Ошарашенныe Гоголем

[Vishenka]

ВЫРОДОК
Александр Каменецкий, родился 31 год тому назад в Харькове. Учился филологии и психологии там же. 10 лет в журналистике, редактировал всеукраинский эзотерический журнал, параллельно занимался разработкой тренинговых программ и (приватно) психотерапией , довелось побывать в роли "литературного негра". Реально начал писать с мая 2001 года в общежитии для еврейских эмигрантов в Германии, чтобы просто выжить психологически. Работает в одной из структур системы социально-психологической поддержки.


Жил недолго, умер страшно. Явился на свет в Богом забытом, его одним именем и известном селе на задворках Империи. Вскормлен очаровательным вульгарным диалектом, которым покорил имперскую столицу. Любил писать, стоя за конторкой, притопывая.
Двадцать лет прожил в Риме, где синее небо Италии, где тепло, где Колизей, пицца, море вина и чернобровые горячие девки. Написал за это время книгу о мертвых душах, где если и есть положительный герой, то это смех сквозь невидимые миру слезы. Распят в хрестоматиях, обсосан, как кость. Больше всего на свете боялся быть похороненным заживо. Был. Говорят, царапал ногтями атласную обивку дорогого гроба. До дыр, до заноз. Присутствующий — улицей — в любом приличном городе. Адресат письма, за чтение которого полтора века назад могли упечь за решетку. Обладатель самой странной в пантеоне отечественной словесности прически. Шлейф сомнительных слухов: мол, чой-то чуял и знался с нечистым: “видел чорта”. Несостоявшийся отец русской литературы. Бесплодное семя, трагический финал. Гоголь.

Без Гоголя русская литература ничего бы не потеряла, ибо из Гоголя почти ничего не взяла. Он родился настолько раньше своего времени, создал тексты, столь невнятные для современников, что они, современники, даже не были ошарашены. Он их даже не взволновал особенно, Гоголь. Примерно так, как мы, физически не в силах осознать реальные размеры Солнца, принимаем его спокойно как сияющий на небосклоне пятак. И Гоголь — сияющий пятак. Слепит, но, хвала всем святым, мал. Сравним. Укладывается — монетой — в ладонь, закладкой — в учебник. А что блестит шибко, режет внимательный глаз, — так ведь классик же, попробовал бы не блестеть...

Первое, что бросается в глаза, - политалант Гоголя, его способность создавать абсолютно непохожие друг на друга тексты. "Нос" - сюрреализм, модернизм какой-то, произведение, которое, согласно уму, никак не могло появиться раньше 1900 года, когда в литературу (русскую) пришли Федор Сологуб и Андрей Белый. И, написанный Гоголем, "Нос" был не узнан, не признан, мысль не подхвачена. Чего только не случается в этом городе на болоте, которому вообще, согласно пророчеству, “быть пусту”... "Все мы вышли из гоголевской "Шинели!" - храбро возражает другой пророк, не меньше подверженный болезнетворной сырости петербуржских туманов. Да ведь как раз и плохо, что из "Шинели", откуда взят для любования и оплакивания "маленький человек", выдернутый из контекства демонического мира как такового, созданного Гоголем. Никчемный обыватель как образец человеческой драмы —бедный, маленький, затюканный, можно снисходительно и по головке барской ручкою погладить. Ах, униженные, ох, оскорбленные!.. Просто не ведал еще автор “Бесов” (про этого, кстати, никто не говорит, что с чертями знался, и поделом: писал-то ведь километрами за хорошие деньги, а платили, как Бальзаку или таксисту, — по “километражу”...), так вот, не знал он еще, что Акакий Акакиевич - это весь Кафка, это Иосиф К. из "Процесса" один в один. Возвращал свой билет Федор Михайлович, возвращал — да так и не возвратил, взял в руки Библию и помер приличным человеком. Это уже в другую эпоху мода пошла — билеты сдавать обратно, неудовольствие испытывать Божьим миром. А тогда еще не умели как следует...

Но ведь есть еще у носатого, с волосами-крыльями, хохляцкого самозванца и другие герои!
Эпически-былинных, как Нибелунги, пахнущих и ветром, и потом, и кровью, и горилкой с салом, чудовищно, не по-русски свободных героев "Тараса Бульбы" пристроить современники совсем уж не смогли: жалеть их как-то странно, а воспевать - и немодно, и неуместно. Свободный храбрый человек, герой — его русская классическая литература вообще на дух не переносила. “Я тебя породил, я тебя...” Святые угодники, да среди всей череды наводняющей страницы нашей классики саркастически-скучающих мудозвонов (то есть, человек звонит мудами и выдает сии громкие звуки за признаки целесообразной жизнедеятельности) Тарас Бульба — как голый среди одетых!
Один Раскольников бедный позарился было на поступок — и что вышло? Про иных помолчим: поступками у нас и по сей день никто не блещет. Свора достоевская кишмя кишит, Сорокин вот самый последний, свеженький, а где, где Джек Лондон? Где русский Киплинг? Даже примитивный, вроде, пещерный оптимизм и живучесть этой дуры в “Унесенных ветром” — просто другой взгляд на мир, если угодно. Были разве Павка Корчагин с Маресьевым, так их давным-давно с говном смешали... Те смешали, кто с перебитыми ногами черт знает сколько времени по снегу к своим не полз, разумеется.
И боевой самолет не поднимал в воздух с протезами от колена. Языкатые, глумливые твари.

Та же печальная судьба постигла и гоголевские “ужасти”. С "Портретом" никак не справились, его тихонечко оставили в покое: вот и нету у нас своих Уайльдов или По, или Майринков, у нас даже, черт побери, свой Стивен Кинг до сих пор не вырос! А "Вий"! А некоторые пассажи из "Миргорода"!..
Александр Сергеевич Пушкин, чье мнение, как товарища Сталина в свое время, обсуждению не подлежит, заявил по поводу "Вечеров...": "Какая поэзия!" И все. Дал определение. Пригвоздил. Эка невидаль - поэзия... И не имеем мы теперь своих Павичей (а "Хазарский словарь" вполне сравним с "Вечерами...", и гораздо менее оригинален). По сути, вся балканская проза, все это направление, замешенное на фольклорных ужасах, рождено Гоголем на сто лет раньше. Там, в принципе, и Маркес недалеко. У нас ведь как: у нас самый главный ужас — наша забубенная жизнь, которую принято патриотически, с омерзением, воспевать и любить. (Вот и Пелевина постигла гоголевская поганая, русская судьба: никто ведь не вякнул до сих пор, толком, насколько теплые, светлые, человечные у него книги, какая там вера огромная в то, что царствие небесное действительно внутри нас есть... И нет у нас, блядь, ни своего Ричарда Баха, ни Германа Гессе... Но мы отвлеклись.)

