие наследники Маяковского (мама, сестры) не решились на такой шаг, слегка безумный, конформистски промолчав, а может и не сумев до конца оценить начавшегося постепенного замалчивания имени поэта. По мне так "как картошку" лучше, чем полное незнание.

[Vishenka]

Я, пожалуй, вчера погорячилась слегка, связав муз с физическими лицами. Например, у моей любимой Вероники Долиной есть: "...о, моя одичавшая муза, Я любила тебя и люблю!" - там явно физическое лицо не имеется в виду.
Или у символистов, теоретически (потому что практически, как назло, все символистские музы хорошо известны), муза - неземная Дама. Хотя необязательно, вот у Иннокентия Анненского, скажем в "Среди миров, в мерцании светил Одной звезды лишь повторяю имя..." тоже бестелесность подразумевается. Видимо, у музы может быть два воплощения - прекрасная недоступная Дульсинея и разбитная Китри. Дама духа и дышащая "шелками и туманами" конкретная "баба на каблуках", как я ее определила раньше.