Сатира Гоголя - о, это подхвачено, да как подхвачено! Доступно, весело, уютно. Свиные рылы вместо лиц. Тяжеловесный, как вся диссида, Салтыков-Щедрин, приторно-сентиментальный Некрасов...
Далее везде вплоть до Солженицына. Проклинать и ныть у нас умеют, что ни говори. Тут — в точку.
Правда, гоголевские “свиные рылы”, они опять-таки, если на то пошло, ближе к Кафке, они — обличья не людей, но демонов. С ужасом озирается кругом себя Хома Брут, увидевший, наконец, подноготную этого мира... Какой, кстати, гениальный герой, насколько не чета онегиным-печориным, тьфу!..
Натурально, по-человечески живые и веселые Хлестаков да Чичиков, они ведь потому так легко водят за нос свои опереточные жертвы, что жертвы их суть мертвые души, они иллюзорны, их почти нет. Как потешается Хлестаков, какую бесшабашную чушь несет не стесняясь! Еще одно открытие Гоголя: в мире демонов только смех — волшебная палочка, магическая защита. Отчаянное неприятие этого мира как ненастоящего, неправильного, высмеивание как способ сохранить себя, свое “я”, не поддаться всеобщему гипнозу, всеобщему кошмару. Что-то от Ходжи Насреддина... Свинорылые современники прочли все с точностью до наоборот. Насколько светлая, в самом деле, искрометная книга “Мертвые души” — и какой мертвечиной тянет, скажем, от “Истории одного города” Михаила Ев-гра-фо-ви-ча Салтыков да еще и Щедрина...

Воспринятый клочками, неточно, Гоголь дорого обошелся и русской литературе, и России. Обсасывая страдания "маленьких человеков" и противопоставляя им, невыносимым страданиям, некрасивые рылы помещиков и чиновников, мы поневоле приходим к идее социального переустройства мира, к идее революции. На этой накипи, снятой с Гоголя, и начали потом заваривать всю кашу... Хотя пойди русская литература по пути "Процесса" и "Замка" (и далее, логически, - к "Постороннему" Камю, к экзистенциалистам), бунтовать следовало бы против Того, кто всю эту поебень задумал и устроил, а эксплуататоров оставить в покое как частный случай всеобщего безобразия. Федор Михалыч побунтовал было, но вовремя схватился за голову, а Толстой, воинствующий бич Божий, и вовсе с корнем вытоптал скудные ростки. Даже сам Гоголь ужаснулся увиденному, той "прорехе в мироздании", о которой пишет Манн, бросился в религию, спасения в ней так и не нашел (логично!) и умер страшной смертью. Русский классический писатель, он же такая блядская зараза высокомерная, что голодом себя не уморит, он или на дуэли красиво помрет, или в каземате, страдая за правду, или по нездоровью телесному от утонченности натуры, или уж сопьется, на худой конец.
Пулю в лоб - это уже не то, это развращенный двадцатый век, футуристы-имажинисты, Маяковский с Есениным, другая кровь... Один Николай Васильевич, с какой стороны ни зайди, - чистый выродок.

Да что же с ним такое, что за притча, черт его дери? Можно предположить, что Гоголь был настолько талантлив и настолько несвоевременен, что попросту не знал, куда себя деть, куда приложить неприложимые способности. Соответствующая ему литературная традиция родилась спустя полвека как минимум, современникам залечил мозги Пушкин, только то и сделавший, что переложил по-русски современную ему западную литературу (прежде всего, французскую), ее основные тенденции, ее миропонимание. Прорубил, так сказать, окно. Роль "проклятого поэта /писателя" была еще мало известна, ее и Лермонтову, как ни старался, сыграть не удалось - надо ж было еще блистать в свете, а чеченцы подкачали, не отстрелили вовремя башку. В моде было звучать, как колокол на башне вечевой, щеголять в красивых одеждах полубога, сочиняя политкорректные тексты о юных барах, что томятся бездельем, и прочих “умных ненужностях”, о нечеловеческих страданиях "подлого" народа, обо всех прочих лютиках-цветочках. А нос, сбежавший от хозяина, а "подымите мне веки" - полноте, господин хороший, это вы просто к Петербургу так тяжело привыкаете, это у вас адаптационный период идет-с, здесь вам не Малороссия, где вы на мамкиных харчах щечки отъедали да домовых пужались, здесь столица! И заставили-таки, буквально пригнули к земле и заставили писать и "Ревизора", и души эти мертвые, а когда, собрав все силы, попытался было всплыть, оказалось: слишком далеко забрался (заврался). Сжег второй том и отрекся от мира вообще, умер, отвернувшись к стенке, а потом ожил в гробу... Я бы такую кончину знаете, кому пожелал бы?
Живучему и злоебучему моралисту Льву Николаевичу Толстому. Вегетарьянцу.

Итог печален. Не оставив потомства физического, Гоголь не сумел, выражаясь фигурально, пролить семя и в русскую землю, нелепо удобрив ее лишь своим невовремя воскресшим трупом. Его последователей, если смотреть внимательно, раз-два, и обчелся: Сологуб, Белый, Хармс, Булгаков...
Кто еще? А нет никого. Солнце русской литературы — настоящее, свое, не из царскосельского лицея, но из глухой деревни, первооткрыватель, сравнимый с Леонардо, — солнце это взошло, просияло, да так никто и не разглядел его света. Каждый ограничился лишь своей собственной тенью, отброшенной, как хвост. Бывает... Хорошо и точно сказал о нем Лимонов: “Ну и маньячина Вы были Гоголь!” “Вы” в оригинале с большой буквы — книга “Священные монстры”. Подписываюсь: маньячина.
Выродок. Очень грустно.

[Vishenka]

Автор второй статьи - Валерий Сердюченко.

МЕЖДУ ВЫМОРОЧНОСТЬЮ И ГЕНИАЛЬНОСТЬЮ
Предлагаемая статья является полемическим продолжением “темы Гоголя”, инициированной в предыдущем выпуске “Лебедя” статьей А. Каменецкого “Выродок”.


Столь же талантливый, сколь и скандально-эпатирующий очерк А. Каменецкого побудил автора этих строк взяться за перо и высказать собственное мнение о гоголевском таланте.

За несколько недель до кончины, в ночь с 11-го на 12-ое февраля 1852 года Гоголь растолкал своего слугу-мальчишку, приказал открыть печную трубу и подать портфель из книжного шкафа. Когда портфель был принесен, Гоголь вынул оттуда связку толстых тетрадок, сунул ее в печь и принялся поджигать свечою. “Барин, что вы делаете? Перестаньте!” - возопил перепуганный мальчик и пал на колени. “Не твое дело. Молись и молчи. Так надо.” Между тем огонь угасал: плотная связка не поддавалась пламени. Заметив это, Гоголь вытащил ее из печи, развязал и принялся сжигать тетрадь за тетрадью. Когда в печи остался только горячий пепел, Гоголь поцеловал мальчика, зарыдал и лег, отвернувшись лицом к стене.

Так была сожжена рукопись второго тома “Мертвых душ”. После этого Гоголь перестал принимать пищу, разговаривать, вставать с постели и проводил день за днем, уставившись носом в икону.

Он покончил с жизнью так, как этого не делал никто. Он уморил себя голодом. Невозможно представить более мучительного, растянутого во времени самоубийства. “Когда давили ему живот, который был так пуст, что через него можно было ощупать позвонки, то Гоголь стонал /…/ Была сделана ванна, у ноздрей висели шесть крупных пиявок; к голове приложена примочка. Когда ставили пиявки, он повторял: “Не надо”; когда они были поставлены, он твердил “Снимите пиявки, снимите!”
(А. Тарасенков, “Последние дни”).

Врачи сменяли друг друга. “Оставьте, оставьте, - умолял их Гоголь словами и интонацией своего персонажа Акакия Акакиевича Башмачкина.
-- " Господа, за что вы меня обижаете?”

Согласимся, перед нами сцена, исполненная почти шизофренического колорита. Такими же ситуациями отмечена вся гоголевская жизнь. Например, он боялся впасть в летаргический сон и в одном из бесчисленных завещаний запретил хоронить себя до признаков полного разложения. Около десяти лет назад, в связи с ремонтом санкт-петербургской Лавры, его усыпальница была вскрыта. Андрей Вознесенский, присутствовавший при вскрытии, утверждает, что Гоголь лежал в ней лицом вниз!

Гоголь никогда не знал женщины. Его “Ночи на вилле” написаны пером латентного гомосексуалиста, хотя “от этого” он тоже был бесконечно далек. А его “Майская ночь или утопленница” является, помимо прочего, гимном мертвой женской красоте.

В личной жизни Гоголь был невыносим. О ней невозможно сказать единого доброго слова. Патологическая неискренность, искательство у сильных мира сего, равнодушие к друзьям и близким, высокомерие пополам с угодливостью – читайте документальный сборник В. Вересаева “Гоголь в жизни”, и вы столкнетесь с таким ворохом нравственных скверн, какие трудно даже предположить в одном человеке. Творческие натуры вообще не сахар, но Гоголь являлся в этом смысле настоящим монстром. Вот он к отправляется к Святым местам в сопровождении Константина Базили, генерального российского консула в Сирии. Паломничество сопровождается таким потоком жалоб, упреков и стенаний, что местные арабы перестают уважать сиятельного посланника, и тот вынужден ставить Гоголя на место. Путешествие завершено – и напрочь забыто. “Где-то в Самарии сорвал полевой цветок, где-то в Галилее другой, в Назарете, застигнутый дождем, просидел два дня, позабыв, что сижу в Назарете точно, как бы это случилось в России на станции” - вот и все воспоминания Гоголя о поездке, которую он мыслил вначале, как визит к самому Господу Богу. Даже его религиозность была какой-то больной, изломанной. Отец Матфей, которого он избрал в духовные наставники, являлся акцентуированным мазохистом и изувером. “Избранные места из переписки с друзьями”, написанные Гоголем в манере апостольских посланий, заставили читающую Россию единодушно крутить пальцем у виска, а Белинского – написать ответное “Письмо к Гоголю”, вошедшее в золотой фонд сатирической публицистики.

И вместе с тем, как художник слова, Гоголь абсолютно, беспримесно гениален. Если проза Пушкина, Лермонтова, Тургенева, Льва Толстого поддается переводу на иностранные языки, то Гоголя нужно читать по-русски или не читать вовсе. Зато тот из иноязычных читателей, кто захочет познать русский язык до его метафорического дна, должен положить перед собой именно томик Гоголя. Вот как отзывался о словесной магии Гоголя Владимир Набоков:

"И вот, если подвести итог, рассказ развивается так: бормотание, бормотание, лирический всплеск, бормотание, лирический всплеск, бормотание, лирический всплеск, бормотание, фантастическая кульминация, бормотание, бормотание и возвращение в хаос, из которого все возникло. На этом сверхвысоком уровне искусства литература, конечно, не занимается оплакиванием судьбыобездоленного человека или проклятиями в адрес имущих. Она обращена к тем тайным глубинам человеческой души, где проходят тени других миров, как тени безымянных и беззвучных кораблей."

Гоголь поражает не только словесным мастерством. Он обладал медиумической способностью воспроизводить архетипы русского бытия. Без Гоголя знание России о самой себе было бы неполным: национальное самосознаниие – вот как это называется. Его поручики Пироговы, Акакии Башмачкины, Хлестаковы, Чичиковы, Ноздревы, Маниловы, Собакевичи и Коробочки останутся нарицательными до
тех пор, пока будет существовать Россия и русские. Однажды Лев Толстой без ложной скромности назвал “Войну и мир” русской Илиадой. То же самое мог бы сказать о своих “Мертвых душах” и Гоголь.
Обратим, однако, внимание на название этой русской Илиады. Вот именно, она представляет собою себя summa summarum нравственных пороков. Если в Пушкине воплощено пложительное знание о России, то в Гоголе – отрицательное.

Но и здесь сплошные парадоксы: один из дотошных гоголевских биографов (С. Венгеров) написал столетие назад статью под названием “Гоголь совершенно не знал реальной русской жизни”.
Исследователь установил, что изучение Гоголем русской провинции исчерпывалось недельным (вынужденным) пребыванием в Курске и сорока семью днями безостановочных разъездов между Малороссией и Петербургом. “Не заезжал Гоголь никогда ни к какому русскому помещику, - пишет С. Венгеров, - не обедал никогда ни у какого Манилова, не видал, как уписывает бараний бок Собакевич, не ночевал у Коробочки, не бывал никогда ни на каком, столь неправдоподобно у него описанном губернаторском балу, не видел, как “пошла писать губерния”, не был никогда свидетелем того, как ведут беседу дама просто приятная и дама, приятная во всех отношениях и т. д., и т. д., и т. д. Ровно ничего из всего этого /…/ Гоголь никогда не видел и не наблюдал.”

Поразительно, правда? Воистину, приходится говорить не о литературном гении, но о литературном демоне. Есть писатели, чей нравственно-психологический опыт находится решительно вне понимания у автора этих строк, и Гоголь из их числа.

Его литературная слава началась с “Вечеров на хуторе близ Диканьки”, “Тараса Бульбы” и “Миргорода”. Будущий русский классик начинал, как пламенный украинский патриот. В “Тарасе Бульбе” он дал волю своим этническим генам и залил повествование морями антиукраинской крови.
Убийство Тарасом собственного сына вызывает у автора беспрекословный восторг. Более свирепой патриотической книги не знает история мировой литературы. Оказавшись в Петербурге, в космополитической атмосфере громадного европейского города, Гоголь с ностальгической силой воспроизвел лирико-героический миф “утраченной родины”. Успех его “Вечеров на хуторе близ Диканьки” был чрезвычайным. На какое-то время они превзошли популярностью самого Пушкина. К чести русского поэта, он не только не испытал зависти к своему неожиданному и вчера еще никому не ведомому сопернику из малороссийской глубинки, но стал увлеченным пропагандистом “Вечеров”.

Было бы ошибкой оценивать “малороссийский цикл” Гоголя только как ориентальную прозу. Он обладает уникальной самоценной эстетикой, предвосхитившей многие последующие, в том числе и современные достижения художественно – литературной мысли. В нем дремлет опыт Франца Кафки, Сальвадора Дали, прочих мэтров европейского сюрреализма. А жанр триллера или “фильма ужасов”? Он тоже предвосхищен Гоголем в “Вие”. Это буквальным образом чтение не для слабонервных. “Вий” -
российский пролегомен к Хичкоку.

Короче говоря, Гоголь обладал тем, что Владимир Набоков назвал “четырехмерным видением мира”, отказывая в таковой способности даже Пушкину:

“Русские, которые считают Тургенева великим писателем или судят о Пушкине по гнусным либретто опер Чайковского, лишь скользят по поверхности таинственного гоголевского моря и довольствуются тем, что кажется им насмешкой, юмором и броской игрой слов. Но водолаз, искатель черного жемчуга, тот, кто предпочитает чудовищ морских глубин зонтикам на пляже, найдет в "Шинели" тени, сцепляющие нашу форму бытия с другими формами и состояниями, которые мы ощущаем в редкие минуты сверхсознательного восприятия. Проза Пушкина трехмерна; проза Гоголя по меньшей мере четырехмерна ."

И в связи с этим:

"Уравновешенный Пушкин, земной Толстой, сдержаный Чехов - у всех у них бывали минуты иррационального прозрения /.../. Но у Гоголя такие сдвиги - самая основа его искусства, и поэтому, когда он пытался писать округлым почерком литературной традиции и рассматривать рациональные идеи логически, он терял даже признаки своего таланта. Когда же в бессмертной "Шинели" он дал себе волю порезвиться на краю глубоко личной пропасти, он стал самым великим писателем, которого до сих пор произвела Россия."

С “набоковским” прочтением Гоголя можно не соглашаться. Но абсолютная уникальность дарования этого мистика и реалиста самоочевидна. Он – самый неповторимый (и необъяснимый) обитатель русского литературного Олимпа.

original zdes' http://www.lebed.com/art3404.htm

Упс... - я заметила грамматическую ошибку в заголовке - нужно две "н"...

(Отредактировал(а) Vishenka - 22:08 - 5 Авг., 2003)

[nel]

Спасибо, Вишенка. Я как раз этим летом купила себе полное собрание сочинений Гоголя и с удовольствием перечитала от корки до корки. Часть знаю почти наизусть, но удовольствие от его языка - не передать словами.

[Vishenka]

Я его тоже люблю, Нел (великий мистик), как и всю цепочку писателей, прорисованную Сердюченко до Булгакова.

[Bérurier]

А у нас памятник носу пропал, мало этим вандалам чижика-пыжика.

[Vishenka]

Na metallolom, podi, sdali

[Bond]

Все правильно, только вот не стоило бы классифицировать Гоголя (если его вообще можно классифицировать) как русского классика. В его русский язык удивительно красиво вплетена украинские ментальность и стилистика.

[random]

И  нет у нас, блядь, ни своего Ричарда Баха, ни Германа Гессе...

Сразу видно, что русская словестность автору эссе небезразлична... (Мы же филологи, как говаривала Ахматова )

(Отредактировал(а) random - 14:28 - 6 Авг., 2003)

[Vishenka]

"Сразу видно, что русская словестность автору эссе небезразлична... (Мы же филологи, как говаривала Ахматова  )"
Well, меня это тоже царапнуло, равно как и кое-что другое (не буду приводить примеров), я-то не филолог, но если бы мне и пришла в голову мысль редактировать этот эмоциональный текст перед тем, как поместить его, я сама бы такую попытку редактирования сочла бы кощунственной. Буду просто надеяться, что лица моложе 18 сюда заглядывать не будут Из песни слов не выкинешь, как известно. Мир, где выражают эмоции таким образом, для меня параллелен, но, тем не менее, он существует, как реальность, данная нам в об"ективных ощущениях - данном тексте.

(Отредактировал(а) Vishenka - 16:53 - 6 Авг., 2003)

[random]

Дело-то собственно не в "непечатности", а в том, что к лексике из "параллельного мира" обращаются (за редким исключением   ), когда сказать больше нечего. Что характерно, "полемическое продолжение" по существу является переложением первой статьи на нормативный язык с единственным, пожалуй, отличием. Помимо уже процитированного, вот еще несколько "выбранных мест" из "эмоционального текста":

...а где, где Джек Лондон? Где русский Киплинг?

...нету у нас своих Уайльдов или По, или Майринков, у нас даже, черт  побери, свой Стивен Кинг до сих пор не вырос!

... И не имеем мы теперь своих Павичей...

Но на самом-то деле

...По сути, вся балканская проза, все это направление, замешенное на фольклорных ужасах, рождено Гоголем на сто лет раньше. Там, в принципе, и Маркес  недалеко...

несмотря на то даже, что

...современникам залечил мозги Пушкин, только то и сделавший, что переложил  по-русски современную ему западную литературу...

Создается впечатление, что Гоголь служит тут только субстратом для развития вечной темы ...

[Vishenka]

Я не уверена, что я Вас правильно понимаю с субстратами для  развития вечной темы ...

Вы имеете в виду "Слонопотамьи" вопросы:
Велика ли русская литература?
Если велика, то насколько она велика? (Где Джек Лондон? Павич?)
Любят ли "маленького человека" Гоголь и Толстоевский?
А если любят, то КАК они их любят?


Моя мотивация для помещения этой статьи здесь для обсуждения - мне нравится
ревизионизм в любой сфере умственной деятельности. Ревизионизм - от слова ревизия. Почему нравится - наверное, есть что-то обще-хулиганское со старушкой Шапокляк, мне не нравятся истины в последней инстанции. Мне все-таки статья Каменецкого кажется свежим взглядом на замыленный сюжет. Вторая статья интересна, но поводом для ее написания явилась все-таки первая

(Отредактировал(а) Vishenka - 17:19 - 7 Авг., 2003)

[Vishenka]

Многим братьям парижских лож посчастливилось стать слушателями "размышлений вслух" Георгия Адамовича, речей, зачастую более откровенных, чем журнальные или газетные публикации: все-таки среди "своих" говорить в каких-то отношениях проще… Вот одна из таких работ, посвященная Николаю Гоголю, "главному мистику" русской классической литературы:

Было бы нелепо спорить против того, что Гоголь один из величайших писателей. Это признано всеми, это не подлежит ни малейшему сомнению.

Лично я сказал бы даже больше: Гоголь – пожалуй самый гениальный наш писатель, тот, у которого изобразительный и чисто словесный дар достигает наибольшей силы, Константин Аксаков называл его "нашим Гомером", Мережковский высказал предположение, правда, более чем фантастическое, - что сам черт водил пером Гоголя, когда тот Принимался Писать. Если условиться, Что в этом замечании дана только оценка гоголевского таланта, преувеличения в нем нет. Талант действительно необыкновенный, несравненный, и достаточно вспомнить хотя бы первые страницы "Мертвых Душ", с удивительным в своем нарочитом, монументально величавом идиотизме разговором о колесе, которое до Москвы может быть и доедет, но до Казани, нет, до Казани не доедет - и Маниловым, и Собакевичем, и Плюшкиным, чтобы это сразу почувствовать. А беседа двух дам, просто приятной и приятной во всех отношениях, а Хлестаков, а женихи, ожидающие выхода Агафьи Тихоновны... нет, о чем тут говорить: гений, гений, отрицать это можно только по слепоте или ради оригинальничанья.

Но...

Это "но" чрезвычайно существенно, и в двух словах не легко его объяснить.

Не все ведь дело в размерах таланта, имеет значение и то, чем талант одушевлен, к чему обращен, каких духовных содержанием наполнен. Именно скудость духовного содержания, крайняя его необычность, мешает Гоголю занять в нашей литературе то место, которое по великой своей одаренности занять он был бы вправе. Не говорю уж о Пушкине, в подлинном воздействии на умы и души ему далеко до Толстого или Достоевского, На первый взгляд это кажется парадоксальным, но только на первый взгляд: если вдуматься, обоснование возникает само собой.

Гоголь - писатель холодный, по-видимому, никогда никого не любивший, и если от этого и страдавший, то оставшийся таким до конца, до "Переписки с друзьями", в которой он советует помещикам читать крестьянам Евангелие, но самое крепостное право находит нормальным и законным. Совершенно правильно заметил Достоевский в "Бедных Людях", что даже над несчастным своим Акакием Акакиевичем Гоголь, в сущности, издевается, и не случайно он противопоставил ему Пушкина, который в "Станционном Смотрителе" отнесся к такому же беспомощному старику много человечнее.

Гоголь - явление причудливое, одинокое, и если изумление наше он возбуждает, то главным образом именно изумление, едва ли что-нибудь другое, глубже нас затрагивающее. "Какое умное, и странное, и больное существо!", сказал себе Тургенев, глядя на него незадолго до его смерти, - и приблизительно такое же впечатление производят сто лет спустя и книги его.

Толстой, Пушкин, Достоевский писали не только для всех, но как будто и за всех своих современников и даже потомков. Они выразили то, что бесчисленным русским людям хотелось сказать, - может быть не в мыслях, но зато в созданных ими образах. Толстой, Пушкин, Достоевский властно вторглись в наше существование, они участвуют в нем, стали нашими "вечными спутниками", часто даже друзьями, помощниками, советниками, учителями. Помнится, Алданов сказал о Толстом – "вечное утешение". Кто скажет это о Гоголе? "Вечное развлечение", "вечное восхищение" - бесспорно, но не "утешение". У Гоголя нечему учиться, и со своим недобрым, сернокислотным юмором он никому ни в чем помочь не может.

Конечно, он был мучеником, и если что-нибудь нам и передал, то лишь это свое мучительное ощущение бесплодия, выхолощенной и внутренне опустошенной гениальности. Говоря "нам", я имею в виду, впрочем, лишь обыкновенных читателей, ни в коем случае не людей пишущих: для тех, бесспорно, Гоголь - великий образец, способный очень многое им раскрыть в тайнах словесного искусства и мастерства.

Есть писатели, о которых говоришь себе, что без них нельзя было бы жить. Кажется, что жизнь была бы беднее, темное, "пустее", если не было бы "Войны и Мира", "Онегина", "Карамазовых", стихов Тютчева или Лермонтова. Несомненно, у Гоголя было страстное стремление стаять именно таким художником.
Один раз ему даже удалось написать повесть, в которой любви к людям было больше, чем насмешки:
каким то чудом возникли под его пером чудесные "Старосветские Помещики". Но и это было скорей
догадкой великого мастера, что возможен и такой замысел, чем естественное, продиктованное сердцем его осуществление. На русском литературном небосклоне Гоголь остается огромной, холодной, призрачно мерцающей звездой. Искусство его поразительно, но того, что дорого у других наших великих писателей, – чего-то похожего на протянутую руку, на ответственность за все, что с людьми может случиться, – у него нет.

Не будем повторять тех прописных псевдо-истин, к которым имели склонность составители былых учебников: основатель русского реализма, проповедник гуманности, апостол любви, и так далее. Колдун - Гоголь сумел создать такие иллюзии, но прошло больше ста лет с его смерти, и пора бы им рассеяться.

Istochnik tot zhe www.lebed.com

[random]

Vishenka, - да где же тут ревизионизм и "свежий взгляд"? Ладно, вторая статья "по мотивам" написана, но ведь и Набоков и Адамович в точности о том же...

Насчет "субстрата для вечной темы" - не хотел ее называть вслух, но по-моему и литература тут тоже только среда для извечных разговоров (вместо литературы можно, например, металлургию или освоение космоса подставить) о том "какие ... мы ... , а как они ... нас ..." (недостающее заполнить).

Кстати, если посмотреть на процитированные мною отрывки, то достаточно очевидно - насколько что-то может быть очевидным и осмысленным при подобных сравнениях - что автор во всех без исключения порядком передергивает (ну разве что Стивен Кинг и впрямь пока не вырос )

[Vishenka]

Ох, опять Анну Андреевну придется дергать-вспоминать... Знаете, как она Алексея Толстого называла? - Соусник проклятый. Вот для меня такой бабочник проклятый Набоков - не люблю, сторонюсь. Не читала, чего он там о Гоголе писал.

А Адамович - ну где же о том же? Для него вообще Гоголь - холодная лягушка. Я привела этот отрывок без своих комментариев вообще, но мне такой взгляд на творчество Гоголя кажется более близким к тому, что было в учебниках - никакого оживляжа, никакой перспективы, сравнений с балканской и проч.

Про субстрат я Вас таки правильно поняла, это радует , но интереса нет к обсуждению таких промблем. Давайте, я лучше случай из жизни расскажу. Здесь в Нью-Йорке есть юрист, по фамилии, кажется, Ловенфельд. Никакого отношения к русским. Учась в Гарварде на юрфаке, с ходил в кино. Давали "несколько дней из жизни Обломова". В Америке никогда не бывает дублирования, т.е. все фильмы идут на оригинальном языке с субтитрами. И так его зацепила мелодика речи, что он решил выучить - и выучил! - русский язык. Переводит Пушкина, есть у него в Бруклине учительница русского языка. Очень прилично говорит, может быть, лучше, чем я по-английски, учитывая высокую вариабельность словарных форм в русском языке. У человека нет отношения - Пушкин это ваше, а Шекспир это наше. Его потряс Пушкин, он хочет им поделиться - мне это близко.
http://www.vestnik.com/issues/2003/0108/koi/orlov.htm

(Отредактировал(а) Vishenka - 22:47 - 7 Авг., 2003)

[random]

Ну вот, уже на личности переходить стали А оживляжа у нашего эссеиста конечно больше - кто же спорит ...  А с чем совсем соглашусь, так это с тем,что Вы про Лоуэнфельда пишете:

У человека нет отношения - Пушкин это ваше, а Шекспир это наше. Его потряс Пушкин, он хочет им поделиться - мне это близко.

Кстати, в статье о нем поминается набоковский перевод Онегина и комментарии. Вы не читали? (я - нет). В свое время комментарии Лотмана прямо как триллер читал.

[Vishenka]

"Вы не читали?" - сначала хотела пожалиться, что времени на все нет, потом решила, что видимо и не читала бы, даже если время и было бы. А с третьего захода - спасибо, попробую сыну найти комментарии Лотмана, боюсь только, уйдет он тогда из математиков в филологи Он и так поэзию любит.
Где деньги, Зин? (В смысле - кто их зарабатывать будет)

[Boris]

К вопросу о "ревизионизме". На сей раз Ревизор нагрянул к Тютчеву:
http://www.izvestia.ru/culture/article36954

[Vishenka]

Борис, спасибо,прочитала, но ревизионизм в той статье очень "мягкий". Где-то в конце 80-х читала гораздо более жесткое мнение в какой-то питерской газете о нем. Не помню ни автора, ни источника. Автор ставил ему в вину плохое владение русским языком, в качестве примера разбирал несколько стихотворений с комментариями вроде: это калька с французского выражения, а эта - с английского. В знаменитом
Нам не дано предугадать
Как наше слово отзовется
И нам спасение дается
Как нам дается благодать
посчитал процент употребления слова "нам" и его производных. Разнёс, короче, но, опять, забыла кто это был, просто потому что к Тютчеву не пылаю. Стихотворение цитирую по памяти, ошибки, если есть - на моей совести

[Olala]

посчитал процент употребления слова "нам"...

Да ведь это же поэтический прием повтора...

[Vishenka]

Николай ЖУРАВЛЁВ (Москва)

ПОЭТ И ВЕРТИКАЛЬ Суета вокруг юбилея

«И жить торопятся, и чествовать спешат»
Парафраза Ильфа и Петрова

При имени Фёдора Ивановича Тютчева в памяти сразу возникают несколько ключевых строк:

Люблю грозу в начале мая

Умом Россию не понять

И ропщет мыслящий тростник

Мысль изреченная есть ложь
- а потому, узнав о том, что комиссию по празднованию 200-летия со дня рождения великого поэта возглавил сам В.В.Путин, я захотел понять не только Россию, но и то, какой из перечисленных выше строк воодушевлялись кремлевские пиарщики, затевая юбилей на таком уровне.

Тем более что запланированные всенародные торжества приходятся на очень неудобное время (23 ноября/5 декабря 2003 года), то есть на самый разгар предвыборной кампании в Думу, за которыми non stop последует президентская кампания. А поклонники Тютчева с очевидностью не гарантируют перевеса в голосах тем из претендентов, которые будут идти на выборы с его стихами на устах.

Ну, понятно, что и не из любви к искусству поэзии. Тем более что это не Пушкин, который за нас всё делает. Однако в подобной связке любой знающий творчество поэта сразу вспомнит, что великий лирик был ещё и политическим поэтом (этот жанр даже составлял в его творчестве особый раздел) и политическим публицистом. Не говоря уже о том, что всю молодость он провел в Германии на дипломатически-разведывательной службе и «лютеран любил богослуженье».
Более того, покинув Германию, он признался в одном из писем, что «не без грусти расстался с этим гнилым Западом, таким чистым и полным удобств, чтобы вернуться в эту многообещающую в будущем грязь милой родины».

Но в своих политических пристрастиях он был сугубым анти-европейцем, анти-католиком, панславистом и воинствующим православным. Сколько строк им было посвящено, чтобы не просто воспеть доблесть русского оружия, но и убедить, например, польский народ после подавления восстания 1830 года в том, что «братскою стрелой пронзённый \\ ты пал на очистительный костёр!.. \\ Верь слову русского народа: \\ Твой пепл мы свято сохраним», «Да купим сей ценой кровавой \\ России целость и покой» Или, обращаясь к вдохновленным сим примером чехам, что «стена упруга», которая обошла «шестую часть земного круга», «живой для вас оплот, \\ Меж вами станет и врагами \\ И к ним поближе подойдет» (и это за сто с лишним лет до НАТО и ОВД!) И можно со стопроцентной уверенностью утверждать, что все эти заклинания были исключительно для внутреннего воодушевления, и никак не отзывались в среде братьев-славян.

А упомянутые строки про лютеранскую веру имеют продолжение: «Но дом её уж пуст и гол стоит\\ Молитесь Богу, \\ В последний раз вы молитесь теперь». «Последний раз», правда, что-то затянулся.

А с католиками и того хлеще. Рим - это «мир волшебный, но отживший!»
«Еще страшней, еще неумолимей \\ И в наши дни (21 декабря 1864 г.) - дни Божьего суда - \\ Свершится казнь в отступническом Риме \\ Над лженаместником Христа». Хотя Пий IX и сморозил глупость, высказавшись против свободы совести*, но каков гнев?

А мечта об освобождении Царьграда (т.е. Стамбула - столицы суверенной Оттоманской империи) жгла так, что он писал в настоящем времени: «венца и скиптра Византии \\ Вам не удастся нас лишить» и призывал Николая I вернуть Святую Софию: «Пади пред ней, о царь России, \\ И встань, как всеславянский царь!»

Вообще у поэта с логикой нелады. Вот отчётливый пример - отклик на казнь декабристов.

Вас развратило самовластье,
И меч его вас поразил, -
И в неподкупном беспристрастье
Сей приговор Закон скрепил.
Народ, чуждаясь вероломства,
Поносит ваши имена -
И ваша память от потомства,
Как труп в земле, схоронена.
О жертвы мысли безрассудной,
Вы уповали, может быть,
Что станет вашей крови скудной,
Чтоб вечный полюс растопить!..
Зима железная дохнула -
И не осталось и следов.

Но если есть развращающее самовластье (хотя развратом всегда считалось раболепство, а не бунт против него), подобное вечному полюсу, на котором железная зима, то как можно считать протест против них именно развратом мысли, кипением скудной крови, о каком беспристрастном Законе, да ещё с большой буквы можно говорить?

А если вспомнить, что поэт писал любимой жене в письмах, в которых он характеризует высшее чиновничество империи как «скопище кретинов, которые наперекор всему и на развалинах мира, рухнувшего под тяжестью их глупости, осуждены жить и умереть в полнейшей безнаказанности своего кретинизма», - то как это согласовать с воодушевленными пожеланиями православному и славянскому мирам радостно отдаться под их власть?

И ещё хуже. После пламенных стихотворных и публицистических прокламаций, имевших целью вдохновить монарха на великие подвиги, после его (Николая I) смерти Тютчев отзывается страшнейшей эпитафией:

Не Богу ты служил и не России,
Служил лишь суете своей,
И все дела твои, и добрые и злые, -
Всё было ложь в тебе, всё призраки пустые:
Ты был не царь, а лицедей.

И Это он только что предлагал во всеславянские цари!

Но всё это доказывает только то, что Тютчев - поэт глубоко русский, даже более русский, чем любой другой русский поэт, именно в силу свой восхитительной непоследовательности, нелогичности и полной подчинённости сиюминутному чувству и, одновременно, некоей совершенно туманной и никоим образом рационально не объяснимой идее.

Как тут не вспомнить главного четверостишья:

Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить.
У ней особенная стать,
В Россию можно только верить,

без которого любой разговор о поэте будет не полным?

Сколько благоглупостей было сказано по этому поводу, сколько было упоения от сознания национальной иррациональности, как признака истинного величия, но никто так и не заметил главного, против воли автора упрятанного в подтексте: credo, quia absurdum, - «верую, потому что абсурдно» -; гениальный постулат Тертуллиана.

То, что не абсурдно, рационально, в вере не нуждается. А высшее, Божественное не нуждается в рациональном обосновании, а потому требует Веры. И, стало быть, заявленная претензия противоречит самой сущности христианской религии - запрету на обожествление земного («не сотвори себе кумира» - это ведь первая заповедь!)
Таким образом, поэт требует верить в Россию, тогда как верить можно только в Бога. И тогда получается, что все, кто исходит восторгами по поводу этих строк, на самом деле, вместе с автором - обычные богохульники.

Но поскольку всё это существует в форме восхитительных же, греющих любую русскую душу стихов, оно оказывается ко двору людям любой идеологии. Хорошей поэзии всегда хватает на всех.

Впрочем, что конкретно из наследия поэта будет задействовано в пропагандистской кампании во славу «Единой России» и её внештатного лидера догадаться не трудно.

Возможно, даже такую мелочь, как место рождения Тютчева - Брянский уезд Орловской губернии - можно использовать как довод в пользу укрупнения регионов: мол, никакой Брянской губернии не было, что не мешало гениев рождать. А им, в свою очередь, и стихи писать, и цензорами работать, - тоже хороший аргумент для современных Анакреонтов.

Ну, и оппозиция дремать не будет. Левая уцепится за такой стих:

Напрасный труд - нет, их не вразумишь, -
Чем либеральней, тем они пошлее,
Цивилизация - для них фетиш,
Но недоступна им её идея.
Как перед ней не гнитесь, господа,
Вам не сыскать признанья от Европы:
В её глазах вы будете всегда
Не слуги просвещенья, а холопы.

А правая не пропустит такие:

Слуга влиятельных господ,
С какой отвагой благородной
Громите речью вы свободной
Всех тех, кому зажали рот!

или:

Свет не таков: борьбы, разноголосья -
Ревнивый властелин - не терпит он.
Не косит сплошь, но лучшие колосья
Нередко с корнем вырывает он.

или еще хуже:

И чувства нет в твоих очах,
И правды нет в твоих речах,
И нет души в тебе.
Мужайся, сердце, до конца:
И нет в творении - Творца!
И смысла нет в мольбе!

Но есть стих, общий для всех:

Ты долго ль будешь за туманом
Скрываться Русская звезда,
Или оптическим обманом
Ты обличишься навсегда?
Ужель навстречу жадным взорам,
К тебе стремящимся в ночи,
Пустым и ложным метеором
Твои рассыплются лучи?
Всё гуще мрак, всё пуще горе,
Всё неминуемей беда -
Взгляни, чей флаг там гибнет в море,
Проснись - теперь иль никогда.

Написано 20 декабря 1860 года.

На том и закончим. И посмотрим, что за юбилей нам преподнесут. И с какими цитатами.

*Имеется в виду "Силлабус, или Список важнейших заблуждений нашего века" от 8 декабря 1864 г.

[Shutegoberi]

Bond

Все правильно, только вот не стоило бы классифицировать Гоголя (если его вообще можно классифицировать) как русского классика. В его русский язык удивительно красиво вплетена украинские ментальность и стилистика.

А шут его знает, Бонд... В "Вечерах" - да. Их и на украинский без потерь перевести каждый школьник сумеет. А другие его рассказы того-с, слишком холодны...

[independent observer]

Давайте, я лучше случай из жизни расскажу. Здесь в Нью-Йорке есть юрист, по фамилии, кажется, Ловенфельд. Никакого отношения к русским. Учась в Гарварде на юрфаке, с ходил в кино. Давали "несколько дней из жизни Обломова". В Америке никогда не бывает дублирования, т.е. все фильмы идут на оригинальном языке с субтитрами. И так его зацепила мелодика речи, что он решил выучить - и выучил! - русский язык. Переводит Пушкина, есть у него в Бруклине учительница русского языка. Очень прилично говорит, может быть, лучше, чем я по-английски, учитывая высокую вариабельность словарных форм в русском языке. У человека нет отношения - Пушкин это ваше, а Шекспир это наше. Его потряс Пушкин, он хочет им поделиться - мне это близко.
http://www.vestnik.com/issues/2003/0108/koi/orlov.htm

Какое, однако, необычайное совпадение... Давайте-ка я Вам тоже случай из жизни расскажу, включающий нашего наилюбимейшего литературоведа по фамилии Ловенфельд. Возможно, после прочтения нижеследующей статьи Вы сможете в полной степени оценить источники его божественного вдохновения:

http://www.lowenfeld.h1.ru/lowenfeld.htm

С безграничной любовью и искренним уважением.

[nel]

independent observer, материал, предложенный вами, замечательно интересен. Однако не вижу даже ближнего приближения его к теме литературы, которая в данной теме обсуждается. Мы говорим о переводах и литературе, вы - об обманах и личных качествах переводчика. Если уж исходить из столь глубоко морального подхода к творчеству любого художника или литератора - среди них так много моральных уродов и психически неполноценных, что литературу стоило бы перестать читать?

[independent observer]

Если уж исходить из столь глубоко морального подхода к творчеству любого художника или литератора - среди них так много моральных уродов и психически неполноценных, что литературу стоило бы перестать читать?

Что Вы, это отнюдь не то заключение, к которому мне хотелось бы Вас привести при помощи предложенной мною статьи.

Напротив, значительно интереснее перечитывать многочисленные работы, будучи в курсе внутреннего мира автора и восприятия жизненных ценностей последнего. Ведь отчего нам интересна биография тех же самых Гоголя и Пушкина? Хотя бы потому, что при познании их внутреннего мира открывается огромное количество неизведанных граней в их работах

[nel]

Ведь отчего нам интересна биография тех же самых Гоголя и Пушкина? Хотя бы потому, что при познании их внутреннего мира открывается огромное количество неизведанных граней в их работах

Верятно :-) Хотя лично для меня биографии неинтересны. Приватная жизнь, изложенная на бумаге, никогда не бывает объективной. А данные "родился - крестился" вряд ли будут интересы при всей их объективности :-)